ПОВОРОТЫ СУДЬБЫ
Билет, купленный мамииным вторым мужем, Борисом Львовичем во Дворец Культуры Первой Пятилетки на выступление французского мима Марселя Марсо, полностью изменил курс моей жизни.
В связи со своим положением, родом деятельности, образованием и невероятно общительным характером, Борис Львович имел обширные связи не только в театральных кругах, но и практически всюду, где только возможно. С театральной стороны у него оставались связи с актерами, которые ещё занимались у великого Станиславского. Он также был одним из его учеников. Впоследствии Борис Львович обнаружил в себе организаторские способности и, в то время, когда я о нём узнал, уже руководил несколькими студиями звукозаписи, которые сам и создал. Одна находилась в Сочи, одна-в Ялте, одна в Москве, прямо в центре, на улице Горького, а одна-в Ленинграде на Невском проспекте, рядом с Елисеевским магазином, почти на углу Садовой улицы. Он создал концепт производства мягких пластинок для поздравлений. Кто угодно мог прийти в студию и, напев, наговорив, или наиграв поздравление на пластинку, тут же получить её. Несколько человек обслуживали студию: секретарша, технический оператор, тот, кто работал со стационарными магнитофонами и производил перезапись на плёнку, наклеенную на тонкий картон с фотографией Ленинграда или портретом посылающего, и сам директор-Борис Львович. Оператором тогда был талантливый молодой человек Боря Ващенко. Предприятие имело определённый успех и потому, что находилось в центре города, и потому, что многие актеры, поэты и другие творческие работники туда заходили и читали стихи, напивали песни, или играли на каких-либо инструментах для записи по желанию клиентов..
В общем, Борис Львович "достал" билет во Дворец культуры, а мама мне его подарила.
Так я пошел на выступление незнакомого актера, который по невероятным обстоятельствам в дальнейшем стал моим другом. Я бы никогда в жизни не мог себе это представить. В чудеса я не верил, да и сейчас отношусь к этому скептически, но невзирая на мой скептицизм, чудеса сопровождают меня и посей день.
В театр пошли втроем-мама, Борис Львович и я.
На афише было два слова: МАРСЕЛЬ МАРСО.
Зал был переполнен. Когда наконец воцарилась тишина, в темноте со сцены раздались три глухих удара палкой об пол. Медленно открылся тяжёлый занавес, и верхний свет стал освещать спортивно сложенного человека в необычном барочного стиля костюме, с широкой
шляпой на голове и огромным пером в ней. На нём было белое трико, короткие, подобранные выше колена широкие штаны и нарядная обтягивающая жакетка с
оригинальными пуговицами. Стоя совершенно неподвижно, он грациозно держал в руках
шёлковую прямоугольную надпись, надетую на палочку. Надпись на русском языке
гласила: “БИП, ЛОВЕЦ БАБОЧКИ”. Свет медленно погас и возник снова в центре сцены. На ней уже был сам МАРСЕЛЬ МАРСО, который стал показывать Бипа, главного характера, гоняющегося за бабочкой. Действие шло с удачно подобранным музыкальным сопровождением.
Так началось волшебство. Я впервые видел целую двухчасовую программу, где актёр не
произнес ни единого слова. Два часа прошли как один миг. После спектакля я не мог ни о
чём говорить. Слова казались бы пустыми, ничего не значащими. Домой мы шли молча. Я
только поблагодарил за билет. Впечатления разрывали моё воображение.
В это время я работал уже дизайнером по интерьеру в Ленпроекте-одной из ведущих
тогда проектных организаций. Это был 1961 год.
Будучи еще в школе, я играл с группой наиболее талантливых школьников в пьесах
Чехова: "Медведь", "Предложение” и других. Правда, когда я учился во втором классе
309-й школы в Ленинграде, я должен был сыграть маленькую роль Цыфиркина в пьесе
Фонвизина, но забыл свою роль и убежал со сцены. Мне было страшно стыдно, но я не
знал, что делать. Конечно, виновата была учительница. У нас не было репетиций, и
она полагала, что второклассники сами сообразят, что делать. Надо сказать, что это
оставило глубокий шрам в душе, мешая моей театральной деятельности. Возможно,
поэтому именно пантомима в дальнейшем оказалась для меня выходом из положения.
Уже в Мухинском у чилище группа студентов решила участвовать в капустнике, и мы
придумали сценку "Вдохновение". В ней один студент держал на плечах девушку с
лаврами в руке, и носился по сцене, а она, дотрагиваясь лаврами до головы сидящего в
задумчивости “творца”, как-бы вдохновляла его. Никто из "актеров" не произносил ни
единого слова. Оказывается, это была пантомима. Я даже не знал такого слова. Как ни
странно, эта сценка зрителям очень понравилась.
В представлении Марсо я увидел высший класс спектакля. Мастерство движения,
лаконичность и аскетизм во всем, ритм, оригинальность, органичное сочетание
музыкального сопровождения и содержания, лаконичное, но усиливающее действие
освещение, так же как и музыка, согласованные с сюжетом, а также общая архитектура
спектакля-всё оставило во мне неизгладимое впечатление.
Спектакль состоял из
отдельных пантомим. В первом отделении Марсель Марсо познакомил зрителя с азбукой
пантомимы, а во втором продемонстрировал, как из азбуки можно составить фразу. Пьер
Вери, кто держал заставки номеров, и сам по себе был спектакль.
Это выступление открывало новую дверь театра, а меня оно просто поразило.
Придя домой, я пытался восстановить по памяти каждое движение, простое и сложное,
сделанное Марселем Марсо. Я поставил два стула и, держась за их спинки, восстанавливал "шаг на месте", а перед зеркалом изучал выражение лица в пантомиме "Ваятель масок", где последняя, маска смеха, вросла в лицо страдающего человека. Эта пантомима и "Клетка" произвели на меня наибольшее впечатление, и я решил их повторить по памяти. Я уже работал архитектором по интерьеру, и времени на репетиции оставалось немного, но я продолжал фанатично практиковаться. Не было никого, кто бы мог мне помочь и что-либо подсказать. Невидимая сила заставляла меня двигаться вперед, и вскоре упорные репетиции принесли свои плоды-я сделал одно отделение из пантомим Марселя Марсо. В то время я понятия не имел о том, что такое “авторское право". Для меня это было к лучшему-в ином случае я бы никогда не начал заниматься искусством пантомимы.
Театр слова для меня перестал существовать. Он казался мне архаичным и устарелым.
Всё, что говорилось на сцене, мне представлялось пустой болтовнёй, я просто засыпал
в "разговорных" театрах. Марсель Марсо держал зрителя в неимоверном напряжении.
В это же время мой ближайший друг Гарик Гоц занимался в самодеятельной театральной группе во Дворце Культуры имени Ленсовета на Кировском проспекте.
Руководила группой довольно известная актриса Большого драматического театра
имени Горького. Их группа должна была выступать в одной из ленинградских больниц.
Гарик, зная, что я хотел бы опробовать свои номера, предложил поговорить с руководительницей о моём участии со своими номерами как второе отделение. Возражений не было, да и я с радостью согласился.
Когда театральная группа закончила свое выступление, я составил столы, чтобы создать
свою сцену, и на этой, довольно неустойчивой площадке, стал выступать.
В моей программе были упражнения для мима и сценки из спектакля Марселя Марсо-
"Ловец бабочек", "Штангист", "Ваятель масок", "Клетка", а к этому я прибавил
"Операцию"-уже знакомую для мимов пантомиму. Получилась программа на 45 минут.
К моему удивлению, успех был грандиозный. Я поверил, что я на правильном пути.
Мне нужно было поделиться моим богатством, которое я получил от великого мима, и я
нуждался в партнере. Никто не был бы лучше, чем мой друг детства, Гарик Гоц.
Наша дружба началась во втором классе. Его семья практически стала и моей семьей-
когда я приходил к нему домой, то его бабушка и родители принимали меня как второго
внука и сына, кормили и поили, и я даже иногда мог у них заночевать, если разговоры
продолжались допоздна. Его родители знали, что я практически живу один с 14 лет, когда
мои родители развелись. Папа был архитектором, часто ездил в командировки на
авторские надзоры, а мама жила с другим мужем и с моим младшим братом Мишей и они часто находились то в Сочи, то в Ялте, то в Москве. Так что я был предоставлен самому себе.
Но речь, в основном, не об этом, а о том, что я предложил Гарику начать заниматься пантомимой вместе со мной. Мы были одного роста и примерно одинакового телосложения и даже немного похожи, как если бы действительно были родными братьями. Но я всегда чувствовал, что он превосходит меня по привлекательности, девушки на него первого обращали внимание. Это меня нисколько не раздражало, и я ему никогда не завидовал, а просто мне было интересно наблюдать за девицами, как они сначала реагировали на него и только потом-на меня. Я готов был передать ему всё, к чему я пришел сам в пантомиме, чтобы тама и содержание номеров приобрели оригинальност. Надо было отойти от мима -солиста, чобы не повторять Марселя Марсо, а создать своё направление.
Занятия пантомимой ещё сильнее укрепили нашу дружбу.
Постепенно Гарик вошел во вкус, бросил драматическую студию, и мы создали нашу первую пантомиму "Дуэль". Мы, как говорится, варились в собственном соку и чувствовали, что не хватает профессиональной поддержки. Так случилось, что мы узнали о самодеятельной студии пантомимы во Дворце Культуры имени Ленсовета, где Гарик занимался в театральной студии. Руководителем был Рудольф Славский. Славский жил в Москве и наезжал в Ленинград ставить со своими студентами пантомимы для отчетных выступлений, и уезжал снова в Москву. Он набирал своих студентов по какому-то неопределенному принципу, и когда я пришел к нему на просмотр, он меня не принял. Чем-то я ему не понравился.
Желание примкнуть к какой- либо группе было настолько велико, что я и Гарик нашли время, когда Славский был в Москве, и пришли в студию, чтобы поднабраться знаний у его учеников и примкнуть к их занятиям. Студийцы тепло встретили нас, и мы быстро подружились.
Сама студия представляла довольно просторное, хорошо освещенное помещение с зеркалами на одной стене. Но методы занятийй показались нам немного странными. Было ощущение, что каждый студиец был сам-по-себе. Кто-то сидел в коридоре, а кое-кто практиовался у зеркала.
Женя Теличеев, высокий, тонкий, удивительно талантливый и выразительный парень, как правило, сидел за дверью студии, снаружи, на небольшом мягком стульчике. Вокруг него располагались другие студенты, кто на полу, а кто на небольших топчанах, находившухся в корридоре, и он вел по воображаемому микрофону либо спортивный репортаж, либо вещал о погоде, либо брал интервью у своих слушателей. Делал это он с полной верой в существующие обстоятельства и так увлекательно, что, конечно, его фантазия привлекала внимание многих проходящих мимо студентов из других студий. Мы только не могли понять, какое это имеет отношение к пантомиме. Потом, понаблюдав, поняли, что Женя нашел благодарных зрителей в этой студии. Дело в том, что в пантомиму пришли "молчальники", а он был единственный, кто разговаривал. Это было идеальное сочетание для Жени. Именно тогда Женя создавал фундамент своего будущего успеха. Сейчас он работает успешно в театре Комедии в центре Питера и имеет несколько званий как знаменитый питерский актёр.
Наташа Дмитриева репетировала номер "Джунгли". И Наташа, и номер мне очень нравились. У неё были большие глаза, длинные, пшеничного цвета волосы, красивой формы грудь и отличная фигура. Ее тело было гибким и легко приобретало форму зверей в этой пантомиме. Как я понял, она встречалась с Эдиком Тышкевичем-высоким симпатичным парнем с серо-голубыми глазами. Захаров репетировал пантомиму "Дерево". Он считался наиболее талантливым из всей группы, потому что почти ничего не говорил. Кажется смешно. Многие, кто не занимался пантомимой, думают, что мимы-молчуны. На самом деле, чтобы создать пантомиму, необходимо создать сюжет, выстроить развитие, независимо от длины номера, обдумать, обговорить, описать характер, взаимоотношение со средой, определить форму, ритм, музыкальность. Всё это рождается в обсуждении и в словах. Если это описано словами, тогда пантомиму можно сыграть. В ином случае она не может быть поставлена.
Роберт Городецкий, ещё один очень талантливый студент Славского, постоянно отпускал шутки по поводу репетировавших и придумывал всегда что-то оригинальное.
Олег Воробьев был одним из основных исполнителей ролей в пантомимах Славского. В студию приходили: Ира Куберская, невысокого роста, одна из самых молодых девушек в студии. Яркая Нина Большакова, тоже с великолепной фигурой, большими черными глазами, выразительными движениями, Алена Стурова, дочка Надежды Семёновны Стуровой, которая была единственным преподавателем, объединяющим всех студийцев. Она вела урок по движению и была мастером в этом. Она заставляла нас потеть, она нас мяла, растягивала, и, своим спокойным ласковым голосом делала невозможное с нашими телами. Вела она занятия по мдвижению с любовью, лаской и легко. Когда-то она была женой профессора Коха- профессора по движению, руководившим кафедрой движения в Ленинградском Театральном институте. Он написал учебник по сценическому движению, который стал библией для всех актеров в Советском Союзе. Актерское мастерство преподавал Михаил Семёнович Пятницкий. Он репетировал с нами упражнения на сценическую память и память движения.
В дальнейшем Женя Теличеев стал Заслуженным артистом Театра Музкомедии; Роберт
Городецкий стал большой знаменитостью и гордостью пантомиму и клоунады не только в Ленинграде, но и во многих городах и странах, где он выступал; Ира Куберская вышла замуж за испанца, уехала в Испанию и там снялась в кино, в главной роли; Наташа Дмитриева стала актрисой Театра Ленинского комсомола. Судьба в дальнейшем по-своему распорядилась со студийцами, но я должен сказать, что никто добровольно из пантомимы не ушёл. Это искусство заложило прочный фундамент в душе каждого, кто её коснулся.
В этом Дворце культуры было много разных студий:по рисунку и живописи, драмы, по
балету, и других. Все студии были бесплатными, и теперь, живя в Америке, я понимаю,
как это ценно, потому что принимали в студии по таланту, а не по деньгам. Именно
поэтому русское искусство наиболее содержательно и так высоко ценится во всем мире.
Директрисой всех самодеятельных студий была Стелла Борисовна, очень энергичная,
обаятельная и приятная женщина, с яркими рыжими волосами, лет 40, а её помощницей - Наталия Викторовна, более спокойная, мягкая, темноволосая женщина, немного помоложе. Они явно дополняли друг друга и гордились всеми студиями, а особенно студией пантомимы
благодаря её оригинальности.
Когда приезжал Славский, он хотел видеть, что студийцы создали за время его отсутствия. Они показывали пантомиму "В кино", на четырех человек, "Кариатиды", где участвовали Ира Куберская и Наташа Дмитриева. Наташа делала "Джунгли", и делала это грациозно и элегантно. От неё было невозможно оторвать глаз.
Славский ввел стиль “маскарабазы”. Это была как-бы фольклорная пантомима с нравоучительным уклоном, что было на потребу властям. Когда я первый раз в жизни
пришёл на просмотр коллективов во Дворец Культуры, на замечательной сцене, где, как я
думал, никогда не буду выступать, я увидел пантомиму-миниатюру Славского, в которой
играл Олег Воробьёв. Пантомима запомнилась мне своей простотой и непосредственностью, напомнила студенческие годы и пантомиму "Вдохновение" В центре сцены находилась сгрудившаяся группа мимов в традиционных чёрных трико с вытянутыми вверх руками и растопыренными пальцами, символизирующими цветы. Чтобы было совсем понятно зрителю, несколько рук держали большие бумажные желтые цветы на проволоке. Слева на сцену выходил Олег Воробьёв, тоже в чёрном трико. Его походка должна была выражать человека с низким социальным статусом.Делать это несложно, просто надо выдвинуть вперед таз и вогнуть живот. Этот тип курил воображаемую сигарету и нарочито пускал дым, игнорируя публику. Когда же он подходил ближе к изображаемому студентами цветку, то бедные лепестки, недовольные противным дымом, начинали дрожать и закрываться. Олег-мим этого не замечал, а когда от "сигареты" остался маленький черенок, то он бросил его в цветок. Каковы же последствия?
Благодаря Марселю Марсо популярность пантомимы росла. Так сложились обстоятельства, что в отсутствии Славского, мне привелось делать приём желающих заниматься пантомимой, а мой друг Гарик Гоц был моей правой рукой. Все дела, касающиеся новых постановок, мы обсуждали вместе. Так я стал нелегальным и неоплачиваемым руководителем студии. Днём работая в Ленпроекте, а после шести ежедневно пропадая в "Ленсовете", как мы его называли. Студиаы вскоре выросла, так возросла её популярность. К постановке "Данко" у нас уже было сто студийцев.
ЗИМНИЙ СТАДИОН
А теперь я сделаю отступление от пантомимы и окунусь в мою "нормальную" жизнь.
В это же время я только что ушел из Ленпроекта, где по распределению за маленькие
деньги успешно работал как дизайнер по интерьеру в мастерской известного Катонина.
Но три года "распределения" прошли, и я устроился за немного большую оплату в Лензнииэп (Ленинградский Зональный Научно-Исследовательский Институт
Экономического Проектирования). Мое расписание было уже более мобильным. Всё
свободное время после пяти часов вечера я уделял пантомиме, а помимо этого проектировал по совместительству финскую баню на Зимнем стадионе и был очень
увлечен этим проектом.
Теперь снова надо отступить.
У моей мамы была близкая подруга детства, с которой она сидела за одной партой в
школе в Ростове- на-Дону, Шура Якубовская. Она тоже жила в Ленинграде с сыном
Витей. Когда мне был около 10 лет, я помню, они пришли к нам на Разъезжую улицу, где
мы тогда жили, и Шура, гордясь, просила Витю показать, что он собрал из подобранных
миниатюрных металлических частей. Это были какие-то маленькие движущиеся машинки.
Ему тогда было около 15 лет. Затем мы много лет не виделись.
Так произошло, что мы снова встретились. Виктор в это время уже занимал должность директора Ленинградского Зимнего стадиона, кстати, на котором я много лет участвовал в различного рода соревнованиях по бегу с барьерами, и по спортивной ходьбе, по прыжкам в высоту и длину, и также по бегу на короткие дистанции. Я никогда бы не представлял, что буду плотно соприкасаться с Зимним cтадионом и буду там находиться в другой функции.
Впрочем, в будущем судьба приготовит для меня очень серьезные сюрпризы.
Витя был совершенно не ординарным человеком. Он был чуть выше среднего роста, его
смуглая кожа оттеняла большие миндалевидные серые, ироничные и слегка улыбающиеся глаза, обрамленные длинными ресницами. Нос с легкой горбинкой, что ему даже шло и придавало отличительный характер. Пшенично темно-рыжие-серо-коричневые, слегка вьющиеся волосы аккуратно зачесаны назад. На нём всегда был хорошо сидящий пиджак, и остро отглаженные, по последней итальянской моде, брюки подходили к его облику по цвету, как если бы какой-нибудь модельер следил за тем, как он одевается. Модные полуботинки итальянского производства всегда начищены. Его походка была несколько фривольная, я бы сказал мафиозная, но вместе с тем деловая и энергичная. Он всегда выражал уверенность в движении и обращении. В некотором смысле Виктор был загадкой. Как в то время человек, не вступивший в партию, мог занять пост директора Зимнего стадиона, где происходили международные соревнования, международные цирковые и эстрадные представления? Как впоследствии я понял, всему "виной" были женщины.
Женат он был на Ляле, как мы звали ее по-свойски. Она тоже была красивая светловолосая, довольно высокая, с серо-голубыми глазами женщина с хорошей фигурой и невероятной, даже в некотором смысле детской непосредственностью.
После нашего с Витей воссоединения мы часто ездили за город "на шашлыки", где,
помимо употребления шашлыков и спиртного, шутили, рассказывали разные истории,
"травили” анекдоты, заводили романы, флиртовали, в общем хорошо проводили время в весёлой компании. Мне тогда очень нравилась девушка Лариса, но Виктор не ограничивался своей Лялей, его тянуло на сторону, и я предполагал, что у него с Ларисой роман. Я, как правило, не встреваю в отношения между своими друзьями.
На шашлыки приглашались и новые, и старые знакомые Виктора. Иногда это были представители разных "нужных" организаций. В нашей компании появлялись и новые девушки, как правило, отобранные со вкусом Витей. Кто бы не захотел приобщиться к такой компании? После отличного шашлыка, приготовленного из лучшего мяса, у костра, на шампурах, после хорошей выпивки, в романтичной обстановке, в лесу, на природе начинался флирт. Нет, такую компанию оставить нельзя, тем более, что попасть в нее бедз "блата", просто невозможно. В ней были только Виктором избранные, проверенные люди, "свой", элитный круг с некоторым включением новых людей.
С женщинами Витя знакомился очень легко. Занимая такой пост, он имел связи в любом
месте, а женская сеть обеспечивала ему нити управления мужской половиной, занимавшей высокие посты. По закону физики это называется принципом сообщающихся сосудов. Хорошо знать физику, не правда ли? Ну, хотя бы один раздел её. Витя страшно любил женщин и постоянно заводил новые знакомства. Его телефон на работе не умолкал, и, кстати, он был одним из первых в Ленинграде, кто поставил себе самодельный автоответчик.
Он мог знакомить людей, занимающих различные высокие посты, с красивыми женщинами, а те, в свою очередь, получали дефицитные вещи иностранного производства, французские духи, модные чулки, платья, обувь или какой-либо другой, не менее дефицитный товар. А дефицита в это время хватало. В общем, вот так, управляя "гаремом", Витя легко держал свою позицию на стадионе. Не было ни одной проблемы, которую он не мог бы решить. Вся его деятельность окружена была тайной и не разглашалась. У него на стадионе работали два помощника-его доверенные лица.
Витя знал, что я работал архитектором по интерьеру, участвовал в важных архитектурных проектах со Сперанскогим, в это время главным архитектом города Ленинграда, делал проекты номеров гостиницы "Ленинград" с архитектором Прибульским и знаменитым Левинсоном. Это были крупные архитекторы того времени, и я считался талантливым дизайнером.
И однажды Виктор предложил мне сделать проект финской сауны на месте небольшого гаража для машин, расположенного позади Зимнего стадиона, и ресторана на втором этаже, где была просто прохожая часть, а также переделать интерьер его кабинета.
В последнем случае я учел характер Виктора, его способность манипулирования людьми. Я тут же, прямо при нем, набросал, проект встроенного в стене, скрытого от постороннего взгляда бар для спиртных напитков и сервировки, а в противоположной от его стола стене – скрытую потайную дверь, ведущую на лестницу, и оттуда сразу на улицу с другой стороны Зимнего стадиона. Фактически посетитель будучи незамеченным исчезал из его кабинета, Виктор был в восторге, и проект был немедленно реализован. Бар и дверь открывались и закрывались нажатием кнопок под столом.
Эти проекты я делал "по совместительству" что означало, что я имею право получать только половину гонорара, так как у меня была основная работа. Так мы и договорились, как друзья, без письменного договора.
Мне было очень интересно сделать этот проект по двум причинам.
Первая-Витя мыслил в неограниченных категориях, с ним было легко и интересно работать. Он побывал во многих странах, просматривал иностранные журналы, и у него были свои интересные идеи.
А вторая причина была в том, что мне не надо было сидеть за чертёжной доской. Только планы и развертки я чертил на одном листе бумаги, а остальное набрасывал в маленьком блокнотике и приносил рабочим конструктивные узлы в набросках, вырывал страницы из блокнота и оставлял рабочим, объясняя всё до мельчайших подробностей. Я прекрасно знал
соединение элементов дерева с металлом, бетоном, кирпичём, а также владел деревянными конструкциями. Я любил ремесло и работу с деревом. Ну, а об эстетической части уже и говорить не приходится. Столяры и рабочие видели, что я прекрасно знаю, о чем говорю, и делали точно, как я рисовал.
Работа над сауной шла легко и быстро. Виктор раздобыл распиленные пополам огромного размера брёвна для скамеек и еще большего диаметра-для стола в холле. Я собственноручно обжёг доски для прихожей и раздевалки. Был сооружен бассейн с внутренней подсветкой в зелёный и оранжевый цвет, а с потолка спущены толстые спортивные канаты с узлами, чтобы подтягиваться из воды и снова прыгать в бассейн.
Небольшая полукруглая дверка из обожжённых горбылей деревенского типа вела в
сауну, где замечательно пахло сидром. Стена вокруг бассейна была обита торцами древесины, и к ним крепилась декоративная рыболовная сеть. Все это в меру подсвечивалось цветными лампочками. Я своими руками сложил первые ряды камина из кирпича в "едальне", а остальное по проекту доложили каменщики. Опять-же из толстого каната я соорудил декоративное панно, переплетя канат и набив его на верхнюю часть стены около камина. В левой части, где были два небольших окна с полукруглым верхом, подобно венецианскому, я склеил на эпоксидной смоле витражи. Это было красиво, но не практично. Через два года витражи рассыпались от перемены температуры и повышенной влажности.
Успех сауны был неописуемый.
Виктор записывал желающих на месяц вперед, давая каждой группе насладиться
приготовлением шашлыков, спиртным, купанием в бассейне и теплом паром в самой сауне. Поначалу время для всех было ограничено до шести часов, но, так как очередь росла, то он вынужден был сократить время наслаждающихся до двух часов. Конечно, я шёл вне очереди. В бане у него были два помощника. Один следил за порядком и чистотой, а другой, по фамилии Веселов, парил присутствующих вениками. Он был человек полный, всегда потел много и тяжело дышал, и я постоянно боялся, что с ним может произойти что-то нехорошее. Так и случилось-он умер прямо в бане от разрыва сердца.
Там произошла ещё одна смерть. В одной из компаний присутствовал Набутов, очень
известный спортивный футбольный комментатор . Ни одного интернационального матча не
проходило, чтобы он его не комментировал порадио. Любители футбола, не попавшие на матч, приникали к радио и к только что появившимся цветным телевизорам, так что весь
Советский Союз знал Набутова. Кстати, должен сказать, что Виктор был одним из
первых, кто получил цветной телевизор в подарок. Он поставил его в “едальне”. Расчет
был прост: в голом виде все равны и о любом деле можно договориться легко, да еще за
хорошей едой, спиртным закуской и красивыми женщинами.
Однажды, когда все сидели за столом и ели шашлык, Набутов подавился куском мяса.
Началась паника. Все принимали участие в помощи, но так и не смогли ничего сделать.
Спасти Набутова не удалось.
Эти две смерти, как ни странно, увеличили успех сауны настолько, что Виктор стал брать входную плату-два рубля с группы, а потом даже мне пришлось встать в очередь.
Но я мог не платить.
Сауну посетили многиизвестные люди-знаменитости эстрады, кино, телевидения, а также политические и театральные деятели. из Ленинграда, Москвы и других городов. Я всегда удивлялся, почему я никогда не видел там ни одной спортивной группы, ведь сауна была сделана для спортсменов....
Отношение ко мне у Виктора было особое. Если я приходил к нему, когда он был занят с
кем-либо, или говорил по телефону, он подавал мне знак не уходить, аподождать, пока он освободится. Доверие ко мне было стопроцентное. Я мог присутствовать при всех его
разговорах. Он этим даже гордился, и после каждого разговора обсуждал со мной его
тему, как если бы я был его советчиком.
Моим следующим проектом на Зимнем стадионе был ресторан. Я сделал развертки и
даже перспективу его в цвете, применив новую по тому времени технику нанесения
цветных красок. Я воспользовался губками, шаблонами и наносил более грубую текстуру
зубной щёткой и металлической сеткой. Диапозитив с фотографией у меня сохранился до сих пор, Признаться, я понятия не имел, сколько я должен был бы получить за такую работу, да я
и не думал о деньгах хотя на основной работе получал очень небольшую зарплату.
Авторский надзор за строительством ресторана мне осуществить не пришлось, потому
что судьба опять резко изменила мой курс жизни.
Григорий Гуревич
Написано в Августе 2006 года.
Текст отредактирован автором 4го Февраля 2016го года для публикации на "Проза.ру".
Копирайт, 4 Февраля, 2016 года.