1
Я сидела в гостях у подружки и рассказывала про своё житьё-бытьё. Главную мою новость – покупка комнаты в коммуналке, всем и так была известна. Впрочем, известна ещё и потому, что на её покупку деньги собирались, в том числе и у друзей, только без пожизненных процентов.
Небольшая комната в старом спальном районе недалеко от МКАДа – это всё, на что мне удалось собрать. Свобода и независимость стоят, в конце концов, чего-то. Хотя, какая независимость от банков и кредитов? Финансовая и моральная зависимость по «рукам» и деньгам.
Очень хотелось иметь своё, Своё Место. Там, где будешь чувствовать свою безопасность, и откуда никто не выгонит по собственной прихоти. И вот я уже сидела рядом с Анюткой и делилась своим новым опытом.
- Да, - дивилась подруга, - попала ты.
Попала и попалась. Трудна свобода при обстоятельствах. Обстоятельства же были таковы – семейство соседей. Главное зло коммунального сообщества. Причем обоюдоострое.
- Вот уж действительно, я купила только комнату, из которой и не вылезаю, - вещала с досадой я. - Все места «общего пользования» - сплошная вражеская территория. А ведь на что купилась при просмотре? На чистоту. Я ведь так люблю порядок, а тут, наконец-то, дом на дом похож. У лучше бы я к каким-нибудь засранцам уехала.
Я припомнила день просмотра потенциального жилья. Продавец, мужчина, напоминающий приходского священника, показал комнату, выставленную на продажу, затем проводил на кухню, по дороге поочередно открывая двери ванны и санузла. Все было более чем пристойно для коммуналки. Сделано «под себя», с любовью, кругом был образцовый порядок. Вскоре подключилась вторая хозяйка квартиры, соседка Валентина. Женщина строгая, аккуратная, и судя по возрасту, голосу и выговору, из деревни, зацепившаяся в Москве своё время.
Валентина обозначила свои требования: порядок во всем, чужих не водить, тишина, своевременная оплата коммунальных услуг. Все сходилось, эти же требования выставила бы и я, будь я на её месте. Ударили по рукам. Будь проклят тот день.
Отныне я сидела взаперти в своей комнате, боясь куда-либо выйти. У Валентины оказалось двое взрослых недружелюбных дитятей: дочка Лена и сын Артем. Судя по их нелюбви, друг к другу, бесконечных взаимных претензий, в воспитании поскальзывались навязанные двойные стандарты и оторванность от реальной жизни.
Валентина, воспитанная в деревне, была проста, как моя межкомнатная дверь, сохранившаяся с советских времен. В ней не было ни лицемерия, ни хитрости, как в её дочери Лене. Она жила по той же схеме, к которой когда-то была приучена в детстве. Разум её был прямолинеен, что явно не укладывалось в понятия её городских детей.
С Леной было все понятно - эгоистка до мозга костей, лентяйка, она была вынуждена выполнять приказания матери. Но в ней уже вызрел конфликт, и он гноился у всех на глазах, особенно остро проявляясь в отношениях со своим братом Артемом. Голос, голос Лены, визгливо-детский, наполнял все пространство квартиры как идеальный газ в считанные секунды. Единственный человек, с которым Лена была любезна, это был её жених Стасик, как она его называла. «Стасик» был видный, уравновешенный парень лет двадцати пяти, красавец. Его хотелось называть Станислав, а Стасиком он стал, только благодаря любви Лены. Стас, был единственным адекватным человеком в квартире, после меня, конечно.
Артём, её брат, парень шестнадцати лет, долговязый высокий подросток, который благодаря спорту начал формироваться успешно, все равно имел некую неприкаянность, что выражалось в его фигуре. Он больше походил на мать, явно имел потенциал порядочности и справедливости, но отравленный с детства соседством с сестрой, и неувязкой между реальностью, с которой сталкивался в школе и идеалистическим подходом своей матери явно потерялся в жизни. Я никогда не слышала, чтобы у него были друзья, более того, насколько я поняла, он был изгоем класса и искал утешение в спорте. Валентина им страшно гордилась. Её «хороший» мальчик никуда не лез, ровно учился, редко болел, выигрывал какие-то соревнования.
В отсутствие матери, Лена позволяла себе, явно по привычке, командовать Артёмом, забывая, что «хороший» мальчик вырос. Артём, пытаясь быть вежливым, пытался «тормозить» сестру, но та, не замечала попыток брата сохранять ровные отношения и часто перегибала палку. К тому моменту, когда я уже освоилась на новом месте, мне все чаще приходилось невольно слышать перепалки между братом и сестрой. Артём отращивал «зубы для жизни», в то время как Лена их стачивала.
Я не любительница ссор, воздух конфликтов мне не интересен. Я предпочитала отсиживаться в комнате. Готовить я выходила поздно вечером, когда семейство покидало кухню. А после нескольких выговоров, что плита была куплена лично Валентиной и она требует к ней пристального внимания в обращении и вовсе приобрела конфорку с двумя «блинами» и готовила в своей комнатушке.
Порядок оказался иллюзией, которая скоро рассыпалась. Утром я наблюдала, как санузел был грязным после посещения Леной, кругом валялись её волосы, в прихожей был песок от обуви и на полках соседского семейства лежал толстенный слой пыли.
Я старалась аннулировать источники возможных конфликтов. Подтирала, подметала и убирала за всеми пока никого не было рядом, не выходила из комнаты, как только соседи приходили, при этом старалась быть приветливой, всегда здоровалась при встрече. Отвечала только Валентина. Лена меня в упор не замечала, а Артем, явно кем-то из семьи накрученный, при виде меня всегда начинал: «А вам не кажется…», и так далее.
Живому человеку не угодишь. Соседи и через год меня не воспринимали. Когда Валентина планировала надолго уехать, она вызывала меня на кухню и зачитывала правила общежития. Я не слышала, чтобы такие инструкции она давала детям, ибо её дочь, впервые же дни после отъезда матери приводила друзей, и они допоздна сидели на кухне за пивом и креветками. Стас в эти дни поселялся в квартире, и они устраивали с Леной секс-марафон с криками и ахами и беготнёй в ванну. Всю неделю или две, в отсутствие Валентины, в квартире дети не убирались. О приезде соседки я узнавала по генеральной уборке и крикам Лены на брата, который уж точно не был виновном беспорядков.
Артем срывался на мне. От месяца к месяцу его риторика приобретала угрожаю-щую форму, чего он не позволял себе в адрес сестры-тирана. Иной раз мне начинало казаться, что он готов меня ударить. Верно в семье поговаривали, что я им мешаю в «их» квартире. Почему они не выкупили комнату сами, когда она продавалась? Так они не хотят не за что платить, а даром им почему-то не дают.
Меня соседи начинали раздражать. Сами не живут по-человечески и ко мне претензии, а угрозы Артема, это уже ни в какие рамки не лезли. Вот почему, предыдущий хозяин так странно себя вел. Как выяснилось, это милое семейство выжило с десяток соседей за двадцать лет. При этом почему-то мне было их жаль. Осиный улей. Запутавшиеся судьбы. Особенно было жаль Артема. Он был на стороне семьи. Ему и в голову не приходило подумать или усомниться, кто прав, а кто действительно виноват. Злом дома он считал меня, а я слышала за его словами чужие мысли. Я не спорила с ним, я была старше и понимала его проблемы. Ему не доставало жизненного опыта, чтобы во всем разобраться, а мне не хватало аргументов и влияния на его неокрепший разум.
2
Однажды под утро раздался грохот на кухне. Звук был такой, словно рухнуло тело. Я никуда не пошла. Мало ли что случилось у соседей. Не делай добра, зла не увидишь. Сейчас побегу помогать, а они потом на меня всех собак спустят. Пусть сами с собой разбираются. Но никто не шел. На кухне с полчаса стояла тишина. Потом послышались стоны. Я не выдержала и пошла на кухню. В луже воды, лежал Артем, держа в руке часть разбившегося стакана. Видимо упал в обморок.
Я завернула по коридору к соседям, постучала в дверь. Вскоре вышла Валентина. Я указала на кухню: «Там Артём лежит. С ним что-то случилось». Валентина побежала к сыну, я ушла в комнату.
С Артёмом действительно что-то случилось. Валентина крикнула мне, чтобы я вызвала скорую, так как Лена в тот день была у Стаса, а случай видимо был серьезный.
Пока Валентина приводила в чувство сына, я встретила скорую. На кухню не пошла, осталась в коридоре, на случай если понадоблюсь, стояла возле дверного косяка, куда вскоре врачи притащили на мягких носилках раздетого Артема. Он был в сознании, но было ощущение, что он на грани жизни и смерти. В какой-то момент мы остались один на один. Врачи скорой и Валентина убежали организовывать перевозку, так как в доме не было грузового лифта, а парень был чересчур здоров для двух врачей скорой.
Я смотрела на Артема, а Артем на меня. У меня было смешанное чувство. С одной стороны, вот лежит голым тот, кто еще недавно мне угрожал расправой, за то, что я смею жить в «его» доме. Вот она – справедливость. Наказан тот, кто нападал на беззащитного. С другой стороны – что взять с «дурака»?
В глазах Артема, на перекошенном судорогой лице, стоял только один вопрос, обращенный ко мне: «Неужели это все?». Он, казалось, понимал мое чувство. Я должна была чувствовать торжество победителя, но я смотрела на него спокойно, как беспристрастный судья. Вскоре прибежали врачи, мать и соседи-мужчины, которых удалось разбудить. Тело Артема унесли и я большего не видела.
Через несколько дней я звонила подруге, поделиться новостью. Сосед умер. Я не знала, чем это событие обернётся лично для меня. Возможно, Лена со своей матерью вовсе меня сживут с квартиры. Возможно, что-то сдвинется с мертвой точки и они с пониманием отнесутся к соседке, ведь жизнь такая хрупкая и непредсказуемая и нужно беречь то хорошее что в ней есть. А пока я услышала голос подруги, желающей мне только хорошего: «Да, это хорошая новость. Враги умирают!»