Маргиналы. Голубая любовь. Часть 2

Вячеслав Иотко
                МАРГИНАЛЫ.   Часть 2
                Непредвиденная дискуссия.
                Большой рассказ в 4х частях.


                «Не спорит корысть, а спорит правда». Пословица               

      Вадим попытался ввести разговор в прежнее русло:
      - Но, на Западе все же признают нас на законном основании!
      - Согласен, но добавлю еще вот что, – сказал Михалыч, – те политики, о которых вы так восторженно говорите, к вам относятся как в пресной пословице: «каждому свое: кому - запор, а кому – диарея». Они усвоили принцип частичного потакания причудам. А этот принцип гласит, что прихоти и противоестественные желания отдельных групп людей можно трактовать как их законные интересы, чтобы использовать потом их в своих целях. Вы марионетки, на вашей неустойчивости к здравому смыслу, на ваших слабостях кто-то играет. И вообще, иногда создается такое впечатление, да и логика подсказывает, что в мире существует некий глобальный план определенных политических и социальных интересов тех самых политиков в их трогательной заботе о равноправии сексуальных извращенцев. Вероятно, существует какая-то программа, направленная на уменьшение обитателей на нашем шарике. Планета перенаселена, нужно что-то делать, а тут, к великой радости, такие как вы – тупиковые. Какая прелесть! Слишком уж дружно европейские страны почти все разом узаконили однополые браки. Вас используют, вам так не кажется?
      - Ну, Михалыч, вы уж слишком масштабно вымеряете. – Сказал Макс. – Думаю, вы не правы. И потом, какое лично мне дело до них, я живу для себя. Меня интересует…, зачем мне – он сделал ударение на последнем слове – навязывают какие-то нормы, грозятся страшными карами. Если я атеист, зачем меня стращают и навязывают ваше понимание жизни? Людям хорошо вместе, зачем им противодействовать? Я всегда думал, что государство заботиться, чтобы мне – в смысле народу – было хорошо. В данном случае государство против меня. Социологи подсчитали, что в Украине нас гомосексуалов свыше ста тысяч. И что с нами делать, если мы хотим законодательно оформить наши отношения?
      - А зачем с вами что-то делать, – возразил старик, –  вы живите просто так, в свое удовольствие, вам же хорошо вместе, как ты говоришь. Просто не говорите о вашей особинке.
      - Но я не могу, – поддержал старший младшего, – завещать свое имущество партнеру – большой налог; я по закону обязан свидетельствовать против своего партнера, если это потребуется, так как мы не родственники; я не имею права усыновить ребенка; я не могу с ребенком партнера пересечь границу, наконец: если я попаду в больницу при несчастном случае, мой партнер не имеет права меня посетить, так как он не родственник, мы хотим, чтобы нас уравняли в правах, чтобы не били на улицах, право на собрания и так далее....
      - Добре. – Старик усмехнулся. – Но, не все у нас так, уж, и плохо. Многое просто ужасно. Однако тут, странная ситуация вылезает, – с некоторым удивлением добавил он, – многие гетеросексуальные пары стараются уйти от брака, а вы наоборот. То, что ты, Вадим, так скрупулезно перечислял – это не глобальные проблемы. Вы можете отказаться свидетельствовать против любимого; пересечь границу с ребенком партнера можно, просто нужно оформить соответствующие документы; в больнице можно уговорить врача. Налог на недвижимость? – ну чтож, у населения много претензий к законодательству, и вообще в нашей тусклой повседневщине много всяких издержек. Но вы не жалуйтесь на судьбу. Ей, может быть, с вами тоже не очень-то приятно. – Опять улыбнулся старик.   
      - Если наше общество не готово принять нас, то почему мы должны спрашивать вас можно ли нам быть такими? Кто нам может запретить? – Не отступал со своими вопросами Макс.
      - Но, вы же спрашиваете? – Отбивался Михалыч от нападавших на него ребят.
      - Но, наши отношения не хотят узаконить, хотя мы равны перед законом.
      - Вы сами себя отделили от общества, сами, – сделав ударение на последнем слове, уточнил старик, – своим противоестественным поведением. Чем же общество виновато? Восемьдесят процентов населения не принимает вас, остальным двадцати, вообще начхать на все, – за вас только вы – поэтому вопрос о легализации однополых браков не может быть рассмотрен по закону. Вас одна десятая процента от всего населения, но вы пытаетесь приравнять себя с ними, уравнять ненормальное как нормальное.
      - Но почему это всех заедает и нас считают ненормальными? – Этот настойчивый вопрос звучал на протяжении всего разговора, видимо ответы Михалыча не удовлетворяли молодых парней. Все это они по отдельности слышали от разных людей, из прессы. Им хотелось услышать один, но такой, чтобы не было чем возразить, капитальный, глобальный, чтобы все остальные вопросы отпали сами собой.
      - Есть гомосексуализм врожденный, – продолжал Михалыч, – когда, еще у не родившей мамы был нарушен гормональный фон и родившийся ребенок имеет некоторые отклонения. А есть гомосексуализм нажитой, в результате популяризации этого явления, например: просмотр мультиков, порнографии, гейпарадов, в результате добровольного разложения, растления, если хотите. Грех заразителен. Посмотрите на себя. Вот ты Вадим, прости за интимный вопрос, только откровенно: как ты пришел к своей сегодняшней ситуации?
      - Ого!? Ну, Михалыч, вы даете! – откинувшись на спинку скамьи и заложив руку за спину друга, удивленно воскликнул Макс.
      - И все-таки, подтверди мои догадки. Я попросил прощения. Мы же здесь одни. – Настаивал старик на своем вопросе.
      Вадиму было неловко, он молчал. Макс хотел было помочь другу, и уже повернулся для ответа, но Михалыч, заметив это, протестующе поднял руку и тот, так ничего и не сказал. Старик ободряюще смотрел на Вадима.
      - Ну..., – нерешительно начал тот, – как-то в дружеской мужской компании, гульнули, хорошо подвыпили и на спор это произошло. Потом второй раз, ну и разобрало. Но, как это случилось – это мое личное дело и никого не касается.
      - А ты, Макс? – выслушав рассказ старшего, повернулся старик к молодому. – Не стесняйся, мы здесь все свои, у нас откровенная беседа. Откровенность поможет нам предельно приблизиться к истине. Вы же хотели поговорить со мной начистоту?
      - Я..., я давно уже, – смущенно признался Макс, – тоже были хорошо поддаты, играли под «американку», ну, в общем, самонадеян был и проигрался в карты. Но кому какое….
      - Стоп! – Поднял руку Михалыч – Зло, я имею в виду ваше своеобразное пристрастие, а это зло – само в себе несет расплату. Для вас лично это извращение выливается в то, что вы бесплодны и вам недоступно нормальное человеческое семейное счастье. На вас осуждающе и с насмешками тыкают пальцем. Тело есть - ума не надо. Вы лечитесь вон в том корпусе. – Старик показал рукой в направлении здания, стоящего в глубине парка. Это было инфекционное отделения. Но из деликатности дед не спрашивал ребят, чем они болеют. Он догадывался. – И это тоже своеобразная расплата. У вас отсутствует ответственность за свой поступок, за свое решение.
      - Мы осознанно выбрали свой путь. – Сказал Вадим.
      - Вот и ладушки. – Иронизировал старик. – Только вы не до конца продумали свою игру. В вашем теле заложен дух, поскольку вы человеки, и ваши дела – это дела плоти или духа. Вы сами определитесь – если плоти, значит, на мой взгляд, нужно ей противоборствовать, развивать выверено и толково; если духа – воспитывать его. И то, и другое – возможно. У вас это не биологическая потребность, а просто, простите уж меня старика за прямоту, полный разврат, растление – если хотите. На зоне, таких как вы презрительно называют петухами и они «опущенные», с ними нельзя за руку здороваться – осквернишься, настолько они презираемы. Я не зря вас спрашивал, как вы пришли к своему греху. Есть глупые люди, есть равнодушные, а есть наоборот. Почему, если мужчина решительно утверждает, что он марсианин или Наполеон, то ему радуются в психушке, а если мужчина полагает, что он женщина, то его права необходимо защищать? – Михалыч вдруг усмехнулся и с задоринкой в прищуренных глазах, спросил – а почему бы вам не надеть юбки? Нет, правда…. – Он сделал небольшую паузу, продолжая улыбаться. – Уж если быть последовательным, то до конца. Вы же должны как-то распознавать друг друга? Чтобы не по признакам, не по подкрашенным глазкам и губкам, а по наружности отличать друг друга, как мужчины и женщины. Да и другим будет понятно. Если вы по своей физической сущности мужик, то, по-моему, и сознавать себя должны мужиком. Кем же сейчас вы себя ощущаете, предав свою мужскую сущность? Кто у вас в качестве самки, может поочередно, или как там…? Поскольку вы уже не мужчины, то кто вы? – Он сделал ударение на последнем слове, улыбнулся и продолжил. – Может быть тебя, Макс, уже можно называть женским именем, скажем – Максюта, а? Недурственно звучит, а если ласкательно, то воще – Максюточка. Совсем неслабо.
      - Издеваетесь? Не опускайтесь, Михалыч, до непристойностей. Это уже переходит границы…. Мы так не договаривались. – Обиделся Макс.
      - Максик, разве ты видишь во мне врага? Насмешка, это атрибут вражды, неприязни. Нет, конечно, это была шутка, ирония. Просто я хотел, чтобы у вас в…, нескромные вопросы лучше рубцуются в памяти. Я же был пока предупредителен с вами и не переходил черту? Эта тема настолько пикантна, что легко можно это сделать. Вы, уж, будьте снисходительны ко мне. Вы тоже можете шутить, скажем, над моей старостью. Над моим образом жизни. Я люблю шутку и пойму вас. На человеческом уровне я даже люблю вас. Потому сейчас и толкую с вами. А если серьезно, кто же вы? Может андрогины, это которые ни то, ни сё – «и ни баба, ни мужик»? Они так себя ощущают, и тоже гордятся этим.
      Ребята в замешательстве молчали. Им такие вопросы еще не задавали. Они не знали ответа, а может, были не вполне сведущи, потому и молчали – то ли перевести все в шутку, дед, понятное дело, шутит, то ли отвечать всерьез, но как? Глупая шутка. И вообще дед оказался – палец в рот не клади…. Они думали, что легко докажут свою правоту, а он оказался неподдающимся. Конечно, у него серьезные аргументы и логика, и сложно давать отпор ему. Они раньше не предполагали, что за всем этим кроются какие-то значимые и сложные вопросы. И такой обстоятельный разговор у них происходил впервые. Прежде они просто отбивались от глупых вопросов и насмешек – такого вот разговора на равных еще не было, и потому он вызывал интерес и… тревогу. Тревогу и некоторый душевный дискомфорт оттого, что дед может оказаться прав и тогда…. Надо будет искать какую-то новую моральную основу, ведь, каждый старается оправдать, обосновать свои поступки, тем более пристрастия, а их основание уверенно расшатывалось стариком, но в целом они были твердо уверены, что деду не удастся их переубедить. Даже несмотря на то, что они в какой-то степени проигрывали в логике и доводах ему. Впрочем, аргументов у них было маловато, и они это сознавали вполне.
      - Мы выбор свой сделали, – с некоторой долей обиды сказал Вадим, –  а то, что вы называете это растлением, это ваше понимание, но это еще не значит, что вы правы. Мы по разному подходим к одному и тому же вопросу. Да, мы отделились от общества, но мы не хотим быть толпой – мы хотим выделяться из общей массы, и наша особенность – это дело лично каждого из нас. Мы так живем. Это наша сущность, особинка, как вы говорите.
      Михалыч грустно посмотрел на Вадима, немного помолчал, потом сказал:
      - Ты зря так, Вадик, я не хотел вас обидеть. Однако, как я думаю, отличаться от других можно и нужно, если вы личность, индивидуальность. Но, если вы хотите выделяться из общей массы, выделяйтесь своей гениальностью, талантом, мышлением, внешностью, прической, кольцами в ушах или носу, в конце концов.
      Макс не выдержал и воскликнул:
      - Но какое это имеет значение? Как мы хотим, так и выделяемся. Какая разница? Это не чья-то, а наша личная жизнь! И какое вам дело...? 
      - Подождите, подождите! – Глеб Михалыч поднял вверх обе руки. – Вы постоянно нападаете на меня, я только успеваю от вас отмахиваться, и упорно не желаете соглашаться с моей аргументацией. Мы так никогда не придем к единому мнению. Мы с вами разговариваем, отталкиваясь каждый, от своей шкалы, а при разнице шкал не может быть единства.
      - Чего? – в один голос переспросили оба парня.
      Дискуссия достигала определенного накала. Парни не могли согласиться с дедовыми доказательствами, вернее могли бы, если бы…. Если бы они были на его стороне. А дед просто категорически не хотел их понимать. Они были убеждены в правильности своих пристрастий и знали, что останутся таковыми. Однако, как здравомыслящие ребята, понимали, что дед во многом прав, однако не могли со всеми его доводами согласиться, поскольку у них было свое личное восприятие жизни, но главное это затрагивало их интимные интересы, а это была существенная часть их жизни, если не основная. Пожалуй, что основная, поскольку она судьбоносно, а правильнее бесповоротно повлияла на миропонимание. Поэтому они стойко отстаивали свои права.

                * * *

      Глеб Михалыч представлял, насколько важным является для ребят этот вопрос. Они до конца будут противоборствовать со своим прекословщиком – это он тоже сознавал. Однако понимать друг друга им будет все тяжелее, а так бесконечно этот спор продолжаться не может. Для взаимопонимания нужна общая точка соприкосновения. Один критерий. Михалыч постарался уточнить свою мысль:
      - Я вам, ребята, так скажу: если мерить жизнь каждый на свой аршин, – произнес он, –  то все получается однобоко. Так мы никогда не придем к взаимопониманию. Мы разговариваем на разных языках.
      - Ну почему? Мы вас прекрасно…. – Не согласился Вадим, но старик перебил его:
      - Подожди, я вот о чем: в каждой группе профессионалов есть свой сленговый язык. Скажем, если вы послушаете профессиональную беседу двух физиков или врачей – вы ничего не поймете. Или разговор двух воров, в их жаргоне трудно разобраться. В одни и те же слова вкладывается разный смысл. Например, слово: негатив. Вадим, как ты его понимаешь?
      - Ну, я думаю, это какое-то отрицательное явление в жизни.
      - Правильно. А фотограф-профессионал вам объяснит, что это изображение на светочувствительной пленке, а вор в законе разъяснит для бестолковых, что это, чернокожий африканец. – Михалыч улыбнулся.
      - Ну, и как это относится к нам? – Поинтересовался Макс.
      - Каждый из нас, ориентируется на свою шкалу. Людским сообществом установлены стандарты. В Париже хранятся стандарты веса, длины, объема и т.д. для того чтобы облегчить человечеству коммуникабельность. Все валюты мира сводятся к одному мерилу. У нас должна быть одна точка отсчета. Я предлагаю в нашей дискуссии взять за основу общечеловеческую мораль Европейской Цивилизации. Не буду говорить об азиатских принципах, где за ваше пристрастие, вам отрезали бы голову или побили камнями. Там незыблемо хранят свои моральные ценности. Или вы хотите именно на этих…?
      - Нет, нет…, – перебил Макс, – увольте. Какая дикость…, средневековье. – Пробурчал он. – Лучше на европейских…, тем более, что мы там находим понимание больше, чем дома.    
      - А поскольку европейская мораль, – не обращая внимания на замечание своего оппонента, продолжал старик, – на протяжении долгого времени, целых двух тысяч лет сформировалась, или если хотите правильнее, выкристаллизовалась из христианских, евангельских ценностей, я думаю, логично было бы главным критерием истины в нашей дискуссии взять Библию. Эта Книга, в океане человеческих книг единственная, которой можно верить потому, что только там истина. Это признают все. Религия — если отбросить все частности, ничто иное, как тот или иной критерий справедливости... Высший критерий... Бесспорный и принятый обществом за аксиому. Тем более, что Сам Иисус сказал: «Я есть Путь, Истина и Жизнь». Сегодня, я думаю, вы согласитесь, трудно найти человека, который бы не знал, что Иисус Христос историческая личность, что Он принес на Землю не только наше новое времяисчисление, но и новую нравственность, новое мышление, и именно они легли в основу нынешней западной и нашей общечеловеческой морали. Думаю, не стоит сейчас углубляться в историческую аргументацию, уж слишком много документов и различных доказательств говорящих об этом.
      - Но, в нашей конституции нет слова «Бог». Наше государство светское и не имеет никакого отношения к религии и в западных странах, насколько я знаю..., – сопротивлялся Макс.
      - Макс! – Решительно и с легким раздражением среагировал Михалыч на слова своего собеседника. – Если вообще говорить с твоей идеологической платформе атеиста, то если бы эволюция пошла по пути твоих личных пристрастий, я имею в виду вашу неприкасательную голубую слабость, то вряд ли бы мы сейчас так мило беседовали в парке этого богоугодного заведения, наслаждаясь теплом осеннего Ярила. Вы, голубчики, бесплодны. Человечества просто не существовало бы, включая и нас с вами на этой удобной лавочке. Вы, ребята – тупиковая ветвь эволюции, и это утверждает ваш родимый атеизм. Примите эту данность всерьез и смиритесь.
      - Но, ведь этого не произошло…. – Попытался вставить Вадим.
      - И, однако, – возразил ему старик, – современная общечеловеческая мораль и конституции всех западных стран, несмотря на теперешние существенные отклонения и всякие левизмы – как говаривал вождь мирового пролетариата – все-таки в своей основе вышли из христианских ценностей, а значит, основываются на Библии. – Не сдавался Михалыч. – Вот скажите, у вас есть свое мировоззрение? Лично у вас?
      - А как же? – Горячился Макс.
      - Ну и что ты разумеешь под этим словечком? – Спросил старик.
      - У меня есть свои принципы. Я противник насилия, – начал перечислять Макс свои достоинства, – не выношу жестокости, ненавижу сплетни, стараюсь не лгать, хотя в нашей жизни это трудно....
      - Подожди Макс, – остановил его Вадим, – Михалыч имеет в виду другое, материалистическое или идеалистическое мировоззрение, я правильно вас понял? – Повернулся он к старику.
      - Истинно так, – кивнул головой тот…. – Каждый человек обязан – Он поднял указательный палец вверх и выделил ударением последнее слово и, чтобы оно зарубцевалось в памяти, повторил его,– обязан иметь свое миропонимание. Это основа, фундамент, на котором он строит свою жизнь. Убеждения – это как рисунок на стекле нашего сознания, через который мы видим и понимаем мир. Если у тебя идеалистическое, или по другому, если ты веришь в Бога –  ты поступаешь в соответствии с Его заповедями; если ты сторонник материалистического мировоззрения, ты поступаешь совершенно противоположно, иными словами – ты антипод.
      - Михалыч, не ругайтесь, это неприлично – пошутил Макс, а Вадим добавил:
      - Не..., у меня нечто среднее, я считаю, что жизнь занесли на Землю инопланетяне, об этом сейчас много говорят, но, все-таки я думаю, есть нечто разумное, космический разум, который все устроил. Я верующий, даже крестик вот ношу. – Он вынул из-под рубашки крестик и показал его.
      - А я атеист. – Убежденно заявил Макс. – Только юродивые в наше время верят во всякие небылицы. – Он укоризненно посмотрел на Вадима.
      - Значит, ты веришь в Большой Взрыв и все, что мы видим живое, произошло из ила речки Брахмапутры? – Спросил Михалыч и добавил, – я где-то слышал, вроде недавно ученые определили, что до Большого Взрыва все-таки было слово, а именно: слово «Поберегись!». А если всерьез, сейчас эта теория подвергается серьезной критике, но пока взамен вы, – он ткнул пальцем в грудь Макса, – атеисты ничего не можете сочинить. А фундамент у миропонимания должен быть. Потому мне интересно, что вы для себя измыслили?
      - Ну..., как сказать…, не то чтобы..., я так глубоко не заглядываю. – Нерешительно сказал Макс. – Мне это ни к чему. Но и не верю во всякий вздор.
      - Если ты так глубоко не заглядываешь, – улыбнулся Глеб Михалыч, –  откуда же ты знаешь, что это вздор? Я вам так скажу, ребятишки, у вас в голове вавка и невообразимая каша. Вы совсем не задумывались об этом вопросе, но выдаете эту кашу за убеждения. Вы абсолютно равнодушны даже к своей судьбе. Это не убеждения, тем более мировоззрение. Я, например, твердо верю в существование Бога и полагаю все, что мы видим – это Его творение, включая вас обоих. У меня это целостная система взглядов, сформированная на основополагающих библейских доктринах. По твоему, Макс, я юродивый?
      - Простите, – смутился Макс, – я не вас имел в виду.
      - Нет, я не в обиде. Чтобы иметь убеждения, на то они так и называются, нужно, как минимум, интересоваться этим, а лучше: читать, исследовать. Чтобы иметь твердую позицию, вернее – фундамент своей жизни. В этом заключается внутренняя устойчивость каждого из нас, родимых, в постоянно меняющихся жизненных обстоятельствах. Зрелые люди обязаны иметь свои убеждения. Кстати, я где-то прочитал, что зрелость – это такой возраст, когда человек перестает возрастать вертикально, и начинает расти горизонтально. – Михалыч улыбнулся и кивнул на слегка выпирающее брюшко Вадима. – Вы уже подходите к этому рубежу – зрелый, это значит уже созревший, сформированный, со своим миропониманием. А о таких как ты, Макс, в Евангелии апостол Павел говорил в послании к Коринфянам, цитирую дословно: «слово о кресте для погибающих юродство есть». Ты, Макс, погибающий. – Михалыч посмотрел на Макса и несколько раз утвердительно покивал головой. – Эт точно.
      - Чего это я погибающий? Я нормальный. Просто я не верю в Бога и наука это тоже утверждает.– Обиделся Макс.
      - Это не совсем так. – Продолжал говорить старик. – Заходящее солнце мы иногда ошибочно принимаем за утреннюю зарю. А в отношении веры..., если наличие невидимых радиоволн можно проверить прибором, то присутствие рядом невидимого Бога можно проверить только верой. Он открывается только своим. Неверующие не могут поверить, потому что у них нет наглядных доказательств присутствия Бога, а они жаждут именно этого. А эти доказательства Он дает только Своим. В этом состоит замкнутый круг. Вырваться из него можно только сделав первый шаг навстречу Ему. Бог не может навязывать Свою волю насильно. Он открывается только ищущим Его. Только иногда Он подталкивает к принятию решения, создает ситуации. Человек в этом вопросе должен сам проявить свою личную инициативу, ему дана свободная воля. Тогда и аргументы появятся. А наука..., наука знает о нематериальном мире, но не желает признавать этот факт. Иначе придется коренным образом переосмысливать и преобразовывать многие научные постулаты. Это консервативная сфера. К тому же, нет другой материалистической теории, убедительно объясняющей происхождение жизни на земле. Многие ведущие ученые все больше разочаровываются в теории эволюции, поскольку она уже не выдерживает критики и не соответствует современным исследованиям и, соответственно приходят к Богу. Заглядывайте в интернет, там много чего прочитаете и увидите, не только на Ютубе.
      - Но большинство населения планеты не может ошибаться. Большинство не верит в Бога. – Не сдавался Макс.
      - Макс, – Михалыч укоризненно посмотрел на  своего визави, – ты, как и все ориентируешься на большинство, а, стало быть, находишься в плену иллюзий. Это грубейшая ошибка.  Еще поэт и философ Шиллер в письме своему другу Гёте, полтораста лет тому назад говорил – «Мерилом справедливости не может быть большинство голосов». По данным ООН  около восьмидесяти процентов населения планеты считают себя верующими людьми. Это значит – ты лично и все атеисты в меньшинстве.
       - Но я же имею право иметь собственные убеждения? – Не унимался Макс. – Я свободный человек, живу в свободной стране, что хочу, то и делаю.
       - Свободный? – Удивился Михалыч. – Не смеши, Макс – это иллюзия. Свободный от чего? Это понятие условное. Вас никто не освобождал от исполнения законов страны, в которой живете, ни от обязанностей, которые возложены на вас – на работе, в обществе, в семье. Ни от долга перед обществом, перед матерью – Родиной, в конце концов. Вас никто не освобождал от нравственных законов. То, что вы теперь нарушили – в свое время придется…. Это высшие законы – они даны Богом. Перед этими законами, не существует особей, даже самых заслуженных, пользующихся привилегиями. Нет исключений из этих правил. Их по определению не бывает.
      Если вы нарушите законы страны и убьете, даже своего врага, – вас посадят в каталажку. И, соответственно, если вы нарушаете нравственные законы – тоже несете ответственность не только перед окружающими вас людьми, но уже перед Богом. Поверьте – это гораздо страшнее. Свобода предполагает личную ответственность. Внутреннюю, духовную. Свобода – это право выбора, а не вседозволенность. Иначе она перерастает в полную безнравственность и произвол. Тот, который принимает свободу за вседозволенность, на самом деле совсем не свободен. Он раб. Естественно, каждый раб имеет свою иллюзию о свободе. Он раб своего греха, раб того, кто им управляет. Вот тот хозяин, а вы раб. Вы были свободны и имели право выбора, но в пьяной компании сильно захмелели и потому по пьяной лавочке сделали свой ошибочный выбор. Неверный, как и все решения сделанные по пьяни.
      Михалыч помолчал немного и добавил:
      - Вы совершили грех нераспорядительности.
      - Какой? – в один голос спросили молодые люди.
      - Вы неправильно распорядились своей жизнью. Вы отдали свою свободную волю на откуп своим порочным страстям, политологам и всяким политтехнологам и психологам, а они вам свою лапшичку вешают…. Я думаю, свободная воля должна быть связана с ответственным и верным, с точки зрения морали, решением человека и следованием этому решению. Не стоит путать свободную волю со своеволием, а здесь именно это имеет место. И еще добавлю…, так…, на всякий случай, – Михалыч усмехнулся, – если судью можно подкупить, как это часто у нас делается, или он даст вашим деяниям субъективную оценку, то Бог справедлив и неподкупен, потому придет время, и вы получите в полной мере за неправильный выбор и соответствующее решение. «Сеешь ветер – пожнешь бурю». Помните, как у Лермонтова: «Но есть, есть Божий суд, наперсники разврата! Есть грозный Судия. Он ждет. Он недоступен звону злата. И мысли и дела Он знает наперед»?
      - Только не нужно нас пугать. – Буркнул Вадим и отвернулся.
      - Ни в коей мере, как можно? – Возмутился дед. – Подскажи Вадик – где граница между страхом и осторожностью? Если касается тебя любимого – это, разумеется, осторожность, если другого – страх. Всякий ответит по своему – и это будет субъективный ответ. Так и в нашем случае. Это вовсе не запугивание – это предостережение. В свое время, библейские пророки предупреждали израильский народ, что за свои грехи они ответят перед Богом и, соответственно, понесут наказание. Так и случалось. Современник сейчас сказал бы: накаркал пророк. Не предупреждал, а именно накаркал. Вы мои слова так и воспринимаете.
      Свободным нужно быть от греха – тогда вы истинно свободный человек. Свободный – это тот, кто в любую минуту может пренебречь ограничениями. Я, например, могу отказаться от обязанностей, законов страны и так далее – для этого мне нужно будет сделать порочный выбор и отречься от нравственных законов. Я могу это сделать, хотя и не буду потому, что знаю, чем это чревато – я свободен. Это мой выбор. Вы от своего порока уже не можете освободиться – вы рабы своей плоти, рабы греха. Ваши убеждения – позиция жестких эгоистов. Это ваш главный принцип.
      - Почему это? Вы категорически не правы. – Возразил Макс.
      - Ты, Макс, да и ты, Вадим, говорите и думаете только о себе и своей ненаглядной голубенькой слабости.
      - Неправда…, вы наговариваете на нас. – Угрюмо произнес Вадим. – Я своим детям буду платить алименты.
      - Да разве в них дело? Я совершенно о другом. – Михалыч отвернулся в сторону.
      - Тогда, в чем же? – Нетерпеливо поинтересовался Макс.
      Михалыч не ответил, он смотрел куда-то вдоль аллеи, по которой прохаживались больные. Там шла молодая женщина с двумя маленькими девочками. Они резвились, бегали со смехом друг за дружкой вокруг мамы, ни на кого не обращая внимания. Глеб Михалыч широко и радостно улыбнулся, встал и повернулся к собеседникам:
      - Ребята, вы простите меня, пожалуйста, ко мне пришли. Если можно, мы завтра договорим. Лады? Вы, ведь, тоже не обедали, – казалось, он искал у них поддержки – пообедайте, сейчас самое время и давайте завтра встретимся. Я буду вас ожидать утром, после процедур, около десяти.
      В это время девчушки подбежали к деду. Одной было лет пять, другой – годика два. Старик подхватил маленькую на руки, а старшенькая обхватила ногу деда и прислонилась к нему. Михалыч поочередно обоих тискал в объятиях и целовал. Он был счастлив. Подошла молодая женщина. Она улыбалась. Дед повернулся к своим собеседникам и растроганно сказал:
      - Это мое самое большое счастье и богатство в мире. Кроме них и моей бабульки мне в жизни больше ничего не надо.
      Он крепко ее обнял, поцеловал в щечку и отрекомендовал ребятам:
      - Это жена моего сына, в общем, моя дочка: пришли проведать деда. – И добавил:
      - Еще раз прошу, ребята, простите меня великодушно, я тут пообщаюсь со своими, завтра договорим. Уговорил я вас?
      

                Продолжение следует.