Боль давно дремала в теле Веры. Нет, не дремала, таилась. Последние два месяца боль давала о себе знать ежедневно. Исподволь, ненавязчиво, притворяясь тупой, боль пугала Веру. Всякий раз Вера тревожилась, прислушивалась к этой давящей боли и, как всегда, самонадеянно надеялась, что всё пройдёт.
Боли не понравилось её терпение, и она решила показать, на что способна. В ту ночь Вера не могла спать. Пыталась чем-то себя занять, бродила по квартире, прислушиваясь к возрастающей внутри боли. По окнам стучали капли дождя, и от этого было ещё тоскливей. Муж спал. Будить его Вера не решилась. Очередные упрёки в том, что она сделала что-то не так, или не сделала то, что нужно было сделать. К упрёкам он обязательно добавил бы, что и у него здоровье отвратительное, и болит и там и там. И Вера терпела боль почти всю ночь. Без семи минут четыре боль нанесла ей первый удар. Такой, что даже дыхание перехватило. Так, как это случилось на сей раз, никогда не болело раньше, и Вера испугалась.
Но одного удара боли показалось мало, и она ударила Веру ещё раз. Потом другой.
Вера стала собираться в больницу. Собственно, собираться не было необходимости. Всё было собрано давно. Пакет, в котором лежали тапочки, ночная рубашка, полотенце, мыло, расчёска, всякая мелочь. И документы. Паспорт, СНИЛС, полис. И лист бумаги, на котором в столбик, крупными буквами были написаны её заболевания. Те, о которых обязательно должны были узнать медицинские работники, если она не сможет говорить. Надев чистый, тоже приготовленный заранее, халат и плащ, Вера вызвала такси. Поняла, что «Скорая» приедет не скоро, и может опоздать. «Скорая» никогда не приезжала вовремя. Поэтому рассчитывать на неё не стоило.
В ожидании такси Вера стояла у окна и смотрела на улицу. Ни в одном окне в соседних домах не горел свет. Все спали. Никого не мучила эта страшная боль. Почему боль выбрала своей мишенью её?
Увидев свет фар подъехавшей машины, Вера разбудила мужа. Зря разбудила. Он сказал ей то, что она и ожидала от него услышать. И даже не предложил проводить её хотя бы до такси. Впрочем, для Веры это не было неожиданностью.
Водитель такси, молодой мужчина, с первого взгляда понял, как ей плохо. Несмотря на непогоду, умело гнал машину по мокрому асфальту. И пару раз спросил:
-Плохо?
Она молчала. И это было ответом на его вопрос. Боль била уже без перерыва, сильно. Хотела добиться своего. Огни одиноких уличных фонарей и яркий свет огромных ламп на железной дороге сливались в одну яркую линию, под струями дождя искрившуюся миллионами мелких огоньков.
По пути позвонила младшей дочери. Обе дочери жили недалеко от больницы, но она позвонила младшей. Предупредила.
Она отказалась от помощи таксиста и сама зашла в приёмный покой. Села на старый стул и сказала несколько слов. Ровно столько, сколько могла сказать. И протянула документы. Дежурный врач пришла быстро. Слушая Веру, бегло просмотрела лист бумаги, исписанный аккуратным крупным почерком. Собственно, сказала Вера всего несколько слов. Где болит, и какой характер у боли.
А боль уже ничего не боялась и не стеснялась. Лупила изо всех сил, попадая в самую точку.
-Сами сможете подняться на второй этаж, - спросила доктор.
Вера махнула головой. Говорить не было сил.
-Ведите в хирургию, - сказала доктор нянечке.
Вера обманулась. Ей не хватило сил подняться на второй этаж. У основания широкой старинной лестницы она увидела, как падает потолок. Где-то гремели колёса допотопной каталки.
Она пришла в себя на кровати в палате. Рядом толпились люди в белых халатах, что-то говорили, что-то делали с её телом.
Кто-то плакал рядом и говорил знакомым голосом:
-Мама… Мама…
Это был голос её младшей дочери. Которая почти никогда не плакала. Раньше не плакала. Дочь не хотела уходить из палаты. Люди в белых халатах выгоняли её дочь, хотя та никому не мешала.
-Зачем они её выгоняют? Она никому не мешает! – подумала Вера, пытаясь сопротивляться захватившей её боли.
Она не понимала, что медики не хотели, чтобы дочь смотрела на ЭТО. Не хотели, чтобы та видела ЭТО.
Потом белый потолок куда-то уплыл. И наступило… Наступило НИЧТО. Именно НИЧТО, потому что не осталось ничего. Ни света, ни звуков. И, самое главное, не было боли.
…..
Совсем рядом шептались. Голоса непонятно шуршали. Тихо, ненавязчиво.
Вера не решалась открыть глаза. Кто его знает, чтО она увидит, если откроет глаза.
-Лена, посмотри в пятой капельницу, - донёсся громкий голос почти рядом.
Вера открыла глаза. Белый потолок вернулся на своё место. На соседней кровати сидели две женщины. Маленькая сухонькая старушка и ещё молодая женщина с неестественно жёлтым лицом. Что-то шепча по очереди друг другу на ухо, они с интересом смотрели на Веру.
-Проснулась! – радостно произнесла старушка. – А ночью врачиха боялась, что не очухаешься…
Старушка не договорила, женщина быстро зашептала что-то ей на ухо.
Потом пришла медсестра, следом доктор. Сначала один, потом другой. Затем пришли дочери. Старшая и младшая. Они не плакали, сидели рядом, смотрели на неё, и было похоже, что они хотят поплакать.
Вечером она отпросилась домой. Пообещала приходить по утрам, на процедуры и соблюдать все рекомендации врача. Держать её не стали. Зачем? При редких обращениях к медикам Вера всегда говорила:
-Больничный и инвалидность мне не нужны.
Ей даже казалось, что после этих слов с ней обращались более деликатно. Впрочем, по больницам ходить она не любила. Не любила и потому не ходила.
Домой её вёз зять. Муж старшей дочери. Вера сидела на заднем сиденье, откинувшись на спинку, и опять смотрела в окно. Опять шёл дождь. Но в этот раз грустно и тоскливо не было. Гирлянды огней были похожи на новогодние. Весёлые новогодние огни. Хотя Новый год давно прошёл.
Боль отступила. Ушла, сбежала, спряталась. В этот раз поединок «Боль и Желание жить» боль проиграла. Но её не устроил счёт 0-1, не в её пользу. И она ушла, зная, что когда-нибудь отыграется. Вернётся и отыграется.
Дома Веру встретил муж. Сказал общие, положенные по этому поводу фразы, вспомнил о своих болячках, отметил их значимость по сравнению с её болезнями, и Вера окончательно поняла, что вернулась домой.
И ещё она вспомнила, что все болезни от нервов. От нервов и от отсутствия любви. Боль знала это, поэтому и выбрала Веру. Выбрала и била Веру в её самый чувствительный нерв. Оголённый нерв несуществующей любви.