– Да, чем же дело кончилось у вашей завхозихи с полковником? – Владимир прищурился и понимающе хмыкнул: – Небось, уболтала она его на пару страстных ночек?
– Ты так думаешь? – хмыкнул Андрей. – Догадайся с пятого раза. Даю тебе фору.
– Неужто мимо проскочила? – удивлённо поднял брови Князев, – вот бы не подумал! Исходя из твоих-то рассказов это как раз был бы верный кадр для такой секс-акулы.
– Ну, не то что бы ты уж очень промахнулся, но угадал всего процентов на двадцать. Тут как раз с другой стороны надо было подбираться к вопросу. – Андрей с коротким смешком крутанул головой. – Может, оно и вышло бы по Зинкиному, но судьба-злодейка подкинула ей такой поворотец, что та, когда сердобольные шестиэтажницы сообщили ей новость, наверняка села мимо стула.
– Ну-ну, видимо, открылось, что полковник приходится ей родным братом, потерявшимся в младенчестве где-нибудь на вокзале, не иначе?
Андрей, весело рассмеявшись, поднялся со стула:
– Знаешь что, поехали-ка ко мне. Всё равно сегодня работы не будет, да и жутко жрать захотел. Если подбросишь меня на своей тачке, кое-что занятное для тебя расскажу по дороге, не возражаешь?
– Представь себе, нет. Я как раз сегодня тоже прогуливаю трудовой цикл, как некоторые, – не будем указывать пальцем. Так что поехали, с тебя кусок трёпа причитается.
Андрей бросил флейцы в банку с водой. Закрывая окно в мастерской он подумал о странном стечении обстоятельств, которые воплотились в лице его друга, не дав ему пропасть как последней твари в этом подлом и бездушном мире. Неужели нужно было пройти через все мытарства, чтобы удержаться на краю пропасти, куда он неотвратимо скользил, не находя нигде и ни в чём опоры? С тех давних пор, когда он, разуверившись в ценностях того периода жизни, много раз пытался обрести другие ориентиры, взамен утраченных. Но вдруг обнаружилось, что он слишком много потратил времени и сил на оплакивание своей незадачливой судьбы и воспоминания о пролитых слезах и скорбных стенаниях есть плохая замена потерянным годам.
Трезво оценив свои возможности, Андрей пришел к неутешительным выводам. Преподавать музыкальную науку ему претило всеми фибрами души, если таковые ему ещё были доступны. Мысль о концертмейстерстве, что в принципе ему нравилось, пришлось оставить из-за потери мастерства и навыков. Их восстановление потребовало бы слишком много времени, чего у него на исходе четвертого десятка не было. К тому же, увечные руки, вечно больные малоподвижные суставы пальцев, вряд ли бы позволили ему сделать что-нибудь стоящее на этом пути.
Но жизнь требовала своего. Андрей по инерции шел по ней куда кривая выведет и часто, выбираясь из какого-нибудь логова, а то и из вытрезвителя, он с унылым видом созерцал свое опухшее, землистого цвета лицо в придорожной луже, либо в отражении окон троллейбуса или метро. Пару раз, уезжая надолго с братом на заработки, Андрей думал, что вот вернётся и непременно ему откроется истина его дальнейшего бытия. Пустые это были надежды, как и все остальные, пущенные им на самотёк. Случайная встреча с Владимиром стала для Андрея тем самым зеркалом, в котором открылась давно желанная истина, которую он так мечтал обрести. В своей клочковатой, длящейся рваным пунктиром жизни, он не смог углядеть ни одного осмысленного куска, где сам был бы её хозяином и вершителем.
С начала перестройки его оборотистый братец открыл небольшой кооператив, что-то вроде ремонтно-оформительского и предложил Андрею поучаствовать в нём на правах художественного мастерового. Он подумал и прибился к ним, как ему казалось, на время, чтобы параллельно делать свое дело. Андрей рассчитывал на свои силы и возможности. Наивно это было или самонадеянно, но только его не хватило ни на что, – ни на настоящую работу в кооперативе, ни на реализацию своих планов.
С кооперативом вышла самая обыкновенная история, каких было в те года множество с подобного рода мелкими артельками. Каждый тянул одеяло на себя, не особо беспокоясь о выгоде общего дела. Сказывалась крепкая “совковая” закваска и жгучее желание урвать как можно больше немедленно, а там будь что будет. Как и следовало ожидать, результаты такой деятельности оказались плачевными и не замедлили себя ждать. Конечно, имейся хотя бы маломальский опыт руководства у его председателя или покрепче характер, всё могло бы сложиться более благоприятно, но товарищество держалось лишь на непомерных амбициях и этого, как оказалось, было слишком мало. К тому же болезнь брата делала его малоспособным к такого рода труду и через три года существования кооператив скоропостижно скончался…
Чтобы не утомлять читателя нудными повторами, автор намеренно пропускает изложение хронологии последующих нескольких лет из жизни нашего героя, тем более, что они уже более или менее подробно описаны в предыдущих главах. Состоявшийся разговор двух приятелей представлял для каждого свой интерес, но нам гораздо любопытнее было бы поприсутствовать в самой гуще событий, посмотреть и послушать как было и что говорили люди…
Любовная история, которой случилось быть между Зиной Ивановной и бравым полковником, протекала, как и положено всем любовным историям, бурно и темпераментно. Зарождению её способствовало много обстоятельств. Но главными из них можно с полной уверенностью назвать лишь два – желание Зины Ивановны, как и всякой другой женщины, обрести надёжную и, по возможности, денежную гавань и появление оной в лице гренадёра-полковника. Сам кандидат соответствовал всем критериям нашей искательницы семейного счастья и уюта; холост, возрастом в самый раз, не беден, – что ещё нужно страждущей даме, чтобы спокойно встретить старость?
В жизни любого сообщества все знаменательные события случаются в моменты наступления поры бурь, потрясений и катаклизмов, которые волей судьбы неотвратимо переживает все живое на земле. Коллектив поликлиники не был исключением из этой, самой длинной последовательности человеческих образований. Ничто не предвещало появления оных в маленьком мирке. Спокойно протекли первые три года и, казалось, так и должно быть, так будет всегда! Но всему бывает конец, даже благодати божьей с её тишью и гладью.
Появление полковника в поликлинике не было отмечено природой ни грозным тайфуном, ни знамением на небе в виде огненных крестов или чего-то такого. С виду всё происходило так, как бывает при появлении в женском коллективе ещё одного его члена. И специфика, так сказать, этого события особенно ярко проявилась с некоторым запозданием, как долго собирающаяся на горизонте гроза, но тоже весьма скоро и неотвратимо приносящая бурю.
Полковник свалился на кроткую обитель эскулапового царства как стригущий лишай, как чумной мор, как тяжкое похмелье! Не было и вдруг на тебе!
Первые два рабочих дня бывший служивый вел себя как заброшенный тайный агент в стане врага. Его высокая, грузная, с некоторым креном вперед, фигура, как статуя Командора тёмным призраком появлялась в разных частях здания. В его руке обязательно белел небольшой блокнотик, в котором полковник что-то усердно строчил.
Интерес, возникший было у неосведомлённой части коллектива, быстро пошел на убыль. Подумаешь, ещё один строительный тип, мало ли их здесь ошивается! Не успел ещё закончиться вздох разочарования, как собравшиеся утром у лифтов доктора и прочие медработницы обнаружили на висевшей рядом доске объявлений ничем не примечательный листок с лаконичным приказом собраться всем в пересменок в актовом зале. Мало кто из них обратил на него внимание, некоторым даже пришла в голову крамольная мысль о пропуске этого мероприятия, но не тут-то было! Через час после начала рабочего дня, весь наличный персонал поликлиники был специально оповещен Татьяной Израилевной по поводу этого собрания. Особо любопытствующим было ответствовано, что все подробности будут на собрании и она не в курсе.
Вот здесь-то и был воспринят особо чувствительными особами некий астральный укольчик, о котором они немедленно поделились с подругами. Короче говоря, к началу собрания напряжение в массах подскочило до приличного градуса и все сошлись на том, что сегодняшнее собрание есть ни что иное, как внеочередная тарификация. О, бедные! Если бы они только знали, с чем им пришлось столкнуться на этом перекрёстке жизни! Что такое тарификация по сравнению с тем, что им предстояло в последующих временах!
На собрание пришло столько народу, что вместительный актовый зал, до сих пор, заполнявшийся от силы на треть, был забит до отказа. Несчастный Андрей, понукаемый Зиной Ивановной, со всех этажей собирал дополнительные стулья и после часа непрерывной беготни зал был укомплектован разнокалиберными приспособлениями для сидения.
Персонал поликлиники, по застарелой привычке уступать места в передних рядах, не спеша рассаживался по местам. Чинно проследовали на свои законные места вторая и третья терапия. Недалече от них обосновалась первая терапия и примкнувшая к ним медстатистика.
Шумной стайкой прошмыгнули девчонки из регистратуры и степенная Галина Дмитриевна не торопясь уселась среди них. Тут же примостились две красавицы из больничных листов и, в общем, кое-как народ рассаживался, соблюдая все правила клановой местечковости. Правда, то тут, то там возникали небольшие водовороты и усиливавшийся гул голосов говорил о конфликтной ситуации, но все стихало через мгновение. Последними, как всегда, прошествовала гинекология, заполнившая собой вакантные места первых рядов.
Когда стало ясно, что больше никого не ожидается, на сцену поднялась Трухнова вместе с новоиспечённым членом коллектива. Гул голосов прокатился по залу и вместе с отдельными репликами вроде: “О, идет, аршин проглотил!..”, “И кто ж такой это будет?..” ясно указывал на неподдельный интерес женской аудитории к колоритной фигуре полковника. Трухнова, разместившись за столом, стуком карандаша призвала к вниманию бело-халатное бурное море с барашками ярких и пышных причесок, чудесным образом уместившееся в этом, скромных размеров зале. Когда все затихли, она повернула лицо к стоявшему рядом со столом полковнику и сказала:
– Я хочу вам представить нашего нового работника. Он будет у нас работать на должности инженера по технике безопасности и охране труда. Как вы знаете, недавние ужасные случаи с пожаром в поликлинике и другими неприятными ситуациями, заставили руководство Минздрава ввести в обязательном порядке эту должность в штат сотрудников поликлиник. Обязанностями инженера по технике безопасности являются надзор за состоянием здания, пожарного и электрооборудования. Об остальных своих обязанностях вам расскажет он сам. Аркадий Осипович, начинайте, пожалуйста.
По тому, как Тамара Витальевна сказала своё вступительное слово, все почувствовали, что их любимую начальницу что-то тревожит. Не было в её голосе прежнего тепла и энтузиазма. Скорее чувствовался сильный уксусный привкус и оттого ли, а может и по другой причине, у Тамары Витальевны на лице явно проступала мина, какая бывает у человека, отведавшего изрядную дозу этого острой специи.
(Прошу прошения у читателей за то, что вынужден прервать столь динамичный рассказ, но сделать это автора побуждает манера изложения своих мыслей эксполковника. Мы все, за многие десятилетия существования дружной семьи народов прямо-таки объелись незамысловатыми штампами, среди которых одно из передовых мест прочно занимали украинский жаргон. Чтобы лишний раз не утомить вас россыпью народных перлов, автор постарается избегнуть этой напасти и только за редким исключением оставляет некоторые характерные словечки в речи столь колоритного персонажа).
Аркадий Осипович, ничего этого не заметивший, приступил к исполнению своих многотрудных обязанностей с места в карьер:
– Здравствуйте. Тамара Витальевна правильно обрисовала положение, которое сложилось к сегодняшнему моменту во многих учреждениях Минздрава. И не только. Мне известна статистика, которую, чтобы не пугать вас, я приводить не стану, но прошу поверить мне на слово, – она ужасна. Только за прошедший год в результате пожаров было уничтожено материальных ценностей, оборудования и госимущества на миллионы рублей. Погибли люди. Этому есть только две причины – халатность обслуживающего персонала и полная неграмотность кадрового состава в вопросе подготовки к эксплуатации оборудования. Далее. Неосведомлённость о правилах поведения в экстермальной ситуации, как-то: пожаре, поражении электрическим током, отравлении продуктами горения и другими очагами воздействия, угрожающих жизни, приводит к самым печальным последствиям. Чтобы исключить эти факторы травматического воздействия на здоровье и саму жизнь, я буду регулярно проводить занятия по изучению полного комплекса знаний для обеспечения правильного и адекватного поведения в критических ситуациях.
Также, в наши занятия будет входить изучение систем противопожарного тушения огня и предупреждения такового. Вы должны будете знать, что следует делать при обнаружении критической ситуации. Среди вас будут созданы пожарные дружины, (при этих словах дружный вздох прокатился по залу), ответственные за противопожарное состояние и заместители, которые возьмут на себя обязанности, в случае отсутствия ответственного за противопожарную безопасность. Мы должны будем изучить все правила пользования электроприборами.
Очень часто возникают пожары по причине неправильного обращения с электросетью. Вчера я был отделении физиотерапии. То, что я увидел, является вопиющим нарушением правил пожарной безопасности. Ни одна ризетка не укреплена, как того требуют правила. Всё болтается, извините за грубое слово, на соплях. И что самое безобразное, так это обращение персонала с ризетками. Вилки выдергиваются из ризеток за шнур, когда следует придерживать их одной рукой, а другой произвести необходимое действие. Это и есть самый фактический пример, когда в результате неправильных действий возникает пожар из-за короткого замыкания.
Я смотрю сейчас в зал и вижу, что есть среди названного мной отдела недовольные. Правильно. Мы вчера побеседовали на эту тему. Я хочу сейчас ещё раз повторить, что я сказал вчера в том отделении, но уже для всех. Не всё упирается в своевременный ремонт. Никакого ремонта не хватит, если тут же какая-нибудь медсестра по своему разгильдяйству вырвет с корнем из технологической коробки ризетку. Я слышу возражения, что они еле держаться в стене. Но ризетка и не силомер, чтобы прикладывать к ней усилия больше положенного по техусловиям. По инструкции положено одной рукой придерживать ризетку за крышку, а другой взяться за вилку подключённого аппарата и направленным усилием произвести её выемку. А что я видел? Я видел, как персонал хватается за шнур и дергает изо всех сил! Это явное разгильдяйство, если не сказать больше – вредительство! Мало того, что человек подвергает себя опасности поражения электрическим током, взявшись за изношенный по всем параметрам шнур, но и создаёт аварийную ситуацию! Происходит короткое замыкание, обесточивается всё отделение, в лучшем случае, а то и весь этаж! В результате нанесён материальный ущерб, потеряно рабочее время не только медперсонала, а и больных, которые пришли на прием в поликлинику! А все это произошло из-за того, что какая-то медсестра по незнанию или халатности произвела действия, категорически запрещенные инструкцией по эксплуатации электроприборов!..
Аркадий Сидорович остановился и вытер платком губы. Зал, потрясенный нарисованной картиной производственного апокалипсиса, безмолвствовал. Молчание иногда прерывалось робким покашливанием и оттого тишина казалась ещё более гнетущей и гипнотической. Аркадий Осипович, довольный произведённым эффектом, выпрямился во весь рост и вопросил сидевшую перед ним подавленную, потрясённую массу медработников:
– Вопросы есть?
Снова по залу прокатилась едва заметная волна перешептывания, шорохов и воздыханий и, рассыпавшись мелкими всплесками, затихла в разных его углах. Было видно, что никто не хотел оказаться на заметке новоявленной начальственной особы. Все хорошо знали простую истину, что любой диалог с начальством выделяет человека среди тех, кто помалкивает и тем самым даёт повод при случае обрушить все шишки на знакомое лицо. Но, все же, вопрос грозного судии не пропал втуне. Из передних рядов, на которых расположились припозднившиеся доктора гинекологического отделения и потому вытесненные вперед, раздался наивно-ласковый голос Лидии Михайловны:
– Простите, вот мы хотим узнать, что такое “ризетка”? А то нам не ясно, о чём вы говорили половину своей речи, имея в виду это слово?
В зале засмеялись сразу все, безостановочно и весело, как будто кто-то нажал на спусковой крючок. Смеялась регистратура, оттягивая больше в альты, заливисто выплёскивала верхние обертоны вторая терапия и третья с первой не уступала им, обогащая регистры своими красками. Биохимия добавляла к хору свои разудалые привизги и фистулы, а верхние этажи наполняли хор откровенным, разухабистым хохотом. Минут пять весь собравшийся персонал снимал с себя стресс, и этот смех был похож больше на истерику, которая, впрочем, и случилась с некоторыми, судя по тому, что люди выбегали из зала, давясь последними остатками хохота.
Полковник ответил не сразу. Весь период ожидания он медленно багровел, потом, опершись обеими руками на стол, подался вперед и, вперив в Лидию Михайловну убийственно-ледяной взгляд, вывалил на несчастную старушку тяжелые, как камень, слова:
– Мы здесь собрались не балаган устраивать. Ваши шутки оставьте при себе, а для особо непонятливых разъясняю: ризетка – это устройство для питания электроприборов и очень стыдно в вашем возрасте не знать таких простых вещей. Неважно, как я это слово произнес, гораздо хуже не знать, что оно означает. А так как вы знаете, для чего существуют ризетки, то ваша шутка по этому поводу ставит не меня, а вас в глупое положение.
На выручку обиженному полковнику пришла Тамара Витальевна. Водворив спокойствие в зале, она сказала:
– Спасибо, Аркадий Осипович. Я думаю, что вы правы, говоря о безопасности труда в таком ракурсе. У нас многие не понимают важности соблюдения этих правил и норм. Вы в рабочем порядке составите план занятий по отделениям и предоставите мне…
Вот здесь-то и наступил момент истины, который был явлен всему коллективу во всей его голой и жесткой правде. То, что уже, видимо, ранее вкусила Тамара Витальевна и теперь пыталась скрыть под кисло-уксусной маской на своем лице, было продемонстрировано Аркадием Осиповичем по всем канонам армейского устава. Он, не дожидаясь окончания выступления главврача, и давая понять всем, что ему среди всех присутствующих никто не указ, перебил её:
– Тамара Витальевна, мне не надо предоставлять никому свои планы работы. Они разработаны и согласованы с высшими инстанциями, и я буду действовать, согласно инструкциям Госпожнадзора. Для этого я и назначен в ваше учреждение.
Бедному полковнику и в голову не пришло, на что он сейчас так неосмотрительно покусился и уронил на глазах всего коллектива. Тщательно лелеемый и холимый хрупкий сосуд незыблемости влияния, единственное, что было ценного в глазах Трухновой, грозил дать трещину. Тамара Витальевна всегда отличалась тончайшим пониманием и чутьем на грозившую её власти опасность, и, как сказочный петушок, немедленно чувствовала, откуда грозит самый злейший её враг – дерзкий ниспровергатель авторитета.
Её реакция на неосмотрительный поступок поликлиничного новобранца была немедленной. Трухнова встала и, не обращая внимания на стоявшего рядом дерзкого неофита, всем видом показывая, кто здесь истинный хозяин, отдала распоряжение:
– На сегодня мы собрание закончим. Все остальные вопросы инженер по охране труда будет решать в рабочем порядке, согласовывая с администрацией время проведения групповых занятий. Всех, у кого смена, прошу приступить к работе. Время поджимает. Остальные свободны.
Не повернув головы, Трухнова вышла из-за стола и направилась к выходу. Когда явно недовольный таким поворотом дела Аркадий Осипович попытался обратиться к ней, Тамара Витальевна, не останавливаясь, на ходу бросила:
– Через час зайдите ко мне в кабинет, там решим ваши вопросы.
Через пару месяцев никто уже и не помнил этого знаменательного собрания. Остались от него всего лишь чёрная кошка, пробежавшая между Тамарой Витальевной и Аркадием Осиповичем, да смешное прозвище “ризетка”, напоминающее своим созвучием что-то легкомысленно-фривольное, и оттого очень обидное для его обладателя. Но с этим уж ничего было нельзя поделать и оставалось бравому полковнику терпеть и не морщиться, когда за его спиной кто-нибудь случайно ронял роковое слово.
Уважаемый читатель! Видя твое недовольное лицо, спешу тебя успокоить. Прошу прощения, что увлёкся мелочёвкой, вроде описаний прозвищ и каких-то отношений, не имеющих никакого касательства к обещанной теме. Автор помнит своё обещание рассказать “лав стори” нашей героини. Что может быть завлекательнее тех любовных коллизий, что несут на себе печать высокой драмы, ну и немножко той перчинки, которая неминуемо следует за первой страницей любой истории, а именно -фарса. Не стану утверждать, что именно этим словом можно описать то, что произошло между Зиной Ивановной и Аркадием Осиповичем. Но любовные страсти, описанных в лучших образцах мировой литературы в нашем случае больно уж смахивали на повторение амурных перипетий именно в таком смысле.
Как всегда бывает, первые симптомы самой распространенной болезни на земле под названием любовь, самими пациентами распознаются не скоро. Инфицированные этим недугом ещё долго не понимают, почему их реакция на определённую особу вызывает в них чувства, простирающееся от глубокой депрессии до нестерпимого желания летать, невзирая на очевидное отсутствие к этому физических данных. Спешу успокоить, а может быть и разочаровать вас, уважаемый читатель, что ничего подобного в отношениях Аркадия Осиповича и Зины Ивановны не наблюдалось. И всё же, всё же…
Внимательные сослуживицы вдруг стали замечать, что всегда скрытная и осторожная в сердечных делах Зина Ивановна, с некоторых пор стала непонятным образом реагировать на шутки и фривольные реплики, отпускаемые в адрес новоявленного служителя охраны труда. Её раздражение сначала вызывало недоумение, но потом, когда при ней уже никто не рискнул называть бравого полковника “ризеткой”, всем стало ясно, что за болесть обрушилась на истомленный организм заведующей по хозчасти.
“У-у-у…” – сказали хором Ливадия Васильевна, Надежда Сидоровна, Татьяна Израилевна и Любовь Семёновна. “М-да-а…” – покачала головой Тамара Витальевна, когда ей открыли глаза на суть происходящих явлений. Что касается остального кадрового состава поликлиники, то их чрезвычайно заинтересовал сам процесс, напоминавший любимые всеми сериалы “мыльных опер”. Весь коллектив переключился на ожидание очередных событий и каждый день, одна смена, передавая кабинеты и метла другой с неподдельным интересом спрашивала: “Ну что, как?..”, имея в виду нашу злосчастную пару.
Все с нетерпением ждали некой причины, которая, как лакмус, проявила бы сей тайный процесс, позволив перевести его из области интимной в область социальную. Тогда и весь коллектив смог бы включиться на правах третейской стороны в сотворение самых захватывающих событий, сопутствующих любой любовной истории. Вспомни, читатель, разве не придаёт остроту таким отношениям разговоры и пересуды ближних наших, заставляя несчастную любовную пару метаться в поисках укромных уголков в тщетной надежде спрятать там от нескромных и настырных соплеменников свою хрупкую любовь. Если это удавалось, то чувство расцветало пышным цветом, а если нет, – хирело и таяло на радость завистливой толпе. Можете себе представить всю хрупкость отношений между нашими героями, особенно если учесть их далеко не юный возраст и то обстоятельство, что сильный пол даже и не догадывался о страстях в его адрес, сжигающей истомлённую донельзя натуру Зины Ивановны.
Пока суд да дело тянулось в ожидании удобной оказии, коллектив, раздосадованный отсутствием ярких событий на любовной тропе наших героев, всеми силами и доступными средствами добывал в поте лица интересные факты из их жизни. В основном это касалось “мистера икс”, то бишь колоритной фигуры полковника, так как жизнь Зины Ивановны была до тошноты всем известна. Но что касаемо Аркадия Осиповича, тут слюни-то пускали самые равнодушные к известному явлению под коротким названием “сплетни”. Женщины просто млели, обсасывая очередной добытый факт, и к моменту появления следующего не успевали насытиться им как следует. Поэтому, когда Татьяна Израилевна с замиранием в сердце спешила по этажам, сообщить нечто потрясающее страждущим дамам, она заставала их за обсуждением вчерашних, а то и позавчерашних новостей. Но это никого не смущало, а только добавляло известной остроты и полноты в спешащую мимо них жизнь. Конечно, такое положение дел порождало немало казусов и жизнь Аркадия Осиповича в представлении всех женщин поликлиники иногда казалась некой фантасмагорией, потрясающих душу и воображение.
Не далее, как накануне вся биохимическая лаборатория с горящими от ужаса и любопытства глазами обсуждала жестокосердие Аркадия Осиповича, оставившего пять внебрачных детей где-то в Ужгороде, Черновцах и не известном никому местечке под Гадячем с интересным названием Одинока Жинка. Как и откуда стали известными такие подробности, – непонятно, но если о них говорили поликлиничные женщины, стало быть, дыма без огня не бывает и всё речённое между ними, приобретало статус непререкаемой истины. Правда, не все из них допускали такое изуверство со стороны Аркадия Осиповича и Лидия Григорьевна, приятная и склонная к полноте женщина, потряхивая пробирку в руке, иронично хмыкала, слушая столь шокирующие подробности: “Будет вам, девки, вы что, со свечкой стояли, что ли?”. На что ей с жаром приводили веские доводы, заключавшие в себе в основном ссылки на известные наклонности армейских офицеров, да ещё будучи танкистами со статной фигурой.
Особенно настаивала на такой версии плотно сложенная, коренастая Светка. Потряхивая крепкой и высокой грудью, она кривила губы на маленьком, мальчишеском лице и со свойственным ей апломбом и горячностью, заявляла: “Знаем мы их! Все они кобели позорные! Только своего добиться!..”. Чего добиться, она не договаривала, но и так всем было ясно, что Светка имела в виду. Её неудавшаяся семейная жизнь, распавшаяся задолго до свадьбы, оставила вещественное доказательство в виде младенца, что давало ей веские аргументы в споре с поборницами мужской добропорядочности.
Татьяна Израилевна, в силу своего приближённого положения к верхам, авторитетно заявляла, что эти сведения не верны и, положа, таким образом, конец этому словесному беспределу, тут же порождала новый, сообщая самые горячие сведения о семейном положении Аркадия Осиповича. Кто-то из коллектива горячо принимал их, подтверждая тем самым извечный парадокс свежей информации, толкуя ещё одно значение этого латинского слова – “сплетни”, что самое последнее сообщение и есть самый авторитетный его писк. По словам всезнающей секретарши выходило, что бравый полковник имеет взрослого сына, с которым не очень ладит и потому у них идёт борьба не на жизнь, а на смерть за право владения имуществом, доставшимся по завещанию сыну от безвременно почившей матушки. И что в её кончине не последнюю роль сыграл её муженёк – записной ловелас и бабник. И что вообще у него было четыре жены, и он намерен связать свою жизнь вновь ещё с какой-нибудь кандидаткой на тот свет, потому как все предыдущие отправились туда, не дожив значительной части отпущенного Богом срока.
И где-то в физиотерапии, медсёстры и пациентки, случившиеся быть при этом рассказе, ахали от ужаса, прикрывая раскрытые рты ладонями, боясь, как бы ненароком этот изверг не прознал про их испуги и не избрал их, сердешных, своей новой жертвой.
Но сенсацией недели, продержавшейся рекордное количество дней, стало известие о просто-таки баснословном богатстве этого Дон Жуана и Синей Бороды в одном лице, доставшемся ему от безвременно почивших жертв, именуемых им самим не иначе, как женами. Это сообщение взбудоражило всю многострадальную поликлинику и некоторым образом отразилось на производственном процессе. Например, регистратура, до которой это сообщение дошло первым, не смогла устоять перед искушением, прервать обед в положенное время, равно как и присоединившиеся к ним вторая смена и обе красавицы из больничных листов. В течение двух часов, подперев щеку ладонью, раскачивали своими головками, словно китайские истуканчики, они охали и ахали, пытаясь совместить в своём, поражённом такими сведениями, сознании известный образ скромного инженера по охране труда и такое богатство. Пребывая в состоянии прострации, они не обращали внимания на возмущённые возгласы больных, доносившиеся до них из регистраторской. Разрывавшиеся от нескончаемых звонков телефоны, только усиливали гипнотическое состояние, потому что в каждой из головок занозой засела крамольная мысль – “что сделать, что бы стать обладательницей таких сокровищ?!”
Никого уже не пугала мистическая перспектива закончить свои дни самым скорым образом. Пожить в свое удовольствие, хоть немного, хоть чуть-чуть, возбуждала решительно всех из присутствующих дам. И хотя потом, в течение рабочего дня, рассеянность, слышавших сей рассказ о местном набобе, поражала имевших с ними дело пациентов; хотя они и наделали массу нелепых ошибок и описок в больничных листах и медкартах, что ещё долго в дальнейшем аукалось несчастным больным, – не было более целеустремлённых и жаждущих исполнения своего желания женщин на много десятков километров вокруг этого здания.
Зина Ивановна, слыша такие разговоры, злилась, но ничего поделать с этим не могла. К тому же, объявившаяся масса конкуренток в борьбе за обладание правом назваться законной супругой бравого полковника Аркадия Осиповича, заставляла её мобилизовать все свои уловки и навыки в этом щепетильном деле. Имея известный гандикап, потому что именно так и можно назвать эту гонку, сильно смахивающую на бешеные лошадиные скачки за дорогостоящим и престижным призом, она немедленно воспользовалась исключительной возможностью видеться по работе с предметом своего вожделения. Первое время, Зина Ивановна, обходясь только разговорами на общие темы, постепенно дала понять Аркадию Осиповичу о необходимости более тесной интеграции в вопросах сохранности здания и безопасности людского контингента на самом высоком уровне. Она даже предложила встречаться раз или даже два раза в неделю у него в кабинете с тем, чтобы держать друг друга полностью в курсе текущих задач. Не сбавляя темпа, Зина Ивановна, в порядке личной инициативы взяла на себя обязательность их трёхразовых встреч, ибо, как она объяснила, за кратковременные пару встреч в неделю можно решить волнующие их вопросы только в порядке директив, но никак не проработать до конца, чтобы успешно применить в деле.
Зина Ивановна учла также и тот момент, что Аркадий Осипович, находясь в непосредственной близости от неё, вынужден будет хоть изредка, но смотреть на её, ещё не совсем утратившую известную долю женских статей, фигуру. Ничтоже сумняшеся, Зина Ивановна стала облачаться в отличающийся своей белизной и прозрачностью халатик, под которым явственно проступало тонкой работы кружевное бельё. Поначалу даже Ливадия оторопело оглядывала её с головы до ног, но, попривыкнув к постоянству сего облачения и смекнув, в чём тут дело, через день сказала своей товарке: “Зин, ты бы надевала сверху ещё какой-нибудь халат и ходила бы по поликлинике, а перед тем, как зайти к нему, скидывала. А то скоро от мужиков здесь отбою не будет…”. Зина Ивановна для виду осерчала на подругу, но в душе с благодарностью приняла её совет.
Такой стремительный оборот дела Аркадий Осипович не мог не заметить. Но всё это он, по куцей мужской логике в любовных делах, да к тому же давно не имеющий в этом вопросе должной практики, принимал маневры Зины Ивановны за чистой монеты тщание о делах производственных. Правда, его несколько беспокоил блеск постоянно устремлённых на него томных глаз Зины Ивановны и учащённое дыхание, заставляющее высоко вздыматься её грудь, но до него никак не доходили её потуги. Он оставался глух и безразличен, как истёртый до дыр половик у дверей, к попыткам Зины Ивановны расшевелить его замшелые чувства. Ну что тут можно было поделать! Впору так и отчаяться недолго, тем более, что времени и усилий было потрачено на него, как в пору её юности ни на одного ухажёра. “Вот старый пень!…”, – в сердцах восклицала наша, пораженная амурной стрелой фемина, но темпа не сбавляла, справедливо делая поправку на ослабшие инстинкты её избранника. “Ничего, я тебя дожму, куда ты денешься! Не таких приходилось раскочегаривать! Мне бы только случай подвернулся поудобнее…”.
Вот так, в тщетных попытках приблизиться к желанной цели, скорой чередой пролетело около полугода. Уж что только не предпринимала неутомимая Зина Ивановна, чтобы выискать подходящий момент. Одно время, она караулила уход с работы Аркадия Осиповича и, улучив момент, пристраивалась рядышком, объясняя ему свое направление движения чрезвычайной необходимостью. Так она дефилировала рядом с ним около месяца. К её несчастью, жил её сокол красный через два дома от поликлиники и потому не случилось образоваться тому моменту, на который возлагают большие надежды любовники всего света – приглашение домой ненароком на чашку чая. Уж больно короток был путь, да к тому же известная ущербность в мыслеизложении не позволили Зина Ивановне доходчиво и красноречиво убедить Аркадия Осиповича в необходимости такого поступка.
В конце концов, раздраженный таким вниманием, бывший танковый полковник высказался, следуя многолетней армейской привычке выражать свои мысли прямо, словно грозная боевая машина, идущая на таран, кратко и без обиняков: “Зина Ивановна, мне провожатые не нужны. Я хоть и в отставке, но могу любого скрутить в бараний рог, если будет нужно.”
На этом их совместные прогулки, так и не успев перерасти в нечто более серьёзное, закончились раз и навсегда. Вся поликлиника, наблюдавшая за этой комичной картиной – длинноногий Пат в образе Аркадия Осиповича, отмеривающего метровые шаги и Паташон, в исполнении Зины Ивановны, вприпрыжку семенящей рядом, – испустила вздох разочарования, лишившись бесплатной цирковой репризы. Но опять же судьба, как мы и говорили где-то на страницах этой поэмы, благоволит к настойчивым и дальнейший ход событий целиком и полностью становится зависим исключительно только от того, кому она соблаговолила улыбнуться. Истомившаяся Зина Ивановна, как помнит уважаемый читатель, весьма сильно уповала на господина великого случая и он, наконец-то, был явлен в лице подмигивающего ей румянощёкого Деда Мороза.
Наступающий Новый год наверняка был отмечен каким-то особым знаком Фортуны, так как, если не это, то отчего приближающийся, в общем-то, рядовой и регулярный праздник, задолго до его наступления создал в умах и душах всего коллектива поликлиники экзальтированно-лихорадочное настроение. Может быть, этому способствовала перипетийная атмосфера, на фоне напряженно-общественного тонуса которой, все события казались особенно яркими, значимыми. Уже за месяц до наступления празднования, во всем коллективе стихийно зародилось нечто вроде соревнования по встрече новогодних торжеств. Люди были словно одержимые, будто кто неведомый им дал знать об исключительности этих дней, будто они есть последние светлые денёчки в их жизни и потом наступит долгое безрадостное существование. Скрытничая и осторожничая, отделения и поэтажные группировки, ревниво оберегая готовящиеся сюрпризы от своих конкурентов, шушукались и бегали из кабинета в кабинет с таким видом, словно впервые выдавали свою родную дочь замуж. Во всех ординаторских и комнатах отдыха, шкафы и холодильники ломились от припасённой к празднику яств и угощений. Их приготовили в таком количестве, что этой провизии хватило бы для роскошного празднования какого-нибудь крупного международного саммита.
Что уж говорить о нарядах и костюмах, приготовленных с большой выдумкой и любовью. Как только Тамара Витальевна объявила о костюмированной встрече Нового года, с вручением за лучшее маскарадное облачение приза в виде многодюймогого цветного телевизора, каждая поликлиничная модница и красавица про себя решила, что уж ни за что не упустит свой шанс в борьбе за такой роскошный приз. Ведь это могло более и не повториться!
Словом, было от чего закружиться головам всем дамам большого и славного коллектива. Этот, поистине царский жест многомудрой Тамары Витальевны, с фатальной неотвратимостью обрёк его на предвкушение грядущего удовольствия. "Приз! Приз!"… Многие считали себя достойными его потому и не мыслили себя и приз отдельно друг от друга! Конечно, это обстоятельство породило жесточайшую конкуренцию, но всё равно настроение даже у последней претендентки было под стать общему приподнятому градусу.
Но был в этом блаженно-радостном сообществе один человек, который словно и не слышал ни о каких призах и для чего они объявлены. Зина Ивановна в это время как будто находилась в другом измерении. Не то, чтобы она не участвовала в приготовлениях и встрече праздника, но её цели и задачи кардинально расходились со всеми планами её коллег. Аркадий Осипович, – вот что занимало полностью её ум! Зина Ивановна находилась в известном напряжении, не зная, будет ли присутствовать Аркадий Осипович на новогоднем вечере и это её лишало душевного равновесия. Но вместе с тем, подстёгиваемая желанной целью, она напряжённо ломала голову, как обеспечить его присутствие со стопроцентной гарантией. Все ходы, которые возникали в её голове, не давали такой уверенности, но она инстинктивно чувствовала, что есть такое решение! Поначалу Зина Ивановна думала, что стоит выяснить самолично – будет ли он присутствовать на вечере, но испугалась, – а вдруг он догадается обо всём и не придёт. Она, как искусный охотник, не хотела преждевременно обнаруживать свою ловушку. Потом появилась идея с посланием официального приглашения, но это ей ещё менее понравилось – причём здесь официальное приглашение, раз Аркадий является штатным работником. Потом были мысли о поручении ему какого-нибудь дела, например, по доставке подарков или установки ёлки, то бишь, общественной нагрузки. Но на то в поликлинике есть другие люди, рабочий или кто другой, на что он непременно укажет, будучи всего лишь инженером по безопасности и охране труда.
Едва эти слова возникли у неё в голове, как Зина Ивановна радостно вскрикнула! Вот оно, вот, нашла! Это то самое средство, от которого Аркадий Осипович не сможет отвертеться, даже если и заболеет, потому как заменить его в этом будет решительно некем!
Зина Ивановна вскочила со стула, на котором она пребывала, отягощенная тяжкой думой последние три часа, и бросилась вон из кабинета.
Едва войдя в секретарскую, она спросила у Татьяны Израилевны:
– Тамара Витальевна у себя?
– У себя, у себя, только ты подожди, там у неё сидит Анна Григорьевна из префектуры.
– Эх, дело-то у меня срочное, – в сердцах бросила Зина Ивановна, и, пройдя к столу, опустилась на стул.
– А что случилось? – поинтересовалась Татьяна Израилевна.
– Да ничего не случилось, но пока есть время, нужно подумать об охране поликлиники на время праздников.
– А чего об этом думать? У нас же есть вневедомственная охрана внизу, в вестибюле.
– Это я знаю, – раздраженно ответила Зина Ивановна. – Я о другом. В актовом зале и на этаже во время вечера должен кто-то дежурить, ответственный по противопожарной безопасности.
– Так у нас же он есть, Аркадий Осипович. – Татьяна Израилевна удивлённо посмотрела на озабоченную Зину Ивановну. – Ты что, забыла?
– Ничего я не забыла. То, что он инженер по безопасности и охране труда я знаю. Но этим он занимается в рабочее время, а заставить его дежурить во внерабочее можно только приказом главврача.
– У, пустяки! Он у нас мужчина видный, и не будет лишним в нашем бабском обществе. Так что ему не отвертеться.
Татьяна Израилевна многозначительно посмотрела на разрумянившуюся Зину Ивановну и добавила:
– У нас тут многие сгорают от желания провести с ним вечерок. Кому-то повезёт… Ну ладно, – сменила она тему, – я тебе позвоню, как только Тамара освободится. Будь у себя.
Зина Ивановна, едва сдерживая свою радость, вернулась в свой кабинет. Худо-бедно, но она теперь точно знала, что её рандеву состоится. Никаких соперниц она даже не рассматривала всерьёз. Эта сторона вопроса была ею проработана до мельчайших деталей и никаких накладок просто быть не могло. Она хотела сейчас только одного, – чтобы новогодний праздник наступил в этот вечер вместе с закатом неяркого декабрьского солнца.
И всё же, не дано было Зине Ивановне стать вторым Иисусом Навиным, а потому, она со всем рвением стала убивать оставшиеся денёчки в хлопотах, не забывая, однако, зорко следить за обстановкой вокруг предмета своих далеко идущих планов.
Сам же Аркадий Осипович пребывал в своем обычном, размеренном трудовом ритме, нимало не догадываясь о страстях, кипевших вокруг него. Его распорядок рабочего дня был для многих тайной за семью печатями, то бишь, за закрытой дверью его кабинета. Частенько случалось так, что пришедший к нему по необходимости человек, долго стучался, прежде чем изнутри, голосом Аркадия Осиповича ему отвечали, что, дескать, он сейчас сильно занят и просит прийти к нему немного попозже. И действительно, раздававшийся тут же стрекот пишущей машинки подтверждал слова хозяина кабинета, хотя до этого за дверьми стояла тишина, прерываемая иногда звуками, весьма напоминающими всхрапывание сладко спящего человека. Зина Ивановна частенько слышала их, так как в последнее время служебные обязанности и личные её намерения заставляли простаивать перед дверьми кабинета Аркадия Осиповича несколько дольше, чем другие работники поликлиники. Она догадывалась о происхождении этих звуков и досадовала по этому поводу, понимая, что расшевелить такого человека на что-то более энергичное, чем исполнение служебных обязанностей будет чрезвычайно сложно.
Но, как и всякий упрямый человек, особенно тот, который прошёл хорошую школу жизни, и до тонкостей изучил такую важную её составляющую, как любовь, Зина Ивановна всегда помнила одно золотое правило любовных игр – инициатива в этом деле всегда поощряема самыми сладкими плодами на свете – плодами любви. Она взяла под строжайший контроль и опеку приказ главврача о назначении дежурным по шестому этажу инженера по безопасности и охране труда. А чтобы этот вопрос можно было контролировать более тщательно, Зина Ивановна в порядке личной инициативы разделила ответственное бремя дежурства, взяв на себя помощь Аркадию Осиповичу в праздничный вечер. Тем самым, она ещё теснее сомкнула кольцо неотвратимости своего каждодневного присутствия вокруг особы Аркадия Осиповича.
Зина Ивановна не помнила известной пословицы: “С глаз долой – из сердца вон”, но её сильно развитый инстинкт и богатый опыт говорили, что обратная сторона этой пословицы довольно сильнодействующее средство в создании образа любимой в мужском сердце. Потому она мозолила глаза своего избранника с утра и до конца рабочего дня, прорабатывая очередной пункт мероприятий по пожарной безопасности, так что тому, наверное, казалось, что в поликлинике работает не одна Зина Ивановна Давилина, а, по крайней мере, еще пара её сестер-близнецов.
Ошалев от такого обилия общения с женщиной, мало похожей, как мы узнаем позже, на ту, которая могла бы зажечь пламя страсти в груди убелённого сединами ветерана танковых войск, Аркадий Осипович занемог от нервного переживания. С одной стороны, чувство служебного долга принуждало его добросовестно являться на работу, а с другой – невозможность находиться по четыре-пять часов в обществе громогласной щебетуньи завхоза, сделало его жизнь в последние дни невыносимой. Было бы ещё полбеды, что её несмолкаемый говорок был сродни рёву танкового мотора, к чему Аркадий Осипович, вспоминая дни своей незабываемой службы в этом роде войск, как-нибудь бы притерпелся. Но вот то обстоятельство, что уважаемая Зина Ивановна, видимо, испытывая острую нехватку информации для занимательной беседы, добросовестно заменяя её обилием самых последних и не очень новостей, прослушанных ею накануне вечером по кухонному репродуктору, лишало закаленного ветерана последних остатков душевного равновесия.
Тактично закатив к потолку глаза, Аркадий Осипович пытался остановить, в момент краткой передышки, это звукоизвержение, но только подливал, что называется, масла в огонь. Зина Ивановна радостно подхватывала услышанный ею последний слог и, мгновенно переключившись, начинала бурно развивать заданную тему. И каждый раз, выбившись из сил, в попытках избавиться от лиха, Аркадий Осипович, сославшись на нужду, выбегал из комнаты и больше в этот день там не появлялся. Недоумевающая Зина Ивановна, выждав час, уходила к себе, предварительно оставляя на столе записку: “Я пошла к себе. Позвоните, когда придёте”. Аркадий Осипович, предусмотрительно послав кого-нибудь узнать – нет ли в его кабинете Зины Ивановны, просил вахтеров подняться на этаж и закрыть кабинет, предваряя свою просьбу строжайшим наказом не говорить кому бы то ни было, что он здесь, а ключ после оставить в больничных листах, где он обговорил те же условия.
Наши суровые ядрёные зимы не позволяли разгуливать по улицам без хорошего утепления, но в первый раз, доведённый до отчаяния, Аркадий Осипович удрал из поликлиники в одном свитерке и без головного убора, что стало бы роковым поступком для любого гражданского, но наш закалённый ветеран отделался только поясничным прострелом. Благо, до дома было рукой подать.
Вконец остервенившись, как попавший в капкан матёрый волчище, он приобрёл стойкий рефлекс, благодаря которому он смог каким-то шестым чувством определять, где в данный момент находиться Зина Ивановна и загодя исчезать с предполагаемого места её появления.
Но наш экс-полковник всё же, как ни старался, но пренебречь появлением на работе никак не мог, а посему волей-неволей попадал в мягкие, цепкие лапки своей неотлучной головной боли в лице несравненной Зины Ивановны. Это для него стало в последние недели перед праздником истинной мукой. Наконец наступил канун предпраздничного вечера. Представь себе, мой читатель, непомерное удивление Аркадия Осиповича, который, придя на работу, не обнаружил, как обычно, своего злого гения, сидящего у его кабинета. Это озадачило Аркадия Осиповича. Ожидая нетерпеливого стука в дверь, с замиранием сердца прислушиваясь к каждому звуку в коридоре, Аркадий Осипович весь извелся. Шли томительные минуты, но никаких звуков, предваряющих появление Зины Ивановны, он не дождался. Мало того, в этой неопределённости прошёл уже час, и этот час показался ему наказанием господним. “Уж лучше бы сразу отмучиться, чем терпеть вот такие муки!”, – вертелось в голове измученного ветерана. Наконец он решился и, прокравшись на цыпочках к двери, сначала прислушался, не слышен ли голос приближающейся Зины Ивановны, и потом со всеми мыслимыми предосторожностями приоткрыл дверь в коридор.
С превеликим тщанием всматривался он в немногочисленные фигуры больных, придирчиво сверяя каждую из них с ненавистными очертаниями его мучительницы. Ни в ком из страждущих излечения посетителей он не смог опознать Зину Ивановну, потому что, знай он её планы насчет его особы на этот день, он мог бы, по крайней мере, сейчас вздохнуть спокойно. Но так как этого озарения с ним не случилось, на Аркадия Осиповича, от непомерного нервного напряжения сошло сумеречное состояние души.
Не веря своему счастью, он также был не в силах справиться со своим лицом, отчего оно приобрело умилённое выражение печальной радости. Может быть, читателю знакомо такое мимическое проявление чувств, но те, кто встречался на пути всегда бесстрастного инженера по охране труда и безопасности, отмечали именно это необычное выражение его лица. И после того, как Аркадий Осипович, с невольной дрожью в голосе и с проблеском влаги в глазах, спрашивал у встреченных им сотрудников поликлиники, не случилось ли чего с Зиной Ивановной, не произошло ли с ней какого несчастья, сотрудники, не зная истинной подоплёки его состояния, в удивлении останавливались и, глядя вслед, говорили себе: “Вот оно, готово! Не выдержал мужик любовного напряга…”.
Такая новость, о том, что наконец-то у стойкого полковника от любви съехала крыша, и что такое состояние его неизвестно чем кончиться, что ему срочно нужна помощь психотерапевта, так как сейчас он, как ненормальный, бегает по зданию в поисках Зины Ивановны, вынужденной срочно отъехать по делам, мгновенно разлетелась по поликлинике. “Нет, я точно знаю”, – делая страшные глаза, вещала в трубку кому-то на другом конце провода, чрезмерно возбужденная медсестричка. – “Он идёт, а самого шатает, и голова так дёргается, как будто у него болезнь Паркинсона. Знаешь, прямо страшно делается!..”.
А в это время Зина Ивановна, ничего не ведая о тех страстях, которые стали предметом живейшего обсуждения всего персонала поликлиники, приступила к завершающей стадии задуманной ею грандиозной операции. В её планы не входила сегодня встреча с Аркадием Осиповичем. Зина Ивановна считала, что перед решающим штурмом, нужно исчезнуть из глаз вожделенного объекта, дабы укрепить в его сердце свой образ нечаянной для него разлукой. Как утверждала одна из её подруг, средство проверенное и безотказное в таких случаях. Проверить это средство до сих пор Зине Ивановне ни на ком не удавалось, и потому она целиком и полностью положилась на опыт бывалой подруги.
Быстро устроив все дела в поликлинике, Зина Ивановна, опередив всех шестиэтажниц, оказалась дома. Нет нужды описывать, с каким тщанием она примеряла наряд за нарядом, пока не остановилась на одном, по её мнению способном сразить наповал не то что мужчину, пусть даже в годах, но и глубокого старца, начисто забывшего, на каком десятке лет потерял свои мужские инстинкты. Время поджимало и она, захватив маскарадный костюм, Зина Ивановна через полчаса уже входила в вестибюль поликлиники.
Глава 13
Как помнит уважаемый читатель, подстёгиваемая суровой необходимостью, а более опасением, как бы Аркадий Осипович не выкинул бы какое коленце, Зина Ивановна как на крыльях влетела в свой кабинет. Набросив на плечи заранее приготовленный белый, плотной бязи халат, чтобы раньше времени не обнаружить свой роскошный наряд, она легкокрылой голубкой устремилась на четвертый этаж. Отмахиваясь от всех докучливых встречных, Зина Ивановна, достигнув заветной двери, как всегда запертой, принялась настойчиво настукивать по ней нервной морзянкой. Аркадий Осипович открыл дверь не сразу. Минуту Зина Ивановна стояла и гадала, пришёл ли он, как и положено, к четырём часам, но опасения Зины Ивановны оказались напрасными. Дверь распахнулась и на пороге показалась высокая, габаритных размеров фигура полковника.
– Аркадий Осипович, – пропела Зина Ивановна, что, впрочем, разнеслось по этажу как глас могучего тромбона, который на верхнем регистре почему-то звучал как автомобильная сирена. – Нам пора, вы не забыли?
– Мне, Зина Ивановна, по должности не положено забывать свои обязанности, – сухо отозвался тот. – Вы мне скажите лучше, где рабочий? Нам нужно обойти все этажи и проверить противопожарные шкафы, а у него ручка для открывания. Так что, побеспокойтесь, чтобы он как можно быстрее оказался здесь. Я буду ждать вас у себя.
Зина Ивановна, едва услыхав про рабочего, некоторым образом сникла. Она сильно рассчитывала всё время до предпраздничного вечера остаться наедине с бравым ветераном, но вышло по-другому и избежать такой ситуации, как она поняла, будет невозможно. Поэтому она лишь кивнула в ответ и заторопилась вниз, к мастерской.
И всё же Зина Ивановна не была бы собой, если бы она не могла бы мастерски находить удобные для неё варианты событий. Пока она шла, её вдруг осенила мысль, что рабочий мог бы уже и уйти домой, и, таким образом, его присутствие становиться невозможным. К тому же она вспомнила, что ключом может стать любая ручка от оконной задвижки, а таких у неё в кладовке хоть пруд пруди. Зина Ивановна повернула назад и трусцой припустила вниз по лестнице. Раздобыв сие орудие труда, Зина Ивановна стремглав бросилась назад. Аркадий Осипович в легком недоумении приподнял бровь, когда через пару минут дверь в его кабинет распахнулась и на пороге опять возник фантом его мучительницы.
– Аркадий Осипович, рабочий уже ушёл домой. Я ручку взяла у себя.
Полковник досадливо крякнул и поднялся:
– Начнем с первого этажа. Ключи от пожарных выходов прихватите.
– Да вот они! – хлопнув себя по карману, вскричала в нетерпении Зина Ивановна. Она давно уже продумала маршрут обхода всех точек и ей совсем была невыносима мысль о каких-то изменениях оного, а тем паче, задержках.
Праздничный вечер неотвратимо приближался и это чувствовалось во всём. Возбуждение и раж ожидания невидимыми флюидами носились в воздухе, подогревая и без того разгорячённые умы работников сего славного учреждения. Работа спорилось и густые ряды страждущих исцеления перед дверьми кабинетов быстро редели.
Зина Ивановна, не встречая помех со стороны вечно шныряющих под ногами больных, деловито таская за собой потихоньку впадающего в ступор полковника, быстро продвигалась к намеченной цели. И чем ближе они продвигались к заветной двери, тем большее волнение охватывало Зину Ивановну! Её сердце, как нарочно, вдруг зажило самостоятельной жизнью: то забьется давно забытым ритмом, словно у девушки при первом свидании, то стеснительно приостановит на мгновение свой учащённый бег, будто желая перевести дух!
И чем ближе его владелица приближалась к намеченной цели, тем более досаждало оно ей своим капризным поведением! Зина Ивановна уже не на шутку испугалась, как бы Аркадий Осипович не услыхал её лихорадочного сердцебиения – так оно стучало, едва не выпрыгивая из горла!
А как только наша перезрелая чаровница взялась за ручку заветной двери, с ней и вовсе сделалось дурно. Застучала в висках кровь, и всё тело покрыла легкая испарина, разнося вокруг густые волны ароматных духов. “Господи, да что же это я!” – испугалась она. – “Упаду ещё тут, чего доброго! Ведь пропадёт всё!..”.
Собравшись с силами, Зина Ивановна отперла, дверь и, войдя в комнату, энергично защелкала выключателем. Комната продолжала оставаться погруженной в полумрак, освещаемая лишь пробивавшимся светом уличных фонарей. Да и откуда же было взяться свету, если накануне она приказала рабочему вынуть все лампы из потолочных светильников! Зная эти обстоятельства, можно только удивляться такому развитию событий, но терпение, уважаемый читатель! Разве можно себе представить, что предприняв столько усилий по осуществлению своего плана, Зина Ивановна не могла упустить столь важную его деталь.
В чем же заключалась её задумка с истреблением света в кабинете, подлежащем непременному осмотру, мы сейчас узнаем. Остановимся только лишь на некоторых деталях, предваряющих сие кульминационное событие…
Аркадий Осипович, вошедший следом за ней, раздосадовано отодвинул Зину Ивановну и принялся сам манипулировать злополучным прибором. Получив тот же результат, он ни слова не говоря, распахнул настежь входную дверь в коридор.
– Хоть немного светлее станет, – пробурчал он, вглядываясь в полумрак.
– Да и ладно, не нужен нам свет. Сигнализацию и так можно проверить, – живо отозвалась завхозиха. – Тут делов-то всего, что встать на стул.
– Ну вот вы и становитесь, у меня что-то спина болит.
– Да я так и думала сделать! Я полегче вас. Надо только придвинуть кушетку и поставить не неё стул.
Зина Ивановна самолично осуществила своё намерение и забравшись на кушетку, сказала:
– Аркадий Осипович, без вашей помощи я не взберусь на стул, помогите мне, а то я боюсь.
– Ладно, давайте, – и протянув руку, помог ей укрепиться на зыбком сооружении.
Зина Ивановна потянулась к щитку сигнализации и принялась перещёлкивать кнопками, включая один за другим ярко-красные огоньки светодиодов. Как бы ни были малыми усилия по включению кнопочек, но, видно, и они утомили без того напряженно стоящую на шаткой верхотуре нашу бесстрашную сильфиду. Колени её задрожали и Зина Ивановна, издав слабое “ах”, стала клониться в направлению Аркадия Осиповича!
Вот и настал тот миг, ради чего было предпринято столько усилий, чему отдано было столько душевной и нервной энергии!
Видя медленно клонящуюся к нему фигуру, полковник, как и подобает всякому мужчине, предпринял необходимые меры по недопущению какого бы то ни было вреда хрупким телесам Зины Ивановны в результате неминуемого падения на пол с такой высоты. Протянув ей навстречу руки, он бережно заключил её в свои объятия. По крайней мере так могло бы показаться постороннему наблюдателю. Но что поделаешь с насмерть перепуганной женщиной, которая чудом избежав если не смерти, то страшного увечья, накрепко вцепилась в своего спасителя. Её руки, обвившие крепкую шею ветерана танковых войск, дрожали крупной дрожью от пережитого стресса.
Полковник, ощущая, что эти усилия вот-вот закончатся для него плачевно, ибо Зина Ивановна в порыве эмоций, напрочь перекрыла приток свежего воздуха в легкие нашего удальца, начал отдирать её руки от своей шеи. С превеликим трудом ветеран, привыкший с лёгкостью справляться с рычагами могучей машины, сумел чуть-чуть разжать слабые руки столь хилого с виду существа. Глотнув свежего воздуха, он проревел прильнувшей к нему всем телом Зине Ивановне прямо в ухо склоненной на его плечо головы:
– Да вы меня задушите! Ну всё, отцепляйтесь, я вам не столб, чтобы на мне висеть!
Но не тут-то было! Зина Ивановна, ещё крепче прильнув к нему всем телом, томным, по её разумению, голосом проговорила:
– Аркадий Осипович, как я вам благодарна! Если бы не вы, лежала бы я сейчас здесь с проломленной головой и умирала мучительной смертью! Спаситель вы мой, – уже приникнув к самому уху Аркадия Осиповича, жарко зашептала она, – я не забуду этого вовек! Скажите, что мне для вас сделать, и я исполню любое ваше желание! Мне ничего для вас не жалко… только пожелайте, и я ваша, сейчас же!..
Говоря всё это, ошалевшему от такого поворота дела полковнику, Зина Ивановна пустила в ход самое неотразимое для любого мужчина средство. Она чуть-чуть ослабила свою хватку, которая сделала бы честь любому удаву, и начала медленно сползать по телу остолбеневшего, от возникших ощущений в своём огромном торсе, несчастного полковника. Груди Зины Ивановны, туго стянутые лифчиком, чуть ли не протыкая грудную клетку Аркадия Осиповича, дали ему прочувствовать все прелести ещё не увядших персей. А пока наша проказница проделывала такие штуки с верхней половиной тела, нижняя половина нашего героя претерпевала ещё большие искушения. Ноги Зины Ивановны, свободно висевшие на полметра над полом, вдруг совершили некоторые манипуляции, в результате которых одна из её ног оказалась протиснутой между ног полковника, а коленка крепко прижатой к его интимному месту.
И всё бы ничего, и не такие ситуации случаются в жизни, но другая нога Зины Ивановны гибкой лианой обвила сзади ляжку Аркадия Осиповича, дав тому ощутить всю крепость и жар живота своей наездницы. И если до этого Аркадий Осипович ещё не понимал прозрачности всего момента, то спорить с вздымающимся против его воли “инстинктом” он уже был не в состоянии.
Зина Ивановна, конечно же, немедленно почувствовала изменения интимной субстанции, и поспешила поддать жару, дабы ускорить созревание известного плода! Она бурно задышала, издавая при этом утробные звуки, служащие, по её мнению страстными вздохами. Бедный Аркадий Осипович уже и не знал, как справиться со своим зловредным орудием любви, так некстати разбуженный неистовой ипостасью суккуба в лице оседлавшей его Зины Ивановны! Что он только не делал, дабы освободить своё взопревшее тело, но всё было напрасно!
Конечно, не думает же уважаемый читатель, пряча ироничную усмешку, что бравый ветеран танковых войск обессилел до такой степени, что не в состоянии справиться с женщиной, раз в десять слабее его?!
В том-то и беда, что Аркадий Осипович, несмотря на свою зловещую репутацию, был по натуре очень деликатен. Ему и в голову не приходило применить силу и как-то грубо и нетактично сбросить с себя распалившуюся не на шутку женщину! Нет, не таковский был Аркадий Осипович и потому стоически переносил все муки жарких объятий Зины Ивановны…
Но, как это часто бывает в жизни, высокий накал страстей не может длиться вечно, как того истово желает заинтересованная сторона! Закон бытия суров и миг счастья, только подразнив, обрывается по прихоти его в самое неподходящее время!
Не стала исключением для него и наша истомлённая любовным ражем, коварная обольстительница. Преградой, вернее отсутствие её, на пути к счастью, на этот раз стала злополучная дверь, распахнутая настежь Аркадием Осиповичем! В тот самый момент, когда Зина Ивановна уже торжествовала победу над слабой плотью впавшего в ступор полковника, когда она уже приблизила свои губы к губам заколдобившегося мужика, на пороге возникли две фигуры и одна из них голосом Надежды Сидоровны радостно воскликнула:
– Зин, ну ты вот где! А тебя с ног сбились разыскивая по всей поликлинике! О!.. Просим прощения! Не разглядела... – только и смогла выговорить она, вникнув в пикантность ситуации. Обе дамы, зажав рты, чтобы преждевременно не прыснуть от смеха, выскочили за дверь и уже оттуда Ливадия, бывшая другой фигурой, крикнула:
– Тебя Тамара Витальевна ищет. Поднимайся наверх!..
Зина Ивановна услышала удалявшееся фырканье и сдавленные звуки хохота. “Вот клуши! – с удовлетворением подумала она. – Теперь разнесут по всей поликлинике! Господи, как всё удачно получилось!” Отряхивая помятое платье, она, придав голосу изрядную долю испуга и досады и сделав вид, что вторжение двух сослуживиц не более, чем нелепость, не меняющее сложившихся интимных отношений между ними. Обращаясь к Аркадию Осиповичу, немедленно удалившемуся от неё на безопасное расстояние, Зина Ивановна сказала:
– Аркадий Осипович, ну что же вы? Испугались каких-то двух баб!? Вот ещё! Все уже давно знают о наших с вами отношениях. Они просто завидуют! Сейчас нам помешали, да и Трухнова вызывает! Но вечером мы встретимся, хотя бы у вас в кабинете и… поговорим о нас.
– Зина Ивановна, да что вы такое говорите! – вскричал ошалевший полковник. – Каких отношениях?! Ничего не понимаю, прямо дурной сон какой-то! Мы с вами при исполнении обязанностей и не на любовных игрищах! – дошло наконец до него. – Я знать ничего не знаю о ваших сплетнях и увольте, – это не по адресу! Всё, до свидания!..
Озлобленный полковник выскочил за дверь, а Зина Ивановна, усмехнувшись, пробормотала ему вслед:
– Вот именно, до свидания! Куда ты, голубчик, теперь от меня денешься! Все видели, как ты меня тискал, задрав платье до пупка!..
Вот теперь, явно изумлённый читатель, и, надо сказать, справедливо изумлённый таким коварством со стороны Зины Ивановны, ибо последняя её реплика вослед сбежавшему полковнику, ясно дала тебе понять, что и этот ход предусмотрела хитрющая баба! И действительно, очень странно, как это сумели её разыскать в таком огромном здании именно в такой неподходящий, казалось бы, момент развития событий! Не иначе, как по наводке и тут тебе, проницательный читатель опять не изменяет интуиция.
Так оно и было на самом деле! Зина Ивановна предусмотрела всё; и отсутствие света, и распахнутую настежь дверь, и появление её сослуживиц в самый урочный момент! Один бог знает, как ей удалось совместить все так ловко и точно, но, видно, Зина Ивановна, была из таковских, которые умеют договариваться с высшими силами, словно якшалась с ними запанибрата! Как бы не хотелось нам объяснить сие стечение обстоятельств именно так, но ведьмою Зина Ивановна вряд ли была! Хитрющей пройдохой и ловчилой ещё можно было её назвать, да и то с большой оговоркой! Ибо все удачи её в делах надобно бы наполовину приписать раззявистости тех, с кем она имела отношения. Много ещё судачили о её невероятной хватке и чутье, но, если рассудить здраво, то что ещё можно было ожидать от человека, прошедшего такую школу жизни! Особенно с таким богатым опытом общения с сильным полом! Усвоив те качества мужского характера, которые показались ей весьма стоящими для жизни, Зина Ивановна необычайно продуктивно наслоила их на свои личные черты характера, получив весьма мощное орудие для препарирования жизни в нужных ей целях.
Вот так-то, уважаемый читатель! А то всё – мистика, мистика! Зина Ивановна уже давно рассталась с детскими сказками, и этот чудодейственный инструмент в своем арсенале держала всегда под рукой!..
Но, как бы там ни было, жизнь много извилистее, коварнее, мудрее и проч. проч. – сколько бы мы ни старались подобрать характерных черт этой единственной стороне нашего Бытия! Никто не застрахован в этом мире от ошибок и неудач! Вроде бы и рановато записывать нашу молодуху в годах в старухи, но проруха всё же нашлась и на неё! Ай да и интереснейший же поворотец судьбы ждал Зину Ивановну вскоре после только что описанных событий!..
Оторвался народ на положенных праздничных гульбищах, отвёл душу и медленно отходя от непомерных количеств принятых яств и зелья, нехотя потянулся к местам официальных сборищ, почему-то именуемых между собой “работой”. К слову сказать, привычка получать какое-то всевспомощевание в виде денежных знаков за добровольную отсидку на так называемой “работе”, для подавляющего количества “работающего люда” превратилась в своего рода посиделки.
Вот и наши шестиэтажницы, собравшись наконец воедино дружной стайкой, принялись с живостью обсуждать новости, которые им посчастливилось собрать за дни, проведённые порознь. Что там работа, когда столько, мало сказать, интересных, но прямо-таки сногсшибающих известий обрушилось на страждущие умы истосковавшихся по изюминкам, перчинкам из жизни своих ближних, наших достойнейших матрон! Право слово, и было же что обсуждать! Ведь какие фортеля отчебучивает их вдоль и поперёк изученная подруга! Все с превеликим тщанием, не упуская ни единого нюанса, смаковали подробности известной сцены виденной Ливадией Васильевной и Надеждой Сидоровной накануне новогоднего вечера.
Так и сяк они крутили сей любопытнейший факт, уж совсем измусолили, отсепарировали,
сублимировали и только тогда всем миром решили – быть свадьбе! Недели полторы пролетело в предчувствиях и смаковании! Зина Ивановна не отрицала сей интриги, но и не подтверждала мнения кворума шестого этажа. Делая многозначительное лицо, с довольным видом, она лишь отшучивалась: “Ой, девки, сглазите ещё!”.
Как в воду смотрела многоопытная Зина Ивановна! С того самого вечера ей никак не удавалось отделить Аркадия Осиповича от рабочей обстановки и остаться с ним вдвоём наедине. Исхитрялся Аркадий Осипович в этом деле совершенно виртуозно, ускользая от тенет Зины Ивановны! Но сколь долго верёвочке не виться, конец непременно настанет. Другое дело, что за конец, и чья выгода будет привязана к нему! Знать не знала, ни сном ни духом не ведала Зина Ивановна, какой жестокий удар судьбы подстерегает её совсем близко, за ближайшим поворотом, днях в двух по истечении отпущенного срока!
А пока отсудачили приятельницы своё, укрепившись сами и других укрепивши во мнении скорой гименеевой победы Зины Ивановны! Да и сама Зина Ивановна тоже так думала, ибо не стало у неё соперниц в поликлинике! Все признали своё поражение и её право на руку и сердце Аркадия Осиповича. Да только правду говорят, что человек может только предполагать, но никак уж не распоряжаться свое фортуной!
Не ждала Зина Ивановна беды с той стороны, о которой она и не думала, да и предположить не могла! Послушаем же дальше нашего рассказчика, как дело всё обернулось, и что же такое произошло, о чем Зина Ивановна долго ещё вспоминала как о своём позоре и несчастье!
Вдруг, непонятно по какой причине, Аркадий Осипович стал в обхождении с Зиной Ивановной весьма терпим и, можно даже сказать, любезен. Зина Ивановна, некоторым образом уже попривыкнув к тому, что её избранник суров в общении с ней, как и подобает, видимо, настоящему служаке, привыкшему к суровой армейской дисциплине, была озадачена и удивлена сей метаморфозой. Точно так же, как и она, эти перемены заметили и другие шестиэтажницы. Видано ли дело, чтобы непримиримый борец с разгильдяйством и халатностью на рабочих местах, стал делать замечания не в форме строгих отчитываний, но с улыбкой и даже как-то рассеянно.
Расценив такое поведение инженера по охране труда как добрый знак, все вновь обратились к предполагаемой виновнице сих знаменательных перемен в поведении Аркадия Осиповича, а, именно, к Зине Ивановне, справедливо полагая, что дело близиться к концу и скоро быть им приглашенными к ней на свадебку. Надежда Сидоровна, и особенно Татьяна Израилевна на правах лучших подруг, сильно обеспокоенные таким скорым развитием отношений, и опасаясь, как бы не прогадать с подарками, приступили к ней, требуя немедленных объяснений. Зина Ивановна, точно зная, что никаких поводов к перемене настроений Аркадия Осиповича не давала, быстро скумекала свою выгоду в такой ситуации. Не разубеждая подруг в правильности их предположений, она, однако, предложила им самим пообщаться на этот счёт с Аркадием Осиповичем, дав им понять, что так будет лучше узнать всю правду. Сама же она таким образом решила убить двух зайцев; и самой узнать истинную причину перемен в поведении Аркадия Осиповича от подруг, и те, ежели что, не смогут обвинить её в предвзятости.
Сказав “а”, трудно отказаться от следующей литеры. Так уж складываются обстоятельства, что всё время автору приходиться ужасаться, хватаясь за голову, от напастей, сваливающихся на бедную Зину Ивановну! Уж лучше бы она не просила своих обрадованных представленной возможностью сослуживиц, узнать причину витания в эмпиреях своего избранника!
Гром грянул неожиданно, как гремит тёплым майским днём в слепой дождь, потрясая тонкие стволы деревцев и пугая кротких голубей. По крайней мере одну голубку сирую он потряс до основания. Не ведомо, как протекала беседа любопытных подруг с Аркадием Осиповичем, только на следующий день у всех них при разговоре с Зиной Ивановной были постные лица и желание поскорее завершить разговор. Зина Ивановна теряясь в догадках, приписывала это явление то расстройству желудка, на которое сослалась Ливадия Васильевна, то неладам с мужем, упомянутым вскользь Надеждой Сидоровной. Да и Любовь Семёновна, попросив её поскорее заказать в типографии бланки, поспешила из кабинета прочь безо всяких объяснений!
Чутьём поняла Зина Ивановна, что неспроста обегают её подруги за семь вёрст, но ничего не смогла от них добиться. Два дня продолжалась такая игра в молчанку, казавшаяся особенно загадочной на фоне радушного общения с ней Аркадия Осиповича.
И всё же, видимо, сыграл в её подругах некий инстинкт, иногда называемый женской солидарностью! Не сговариваясь, на третий день после опрометчивого предложения Зины Ивановны, Надежда Сидоровна и Ливадия Васильевна вдруг оказались в одно и тоже время, ближе к вечеру, в её кабинете. Разместившись на диване, они с рассеянным видом поинтересовались как идут дела. Не забыв ознакомиться с её здоровьем на данный момент, и задав ещё пару совсем уж незначительных вопросов, как были прерваны Зиной Ивановной, которая, отбросив шариковую ручку, спросила поверх очков:
– Вы чего? Домой уже собрались?
– Да нет, – вздохнула Ливадия, – так просто зашли. Как у тебя с Аркадием-то, всё в порядке?
– Это ты к чему? Чего не в порядке? – Зина Ивановна в недоумении вздёрнула брови. – Мы с ним вчера хорошо пообщались на разные темы вот здесь, в кабинете.
Надежда Сидоровна с горькой иронией усмехнулась и проронила, как бы про себя:
– Вот они, мужики, одним миром мазаны! – и, уже обращаясь к Зине Ивановне, спросила. – Что, он тебе ничего не сказал?
– Почему не сказал? Мы тут кучу всего наговорили.
Надежда Сидоровна усмехнулась ещё горше и качая головой, с жалостливой интонацией в голосе выдохнула:
– Ой, Зин, лопухнулась ты, как малолетка! Я не знаю, как далеко зашли ваши отношения, но тебе, пока не поздно, надо объясниться самой с Аркадием начистоту! Водит он тебя за нос!
Надежда Сидоровна замолчала и откинулась на спинку дивана. Зина Ивановна сняла очки и поигрывая ими, сухо сказала:
– Мои отношения с ним никого не касаются! А если вам что-то известно о нём, то лучше говорите прямо, без всяких загадок.
– Да куда уж тут загадки, – вскинулась Ливадия. – Он не нам, а тебе должен был сказать, о том, что жениться через месяц!
– Что, прямо так и сказал? – враз заалела щеками завхозиха. – Мне он ничего такого ещё не говорил. Надо же, Аркадий! Видать хочет сюрприз сделать!
– Да не на тебе жениться, глупая ты тетеря! – воскликнула Ливадия. – По всему видать, проворонила мужика, когда надо было его брать ещё тёплым, тогда, сразу же после вечера! А ты…
– Да ну? – только и нашла что сказать озадаченная Зина Ивановна. – Уж не на тебе ли он жениться? Что-то я не замечала в нём интереса к твоей персоне! И когда же ты успела?
Выложила сию тираду наша, растревоженная не на шутку, экс невеста, а у самой что-то защемило сердце. Поняла она свою ошибку, когда отослала своих подруг поинтересоваться мнением из первоисточника. Выдать-то выдал первоисточник им порцию информации, да, видать, не по адресу она попала! Самой надо было действовать! Плохую службу сослужила ей её самоуверенность, – куда, мол, деваться списанному со всех счетов бывшему полковнику танковых войск! Да и обложен он был Зиной Ивановной по всем правилам ведения любовных блокад, так что не было повода у неё для беспокойств! Господи, а тут такое говорят её подруги!
– Зин, да ты что, совсем ослепла! Мы посмотрели за эти два дня на ваши отношения, и точно получается – нужна ты ему, как пустая облатка! – не сдержалась Надежда Сидоровна – Я не знаю, шутил он или нет, когда сказал, что его невеста из Питера скоро приезжает, а здешних дам он просит не беспокоиться!
– Что вы ему наговорили!? – вскричала в сердцах Зина Ивановна. – Какая невеста из Питера? Он мне сам сказал вчера, что не прочь жениться, если только одна из женщин будет немного понастойчивее!
– Да почём ты знаешь, кого он имел в виду? – хихикнула Ливадия.
Есть у каждого из нас одно свойство натуры, которое неистребимо в нас и портит иногда нам жизнь чрезвычайно! Автор имеет в виду такое коварное качество человеческой натуры, как самовнушение! Иногда оно скрывается под личиной самообмана или пристрастного мнения, но, – что поделаешь! – подлое свойство его создано нашим творцом нам в искушение либо на пагубу. Слабый и зашореный будет упорствовать, противодействуя очевидному, пока не сгубит его это коварное свойство! И ничего с этим поделать нельзя, ибо закон естественного отбора, данный людям создателем нашим через посредство островного гения, на то и существует, чтобы отсекать таких несчастливцев!
Хорош этот закон или плох, судить не берусь. Может он и нужен для всего живого, как высшая цель развития жизни, но иногда, хватаясь за голову, горько жалеешь, что был слеп, и не увидел во время того, что стало очевидно всем и каждому вокруг давным-давно! Нет, не хорош он, этот закон! Особенно для каждого из нас в отдельности, ибо нет нам дела для всего живого на земле, если страдает от него твоя слабая плоть и чувство собственного достоинства!
Нечто подобное нашим рассуждениям вихрем пронеслось в голове Зины Ивановны и оставило там пустоту и две злые, острые иглы в висках! Что-то не так наделали, эти две пустоголовые клуши! Надо немедленно заставить их рассказать весь разговор с Аркадием и тогда она сама разберется, где правда, а где припевки этих вечных завистниц!
– Выкладывайте, что вы там ему наговорили! – подступила к ним распалённая не на шутку Зина Ивановна.
– А что выкладывать, мы всё сказали, что было! – Надежда Сидоровна пожала плечами и повела головой. – Ты что думаешь, нам есть смысл что-то скрывать! Наоборот, мы думали, что тебе всё и так известно! Не веришь, иди сама расспроси своего ухажёра, может он тебе чего больше скажет!
– Ну ладно, чего сидим-то! Надо идти, – спохватилась вдруг Ливадия Васильевна.
И только она проговорила это, и уже встала с дивана, как дверь в кабинет отворилась и на пороге показалась Татьяна Израилевна. Лицо её горело, глаза сверкали, и часто вздымавшаяся грудь сказали без слов о крайнем её возбуждении.
– А, и вы здесь! Зина Ивановна, я в общем-то к тебе шла, по одному делу! Только что твой Аркадий принёс заявление на отпуск без содержания, на неделю… – Татьяна Израилевна перевела дух и протянула Зине Ивановне листок бумаги. – Вот, почитай!
– Да зачем мне читать заявление на отпуск! – воззрилась на секретаршу Зина Ивановна. – Это его личное дело, я то причём здесь.
– А вот и притом! Там написано – “для устройства личных дел”. Вот я и поинтересовалась, что за личные дела у него вдруг образовались, ну так, шутки ради, так он знаешь, что мне ответил?
– Да мало ли у человека какие личные дела могут быть! Ко мне-то какое это имеет отношение? – раздражённо ответила Зина Ивановна.
– Тебе лучше знать, какое! Только сказал он мне, что берёт отпуск, чтобы жениться! Знаешь, я так удивилась! Ты-то нам ничего не говорила о свадьбе, а тут на тебе! Твой Аркадий выдал такую новость! Я подумала было, что ты сама всё держала в тайне и решила проверить и говорю: “Аркадий Осипович, что же вы скрываете от коллектива такое событие, да и Зина Ивановна тоже хороша, вам подстать! Ни словечка подругам о свадьбе! Мы вам подарок приготовили бы, поздравили всем коллективом! Нехорошо”, – говорю, – “мол, так поступать!”.
– Ну, а он что!? – единым порывом, но движимая разными чувствами, подалась вперёд вся троица.
– А он посмотрел на меня, как будто в первый раз увидел и спрашивает: “Какая, такая Зина Ивановна? Моя будущая жена приезжает из Петербурга, как только оформит отпуск. Она полковник МВД и у них с отпусками строго…”. Верите, я как сидела, так и отпала! А у самой в голове только одна мысль, – а как же Зина Ивановна?! Что же это такое получается, а!? – Татьяна Израилевна повернулась к завхозихе, вопрошая ту всем своим изумлённым видом.
Зина Ивановна стояла нема и недвижна. Ничего не отвечая Татьяне Израилевне, она смотрела сквозь неё куда-то в стену пустым взглядом. Надежда Сидоровна с Ливадией переглянулись. Они вдруг почувствовали настоятельную необходимость покинуть сие место трагедии и кивнув секретарше, тихо, на цыпочках утащили её из кабинета.
Зина Ивановна, даже и не думала как-то реагировать на сказанные Татьяной Израилевной роковые слова. Никто ей не нужен был, никто не утешил бы нашу избранницу от происков хитроумного мальчуги с луком и стрелами, которыми он осыпает несчастное племя влюбленных! Трудно, правда, причислить нашу фемину к таковому, но потери, понесенные ею на этом фронте, вполне были сопоставимы и в моральном и жизненном аспекте с сердечными ранами какой-нибудь девчушки, впервые попавшей в сии роковые тенета. Хотя, в отличие от несчастной любви отроковицы, не желающей от жизни ещё ничего, кроме соединения с предметом своего обожания, Зину Ивановну сей атрибут занимал куда меньше. Материальные выгоды, подспудно сопровождающие ритуал брачующихся особей, был для неё смыслом свершения таинства гименеевых уз. И не окажись у ветерана-полковника столь знатного приданого, вряд ли он был бы подвергнут таким агрессивным действиям со стороны меркантильной Зины Ивановны.
Но не только это заставляло разрываться сердце нашей отставленной претендентки на почётное звание супруги Аркадия Осиповича. Сознание того, что и все вокруг, особенно троица её лучших подруг, прекрасно понимали истинные мотивы её желания, заставляло Зину Ивановну страдать неимоверно.
Как многообразны лики любви! Надо думать, что ты, уважаемый читатель, смог бы уберечься от таких же фальшивых любовных стрел, которыми так часто осыпаемо всё человечество со дня сотворения мира! Будь же здрав и осмысленнее в принятии решений об отношениях с избранником своей судьбы и выборе спутника на самую значительную часть своей жизни!