Я остановился в Могилёве, нарочито не торопясь, притормаживая каждый шаг, с самого начала настраивая себя на медлительность. В этом заключалась идея, подтекст. Дело в том, что предыдущий десятилетний период жизни я провалил именно из-за спешки.
Конечно, я не сразу пришёл к такому выводу, но уверен в его правильности.
Депрессия, в которую я впал перед отъездом из города К., оказалась настолько очевидной, что этого не отрицала даже врач-психотерапевт, к которому я обратился на приём. Правда, эта Ольга Александровна ничем не могла мне помочь, кроме сопереживания и таблеток снотворного – это немного помогало, но оказалось недостаточным для решения проблемы. Меня не радовали деньги, я не дорожил даже и собственной жизнью.
– Если вам кажется, что жизнь плоха, а всё, что происходит, к худшему – не спешите верить! Это угнетенное состояние души вам подсказывает наиболее лёгкое объяснение, хотя на самом деле обстоятельства вовсе не настолько плохи! – горячо и проникновенно говорила мне психотерапевт. Я верил ей, но с недоверием относился к слову "депрессия", которое было инородным. В русском языке, мне кажется, достаточно и собственных выражений для анализа внутреннего состояния человека. Разочарование, грусть, тоска, ностальгия. Почему сразу "депрессия" – этакий невнятный ярлык, пришедший неизвестно с каких чужеземных стран?..
Что-то надо было менять, сделав это срочно. Но что именно? С наступлением лета меня отпустили в плановый отпуск (я работал в журналистике) – тридцать один календарный день был отпущен, словно спасение Господнее.
На дальнюю поездку я решился из-за того, что не находил других вариантов. В сумку собрал лишь самое необходимое – плеер с наушниками, махровое полотенце, зубную щетку, запас молотого кофе и папку с черновиками незавершенных литературных произведений, которая старомодно завязывалась на шнурок.
В Могилёве я начал именно с того, что изменил ритм. Важнее чем "что" для меня стало "как". Это не означало, в широком смысле, что я стал жить по-другому. Но впервые я задышал иначе. Я заставил себя смотреть и думать. Главным для меня отныне было "впитывать": впечатления, может быть, декорации – несущественно что.
В состоянии беспросветной грусти, в котором я уезжал, для меня не имело существенного значения в какую сторону покупать билет. Но Могилёв, тем не менее, был выбран мной не случайно. Дело в том, что родом отсюда была девушка, с которой я познакомился прошлым летом в санатории. В начале отпуска мне казалось реальным эту историю развить и, может быть, довести до благополучного итога.
Первые несколько дней – до того времени, пока не примелькался местным блюстителям порядка, я обитал на вокзале, возвращаясь в зал ожидания вечером, после блужданий по городу. Я почти не обращал внимания на то, как проходит ночь. Спать в холодном, продуваемом сквозняками помещении, на узком пластиковом сидении, под присмотром подозрительных милиционеров, было невозможно априори. Но к бессоннице я привык с детства, в той же, впрочем, степени, как и к вялости, которая неизбежно возникает потом.
Март, апрель, май 2003
*публикация и редактирование: февраль 2016, март 2021
(первая глава повести)
*фото из авторского архива