Это история реальных людей, близких мне, частью рассказанная ими по воспоминаниям, частью прожитая мною с ними вместе. Необычность их истории заставила меня, отбросив заботы и лень, записать ее как можно подробнее, не упуская самого драгоценного - фактов их судьбы.
Лидочка, Лидия Дмитриевна, в первом замужестве Выборнова, во втором замужестве Преображенская. Родилась Лидочка в марте 1898 года на Украине на станции Знаменка в семье машиниста движения Дмитрия Деньгина (отчества, к сожалению, не сохранила ничья память) и Наталии Васильевны (в девичестве Леонтьевой). Выжившие с младенчества дети: Петр, в 1905 г. уехал во Францию, Елена, Лидия (Лидочка), Александра, Всеволод и Виталий - близнецы, родившиеся, когда Лидочке было уже 18 лет, и за которыми, фактически, смотрела она одна, избавив от хлопот мать. Наталия Васильевна была женщиной необычайной красоты. Ее пожелтевшая фотография свидетельствует, сколь нежны были ее черты: очаровательный овал лица, грациозная осанка, высокий чистый лоб, убранные назад светлые волосы, изящный носик, одухотворенное лицо. Мать Наталии Васильевны происходила из дворянского рода Евреиновых. Отец - Василий Леонтьев, мещанин, имел еще двоих сыновей, Алексея и Николая.
Супруги Деньгины недолго прожили в Знаменке и переехали в Кременчуг. Дмитрий Деньгин, получив хорошее инженерное образование, не останавливался в своем развитии. И когда отец его, построив в Кременчуге большой добротный дом, передал его сыну, тот, переехав на новое место, обзавелся приличной библиотекой. Технические журналы с новейшими публикациями и книги выписывались даже из-за границы.
Человек он был солидный, весьма уважающий себя сам, и уважаемый другими, не лишенный надменности. И было с чего, так как он трижды удостаивался чести водить поезд особого назначения. Первый раз в Порт-Артур в 1905 г., и дважды царский поезд Кременчуг-Львов-Кременчуг. А вот в каком точно году, увы, забыли. Но факт этот благоговейно вспоминала и сама Лидия Дмитриевна и все ее выжившие родственники. После этого Дмитрий Деньгин был удостоен дворянского звания.
Никогда не прощу себе, что при жизни Лидии Дмитриевны я не записывала с ее слов все подробности жизни семьи Деньгиных в их просторном доме в Кременчуге.
А дом был, и есть поныне, действительно, хорош. В 1993 году я позвонила по делам в Кременчуг и в конце разговора, наобум, спросила, не жив ли еще там у них дом Деньгиных (я знала, что имя ему так и сохранилось), а в ответ услышала, что, да, есть такой дом Деньгиных. В нем теперь местный Главпочтамт...!!! Копия документа на дом у моего мужа, сына Лидии Дмитриевны имеется, ибо дом этот во время революции не был экспроприирован, а просто оставлен владельцами и заколочен. Местные власти заняли его под административные нужды.
Жизнь в доме Деньгиных протекала по очень строгому распорядку. Детям старались дать хорошее воспитание и образование, как юношам, так и барышням. Беда только, что Лидочка, в отличие от своих сестер, красавица необычайная, к учебе была равнодушна. В семье так и решили, что ей, красавице, за судьбу бояться нечего, все равно устроится. Характер она унаследовала от своего отца упрямый, обидчивый, слегка надменный, а ум немалый, пытливый, наблюдательный. Лидочка была очень трудолюбива, в ее представлении правдива, что часто мешало ей быть в хороших отношениях с окружающими, но её искренность и красота обезоруживали людей, и каждый невольно чувствовал виноватым только себя.
Моральные устои в доме тоже были строгие. Отец никогда не появлялся перед домочадцами без пиджака в подтяжках. Опрятность была на первом месте. Однако подтяжки отца дочки все же увидели. Однажды старшая Елена, после службы в церкви, прошлась домой не со всей семье, а слегка в обход скверика под ручку с молодым человеком. Папенька вежливо выпроводил кавалера и, закрыв плотно двери, погонял своими подтяжками юную Елену вокруг большого круглого стола. Урок этот девочки запомнили на всю жизнь.
На прогулках в парке по выходным девочкам запрещалось, независимо от возраста, скакать на одной ножке, горбиться, размахивать при ходьбе руками, резко вертеть головой, и Боже упаси, оглядываться на прохожих, или на маму с папой, которые важно шли следом. Можно было лишь, если их позовут, или что-то еще, повернуться всем корпусом, не спеша, плавно и грациозно подойти и, учтиво глядя на старших, приятным голосом спросить, или ответить.
Хороший тон в семье Деньгиных выдерживался очень строго. Достижение в воспитании, которому я, родившаяся в самой середине уже ХХ века, страшно завидую, как недостижимому идеалу.
Барышни всегда были заняты по хозяйству. Их обучали рукоделию, что развивало вкус и смекалку (а также речевой отдел головного мозга), а на будущее предохраняло от хандры и уныния при неблагоприятных поворотах судьбы.
Лидия Дмитриевна так на всю жизнь и осталась хлопотуньей, ни минуты не оставалась без дела, и особенно хорошо умела благоустраивать свое жилище, создавать какой-то особенный уют. А самое главное, она обладала чудным талантом хорошо и вкусно готовить. "Была бы коровка да курочка, пирог спечет и дурочка," - говаривала моя бабушка. Так вот, Лидия Дмитриевна могла обойтись и без курочки с коровкой. Она создавала волшебные блюда, буквально, из воздуха. Навечно запомнила я её суп с клёцками, борщи, паштеты, рагу и еще многое без названия.
Всё, к чему прикасались ее умелые руки, оживало и приносило радость.
Не увлекаясь особенно науками в мужской гимназии, куда отправил ее отец, так как считал, что в мужской гимназии образование давали более глубокое, она, тем не менее, пристрастилась к чтению. И, в итоге, ее начитанность вполне сошла за неплохую образованность.
А как красив был ее русский. Такой, пожалуй, можно услышать лишь у старых русских эмигрантов.
Язычок у нее, к тому же, был весьма остёр. Неколебимо уверенная в своей непогрешимости, максималистка, она, порой, больно колола им своих кузин, знакомых и кавалеров. Что, может быть, и препятствовало её раннему замужеству. Для ухажеров Лидочка была неприступна. Малейший промах, и бедняга попадал в немилость безо всякой надежды на успех. Из ее скудных сведений я всё же узнала, что у нее были кое-какие симпатии. А именно, некий Жорж, юнкер, застрелившийся из-за нее. Мне так и не удалось выведать, что это был за роман, и что там у них произошло. Но сына своего единственного Лидия Дмитриевна назвала этим именем. Знаю еще, что угрызений совести Лидия Дмитриевна не испытывала никаких.
Отец Лидочки имел приличное жалование и, получая его, просил, чтобы ему давали не золотыми монетами, а ассигнациями. По его мнению, монетки были неудобны для пользования. Но несколько монет, всё же, он брал и ежемесячно выдавал каждой из трех сестер по золотой десятке на приданое.
В доме всегда был достаток, прислуга. А когда Елена заболела воспалением легких, отец купил для нее за 9 рублей корову, нанял доярку, чтобы каждый день поить девочку парным молоком.
С этим молоком у Лидочки тоже было связано одно воспоминание. Однажды мама поймала ее, украдкой слизывающей сливки со свежего молока. Лидочке сильно досталось от мамы. Лидочка крепко запомнила урок, и, возможно, именно поэтому она, спустя многие-многие годы, так же строго побранила свою внучку Ирочку, когда малышка, словно котёнок, слизывала сливки с парного молока из деревни. Обеим было стыдно и очень обидно. Она вообще не выносила повышенного тона. Потому и гимназию Лидочка невзлюбила, ибо учителя имели обыкновение разговаривать с учениками строго, особенно, когда те слабо знали урок.
Лидия Дмитриевна до старости не научилась выносить грубый, резкий тон. Любая кассирша, или продавщица в московском магазине уже в наше время могла довести ее почти до обморока. Бедняжка однажды ушла, оставив и деньги и покупку, настолько была оскорблена, мягко говоря, неприветливым тоном кассирши. Потом она несколько дней приходила в себя.
Было у Лидии Дмитриевны еще одно свойство. Она необыкновенно чувствовала судьбу. Иногда даже могла ее предвидеть. Накануне войны 1914 года Лида вдруг стала, сама того не сознавая, собирать сухари и прятать их за комод. Заметив это, мама молча их оттуда убирала. А Лида продолжала собирать сухари. Это насторожило родителей, но чуткая мама усмотрела в этом знамение потому, что с детских лет Лидочка уже не раз угадывала грозные события.
Роковые перемены не заставили себя долго ждать, и поднялся над страной смерч, унося налаженную жизнь и людей. В восемнадцатом году молоденький красноармеец прикрикнул на опытного машиниста Деньгина, который на работу являлся в накрахмаленной сорочке и в белых перчатках. Деньгин грубость стерпел, но когда юнец обратился к нему: "Эй, товарищ!", господин Деньгин неосторожно парировал: "Гусь свинье не товарищ!" И поплатился за это жизнью. Выхватив маузер, красноармеец накричал на строптивого машиниста. Дмитрий Деньгин не вынес оскорбления, и с ним случился сердечный приступ. Когда его принесли домой, было уже поздно. Он умер в возрасте 48 лет.
После смерти отца семья переехала в Харьков.
ххх
Петр Михайлович Выборнов, дворянин, горный инженер, родился в Царицыне в конце девяностых годов XIX века. Точная дата забыта. В семнадцатом году, как многие русские аристократы, перешел на сторону революции и занялся поставками леса для Красной армии Украины и Крыма. О нем мне мало известно. По понятным причинам, родственники, выжившие в нашей стране, возможно, потому и выжили, что предали забвению свое происхождение и историю. По семейному преданию Выборновы были их тех выборных людей, которых Борис Годунов послал на Волгу для подавления бунтов. Бояре, но по воспоминаниям потомков Выборновых, кузенов моего супруга Жоржа, жили они на Волге не барски, много работали, сеяли хлеб, торговали им, в общем, были людьми трудолюбивыми.
На момент приезда в Харьков, Петр Михайлович имел немалый чин, что-то вроде комбрига, точно установить не удалось. Но знаю, что был он под началом Фрунзе и Рустейко.
Однажды в театре он обратил внимание на красивую девушку в ложе. Она сидела в окружении своих братьев и сестер. Петр Михайлович указал на нее своему приятелю и уверенно сообщил, что она будет его женой. Вот так просто и заявил - женюсь. Аки сокол с ясна неба. Перед таким штурмом Лидочка устоять не смогла.
Покоем супруги Выборновы тешились недолго, так как вскоре Петр Михайлович был арестован по обвинению в каких-то делах по продаже леса. Ему грозил расстрел. Так, через месяц после свадьбы, Лидочка стала носить передачи в тюрьму. Через некоторое время мужа выпустили ввиду отсутствия состава преступления. Но супруги, на всякий случай, уехали в Петроград. Михаил Иванович Бойко, подчиненный Петра Михайловича, вскоре после свадьбы Лидочки и Петра Михайловича, женившийся на сестре Лидочки Елене, сообщил им в Петроград, что негодяев, сфабриковавших это дело, нашли и, якобы, наказали. Но Петр Михайлович и Лидия Дмитриевна, зная общую ситуацию в стране, поняли, что это лишь начало трагедии. Дважды они пытались перейти границу Финляндии, но безуспешно. Потом уехали в Москву.
В Москве жил младший брат Петра Михайловича Дмитрий, в судьбе которого он принял большое участие, платив за его образование. В благодарность за всё юный Дмитрий влюбился в Лидочку. Однажды Петр Михайлович застал его стоящим на коленях перед Лидочкой, со слезами умоляющим ее бросить брата Петю и бежать с ним. Петр Михайлович и Лидия Дмитриевна восприняли это, как детскую шалость и непослушание, за что брат Петя устроил братишке Мите хорошую взбучку. А Дмитрий сохранил эту любовь на всю жизнь.
С досады он женился на женщине пролетарско-крестьянского происхождения, которая была малограмотна, простовата, но добра и очень красива. Всю жизнь она работала нянечкой в детском садике. Старшую дочь свою Дмитрий нарочно назвал Лидией, чтобы была у него своя Лидия Дмитриевна. Когда он умер в конце пятидесятых годов, предварительно отсидев, как полагалось тогда, несколько лет в лагере, родные нашли на его теле в потайном кармашке фотокарточку Лидочки с надписью: "Лебедь мой". Лидию Дмитриевну очень многие сравнивали с лебедем. С тех пор дети Дмитрия, особенно Лида, недолюбливали и Лидию Дмитриевну, и ее сына Жоржа.
В Москве Лидия Дмитриевна вспомнила, что в Благовещенске на Дальнем Востоке живет учитель словесности из гимназии, где она училась. Надо было немедленно уносить ноги, так как Петр Михайлович, со своими манерами, интеллигентным лицом и, самое ужасное, со своими красивыми, как у женщины, белыми руками вызывал подозрение и раздражение у окружающих. Руки у него были так красивы, что как-то еще до революции, на балу, один офицер, увидев на перилах руку Петра Михайловича и не заметив, кому она принадлежит, потому что мешала колонна, спьяну стал целовать ее, уверенный, что такая прелесть может принадлежать только очень хорошенькой женщине. Петр Михайлович потом стал даже подшучивать над приятелями, подсовывая им свою руку, но прячась за какой-нибудь колонной, или шкафом.
На Восток они добирались, как могли. Приходилось ночевать и в хижинах местных жителей. Как-то в одном селении Петр Михайлович обратил внимание на старушку, которая была среди местных шаманкой, или колдуньей, или прародительницей. Она очень плохо слышала. Но Петр Михайлович, без труда разгадав причину ее глухоты, обработал спиртом ее ушные раковины и удалил старинные серные пробки. Вдруг обретя слух, старуха нарекла его святым, и уже до Благовещенска потомки ее многочисленного рода благоговейно сопровождали драгоценную чету. (Кстати, почти такая же история произошла у меня с Лидией Дмитриевной уже в конце восьмидесятых годов ХХ века, когда она вдруг стала жаловаться на тугоухость и потребовала, чтобы врач назначил ей слуховой аппарат. Помня историю ее супруга, я, на всякий случай, заглянула ей в уши и увидела там невероятно плотные серные пробки, прокапала их камфорным маслом и осторожно вытащила медицинским пинцетом. Лидочка обрела слух и прониклась глубоким уважением к своей невестке, что сильно облегчило мою жизнь).
В Благовещенске они остановились в доме учителя (к сожалению, фамилия забыта). Спустя месяц, после тщательной подготовки, Петр Михайлович перешел по льду реку Амур в Китай, где его встретил доктор Карязин, который работал переводчиком в эмигрантском отделе.
Спустя две недели, Лидочка должна была тоже последовать замужем. Накануне побега ей был вещий сон: будто бежит она по льду, а за ней на коне скачет красногвардеец в будёновке с красной звездой и, догнав, заносит над ней шашку и угрожает наганом.
Так и случилось. Она бежала, в нее стреляли, сбили шляпку, она упала, к ней подскакал красноармеец с наганом и шашкой. Обругав ее грубым матом, красноармеец притащил ее в какую-то управу. Так ее стыдили, стращая рассказами о тяжелой жизни русских эмигрантов в Китае, а таких красавиц, как она, якобы, продают в дома терпимости. Она должна была ежедневно отмечаться в местной конторе.
Но угрозы не подействовали. Спустя еще две недели, Лидия Дмитриевна отважно перешла Амур и встретилась со своим мужем.
Доктор Карязин посоветовал им изменить фамилию, так как были случаи, когда неизвестные врывались в дома ничего не подозревающих беглецов из страны советов и расстреливали всех до одного, не щадя и детей.
С тех пор Петр Михайлович Выборнов стал именоваться Борисом Владимировичем Рыбаковым (слово "Выборнов" оказалось легче всего переделать в "Рыбаков", подтерев и слегка видоизменив некоторые буквы). Лидия Дмитриевна так и не смогла привыкнуть к новому имени и до конца звала его Петенькой, вызывая бурю гнева: "Лида, неужели трудно запомнить. Это же так просто!" "Да, да, Петенька, я уже запомнила", - растерянно махала она ладошками и виновато зажимая ими свой непослушный рот. Даже умирая в 1992 году, в предсмертном бреду, она бормотала одно только имя: "Петенька, Петенька, не уезжай, возьми меня с собой..."
Под новым именем и с сомнительными надеждами Рыбаковы приезжают в Харбин. Шел 1924 год. В Харбине Борис Владимирович удачно устроился завгаром к китайскому генералу. Ему даже доверяли иногда перевозить этого генерала в лимузине.
Харбин Борису Владимировичу не приглянулся, и через полгода они переезжают в Шанхай. О, Шанхай! Город, хотя и на востоке, но очень европейский. Есть всё, и небоскребы и шикарные рестораны, банки, кинотеатры, многочисленные кафе, шикарные апартаменты, английский и французский клубы, Жокей-клуб - всё, к чему привык уважающий себя человек. В Шанхае русские - это белые люди. Китайцам в некоторых местах запрещалось даже ходить по тротуарам, которые по утрам мыли с мылом, чтобы дамы не пачкали туфель. Здесь обосновалась аристократическая часть русской эмиграции. Каждый сезон гастроли итальянской оперы, Вертинский, газеты на русском и других европейских языках. Город поделён на концессии: английскую, немецкую французскую
В Шанхае господин Рыбаков устраивается очень хорошо. Он работает заведующим русским отделом крупного банка.
Будучи человеком широкой натуры, Борис Владимирович начинает помогать русским эмигрантам. Каждый день к обеду кто-нибудь приглашен. И часто не для компании, а чтобы просто накормить, не унизив достоинства менее удачливого благородного соотечественника. Как истинный русский барин, волжанин, он порой мог собрать на улице русских бывших офицеров, или просто людей из России, и угостить всех в ресторане, или кафе.
Дела идут неплохо и, наконец, в семью приходит радость. Лидия Дмитриевна готовится стать матерью. В 1927 году Борис Владимирович везет Лидочку в Циндао, в курортный город немецкой концессии, где в белом роскошном госпитале 6 февраля под раскаты шестибалльного шторма рождается их сын Жорж, Георгий Борисович Рыбаков.
Здесь мне хочется сделать многозначительную паузу, так как с этого момента начинается моя судьба.
Рыбакова Юлия Константиновна, 1998.