1
Поезд «Владивосток-Москва» мчался на запад, рассекая толщу бесконечного пространства. В купе сидел молодой мужчина с аккуратно стриженной бородкой и смотрел в молочный сумрак бездонной зимней ночи. Он прислонялся лбом к холодному запотевшему стеклу, протирал его ладонью и вновь пристально всматривался в неоглядную студёную даль, будто хотел там рассмотреть что-то недосягаемо близкое.
«Куда я еду? Зачем?» –грустно размышлял пассажир. Он хотел преодолеть не расстояние, нет – Время!
Открылась дверь купе и вошёл полнотелый мужчина лет сорока пяти в сером костюме с пакетом в руке.
- Э-э, дружок Андрюша, так не годится, - выпалил он с порога, разведя в стороны руки и озорно тараща глаза. – Вторые сутки ты сидишь букой, не проронив ни слова. Для попутчиков молчание – не золото. Не заболел ли ты?
- Если безответную любовь считать болезнью, тогда – да.
- О!.. И как давно это началось?
- Со школьной скамьи.
- Запущенная форма. Есть у меня два средства. Первый – микстура, - и толстый весельчак достал из пакета коньяк. – Второй – молодая женщина. Клин вышибают клином.
- Нет, Виталий Львович, до тридцати лет я внедрял в жизнь эту пословицу – не помогает…
- Тогда есть третье средство – исповедаться! Лучшая исповедальня – купе с незнакомым попутчиком. Выхожу я в Хабаровске. Меня ждут дочь и внук.
Андрей нехотя взял в ладонь стакан из тонкого стекла, долго смотрел на золотистую жидкость, взбалтывал, раздумывал. Выпив, он продолжал молчать, нервно постукивая о стол донышком стакана. Закурил.
- …Она была отличницей… В школе мы влюблялись в отличниц… Это была платоническая любовь с тихим обожанием, с ненужной жертвенностью… За что любил? Не знаю… Поцеловал всего один раз в десятом классе. В щёчку. И получил пощечину. Я постоянно о ней думаю… Какая-то девчонка-недотрога из прошлого затмила всех женщин!.. Я не знаю, что это? Почему такая невыносимо желанная боль? Может быть, потому что платоническая любовь не реализована физически? Н-не знаю… Никогда не писал стихов, а сейчас нате вот:
Мне бы только увидеть тебя,
Мне бы только сказать тебе - здравствуй!
Кажется, если не увижу её в ближайшие дни – умру…
Андрей уже сам разлил коньяк, затянулся сигаретой.
- …говорил ей – зачем тебе Москва? Поступай в наш вуз. На ин.яз? – пожалуйста! Будем рядом!… Она, как ласточка, рвущаяся в небеса. А я, как кулик, довольный своим болотом… Наверное, она меня не любила… А я обожал её! И желал, чтобы и меня так же ясно и страстно любили. Сразу и всего! Я распахивал перед ней настежь душу, а надо было, наверное, расстегнуть только ворот…
Он привстал, расстегнул ворот рубашки, прошёлся по купе, остановился у окна. Ночь отражала в стекле высокого, крупного телосложения молодого мужчину, бесконечно дымящего сигаретой.
- Она была красива… Да! Светловолосая, большеглазая, стройная, обворожительная десятиклассница. В мини-форме и белом переднике. Я дарил ей тюльпаны, украденные из школьной оранжереи. Я угощал её шоколадом, купленным на сэкономленные деньги от обедов. Конечно же, ей нравились мои ухаживания… Но не более… Преподаватели называли её «светлой головой», но не за цвет волос и не за фамилию (в ней все было прекрасно, даже имя и фамилия – Анна Светлова). Она была умна! Тогда это было не смешно. Это сейчас интеллект женщин нас мало интересует.
Виталий Львович слушал, не перебивая.
- После отъезда Анны в Москву мы потерялись. Её родители переехали в Кисловодск. Как её найти? Я не знаю… через адресное бюро? Возможно, она вышла замуж и у неё другая фамилия? А может быть, вообще выехала из Москвы? Куда я еду? К кому? Зачем? Что со мной? Я, здоровенный мужчина, капитан рыболовецкого судна, переживший за десять лет в океане невероятные катаклизмы, не могу справиться со штормом в душе!… Что это – малодушие? Поступок? Ты скажи! Нет-нет, ты скажи!…
Андрей тряс за плечо погрустневшего попутчика. Виталий Львович отстранил руку рассказчика и предложил:
- Давай закажем чаю. Крепкого… Андрюша, ты женат? Нет? И, конечно же, не знаешь, что такое семья, дети. Ты избалован женщинами. Любили тебя. И потому «победы без боя» тебе были не интересны. А та далёкая девчонка так и осталась не побеждённая тобой. В тебе бушует неудовлетворенное самолюбие. То была влюблённость - не любовь. Твой поступок – безрассудство! Пройдём в тамбур. Там свежее.
В тамбуре тревожней и отчётливей слышалась железная музыка колёс. Виталий Львович кричал в ухо попутчику:
- Андрей, это же ребячество – ехать за тридевять земель в неизвестность. Этот приступ пройдет, как только заведёшь семью. И ты скоро будешь смеяться над собой. Ты подумай, пока далеко не заехал. Через полчаса я выхожу. Айда со мной! У меня дочь-красавица! Разведена. Посмотри фотографию. Недельку поживёшь у нас. Поразмыслишь. Может быть, что сложится?..
… По перрону в сторону вокзала шли двое мужчин. Один - маленький, толстый в овчинном тулупе, застёгнутом на все пуговицы, в шапке-ушанке и с огромными сумками в руках. Другой - высокий, в распахнутой песцовой шубе, в огромной пушистой шапке, с «дипломатом».
- Мороз здесь покрепче. Вот, что значит вдалеке от океана… Ничего, сейчас кофейку выпьем, согреемся, - удовлетворенно рассуждал Виталий Львович. - Почему ты не в морской форме? Дочке понравилось бы. А шуба, наверное, больших денег стоит?
За стойкой буфета мужчины пили горячий отвратительный кофе.
- Ты будешь доволен, вот увидишь!.. – навязчиво нашёптывал предстоящий родственник.
«А возможно, прав этот озабоченный папаша? – раздумывал Андрей. – Мне немало лет, а я хочу семнадцатилетнего трепета и романтической любви? То ношусь среди волн, то витаю в облаках… Наверное, действительно, надо быть приземлённей. Да и что мне стоит познакомиться с его дочерью – очередное приключение. А там, чем чёрт не шутит?..»
В зале ожидания объявили отправление поезда «Владивосток-Москва». Вагоны медленно поплыли вдоль перрона, беспокойно мигая светом окон. Прощально и тоскливо прокричал локомотив… Виталий Львович, стоя за стойкой, с упоением и азартом рассказывал о трёхлетнем шустром внуке. Андрей смеялся. Вдруг он подхватил «дипломат» и ринулся на перрон, расталкивая своей огромной фигурой удивлённых людей!.. Виталий Львович только и успел прокричать вослед:
- Да куда же ты? Ох и дура-а-ак!..
Андрей, тяжело дыша, раскрасневшийся, шумно ворвался в купе. Он уже приоткрыл рот, чтобы обругать попутчика, себя и судьбу, как вдруг притих… На его месте сидела девушка с грудным ребёнком, напротив – пожилая женщина, рядом вертелся мальчуган лет четырёх. Андрей присел на край дивана. А девушка расстегнула верх кофточки, без стеснения достала набухшую белую грудь и принялась кормить младенца, что-то ему напевая. Белобрысый мальчуган прыгал с дивана на диван, взбирался на верхние полки, приставал к Андрею: «Дай жвачку!» Оборвался с полки, шмякнулся на пол, испуганно закричал. Заботливая бабушка отшлёпала озорника, отчего тот взвыл ещё громче. Раскричался потревоженный младенец. В купе поднялся гвалт. «Вот оно, семейное счастье, - с иронией подумал Андрей. - Теперь ещё лет десять не женюсь». И попросил проводника перевести его в другое купе.
2
Москва встречала лёгким снегом. В адресном бюро все данные девушки совпали. Даже фамилия была девичья. «Неужели она не замужем?» - Андрей размечтался. Он купил шампанское, коробку конфет и «полетел» на улицу Ванцетти 96, где в квартире 69 должна произойти развязка его неуёмной, не выплеснувшейся любви. Метро. Автобус. Быстрая ходьба. Бег. Лифт. И вот она, дверь квартиры, массивная, металлическая под номером 96. Здесь живёт его Любовь!.. Сейчас он увидит Её… Андрей нажал на кнопку звонка. Сейчас, сейчас… Отворилась дверь. На пороге стоял мужчина. От неожиданности Андрей брякнул первое, что пришло на ум:
- Петровы здесь живут?
- Это соседи наши. Но их нет. Вы по поводу обмена? Я могу вас проинформировать, - и мужчина стал говорить.
Но Андрей его не слушал. Он смотрел в глубь квартиры. Вот Её сапоги, пальто, халат… Выбежала рыжая болонка. Два раза тявкнула. Сейчас покажется Она… «Стоп! А как же я объясню эту ситуацию мужу? – мелькнула мысль у Андрея. – Я солгал ему. Почему? Потому, что ехал с тайным желанием? Ну, зачем, зачем я солгал? Ведь в первую очередь подведу её. Идиот! Донжуан! Привык лгать, изворачиваться! Инерция? …А муж у неё какой гаденький!.. Маленький, толстенький, лысенький. Картавит. Что она в нём нашла? Наверное, доцент какой-нибудь? Обидно за неё…»
Мужчина дёргал Андрея за шубу:
- Что передать соседям?
- Н-ничего…
У подъезда Андрей закурил и с тоской подумал: «Вот и всё? Но не пойдёшь же вновь, чтобы объяснить мужу, что сглупил?..»
Вдруг из-за спины появился тот самый маленький мужчина. Впереди возникли два милиционера.
- Этот? – спросил один из них.
- Он самый! Я сразу заметил – какой-то он не такой. Глазами всю квартиру излазал. Очередной наводчик! Им никакие двери не преграда.
- Да о чём вы? – усмехнулся Андрей.
- Пройдёмте. Выясним.
В милиции маленький мужчина живо строчил заявление. Андрей раздумывал над объяснением.
- Я не знаю, о чём писать? – обратился он к милиционеру. – Никакой я не наводчик. Я из Владивостока. Вот паспорт, билет. Я приехал к любимой женщине, понимаете?
- Из Владивостока? – удивился милиционер.
- А почему – нет?
Толстячок отложил заявление и стал прислушиваться.
- Так ты - к моей жене?! К «любимой женщине»? То-то я смотрю моя милая от меня нос воротит. Ах, ты!.. – взвизгнул маленький человечек и набросился на здоровяка в шубе.
На улице продолжал сыпать снег. Андрей присел на скамью. Он клял себя на чём свет стоит! Как он посмел ворваться в чужую жизнь! Авантюрист! Эгоист! Бездумный пень! Он достал пачку сигарет. Выпал листок с адресом. Ещё раз прочитал: «Ул. Ванцетти 96, кв. 69». Квартира – 69! А он вломился в другую… Вот уж где - любви безумство! Он вскочил и ринулся к дому. Не дожидаясь лифта, взбежал на этаж. Дверь под номером 69 была деревянной, её давно не касалась кисть маляра. Он вспомнил: кто-то, из знавших Анну, рассказывал, что в первые годы она не могла поступить в институт и работала вахтером, гардеробщицей. Москва – не сердобольная тётка, раскрывающая объятия перед «бедными родственниками». Конечно же, за этой дверью живёт холостячка. Андрей с нетерпением нажал на звонок. Постучал. За дверью – тихо.
Вновь спустился вниз… На улице смеркалось. В окнах дома загорался свет. Он вычислил окно любимой, зияющее чёрной пустотой. «Где же ты?» – мысленно вопрошал он. Но окно отвечало кричащим безмолвием. «А почему, собственно говоря, она должна быть дома? – размышлял Андрей. – Тебе взбрела в голову блажь, ты приехал через множество лет, и в сей миг она должна предстать перед тобой? Да, прописана, возможно, здесь и живёт. Но уехала к родителям… А может быть, не вернулась с работы? Надо ждать!»
Андрей пытался узнать в прохожих женщинах Анну. Какая она сейчас? Через столько лет признать её, наверное, не просто. Он часто посматривал на окно. И вдруг – вспыхнул свет! В том самом окне! Бежать?!. Да нет же… Надо выждать минут десять… пять… Элементарный такт.
- З-закурить н-не найдётся? – дохнул перегаром незнакомец, прервав лирические размышления Андрея.
Подошли ещё двое.
- Шубу снимай.
- Да вы что?!.
Били основательно. Шубу сняли. Отобрали «дипломат». Обтирая окровавленное лицо снегом, Андрей увидел злорадно ухмыляющегося маленького, толстенького, розовощёкого Отелло…
Андрей стоял у заветной двери и не решался звонить. Сейчас он Её увидит… Нажал кнопку звонка… Откроется дверь и на пороге – Она!.. Но совсем другая… В ней трудно будет узнать юную девчонку, о которой мечтал… Перед ним, возможно, предстанет маленькая, невероятно худая женщина с бледным лицом, впалыми глазами. Быть может, она больна? У неё не сложилась судьба? Она сама не хочет, чтобы её знали такой? Так зачем ей причинять боль? Распирающие его ранее любовь и страсть в одно мгновение улетучатся. Не останется ни капельки! Только – оторопь, жалость, пустота… Сладкая боль, саднящая столько лет, затихнет. Станет невероятно легко. Но вместе с «болью» исчезнет и та мощь, которая его питала, придавала силы, вдохновляла!.. Разве такой встречи он ждет? Разве душе нужна пустота? Нет! Есть чувство любви, дарующее силы, и это - главное!
Изнутри отпирали замок. Андрей медленно пошёл вниз по лестнице. За спиной приоткрылась дверь. «Никого?..» – удивлённо спросил всё тот же юный голос.