Зимний день перевалил через обед, когда я, наконец, оторвавшись от бесконечной вереницы домашних дел, закинула в пакет лыжные ботинки и теплые носки, облачилась в сноубордические штаны и куртку, в углу прихожей подхватила лыжи с палками и… вниз на лифте к машине!
Уже включая зажигание и пристегиваясь, ощущаю радостное предвкушение от встречи с лыжней, снежным лесом, свежим простором. Скорей, скорей бы! На удивление, по городу проехала довольно быстро, без автомобильных пробок и на светофорах почти не простаивала.
На стоянке у лыжной базы, где я всегда катаюсь - просторно, 4 -5 машин - уже почти вечер. Отлично! Достаю из сумочки и рассовываю по карманам деньги, документы, ключи, телефон… Сразу прибавляю в весе примерно на килограмм. Быстро переобуваюсь, но долго не могу зацепиться носком ботинка за лыжное крепление. А голые руки мерзнут, около минус двадцати все-таки!
Ну, все! Уф! Счастливо отталкиваюсь палками. Вот я и на лыжне! Пятикилометровая дистанция начинается у ворот базы, огибает березовую рощицу, а дальше лес смешанный, но не вперемешку. Хотя местность наша – равнина, а точнее – Западно-Сибирская низменность, это не ровный стол. И здесь, в большом лесном парке, до сих пор называемом в народе питомником, есть большие высокие участки, где величавые длинноствольные столетние красавицы сосны бронзовеют корой в низких лучах закатного солнца, степенно располагаясь на почтительном расстоянии друг от друга. Что и удивляться, сосновые посадки здесь культурные, больше чем полвека назад ими занимался дед моего мужа, ботаник-лесовод. И стоят они ровными красивыми рядами, правда, если встать и присмотреться с определенного ракурса. А высоко задрав голову, можно увидеть темно-зеленые раскидистые хвойные кроны, богато украшенные пышными белыми снежными покрывалами. Там же, где рельеф пониже, а летом даже болотом попахивает, сосны не выжили, выросло дикое сообщество – березовое скопление, чехарда малопроходимая, кустарники – дикая малина, шиповник, через которые и продраться трудно. Но зато плоды их - зимний корм птицам, которых в парке предостаточно.
Когда-то парк находился за городом, здесь выращивались лесные саженцы, экспериментировали даже с дубом. Но это могучее дерево не смогло таки расти вольготно в нашем зауральском климате с суровыми зимами, и, хотя не вымерзает полностью, но ожидаемого величия не достигает. Осталась в питомнике дубовая аллея, посаженная несколько десятилетий назад. С первого взгляда – клены и клены сибирские, разлапистые, невысокие, скорей на куст похожие. А в том, что это все-таки дубы, можно убедиться по характерной для этих деревьев извилистой резной форме листьев.
В начале пути по лыжне – непривычное напряжение в теле, почти не каталась этой зимой. Морозно, поначалу руки мерзнут в толстых варежках. Весь декабрь держалось нехарактерное для Зауралья тепло; обильно выпадавший снег через день-другой таял и уходил водой в землю, не оставляя никаких шансов для лыжни. В январе начались нормальные сибирские морозы ниже минус двадцати, но я уезжала на другую сторону планеты, почти в тропики, а вот теперь только выбралась в наш западно-сибирский лес. Конец января, солнце на закате низко подсвечивает стволы берез, ярко светит сбоку, справа от меня, со стороны шоссе в аэропорт. Автодорога в Рощино недалеко; иногда лыжня петляет, подходит близко к ней, а потом ныряет обратно в глубь леса. Слышу какой-то звук, свистящий, непрерывный, но мелодичный. Полной тишины уже нигде не найдешь! Что это – шум от дороги, звонок по телефону или вертолет с соседнего плехановского аэропорта? Поднимаю глаза вверх и вижу: на высокой березе, на верхних ветках застыли неподвижно, сосредоточенно замерев, обратив распушенные грудки навстречу последним ярким лучам зимнего солнышка пять серых птичьих шариков, кто именно – не знаю, к стыду своему. И поют птички вечерний гимн солнцу, верят в тепло, ждут весну, мерзнут, но не теряют надежды. Выхватываю из кармана смартфон, быстро огибаю кустарник, чтобы снять птиц поближе и с лучшего ракурса - освещенных солнцем. Ну и тщетно: когда подъехала с другой стороны березы – уже ни птиц, ни их пенья не обнаружилось - не услышалось. Исчезли. Остались только в памяти моей, но вот теперь еще и в этом рассказике.