Александра гл. 22

Людмила Каштанова
               
                Прощание с отчим домом. Добрые "самаряне".

     Свадебный  трехдневный пир подошел к концу. Все гости разъехались, и дом усердием слуг был приведен в надлежащий порядок. Александре предстояло в скором времени покинуть родительский  дом и  уехать в дом мужа. Таков  русский обычай.  Это ее  несколько печалило. Она попросила  у Юрия немного времени  побыть одной, чтобы проститься с ее дорогими сердцу местами.  Он одобрительно в этому отнесся.
     Она неторопливо стала обходить имение, заглянула в лесок, где вместе с шумной ватагой дворовых ребят ходила по грибы и ягоды – благо они росли в большом количестве  неподалеку от имения. Нежно пригревало  июньское солнце, не слышно было птичьих голосов, вокруг было  таинственно тихо. Девушка вдыхала  полной грудью аромат нагретых на солнце  листьев деревьев и трав, как бы стараясь надолго надышаться родным  воздухом.
 
     Ноги привели ее к речке, протекавшей  между густо заросшим ивняком берегами.  Она прошлась по бережку, зачерпнула  ладонями  прозрачную водицу и подбросила  вверх,  обрызгав себя.
      - Речка, милая, прости, что покидаю тебя надолго, но я  еще вернусь. Благослови меня в дальний путь, – и как ответом был всплеск выпрыгнувшей из воды какой-то  крупной рыбы,  должно быть,  щуки - хозяйки речушки.      Находившись,  она присела на  полусгнившее бревно, лежавшее тут  с незапамятных времен, на котором частенько сидели отдыхающие здесь взрослые и  детвора.   Неподалеку лежала на берегу лодка кверху дном.  Не счесть, сколько раз она на ней каталась с кем-нибудь.  Опять повеяло грустью,  что скоро придется покинуть эти  родные места, на которых прошли ее детство и юность.
       Вместе с грустью  к ней пришло и поэтическое вдохновение, и в голове стали рождаться строчки будущего ее стихотворения.

         Прощай, мой милый отчий дом!
         Как стал ты сердцу дорог!
         Как много лет прожито в нем,
         Увидимся не скоро.

         Прощай, тенистый старый сад,
         Где  часто отдыхала.
         Прощайте все, и стар и млад,
         С кем вместе подрастала.

         Прощайте, лес, моя река,
         Где  смело я гуляла.
         Уехать мне в далекий край
         Теперь  пора настала. 

         Но я еще сюда вернусь,
         Вы только не скучайте,
         Вы только легким долгий путь
         И счастья пожелайте.

      Уходить было жаль, но заботы звали.  Александра  еще  постояла немного и пошла к дому,  очень  надеясь, что когда-нибудь она  со своей семьей  сюда приедет, снова будет   кататься на лодке и  наслаждаться этой живописной  природной красотой.   
      А дома ее уже ждали, чтобы пообедать перед отъездом.   В дорогу им нагрузили  целую подводу всякого приданого, свадебных подарков, прочего скарба и провизии. Лидия Семеновна не скрывала  слез, прощаясь с любимой дочерью,  а  Петр Николаевич  украдкой вытирал ладонью   глаза.  Родители проводили их до ближайшей  станции, а там еще раз попрощались со слезами.

      Дальнейший путь  прошел относительно спокойно. Дорога была довольно оживленная, особенно, когда подъезжали к городам и деревенькам.   Попадались путники  пешие, в основном  бедный люд, и конные – богатого сословия, поднимая дорожную пыль.
      Летняя дорога была намного интересней зимней, и Александра  почти все время смотрела в окна.  Вдруг они увидели лежащую на обочине бедно одетую женщину и маленького мальчонка при ней. Проходившие два крестьянина, глядя на них,  только перекрестились и прошли мимо, но оглянулись, услышав, что какая-то карета сзади них замедлила ход.

      - Давай остановимся! -  Александра посмотрела на мужа. – Надо узнать, что с ней.
      - Да, конечно, - и он сделал знак вознице остановиться.
      Подойдя к несчастной, они увидели жуткую картину: молодая женщина лежала, скорчившись, подоткнув между ног подол драной юбки , который был  в крови, а мальчонка плакал и дергал ее за лохмотья.
      - Что с вами,  милая? -   Александра склонилась над ней.
      - Дюже лихо мне...умираю вот... сына токмо жалко... сгибнет без меня, -  слабым голосом проговорила  молодуха. Лицо ее было бледное, исхудавшее с впалыми от болезни глазами.

      - Мы не можем их тут оставить. Не по-христиански это будет, - проговорила Александра.
      - Да куда же мы их поместим, у нас и так все забито, - высказалась Наталья Ивановна, хотя сознавала, что не права, - и кто знает, кто они такие, может, беглые.
      - Найдем место, - уверенно проговорил Юрий и стал делать перекладку вещей на подводе, - Прежде всего,  это  несчастные люди, и наш  христианский долг  им помочь.
      Освободив место на подводе, они осторожно уложили женщину на нее, а малыша  взяли с собой в коляску. Юрий посадил его себе на колени, прижав к себе его худенькое, дрожащее  тельце.
      Когда они проезжали мимо наблюдавших за ними крестьян, те перекрестили их и крикнули вдогонку:
     - Да благословит вас Господь, добрые люди!

    В полдороге от  дома путешественники остановились и хорошо покушали, накормив «гостей». Женщина съела совсем немного – сказывалось ее больное состояние, а малыш уплетал вкусную еду за обе щеки. Тут же познакомились: ее звали Устиньей, а сынка Степкой.
      В имение они прибыли в десять часов вечера. Были уже густые сумерки. Тут Наталья Ивановна по-хозяйски забегала, куда поместить больную женщину с ребенком. У молодой женщины было кровотечение. Ее обмыли,  дали густой отвар крапивы и уложили в сенях. Мальчонку тоже помыли,  накормили и временно поместили в людскую комнату.

      На следующий день к Устинье с утра вызвали  доктора и он, осмотрев ее, сказал, что она беременна и возможен выкидыш.  Он прописал ей  укрепляющие средства и хорошее питание. Получив плату за визит, он уехал. Как ни странно, но кровотечение прекратилось, и Устинья пошла на поправку. Она призналась своим спасителям, что сбежала с сыном от жестокого хозяина, который хотел ее снасильничать, а муж за нее заступился, оттолкнув  его так, что тот больно ударился о стенку. За это старый греховодник  велел запороть молодого крепкого слугу до полусмерти. Да переборщили  слишком усердные слуги с битьем: муж скончался у нее на руках, и она не смогла больше жить у такого хозяина.   После похорон и поминок, ночью, улучив момент,  она со спящим сыном на руках  бежала.  По дороге  у нее случилось кровотечение, так как была в положении.

     - Куда же вы бежали? – со слезами на глазах спросила ее Александра.
     - А хошь куда,  токмо  того зверя больша никогда не видеть. Спасибочко  вам большое, добры люди. Господа Бога буду вечно молить за вас, шо спасли наши души, - она взяла и поцеловала  руку Александры.
     - Это Бог вас спас через нас. Ему и скажи «спасибо».
     - А как же: и Богу спасибо, и вам спасибо!
     - Ты поправляйся, Устинья, о сыне не беспокойся, он тут, с детворой нашей бегает, а мы подумаем, что дальше с вами делать, - и Александра  ушла к себе.
     Устинья  осталась лежать, и по лицу ее текли слезы благодарности. Она боялась до конца поверить в свое спасение.


      Помещик  Борщов находился в своей овчарне, где разводил борзых для  продажи, и любовался щенком, которого держал в руках. Как он любил этих собачек,  особенно щенков, которых мог целовать и в мордочку,  и в пипочку! Собак любил больше, чем людей.  Людей он ненавидел, за исключением немногих, к которым имел  влечение интимного характера, даже к матери относился снисходительно-высокомерно.
       Он был пятидесяти лет, ниже среднего роста, полноват, с лоснящимся от жира лицом, на котором отрастил усы и бакенбарды, как у царя, чем очень гордился. Статус помещика-хозяина делал его самодуром и тираном. Особенно это было видно на отношении его к крепостным.  Он под стать был всем известной Салтычихе.

        «Людей надо держать в кулаке и страхе!» - любил он говаривать  к месту и не к месту.
      - Барин,  ваш бродь-с, -  прибежал к нему в овчарню прислужник, запыхавшись,  - там к вам приехали-с. 
      - Кто приехал, каналья!?-   рявкнул Борщов, недовольный тем, что оторвали его от любимого занятия.
      - Важные господа, ваш бродь-с!  Вас требуют видеть-с, - тот дрожал пред хозяином, как осиновый лист.
      Пришлось  барину  вернуть щенка его мамке, которую теребили за сосцы еще четверо щенков, а самому идти встречать незваных гостей…
 
     В   затененной оконными бархатными  гардинами просторной гостиной, меблированной старинной инкрустированной мебелью, за накрытым красным бархатной скатертью столом сидели  три человека. Один из них сам хозяин, а два других – приехавшие незнакомцы.
     - Чем обязан, господа? Надеюсь, вы приехали сюда с добрыми вестями? – поерзал на стуле хозяин.
     - Это зависит от вас, как вы воспримите наши вести, - ответил один из неизвестных.
     - А с кем я имею честь разговаривать?

     - Я – Самарин Юрий Михайлович,  майор  артиллерийского полка, а это мой стряпчий, который будет  дальше с вами говорить.
      -   Стряпчий? -  неприятно удивился  Борщов. - А в чем, собственно, дело?
      - Безуглая Устинья Осиповна – ваша крепостная?- начал стряпчий.
      - Нашлась-таки беглянка! Ну, я ее! -  Борщов, зло стиснув зубы, потряс  кулаком. – Совсем  холопы  разболтались. Им только дай слабину – совсем на голову сядут. Этот  борзый народ на держать в кулаке и страхе – верно я говорю?  - он изобразил улыбку на лице, надеясь услышать одобрение.

      Юрий игнорировал этот вопрос, покачав головой, а стряпчий стал говорить:
      - Вашу беглянку  нашли умирающей  у дороги в Козьмино. Рядом с ней был ее ребенок. Добрые люди не могли оставить их   в таком положении, оказали им врачебную помощь, которая вылилась    в пятьсот тридцать семь рублей сорок копеек. Вот чек. Вы  получите свою крепостную назад, если  оплатите господину  Самарину  этот чек.
      Борщов округлил глаза:
      - Это за эту тварь я должен отдать такие деньжищи? Да я за такие деньги такого жеребца куплю, что все обзавидуются. Нет, я не согласен.

      - Тогда одно из двух: составляем договор о  передаче крепостной Безуглой Устиньи Осиповны и ее сына Степана новому хозяину в лице Самарина Юрия Михайловича в счет  погашении долга по чеку в 537 рублей 40 копеек.  И второе: взимание сего долга через суд.
    Борщов, недолго думая,  согласился на первое предложение. С судами для него лучше было не связываться. Зачем, мыслил он,  иметь о себе худую славу? Еще и наказание придумают для него за запоротого крепостного. Таким образом, договор по всем правилам был составлен, подписан всеми сторонами, и довольный Юрий с хорошими вестями вернулся домой.

    Так   Самарины заполучили  себе хорошую работницу Устинью, которой было всего двадцать лет, и сына ее, трёхлетнего  Степу.   На ее лечение было потрачено гораздо меньше, но надо было нарочно увеличить сумму, чтобы  подвигнуть прежнего хозяина к согласию уступить ее.
     Окрепнув, Устинья принялась за труд. Учитывая ее положение, ей давали посильную работу, которую она с удовольствием и добросовестно выполняла, стараясь угодить  своим благодетелям. Она и на лицо похорошела, что не оставило безразличным к ней слуг мужского пола, но  у нее еще была  скорбь по безвременно погибшему мужу. Поэтому она жестко реагировала на мужское внимание.

                продолжение http://proza.ru/2016/02/05/406