Отступали лютые сибирские морозы, таяли обильные снега. Таяли и людские сердца. Бог благословлял верующих деревни Санниково, община росла. Однако, весенняя оттепель природы несла с собой лютость «мороза атеизма». Повсюду в Алтайском крае создавались группы воинствующего атеизма, комсомольские ячейки, которые с радостью громили церкви, жгли иконы, устраивали дебаты. Приезжали и в Санниково лекторы-агитаторы атеизма из Барнаула. Начиналась добровольно-принудительная коллективизация.
В этих условиях братья верующие предложили общине переехать ближе к пашне и покосам в деревню Ивановка. Многие помнили рассказ братьев Сигитова и Бементьева о съезде и призыв объединять свои усилия в ведении хозяйства, чтобы были средства для благовестия, поэтому и поддержали этот почин.
Так начался исход верующих из деревни Санниково в деревню Ивановка. Тридцать семей в течении двух лет переехали в эту деревню, и можно было сказать, что почти вся деревня стала евангельской. Воистину обильные благословения испытали все переселенцы. Сам исход был на редкость благословением для многих, не было ни крика, ни ругани, ни вражды, как порою бывает в подобных ситуациях. Напротив, чувство взаимопомощи, единства и любви не оставляло никого, и все тяготы решались совместными усилиями, все стремились помочь друг другу, своему ближнему, другу, соседу, брату.
Этот переезд открыл с особой стороны новых братьев общины Василия и Бориса Краснослободцевых, которые взяли на себя организацию данного переезда. Особенно отличался своим проворным характером Василий, казалось, он не знает усталости, везде бывал, вникал, помогал. Его работа так понравилась общине, что решили избрать его руководящим, тем более, что вернулся он с Германской уже крещённым верующим. Да и проповеди его были пылкими о выходе из рабства греха и возрастании в Господе.
- Что скажешь, Василий? – обратился после собрания Андрей Бементьев к другу Сигитову.
- Ты о чём?
- Да вот о Василии. Как думаешь, не рановато ли? Тебе разве не обидно? Ведь ты же первый, кто нёс Евангелие в эти места!
- Что ж обижаться Андрей, я и дальше буду проповедовать. Ну а что до руководства общиной, то ты ведь знаешь меня, я никогда не стремился быть на виду, да и возраст мой перевалил уже за пятый десяток. Да, если по правде сказать, не могу я столько времени уделять общине, как Василий. Сам понимаешь, какое многочисленное у меня семейство, сколько забот и хлопот, думаю, буду не прав, если проповедуя другим, милость Божью, упущу воспитание своих детей, и не смогу дать им нужное евангельское наставление.
- Погоди Василий, твои дети и так стремятся всегда в собрание, а детей Василия не всегда видно.
- Они у него ещё малые. Думаю, что когда подрастут, тоже будут с Господом.
- Посмотри Василий, а не кажется ли тебе, что стремление брата быть всегда впереди, говорит о его гордости?
- Может быть, ты и прав, есть это качество у брата, только думаю, если община выдвинула его на служение, то Господь поможет ему это преодолеть, и смирит гордыню, если нужно. К тому же, я так разумею, что состоится только то, что Господь допустит и позволит. А брат молод и полон сил, хорошо знает Слово, зачем же нам препятствовать его росту, давай лучше будем молиться о нём, и о том, что Бог показывает нам его недостатки характера, для того, чтобы в конечном итоге всё было к славе Божьей.
Перемена руководства в общине не прошла совсем безболезненно. Некоторые близкие друзья, такие же как и Андрей, приходили к Сигитову с сетованиями и недовольством. Однако он останавливал их, указывая на путь служения Господу, а не какому-то конкретному человеку или служителю. Конечно, в глубине души, видя некоторую гордость в Краснослободцеве, Василий переживал, но эти духовные переживания и испытания не сломили его, и он, в который уже раз смог обрести мир и покой в молитве к Богу о церкви и деле благовестия. А Господь продолжал особым образом благословлять верующих.
В первый год переезда выдался особо богатый урожай, можно было сказать, что исполнилась евангельская притча о зерне, которое принесло самое меньшее по тридцать зёрен. Многие семьи стали жить лучше, обзавелись необходимым житейским скарбом, построили новые, более просторные дома, расширили хозяйство. Так в семействе Сигитовых было уже четыре коровы, несколько лошадей и много овец. Подобные хозяйства были у многих, да по-другому и быть не могло. Жили общинно, помогая друг другу, работая от зари и до зари, всегда с молитвой, всё с благословением Божьим.
Так, когда сгоняли свой скот на пастбище, то со стороны могло показаться, будто бы это стадо большого колхоза. А не маленькой деревни.
Видимые благословения жителей деревни Ивановка стали притягивать и других переселенцев с разных мест. В народе ходила молва о чудесных землях деревни Ивановки, и многие думали, что только переезд на эти земли даст им такое же изобилие. Так в Ивановку перебрался и горемычный Демьян. Однако работать не хотел, ссылаясь на свою инвалидность, а самогонку продолжал пить, крича в пьяном угаре, ч то его должны обеспечивать общинно, так как и он верующий. Действительно, он иногда появлялся на собраниях, но жизнь его христианская заканчивалась за порогом собрания. После очередного загула и скандала на всю деревню, пришел к нему Сигитов.
- Послушай Демьян, тебе не стыдно? В воскресенье был у нас на собрании, а вчера что устроил? Что подумают о тебе люди? Когда ты угомонишься? Посмотри на твою Прасковею, она ведь вся извелась, на ней и лица то нету, вся как старуха, под глазами тёмные круги. А я ведь помню её, какая она была у тебя прежде красавицей. Подумай, если не о себе, то хотя бы о ней и о детях. Посмотри, какой пример от тебя они видят, хочешь, чтобы и они стали горькими пьяницами?
- А что я могу, я ведь безногий, думал, будете мне помогать, так ведь нету этого. Да и что я могу? – пробурчал Демьян в бороду.
- Конечно, пахать ты не можешь, не о том речь, однако в доме прибраться тебе по силам, твоя деревянная нога позволяет тебе передвигаться.
- Ты мою ногу не трожь, я её за Россию-матушку отдал. Пока я на фронте с немцами сражался, ты тут Богу лоб разбивал, да под юбкой у жены отсиживался.
- Вот ты Демьян меня упрекаешь, а только зря, да и сам ведь это знаешь, что не мобилизовали меня на Германскую по возрасту и многодетности. Но и в этом я вижу руку Господа, который хранит всех боящихся Его. А у тебя. Демьян, есть ли страх Божий?
- Хорошо тебе Бога бояться, когда живёшь в сытости и достатке, а я вот в нужде мыкаюсь.
- Нищета твоя, Демьян, в твоём грехе - пьянстве, а если его оставить и прилепиться к Господу, то Он благословит тебя. Вот возьми для детей – протянул Сигитов узелок с продуктами и деньгами.
- Не надо мне от тебя ничего, проживём как-нибудь и без ваших подачек – отказался Демьян
С тяжёлым сердцем уходил домой Василий, не получился разговор. Много и других гадостей наговорил Демьян. Жалко было смотреть на его босоногих ребятишек, да только от помощи он отказался, как же всё же помочь? Может послать Дарью к Прасковье?
А Демьяна как что-то подхлестнуло после этой встречи, вдруг какая-то неведомая злая сила повлекла его, захватила и ослепила его разум. «Ишь ты, заботится он обо мне! Видали мы, таких добрых штунд! Я к ним в деревню переехал почитай в начале весны, а они только сейчас обо мне вспомнили. Мешает им, понимаешь, моя ругань. А вот что хочу, то и буду делать, это они рабы Божьи, а я человек свободный, что хочу, то и буду делать, а если я и пью, то что с того. на свои кровные пью, имею право, как герой войны.»
И так разошелся Демьян, что даже и голова после похмелья стала меньше трещать. Тут в избу вошла жена. «Что с тобой Демьян?»
- Постой, постой, посмотрим, как ты будешь петь – постоянно приговаривал себе под нос Демьян, зло прищурясь, и смотря куда-то вдаль.
На майские, погожие дни решили собраться на природе, провести служение и для неверующих соседей, да и ребятне дать возможность порезвиться на травке. Удивительным было это служение, как некогда Христос проповедовал на природе, так и братья, вдохновлённые чудесной погодой, и многими слушателями, с дерзновением говорили Слово Божье. Дух Божий как бы витал над собравшимися людьми, и после проповедей братьев Бементьевых, Краснослободцева и Сигитова, пять человек склонились перед Богом в молитве покаяния.
В радостном расположении духа возвращались в деревню все участники этого благословенного собрания. Вдруг кто-то увидел столб дыма. «Смотрите – там что-то горит!!!» Все бросились бежать. Горел дом Сигитовых. Не сговариваясь, все дружно вступили в схватку с огнём. Ребятишки и бабы черпали воду из колодцев, мужики бегом такали вёдра и поливали строения. Им удалось отстоять стайки, выпустить скот, и хотя работали быстро и споро, всё же отстоять сам дом не смогли. Уж очень он уже разгорелся, слишком большое пламя вырывалось из окон. А жар стал такой, что ближе, чем на пять метров и подойти не представлялось возможным.
- Что будем теперь делать, отец? – обратился Илларион к Василию – Смотри, ведь это же не гроза, кто-то поджёг наш дом. За что нас карает Господь?
- Не будем горевать сынок. Вспомни о горящей печи, куда были брошены благочестивые юноши. А Иов, помнишь, как он сказал: Бог дал – Бог взял, да будет имя Его благословенно. Они не в пример нам, были более благочестивые, но испытали страдания. Посмотри всё наше хозяйство спасено и в целости, а то что дом сгорел, что ж. поживём пока в баньке, а там Бог что-нибудь и устроит. Давай помолимся, и по примеру праведников, будем благодарить за всё. Бог всё усмотрит!
С этими словами вся семья склонила свои колени на родном пепелище. Остатки брёвен еще дымились, и на такое происшествие поглазеть прибыли и другие жители, которые не участвовали в тушении пожара. Увиденная ими картина, впечатлила их. Семейство Сигитовых, вместо того, чтобы плакать и кричать о горе, стояло на коленях.
Запах гари проникал во многие избы деревни, и то ли от этого, а может из особого уважения к Сигитову, но, практически сразу же потянулись местные мужики с инструментом к Василию. Помогали от всего сердца, кто, чем мог, и за одно лето поставили дом лучше прежнего, с высоким крыльцом и резными наличниками. Многие через эту стройку приблизились к Богу, перестали сквернословить и курить самосад, потому как не слышали ни одного ругательного слова от Василия. Со стороны даже могло показаться, что он не расстроен, однако это было не так.
Много горьких минут в ночных раздумьях провёл Василий. Он определённо подозревал в поджоге Демьяна, который за всё время ни разу не появился на пепелище. Гнев, порой, горячей волной накатывал, хотелось поговорить с Демьяном «по душам», но понимал Василий, что это не от Бога, и смирял себя, отдавая всё в руки Божьи, учась благодарить господа и в таких тяжёлых испытаниях.
А Демьян, ковылял по деревне сам не свой, с каждым днём становясь всё злее.
Продолжение следует