Для ностальгирующих по советскому времени
Уважаемые читатели, все, что изложено в этом повествовании – чистая правда и, в основном, является плодом наблюдений и мысленного анализа, выполненных Романом в течение всей его сознательной жизни. Никакого художественного домысливания в них нет. Изменены лишь имена и фамилии действующих лиц.
Подчеркну, что это сугубо личный взгляд героя очерка на проблему.
Сразу же должен заявить, что никогда Роман не был противником советской власти, диссидентом или инакомыслящим. Наоборот, он был самым обычным, преданным родной стране гражданином. А вот отношение к правившей в стране коммунистической партии у него было неоднозначным еще с детства.
С первых классов школы (конец сороковых-начало пятидесятых) Роман запомнил ночные перешептывания своих родителей о «воронкАх», чаще всего по ночам увозящих на допросы или в заключение то одного, то другого из их знакомых. И, особенно, запечатлелись в его памяти тот гнетущий страх и безысходность, которые звучали в их голосах.
Его отец и дядя (по матери) в молодости тоже побывали в той всеобщей переделке. Дядя вернулся со строительства Беломорканала хромоногим инвалидом и всю свою дальнейшую жизнь маялся в колхозе.
Но вот, умер великий вождь Сталин. Вся страна погрузилась в траур. Многие плакали. Плакала сестра Романа, с которой они были близнецами.
Прослезился отец (отнюдь не выпивоха), помянув вождя рюмкой водки.
Плакала в начальной школе их учительница Надежда Григорьевна, имевшая привычку брать шалунов за уши и колотить их лбом о парту.
А Роман – одиннадцатилетний мальчишка – не был опечален. Он, пусть не вполне осознанно, воспринимал смерть Сталина прежде всего, как конец угнетения, как приближение свободы и торжества справедливости.
Слезы взрослых людей, особенно отца и учительницы, по поводу смерти Сталина, казались ему фальшивыми. Но он понимал, что демонстрировать свои чувства в такой момент было бы неуместным.
Когда же был повержен Берия, а затем разоблачен культ личности Сталина, Роман получил, казалось бы, подтверждение своей правоты.
Но вскоре в верхах началась очередная свара: Хрущевым была отстранена от власти антипартийная группа, а затем от нее был отстранен и сам Хрущев.
Причем, как и в случае с Берия, сторона, захватившая власть, всегда говорила о поверженной стороне, через СМИ, все то, что ей хотелось, не давая противной стороне сказать ни слова в свое оправдание. Эта однобокость была Роману совсем не по нраву.
Роман тогда не разбирался в политике, да и все это мало его интересовало, но он хорошо уяснил для себя всю несправедливость таких действий власти, граничащих с подлостью.
Приблизительно так же, поступала власть страны и со своими оппонентами по ту сторону рубежа: на них негатив лился непрерывным потоком, а их «голоса» советскому народу были недоступны.
И, вообще, Роману всегда была неприятна назойливая пропаганда, слишком часто звучащая по радио (а потом и по телевидению), тогда как он любил слушать музыку, песни, литературные передачи, радиоспектакли.
А чего стоило доказательство превосходства марксистско-ленинского учения над другими идеологиями! Это учение ему пришлось три семестра изучать в институте. Вот тогда Роман с каким-то смешливым недоумением узнал, что оно превосходит все другие идеологии именно потому, что является научно обоснованным! Где сейчас это научное обоснование и где ученые авторы этих слов, так хорошо устроившиеся тогда у кормушки?
А еще, для себя, он тогда уяснил, что если в стране у власти столько лет стояли тираны и изверги (Сталин), негодяи (Берия), скоморохи и ренегаты (Хрущев), а представители современной верхушки партии прекрасно уживались с ними и под их началом делали карьеру, продвигаясь к вершинам власти, то эта современная верхушка тоже далеко не идеальна.
Ведь в лучшем случае их следовало назвать приспособленцами. Ну, а их расправу со своими старшими товарищами можно назвать уже неблагодарностью и предательством.
В какой-то мере это относилось и к среднему звену партийного руководства, поскольку оно с готовностью участвовало во всех этих спектаклях – только на своем уровне.
И никогда в своей душе Роман не мог примириться с тем, что КПСС узурпировала власть в стране, отобрав ее у Советов. Государство называлось Советским, а управляла государством партия, придерживая Советы на вторых ролях. Это был произвол, так как Советы избирал весь народ (хотя и по разнарядке партии), а руководящие партийные органы избирались только членами партии, то есть – меньшинством!
Можно добавить, что уважаемый всем народом маршал Жуков был смещен в 1957 году с поста министра обороны, в частности, из-за конфликта с армейскими политорганами. Он проводил политику единоначалия в армии и считал, что задачей политработника должно являться только культурно-политическое просвещение личного состава. По аналогии с этим Роман считал, что деятельность партии должна быть ограничена подобным же просвещением народных масс.
Вместе с тем, Роман не мог не видеть, что страна работает, развивается наука, повышается уровень образования людей, а их жизнь – улучшается. И все это осуществляется под руководством той самой коммунистической партии. И, как бы то ни было, эта партия, опираясь на Программу КПСС, ведет народ к светлому будущему – построению коммунистического общества.
Идея справедливого коммунистического общества, в основе которой лежит идея гуманизма, идет еще от раннего христианства – религии угнетенных – и привлекательнее ее никто не придумал и вряд ли когда-нибудь придумает! Возможно, потому, что, несмотря на свое внешнее величие, она проста до примитивности.
И, конечно же, такой обычный человек, как Роман, совсем не имевший склонности к занятиям идеологией и политикой, всецело поверил в эту идею и многие годы именно ею руководствовался.
При этом, он не вдавался в тонкости этой идеологии и не пытался дать оценку реальности создания коммунистического общества. Для этого была целая армия партийных функционеров и теоретиков, а Роман должен был хорошо делать свое дело – дело геолога.
Роман с большой охотой допускал возможность создания и существования коммунистического общества, еще и потому, что сам уже был вполне подготовлен к тому, чтобы жить в нем. Он каждый день, на практике и без какой-либо натуги, претворял в жизнь формулу коммунизма: «от каждого по способностям – каждому по потребностям».
Не смейтесь, уважаемые читатели, и не обвиняйте автора во лжи! Действительно, работал Роман с полной отдачей, вкладывая в порученное ему дело все свои (наверное, – средние) способности, а потребности имел очень скромные (можно сказать, – ниже средних). Именно поэтому, когда пришло время, он вступил в партию. Но не только по одной этой причине.
Другая причина была в том, что по работе и в быту он часто встречал среди членов партии карьеристов, циников, бездельников, хапуг и пьяниц. Конечно, большинство членов партии были порядочными людьми, но и среди этого большинства было много инертных, малоактивных людей, особенно, если иметь ввиду не политическую, а трудовую активность на благо общества.
Поэтому Роман пришел к убеждению, что он и другие порядочные люди должны своим личным участием в партийной жизни, содействовать оздоровлению состава партии.
Знал Роман и то, что у простого народа партия не слишком-то пользуется популярностью. Доказательством этому являлось множество анекдотов о ней, ходивших в народной среде.
Например, незадолго до вступления в партию Роман от своего приятеля услышал следующий анекдот (еврейский акцент в данном случае опущен):
Приходит домой сияющий от счастья Абрам (явно – недотепа) и говорит жене:
– Саррочка, поздравь меня – я сегодня вступил в партию!
Но Сарра тут же возвращает его на Землю:
– Эх, Абрам, вечно ты куда-нибудь вступишь: вчера – в дерьмо, а сегодня – в партию!
Вот тут Роман, в который раз подумал, что, если в народе о партии ходят такие анекдоты, значит народ недоволен и самими коммунистами, и результатами их деятельности. Следовательно, нужно исправлять ситуацию – реабилитировать, так сказать, в глазах народа, эти "ум, честь и совесть нашей эпохи", благотворно воздействуя на них изнутри.
А сколько анекдотов было о Хрущеве, а потом – о Брежневе! Они сами, своим некорректным поведением, давали пищу для насмешек, теряя при этом уважение простых людей.
О Хрущеве рассказывали, что он, выступая однажды перед колхозниками, заявил, что мы еще одной ногой стоим в социализме, а другой – уже в коммунизме! А старый дед-колхозник, типа Щукаря из «Поднятой целины», возьми, да и спроси его:
– И долго мы будем стоять вот так – на раскоряку?
А как-то к Роману подошла его сестра и с печалью в голосе сказала:
– Ты знаешь, Леонида Ильича положили на операцию…
– Какую?
– Хирургическую. По расширению груди…
–???!
– У него на груди уже не хватает места для орденов и медалей, – озабоченным тоном пояснила она.
Не оставил народ без внимания и окружение Брежнева.
Лежит престарелый Леонид Ильич на даче ЦК у моря и с закрытыми глазами принимает солнечную ванну . Его мужское хозяйство вывалилось из плавок, и пробежавшая совсем рядом собачонка мимоходом лизнула ему яичко.
– Ну, это, товарищи, – уже лишнее! – очень по-доброму пожурил генсек.
А, сколько случаев знал Роман, когда партийные функционеры невысокого ранга сами себя выставляли на посмешище!
Его мать вспоминала, как в двадцатые годы полуграмотный агитатор-комиссар, выступая перед народом, пламенно обещал:
– Мы звезды с неба достанем и поделим! Мы достанем с неба луну…
А когда Роман был студентом, ему пришлось неоднократно проезжать через районный центр в горах Тянь-Шаня, Чаек, где каждый раз он с упоением читал идеологические изыски партии на стоящих вдоль дороги транспарантах. Особый шарм тем партийным призывам придавал их местный колорит: «Молодежи! Будьте достойны!» или «Наука славен трудом!» и так далее.
В 1967 году (в год 50-летия революции), как комсоргу геологоразведочной партии, Роману пришлось участвовать в партхозактиве, проводимом Уланским райкомом партии Восточно-Казахстанской области. С отчетным докладом на нем выступал один из секретарей райкома и красной нитью через его выступление проходила мысль, к которой он неоднократно возвращался:
– Нынешний год – юбилейный! Прошлый год – не юбилейный! А надой молока на корову в этом году оказался меньше, чем в прошлом! Это как же получается, товарищи? Не понимаю! Нынешний год… и так – много раз.
Для своих соседей по ряду, в духе народной мудрости, Роман (при очередном повторе) высказал предположение, что, видимо, райком в нынешнем году снизил накал партийной пропаганды среди коров.
Кстати, комсоргом он был избран против своей воли, поскольку ему всегда претила та театральная боевитость, с которой известные ему по школе и институту комсорги выступали на комсомольских собраниях. Это были, чаще всего, – красивые звонкоголосые девушки.
Просто, Роман уже давно своим нутром чувствовал, что преданность коммунистическим идеалам, как и любой идее, следует доказывать не словом, а делом!
Именно поэтому, принимая участие в партийных собраниях геологоразведочных предприятий, Роман в душе позволял себе потешаться над «шедеврами» ораторского искусства парторгов.
Они выступали с таким упоением, что бывало проглатывали части слов или же слова целиком.
Так, один из них, используя в своей речи шаблонное выражение «Иванов, Петров, Сидоров», захлебываясь, прокричал:
– Иванов, П-пидоров! – и, не заметив оговорки, продолжил в том же духе.
А парторг Забарский, возмущаясь тем, что на предприятии не выполнен план по ряду показателей и за это никто(!) не наказан, в боевом запале выдал:
– А я считаю, что виноват Иванов – наказать Иванова! Виноват Петров – наказать Петрова! Виноват Забарский – наказать Бабакина!
Вся соль его оговорки в том, что Забарский и Бабакин на предприятии руководили совершенно разными цехами.
Позже выяснилось, что этот парторг Забарский был скрытым алкоголиком. В какой-то момент он сорвался и загулял на пару недель. Каялся, потом снова срывался и в конце концов вынужден был уволиться.
Смолоду Роману пришлось работать на самых дальних окраинах страны и жить в непосредственной близости с простым народом (иногда, буквально, в одной палатке). И везде он встречал бедность, низкий уровень образования, пьянство, безобразия, нередкие случаи самоубийств. Там была во многом совсем иная жизнь, чем, скажем, в крупных городах и, тем более, в Москве.
При этом, Роман всегда и везде наблюдал за работой и поведением руководителей предприятий, рядовых членов партии и партийных работников и делал выводы.
Он, например, заметил, что председатели колхозов и партийные руководители, особенно в Средней Азии и Казахстане, чаще всего дородные и полнолицые, а простой народ – всегда поджарый. Это говорило о том, что одни живут в достатке, а другие – в нужде. Ведь советские киношники обычно изображали дореволюционных среднеазиатских баев толстыми и мордатыми.
И, естественно, он иногда допускал критические замечания в адрес идеологической системы, выдающей желаемое за действительное при характеристике «единого» советского народа.
Критический подход Романа к партийным кадрам всех уровней и к самой идеологической системе сыграл с ним скверную штуку. Кое-кто взял это на заметку.
В результате, когда встал вопрос о повышении Романа в должности и о вступлении его в партию, некоторые из его коллег охарактеризовали его как антисоветчика (хотя советскую власть он как раз и не критиковал!) и ему пришлось уволиться и уехать на Север.
Иллюстрация: Природа Рудного Алтая