ПИСЬМА ИЗ ОКАМЕНЕВШЕГО САДА
Эрос и Танатос Дж. М. Кудзее
В Трансваале реки оранжевые. Там живут буры, потомки голландских колонистов. Про них нам все рассказал Луи Буссенар в своем бессмертном романе "Капитан Сорвиголова", воспевшем французского добровольца, сражающегося за свободу далекой Бурской республики с оккупантами-англичанами. Рассказал, вероятно, про первую в европейской истории империалистическую войну, во всяком случае, ее генеральную репетицию.
Результатом ее стало появление пресловутого Южно-африканского союза (ЮАС), в 1961 году ставшего Южно-африканской республикой, опорой апартеида и неравенства, как нам не уставали твердить в прежнее время. В начале 90-х режим апартеида рухнул (по иронии истории вместе с коммунистическим). Многолетний узник Нельсон Мандела стал президентом.
Недавние господа стали ущербным меньшинством, в тысячах километрах от бывших метрополий, и собственная земля стала чужой.
Может быть, поэтому героем Дж. М. Кудзее, потомка буров и англичан, дважды лауреата английского Букера и Нобелевского лауреата за 2003 год, стал человек-чужак, человек-одиночка. Эмигрант в Африке, Америке или Австралии, куда Кудзее переезжал преподавать, человек, воспринимающий родину как чужую.
Кудзее кажется выдуманным. Не важно, про что он пишет: про несуществующую страну, про Южную Африку или про Австралию: у читателя не возникает ни в малейшей степени живой картины. Зато когда он пишет о Петербурге, в котором никогда не был, – картина довольно живая.
Его писательское поведение – интригует. Питерское издательство "Амфора", главным образом выпускающее Кудзее, раз за разом упорно воспроизводит одну и ту же фотографию автора. Более того: не могут даже договориться о написании его имени. В томе, выпущенном все той же "Амфорой" в 2004 году, "В ожидании варваров", от назван Джозефом. Кое-где это повторено в Интернете. Но в других статьях в Интернете, в том числе англоязычном, он именуется Джоном. По поводу его второго имени опять же существуют расхождения. То он Michael, то уже Maxwell. В одной справке сообщают, что он до 83-го года преподавал в Нью-Йоркском университете в Буффало. Мой американский друг, сам преподаватель этого университета, подтвердил, что Кудзее действительно работал там несколько лет, при этом пожаловался, что никто не знает, как правильно произносится его фамилия.
С чем все солидарны, что он родился в Кейптауне в 1940 году. Его отец даже якобы пас овец.
Никто не видел его, в том числе на торжествах по поводу вручения премий. Он не дает интервью. Более того: каждый следующий роман знакомит нас чуть ли не с другим Кудзее. Может быть, это имела в виду Шведская академия, в качестве обоснования своего выбора указывая, что "…в его творчестве нет двух книг, созданных по одному рецепту".
Рецепты, может быть, и разные, но некие неизменные темы и фон все же наличествуют. Из романа в роман Кудзее угнетает депрессивным настроением, мрачной эротикой. Когда она – лишь совокупление, половой акт, физиология, не сублимированная ни одной поэтической строчкой. Впрочем, сублимация, по уверениям классиков, начинается с препятствий при удовлетворении желания. У Кудзее никогда никаких препятствий. Все происходит быстро и просто, как у животных. И как животные, герои Кудзее живут в мире запахов, главным образом неприятных: пота, мочи, несвежего тела, несвежего белья… Собственно, люди у Кудзее – просто еще один вид млекопитающих, более страдающий в силу того, что задается вопросом о смысле своего существования – и не находит ответа.
Героиня самого раннего из переведенных у нас романов Кудзее "В сердце страны" 1976 года – Магда – безропотная, полуненормальная, жертва патриархальной домашней тирании, живущая в центре страны – центре ничего, прислужница овдовевшего отца. Лишенная с самого детства внимания и любви, лишенная братьев и игр, почти лишенная людей вообще. "Просидела всю жизнь в углах", наблюдая за отцом. "Когда (…) слишком много одиночества, становишься животным". "Должна ли я вырезать свои мольбы ножом у тебя на теле?" – задает она воображаемый вопрос отцу.
"Я – черная вдова в трауре по своей жизни", – говорит о себе героиня. Что-то это напоминает (Кудзее – знаток русской литературы).
Нам указывают на "избранность" героини, обреченной на девственность в безлюдном сельском захолустье, в вельде. С одной стороны, она согласна жить в норе и питаться вареной тыквой, с другой – ее обуревают жаркие эротические желания.
Крупным кадром нам демонстрируют отцовский член. Чтобы видеть его, героине нужно было его (отца) сперва застрелить. Да, героиня совершает это – она убивает своего отца. Убивает дважды: в воображении и реально. Или снова в воображении? В общем, она "убивает отца", но этому ни капли не веришь. Это не впечатляет, как сонный бред героини.
Ибо сам смысл преступления затемнен словами. И первое, "воображаемое" убийство, когда топором она убивает отца и его молодую жену (тоже воображаемую), и второе, "реальное", когда она, отчасти по нечаянности, убивает отца из ружья – можно легко отнести к ревности. В "реальности" вместо равной белой жены отец заводит себе черную любовницу, Анну, молоденькую жену своего работника.
Сама сцена убийства явно срисована с преступления Раскольникова. Героиня сперва осуществляет преступление в мечтах, по дороге на место преступления – она думает об осужденных, которых ведут на казнь, совершает преступление как бы в бреду, отвлекаясь на посторонние вещи, не задумываясь о деталях и частностях, оставляя анализ на какое-то другое время.
Эротика и насилие, достаточно грубые душевные муки и зловоние – вот какое путешествие предлагает нам Кудзее. Дочь убивает отца, может быть, просто для того, чтобы стать героиней истории, чтобы в закисшем омуте ее жизни, полной лишь домашнего труда и мрачных фантазий, что-то случилось.
Героиня добивается своего: из бледной тени она становится хозяйкой дома и фермы, вынужденной решать все проблемы, для начала – что делать с умирающим отцом?
Отцовский член, так заинтересовавший героиню – это и объект желания, и загадка: "невозможно поверить, что я произошла оттуда".
Произойти-то произошла, но совсем не так, как ей мечталось. "Я – сплошная ошибка!" – говорит она. Все ее дальнейшие действия подтверждают это: отец умирает, ибо ему даже не вызвали врача, – и его хоронят в норе дикобраза. Хозяйство разваливается, работники уходят.
Роман отдает чем-то маркесовским, из "Ста лет одиночества". Там последний в роду был съеден муравьями. Здесь наследница белых колонистов насильно становится любовницей черного работника Хенрика (этот мотив после был повторен в самом известном романе Кудзее "Бесчестье").
Сцена изнасилования дана в трех или даже в четырех вариантах. От грубого до почти лирического. Почти и не изнасилования вовсе. Более того: теперь каждую ночь Магда ожидает прихода своего черного любовника, который даже не удостаивает ее словом, делает свое дело и уходит, вероятно, таким образом желая унизить ее. И происходит неотвратимое: он тоже покидает ферму. На многие годы героиня остается в доме одна, не делая попыток вернуться в другой (скажем так, "реальный") мир.
По ночам некие голоса начинали говорить с ней. Это были философские голоса, сообщающие что-то абстрактное и неясное, словно пророчества сивилл. А днем над ней, словно ангелы, летали самолеты. Они приобрели архаический и мистический смысл. И вот она пишет стихотворения из камней посреди сада, к тому же на выдуманном ею "испанском", чтобы их могли прочесть летчики с неба – и спасти ее. Неразрешимые вопросы и одиночество приводят ее к тому, что она все чаще вспоминает о Боге, но чисто экзистенциально: Бог нас забыл, а мы забыли Бога. "Мы – отверженные Бога так же, как отверженные истории. Вот в чем причина нашего чувства одиночества".
"Слова без цены", как пишет сам Кудзее. Читая роман, который сравнивают с писаниями Беккета, видно, что литература истощилась. Она зарезала саму себя. Есть лишь слова, которым нет доверия. Которые ничего не утверждают об истине, которые ничего не меняют. "Я имею дело только со знаками", – говорит героиня, обнажая точку зрения автора.
"Я – это я", – несколько раз на протяжении романа повторяет Магда, как бы оправдывая несчастье своей жизни, и даже – манифестируя свою свободу. Нет – не обстоятельства формируют личность, но сама личность выбирает те или иные обстоятельства, создает свою судьбу. Героиня отрицает рок. Вся ее жизнь – настойчивая и бесславная битва с предопределенностью. Нельзя изменить не обстоятельства, нельзя изменить я, с этим надо жить, как надо жить с тем фактом, что жизнь – не есть счастье.
Героиня остается на ферме, как классический абсурдистский герой, отвергая более легкую и "цивилизованную" участь. "Я безнадежно испорчена красотой этого заброшенного мира… я выбирала в каждое мгновение свою собственную судьбу, которая заключается в том, чтобы умереть здесь, в окаменевшем саду, за закрытыми воротами, возле костей моего отца, в пространстве, в котором раздается эхо гимнов, которые я могла бы написать, но так и не написала, поскольку (я думала) это было слишком легко".
"История – это Бог", – пишет Кудзее. Легко соблазниться обобщением, что история Магды – это метафорическая история всей Южной Африки.
Роман "В ожидании варваров" 1980 года сравнивают с Кафкой. На самом деле – это явное подражание "Пустыне Тартари" Дино Буццати. Слышится что-то и от "Женщины в песках" Кобо Абэ, песок и ветер что ли? Перед нами абстрактная Империя в неизвестное время в неизвестном месте. Гибнущая в противоборстве с тем, что нище, темно, угрюмо и убого, зато естественно для этих мест, присуще этой земле.
Кудзее – пессимист.
Впрочем, в романе наличествует вполне демократический пафос: империя проигрывает варварам в силу собственных амбиций, страха, жестокости, произвола властей, самоуверенности и некомпетентности военных. Она хочет разрешать вопрос с варварами по-старому: усмиряя, нападая, жестоко наказывая всех подвернувшихся под руку, в том числе и невинных. Очевидно – это аллюзия на Южноафриканское государство времен апартеида. Сожительство двух народов, двух цивилизаций, если мир кочевников можно назвать этим словом. Конфликтное, бесперспективное. Ни одному государству, расширившемуся в ходе истории за счет территорий других народов, не уйти рано или поздно от этого конфликта.
В романе нет никакого намека на существование какого-нибудь иного мира, словно мы на другой планете. Где возможны любые анахронизмы: мушкеты, алебарды – и охота с очевидно современным ружьем, переносящая нас из XVII века в XIX. Для автора это явно не имеет значения. Поэтому допустимо занятие главного героя, судьи приграничной крепости, археологией, благодаря чему он узнает грустную истину, что когда-то на этом месте уже существовала цивилизация, от которой остались лишь деревянные таблички. Намек более чем прозрачный.
До приезда полковника Джолла из столицы, сотрудника Третьего отдела Гражданской охраны, что носит темные очки, придающие ему сходство с Пиночетом, жизнь в пограничной крепости вполне идиллична. В городе нет даже тюрьмы, преступления весьма редки и наказываются в основном штрафами. "Разбой варваров", живущих на приграничных землях, городу не особенно досаждает: "Бывает, выкрадут пять-шесть овец или отобьют от каравана какого-то мула… Они ведь в основном из нищих племен, собственного скота у них очень мало", – объясняет судья полковнику.
Полковник Джолл, не слушая доводов судьи, проводит операцию по устрашению приграничных варваров и присылает в город первых пленных, которых подвергает бесчеловечным пыткам "по отработанным методам", то есть человека пытают до тех пор, пока в тональности его голоса, по мнению пытающего, не начинает звучать правда.
Роман героя с пленной искалеченной на пытках дикаркой, имя которой нам так и не удосуживаются сообщить, напоминает роман Печорина с Белой. То есть он протекает по кривой от увлечения к равнодушию, при том, что сексуально невоздержанный герой отчего-то не хочет и не может спать с ней. С другой стороны, сама фигура главного героя отсылает к не совсем праведному священнику из "Силы и славы" Грэма Грина.
Ни один из героев Кудзее не отличается моральным совершенством или внешней красотой. Прежде всего – они откровенные развратники и похотливцы. Все его герои – неулыбчивые одиночки, по мере сил пытающиеся быть гуманными и, так или иначе, отстаивающие остатки любви. "…ни один из людей не заслуживает смерти", – проповедует главный герой полковнику Джоллу, судье неправедному, что развращает жителей города сценами публичных издевательств над пленными.
С риском для жизни судья отвозит бывшую пленницу к варварам, совершая свой единственный поступок, не связанный с личным благом, за что по возвращении попадает в тюрьму. Его обвиняют в измене, он подвергается допросам и пыткам. Полковник Джолл планирует новую операцию против варваров. Его не интересуют последствия. С одной стороны, он преувеличивает могущество кочевников, с другой – считает, что "история задворков мира никого не интересует" и через несколько лет граница вновь погрузится в спячку. Особенно, если сейчас применить все возможные карательные методы.
Увы, отправившийся в экспедицию карательный отряд полностью погибает от холода в горах и от голода в пустыне, куда завели их варвары. Население города, ожидая мести кочевников, бежит вслед за уходящим гарнизоном. Город остается на произвол судьбы, и никому ненужный, избитый и исхудавший судья теперь руководит призрачной защитой опустевшего города от варваров и от надвигающейся зимы. "…уразумей мы, что от нас требуется, мы пошли бы на любые уступки, только бы жить здесь и дальше. Ибо здесь был рай на земле", – рассуждает герой, пытаясь понять причину произошедшей катастрофы.
Одна мысль формулируется им довольно четко: Истории не было, пока ее не придумала Империя, а были лишь весна и зима, осень и лето. То есть, было время, в котором современный человек разучился жить. "Я ведь вполне искренне не хотел, чтобы бремя имперской истории легло на плечи варваров".
Поэтому: надо жить вне истории, которую навязывает Империя своим подданным, надо жить как дети, которые лепят снеговиков, не имеют врагов и не думают о будущем.
Если в романе "В ожидании варваров" мы так и не узнаем имени главного героя, то в следующем романе его имя вынесено на обложку.
За роман 1983 года "Жизнь и время Михаэла К." Кудзее получил своего первого Букера. Трудно сказать, насколько под Михаэлом К. подразумевается сам Кудзее? Кафкианский землемер К. из "Замка" или К. из "Процесса" также не кажутся надежными аналогами. Но несомненно, что название перекликается со знаменитым романом "Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена" Лоренса Стерна. Сопоставление тем более уместное, что злополучный Тристрам родился без носа – в силу неудачного хирургического вмешательства, а главный герой Кудзее – с заячьей губой и изуродованной левой ноздрей, о чем мы узнаем в первом же абзаце. Впрочем, это единственное проявление иронии автора. Дальше все – в кричащем контрасте со Стерном – исключительно серьезно!
С ранних лет герой, родившийся, как и его автор, в Кейптауне, из-за уродства был отрезан от других детей. "Год за годом Михаэл К. сидел на одеяле, смотрел, как мать надраивает чужие полы, и учился молчанию".
Потом его на много лет поместили в приют для неполноценных, после которого он стал работать садовником, дежурным общественных уборных и снова садовником. Об его отце вопрос никогда не поднимался, словно Михаэл был непосредственно сыном Божьим.
На тридцать первом году жизни (считать ли этот возраст символическим?) в его жизни все изменилось: мать заболела водянкой. Тело стало опухать, она перестала ходить. Теперь Михаэл получил ответ, зачем он родился, мучивший его еще в приюте: "он родился, чтобы ухаживать за своей матерью".
Потеряв работу и рискуя потерять жилье, его мать Анна стала мечтать покинуть хмурый зимний город с переполненными автобусами, очередями за продуктами, комендантским часом и возвратиться на землю предков, в округу Принс-Альберт, где родилась в семье батраков, кочевавших по чужим фермам. "Если ей суждено умереть, пусть она умрет под голубым небом".
Однако с первых шагов план переезда оказывается практически невыполнимым: никто не в праве покинуть город без полицейского разрешения. Без него он и его мать не могут купить билеты и сесть на поезд. Считать ли это следствием апартеида? – но в романе нигде не сказано, что мать и сын – черные. Скорее – это следствие какой-то непонятной войны, отчасти гражданской, которая происходит в это время в стране (исторически мной неидентифицирована). Это не интересует героя, значит, это не интересует автора.
Не дождавшись разрешения из полиции и опасаясь, что до получения его мать не доживет, сын соорудил коляску и покатил мать и единственный чемодан, в котором было все их имущество, своим ходом на север (по-нашему – на юг). По дороге они ночевали на улице, иногда под дождем. Мать простудилась и умерла. В больнице, где ей оказывали помощь, ее кремировали и выдали сыну прах, который он решил отвезти и закопать на ее родине.
Лишившись денег, отобранных у него солдатом, он стал настоящим бродягой, бредущим, часто без дорог, в призрачный Принс-Альберт. Питался в заброшенных садах яблоками и морковью, убивал диких голубей, разорял звериные кормушки. Бродяжничество описано не по-битнечески, как благородное и честное занятие, а как что-то катастрофическое. Впрочем, и происходят события не в благополучной Америке, а в Южноафриканской республике в обстановке войны.
Герой-таки добирается до цели и поселяется на заброшенной ферме. Начав с убийства одичавшей козы, что было вызвано голодом, он предпочел заняться земледелием: посадить несколько семян тыквы, найденных на ферме. Он охотился на птиц и ухаживал за своим огородом – и был совершенно доволен. Он считал, что нашел уголок земли без хозяина.
Но хозяин появился: им оказался молодой парень, внук бывшего хозяина фермы, дезертировавший из армии и намеревавшийся скрываться здесь до конца войны. Не желая становиться слугой или работником нового хозяина, Михаэл покидает ферму, бросив умирать на своем огороде едва взошедшие ростки. Он переживает о них как о живых, которым суждено погибнуть без его заботы. Он переживает о посаженных семенах, которые и не подозревают, что не увидят солнечного света. Ему надо вырвать этот внезапный росток нежности – к возделанному им клочку земли. Нежности – которой не может быть в его жизни.
Михаэл прячется в горах, хоть никто его и не ищет. Сперва он еще боролся за жизнь: ел ящериц, грыз клубни и корни растений, ел даже личинки муравьев. Но потом махнул на это рукой. Едва не умерев от голода и слабости – он возвращается в город, где его ловят полицейские. Подлечив от истощения в больнице – его отправляют в трудовой лагерь. Нравы этого лагеря напоминали нравы всех лагерей. Люди жили в них бессрочно, никакого суда над ними не было. Кормили только тех, кто работал. Отказники могли умирать с голоду. С другой стороны, жили они здесь семьями, с женами и детьми, и охрана была поставлена из рук вон плохо. Просто потому, что бежать было некуда и незачем. Вне лагеря не имеющие работы люди были обречены на голодную смерть.
Но Михаэла это не страшило – ведь ему не нужно все время есть: и однажды ночью он просто перелез через забор и оказался на свободе. Он вернулся на ферму, где уже не нашел следов дезертира. Но он не захотел снова жить в доме, как раньше. "Я хочу жить здесь, думал он, хочу жить здесь всегда, на этой земле, где жили моя мать и моя бабушка. Больше мне ничего не надо. Но в такое время, как наше, человек, если он вообще хочет жить, должен жить как зверь. Он не может жить в доме с освещенными окнами. Он должен жить в норе и днем прятаться. Человек должен жить, не оставляя никаких следов своего существования".
До некоторой степени – это тоже манифест свободы. Суть романа – показать человека, который мечтает о свободе, даже такой, которая мало отличается от свободы дикого зверя, по сравнению с которой жизнь Торо в лесу показалась бы курортом.
Недалеко от своего прошлого огорода Михаэл выкапывает землянку или пещеру и поселяется в ней (собственно, так делали и первые переселенцы всех вновь открываемых земель, в том числе, вероятно, и его предки). И возобновляет огород, благо в Южной Африке этим можно заниматься практически круглый год. В ожидании урожая он вновь начал есть насекомых и муравьиные яйца. Он жил в вельде, как Робинзон Крузо на острове, и больше всего боялся, что появится какой-нибудь Пятница, любой человек, раскрывший его убежище, обнаруживший его остров. Собственно, он хотел сам стать дикарем, то есть человеком, который никому не служит и ни в ком не нуждается. (Кстати, Нобелевская речь Кудзее, найденная мной в англоязычном Интернете, посвящена жизни Робинзона Крузо, вернувшегося в Англию.)
Однажды к водоему, у которого жил Михаэл К., пришла группа повстанцев, с которыми и велась война. Он готов был пойти с ними, но решил, что должен остаться – сохранять и возделывать сады. Ибо единственная привязанность, которую он испытывал, была привязанность к земле. Земля сама кормит своих детей, стоит им приложить минимальный труд. Позиция вполне руссоистская, утверждающая, что, чем больше цивилизации, тем меньше свободы и добродетели.
Наконец, созрела первая тыква, его дитя, его первенец. Он радовался ей гораздо больше, чем Торо своим бобам.
Закончив свои полевые дела и собрав урожай, он потерял интерес к какому-либо труду, даже к еде – и словно медведь или полевая мышь, вознамерился заснуть на всю зиму, может быть, таким образом преодолев еще одну планку свободы. "Спас" его карательный отряд, принявший его за пособника повстанцев.
Он снова угодил в лагерь, точнее – в лагерный лазарет, где симпатизирующий ему доктор пытался вернуть его к жизни. И, одновременно, – понять. И, поняв по-своему, – стал уговаривать начальника лагеря просто его отпустить, ложно указав, как умершего: "…он не может есть здешнюю еду. Его организм не принимает ее, и все. (…) Единственное, что он может есть, – это хлеб свободы", – говорит врач не без пафоса. Кто вкусил его хоть раз, словно манну небесную, тот не способен есть другую пищу.
Снова, как и в романе "В ожидании варваров", возникает мотив Истории, перемалывающей судьбы своими зубами. "Мы все свалились в кипящий котел истории, и только ты, следуя своей дурацкой звезде (…), ускользнув от мира и от войны, спрятавшись на открытом месте, где никому и в голову не пришло бы тебя искать, только ты один умудрился жить на старый лад, ты плыл по времени, ты наблюдал смену времен года и не пытался изменить ход истории, как не пытается изменить его песчинка. Мы должны гордиться тобой и воздавать тебе почести…"
Хотя бы за стойкую страсть к свободе: не евший две недели истощенный узник однажды ночью исчез. Никто не стал его искать, ибо все были уверены, что одна ночь под открытым небом – и он умрет от холода.
Но так не случилось: "государству не удалось сожрать его, он вышел из лагеря целый и невредимый, как вышел в свое время из школы и из приюта". И врач лишь сожалеет, что не бежал вместе с ним, ибо только он один мог показать путь. То есть пройти мимо жерновов истории, даже не заметив их, и остаться самим собой.
А Михаэл, добравшись до Кейптауна и поселившись в бывшей коморке матери, пришел к простой мысли, как надо рассаживать семена в вельде, чтобы их никто не нашел, пусть это и будет отнимать много времени. "Ибо для всего на свете есть время". Это и была открытая им мудрость.
В 1994 году Кудзее пишет роман о Достоевском "Осень в Петербурге" (в оригинале он назван более странно: "Хозяин Петербурга"). Роман сильный, хотя и несколько исторически вольный. Начиная с того, что причиной возвращения Достоевского в Петербург из-за границы в октябре 1869 года была смерть его пасынка Павла Исаева, который, как известно, на двадцать лет пережил Федора Михайловича.
В романе много и других исторических фантазий. Например, самая важная: Достоевский не приезжал в Петербург в 1869 году, да и нужды не было, ибо пасынок Паша не только не был убит, но и находился в постоянной переписке с Достоевским по поводу продажи издателю Стелловскому романа "Идиот". Далее: один из героев романа, небезызвестный революционер-террорист Сергей Нечаев не находился в Петербурге в обозначенное в романе время. Образцом интриги с убийством пасынка послужил факт убийства Нечаевым и четырьмя членами созданного им общества "Народная расправа" студента Иванова. Собственно, многие мотивы своего романа Кудзее позаимствовал у самого Достоевского. Убийство Иванова обыгрывается в романе "Бесы", попытка Достоевского отделаться от свертка Нечаева, в котором спрятаны револьвер и прокламации, – напоминает блуждания Раскольникова вдоль Екатерининского канала с целью выбросить вещи убитой процентщицы. Посещение судебного следователя Максимова по делу о смерти Павла – это буквальный слепок с посещения Раскольниковым полицейской конторы и его дуэлей с Порфирием Петровичем. Слепок, к слову, мастерский. (Надо еще отдать должное и переводчику С. Ильину, прекрасно стилизовавшему перевод "под Достоевского".)
Есть и забавные культурные неувязки: дом почему-то назван "нумером", в октябре в Петербурге главный герой Кудзее одет всего лишь в сюртук, петербургские церкви названы на западно-европейский лад, овцы пасутся среди камышей на Петровском острове и т.д.
Впрочем, это все пустяки. Это можно было бы назвать модной попыткой альтернативной истории (см. один из последних романов Салмана Рушди "Земля под ее ногами"), только еще более мрачной, чем подлинная.
Кудзее отчасти подстать тому, о ком он решился писать роман. Решение чрезвычайно смелое. За некоторыми досадными исключениями, никто из отечественных писателей за столько лет все еще на это не решился – из-за ответственности, может быть. Или священного трепета. Несоразмерности личности и, следовательно, боязни скандала.
Неспокойную болезненную личность великого писателя Кудзее передает на редкость убедительно, хотя и на свой лад: посетив квартиру, в которой жил Павел (он помещает ее в Свечном переулке, то есть там, где жил Раскольников), герой Достоевский знакомится с его квартирной хозяйкой, Анной Сергеевной (Анна – вообще, кажется, любимое женское имя Кудзее). И уже при второй встрече с ней на кладбище, где они вместе с маленькой дочкой хозяйки – Матреной – посещают могилу пасынка, главный герой испытывает странные вожделение, "Острое, пылкое: ему хочется схватить эту женщину, заволочь ее за сторожку привратника, задрать ей подол и совокупиться с нею". Желание несколько экстравагантное, но в период тяжелых душевных переживаний в качестве некоего наркоза подобные желания, вероятно, возможны (отсылаю к "Последнему танго в Париже" Бертолуччи).
Главное, удивляет почти небывалая плотность письма, психологическая точность и изощренность, зримость деталей и убедительность фраз, образцом чего, конечно, опять служило, прежде всего, "Преступление и наказание". Мрачная сексуальная жажда писателя, додуманная Кудзее, не может казаться оскорбительной. Ибо не Достоевский ли собирался написать "Исповедь великого грешника"? Не он ли знал грех, как ни один из писателей? Не он ли совмещал в себе душевную тонкость и гуманность с необычайной страстностью и слабостью?
Великий писатель заводит роман с хозяйкой, чередуя мрачную эротику и болезненные покаяния по отношению к умершему пасынку. И что же? – это одна из самых убедительных версий личности Достоевского, далеко не сусальная и не официальная. Пусть, конечно, и не самая историческая. Убедительная именно как версия.
Удался автору портрет и другого героя – известного революционера Сергея Нечаева, чьим приятелем и помощником по сюжету был пасынок Павел. Не без влияния Петруши Верховенского Кудзее показывает его как человека страстного, вероломного, сильного, умного и безжалостного. Не ставившего ничью жизнь, в том числе и своих соратников, ни во что. Главное для него – личное господство, право управлять историей и судьбами людей. И революция – как арена для режиссируемого им спектакля. Его логика проста: он убивает людей, чтобы его принимали всерьез.
Он втягивает главного героя в долгие дискуссии о политике и революции, конфликте отцов и детей и будущей послереволюционной жизни. Мысли Нечаева по-своему убедительны и аутентичны. Более того, Нечаев Кудзее обогнал в утопическом проекте воскрешения умерших самого Николая Федорова, а в апокалиптических видениях будущего устройства мира – Андрея Платонова.
По Кудзее (да и не только по нему) в Нечаеве и ему подобных воплощается безумие России, но настоящее безумие, безумие человечества, может нести только сам Достоевский. Нечаеву это не по плечу. Проблема Нечаева – это проблема молодости. Он не понимает, что будет с ним, когда он станет отцом, передаст свое семя. Впрочем, Нечаев не собирается жить так долго, жениться, рожать детей. Может быть, поэтому он так категоричен и так зол. В терминологии Фрейда Нечаев выбрал не эрос, а танатос.
Нечаев откровенничает и раскрывает Достоевскому закулисье собственных методов, мало считающихся с правдой и кровью, то есть то самое "все позволено" – ради пользы дела, и вдруг Достоевский понимает, что Нечаев, вопреки собственным уверениям, не просто убил Павла, но сделал это, чтобы вызвать его, Достоевского, из-за границы и использовать в своих целях. То бишь в целях планируемого им студенческого восстания (план которого является несомненным историческим фактом). Убежденный Нечаевым, что Павла убила полиция, он должен был выпустить подпольную антиправительственную прокламацию. И хоть Нечаев не получает желаемого, Достоевский считает, что проиграл, проиграл из-за собственного сладострастного желания быть побежденным. Кто же может победить самого Нечаева? – только могучий царский сатрап следователь Максимов, противник еще более коварный и умный. Но, может быть, по сценарию Нечаева, Достоевскому отводится роль Иуды, который сдаст его властям. Тогда он сам станет как бы Христом, Христом революции. Жертвенным агнцем.
Добивается ли Нечаев своего – остается за кадром. Скорее, Достоевский из романа предает себя, то есть, предает всех, кого любит, – ради беса творчества, ради того, чтобы искушать ребенка, то есть искушать Бога и требовать от Него, наконец, проявить Себя. И вот он пишет, делая из Павла – Ставрогина, а из дочки хозяйки Матрены – совращаемую им девочку.
И оставляет написанное на столе – для прочтения.
Не уверен, что финал удался автору. Эротике и политике уделено в романе значительное место, но, может быть, самое важное для Достоевского, именно – вопрос веры и существования Бога, попадает в роман слишком поздно и обрывается слишком быстро. Словно Кудзее здесь нечего добавить к известному портрету, к тому, что написал сам Достоевский. Ибо кажется, что задача Кудзее заключалась в том, чтобы написать за Достоевского так, как написал бы он сам, не будь в России цензуры по определенным вопросам. Или имей он смелость обнажить себя до такой степени, о которой мечтает Кудзее. Не уверен, что это много бы прибавило его творчеству. И все же Кудзее написал роман (не без помощи переводчика), который возрождает традиции настоящего психологического (именно русского) романа, давно, кажется, утраченные, с его могучей суггестивностью, самокопанием и душевной болью.
Роман "Бесчестье" 1999 года, за который автор получил вторую Букеровскую премию (что само по себе уникально) и который, вероятно, в значительной степени повлиял на выбор Нобелевского комитета, начинается традиционно для Кудзее – с проблем секса, точнее, с их отсутствия, что само порождает проблему – вечно возобновляемого вожделения и неутоленности. Это важное сходство всех главных героев Кудзее – за исключением Михаэла К., но и в его случае – при помощи коварной или милосердной обольстительницы – эстафетная палочка, словно Буддой, была передана им дальше по кругам рождений. Отношение к сексу у Кудзее мистико-биологическое, розановское: для него очень важна тема семени – в человеке, в земле, умирающего семени, неиспользованного семени, неосуществившихся возможностей. Человек рвется к сексу, но на самом деле, бессознательно, хочет порождать новые жизни, и этим его слепой порыв оправдывается. Он дает этим жизням шанс – и так осуществляется борьба эроса с танатосом.
Одинокий разведенный пятидесятидвухлетний профессор-филолог Дэвид Лури с факультета передачи информации Кейптаунского университета, где он объяснял ленивым темным студентам поэзию Вордсворта и Байрона, имел привычку удовлетворять похоть раз в неделю через агентство сексуальных услуг с одной и той же уже по-своему близкой ему женщиной. Здоровье, темперамент, умственные способности, заработок – устраивают его, и он считает, что, пожалуй, счастлив. Во всяком случае, "по большинству мерок". Единственное, что его несколько печалит, – возраст, потеря притягательности для женщин, из-за чего он вынужден теперь добиваться их, а чаще – покупать.
На счет любовных связей у профессора Лури своя философия: "От каждой женщины, с которой я был близок, я узнавал о себе нечто новое. В этом смысле они делали меня лучше, чем я был".
В свободное от преподавания время он несколько вяло пробует писать сочинение о Байроне, "размышление о любви между полами, поданное в форме камерной оперы". Это превращается, по существу, во вставное "эссе" про Байрона и его итальянских возлюбленных, самое неудачное и неуместное в романе. Так и кажется, что Кудзее просто использовал для объема или введения дополнительной контрапунктной линии какую-нибудь из своих работ о поэте.
Внезапно утратив подругу по еженедельным "интерлюдиям", как называет их герой, он совершает роковую ошибку: заводит роман с собственной студенткой, Мелани Исаакс. В общем, он делает тоже, что Сократ или Оскар Уайльд: просвещает молодежь, дает им знания, взамен берет их молодые тела. И кончает почти тем же: студентка по непонятным причинам жалуется на него в ректорат. Весть быстро распространяется по университету. На него ополчаются все: студенческое общество, феминистская организация, значительная часть коллег, главным образом женщин.
В ректорате собирается дисциплинарная комиссия, комиссия по расследованию, которая ультимативно предлагает ему покаяться в письменном виде, даже подвергнуться психотерапии – и ждать, соответственно, решения своей судьбы. В случае, если размеры и форма его покаяния, его унижения покажутся комиссии достаточными, его преподавательская карьера может быть продолжена. Профессор полностью и даже несколько экзальтированно вину признает, но каяться, оправдываться перед посторонними людьми – отказывается. Он не признает их суда над тем, что касается лично его. Сцена университетского судилища – прекрасно передает знакомую нам атмосферу деспотии коллектива, а заодно – железные и безжалостные законы политкорректности.
Профессор Лури нарушает эти законы, отстаивая, в том числе, и свое право на вожделение, и увольняется из университета. Это и есть его "бесчестье", первое в ряду многих "бесчестий" этого романа.
Не имея больше работы, он покидает город и уезжает на ферму дочери Люси. В свое время коммуна хиппи приобрела эту ферму для высокодуховной жизни на лоне природы. Теперь из всей коммуны здесь живет одна Люси, не пожелавшая покинуть это место, задумавшая наладить "правильное фермерское хозяйство", в чем ей помогает черный работник Петрас, превратившийся в совладельца фермы.
Характерно, что ни в одном своем романе Кудзее не называет "черных" – "черными", а негров – неграми. Вообще не называет никак – чтобы не возобновлять обиды, не усугублять старого антагонизма. Мол, они такие же люди, хоть и другого цвета кожи. Разговор о нем – вне закона.
Это не спасает героев. "Такие же люди" насилуют их, грабят и избивают. Угрожают, что всех перебьют. Захватывают их землю и собираются превратить в своих арендаторов. В том случае, если не убьют раньше. Ситуация более чем знакомая жителям самой большой и последней из развалившихся империй.
До некоторой степени романы Кудзее об Африке – диагноз: старые эксплуатируемые народы повсюду наступают на "белых", а "белые", в силу гуманности и вины, а еще развращенности цивилизацией, то есть слабости в понимании бывших "угнетенных", думают как-нибудь пережить и это. Как до того пережили собственные классовые войны.
Уже в романе про Достоевского герой рассуждает про умерщвление старых собак, когда "простая работа… обращается в самое черное предательство…"
Самые сильные страницы романа, поражающие безжалостной подлинностью описаний, посвящены работе героя в ветеринарной клинике по соседству от фермы Люси, где в большей степени усыпляют животных, чем лечат их. Усыпляют из милосердия, ибо животные эти – больные и брошенные, и у клиники нет возможности их содержать. Здесь, может быть, в первый раз животные испытывают любовь – перед тем, как в них вонзится шприц, приносящий безболезненную смерть. Мимолетная любовь к обреченным собакам или предназначенным для заклание на праздник овцам – и они уже становятся теми, на кого трудно поднять руку. Герой чувствует, что не может себе позволить этой "любви".
"К чему притворяться другом, когда ты на самом деле убийца? Но он быстро смягчается. Почему от существа, на которое пала тень смерти, нужно отшатываться, как от некоей мерзости? И он позволяет собакам лизать его, если им хочется…"
Страдания, любовь и непонимание своей участи несчастными животными – это еще одно "бесчестье" романа, обвинение, брошенное в лицо человечеству, "смрад стыда". "Не знаю, сможем ли мы оправдаться перед ними", – говорит одна из героинь, ветеринар клиники Бев Шоу, новая любовница героя.
Ибо бывший профессор не отступает от своей роли – быть служителем Эроса. Так как одно из самых больших бесчестий, по мнению героя, – запрещать живым существам следовать их естественным инстинктам, заставлять их возненавидеть собственную природу, что еще хуже, чем просто пристрелить их.
Признавая благородство сельской жизни, что ведет дочь и ее друзья, Кудзее ни в малейшей степени не готов ее романтизировать. Что такое сельский уклад – это равнодушие и бессердечие. Тяжелый труд, хитрость, ложь, зависть к соседу и собственноручный забой животных для пропитания. Если кто-то хочет жить здесь по иным законам – ему же хуже.
Особенно когда он соседствует с так называемым "коренным населением", условно говоря, "варварами" из более раннего его романа.
Только через бесчестье пытается дочь главного героя остаться жить на своей земле и на своей ферме, ибо для нее, белой, к тому же не потомственной пейзанке, – иного шанса в Южной Африке нет. Или уехать в город – или даже, как предлагает отец, в бывшую метрополию. Тщетно: она отказывается. Отчасти из-за того, что не хочет принимать от него помощь, что снова поставило бы их в неравное положение отца – дочери. Отчасти из-за того, что не приемлет поражения, а главное – что привязалась к этой земле. "Я безнадежно испорчена красотой этого заброшенного мира", – могла бы сказать она словами героини "В сердце страны", до некоторой степени перекликающейся с ней.
Но времена изменились: черный работник пашет землю не на волах, а на арендованном тракторе, а трое черных проходимцев насилуют ее в собственном доме, избив и заперев отца в туалете, грабят дом, забирают машину – как бы демонстрируя, кто здесь теперь хозяин. Никто не сомневается, что их не найдут. Даже тогда, когда один из насильников оказывается родственником "работника" дочери, на предоставленный государством кредит выкупившего часть ее земли. Она не может заявить в полицию, более того: ей предлагается худший выбор: стать наложницей черного, своего бывшего работника (об этом Кудзее уже рассказал нам в романе "В сердце страны"), родить черного ребенка. Ибо только это защитит теперь ее в этом опасном месте, которым стала вся Южная Африка.
Видеть ли в этом катастрофу? Именно так считает герой. Но дочь смотрит на это по-другому. В этом унижении она видит урок: "…возможно, это хорошая отправная точка, чтобы начать все сначала. Возможно, это то, с чем надо научиться мириться. Начать с нулевой отметки. С ничего. (…) Без ничего. Без карт, без оружия, без собственности, без прав, без достоинства".
Как Михаэл К. Как первые поселенцы. Как собаки. Чтобы, вопреки всему, жить и порождать новые жизни, длить линию жизни. И не случайно последняя сцена книги посвящена усыплению любимой собаки героя, к которой он привязался, работая в клинике. Эрос и Танатос, близнецы-братья, борющиеся друг с другом. Герой ставит точку, входя мир, который не может понять, не может полюбить, присоединяясь к тем, кто способен жить со всем, даже с бесчестьем. Так через этот обряд Танатоса – герой приобщается к настоящему Эросу.
"Медленный человек" 2005 года – самый последний из переведенных у нас романов Кудзее. Автор верен принципу – не щадить читателя: его героями становились полуненормальная девственница, умственно ущербный юноша с заячьей губой, эпилептик Достоевский, человек, переживший бесчестье… На этот раз героем выбран шестидесятилетний фотограф Пол Реймент, потерявший при несчастном случае ногу. Во всем остальном это классический герой Кудзее: одинокий и чувствительный эгоист, не бедный, образованный и ни с кем не связанный. Идеальный герой для развертывания сюжета.
Изменилось место действие: на этот раз это город Аделаида, Австралия. Но главный герой такой же потомок переселенцев, как и герои "африканских" романов Кудзее. Как чувствующий себя чужим в Петербурге Достоевский. Более того: в романе выведены и настоящие иммигранты, самые свежие – ухаживающая за ним сиделка Марияна и ее семья, приехавшая из Хорватии.
По выбранной ими доле они должны быть сильными, подвижными, несентиментальными. В отличие от него, главного героя.
Сцена в больнице напоминает сцены в ветеринарной клинике, но теперь сам герой оказывается тем, над кем осуществляют насилие, ставят бесчеловечный "эксперимент". Более того, умерщвляемой собакой становится его собственная нога. И, как и в клинике, – это делается из гуманности и пользы.
То, что предлагает ему больница, предлагают медсестры и специалисты по реабилитации – надеть протез и считать, что ничего не случилось, что жизнь продолжается, как прежде. Но Пол Реймент знает, что как прежде быть ничего не может. Он не хочет притворяться. Поэтому отказывается носить протез. С прежней жизнью покончено. "В истинном свете потеря ноги всего лишь репетиция потери всего", – объясняет себе герой.
Из апатичного уныния его выводит нанятая им для помощи дневная сестра Марияна Йокич. Неплохо сохранившаяся женщина, мать троих детей, профессиональная, исполнительная, хорошо его понимающая.
В ней воплощается жизнь, воплощается то, чего он не имеет и уже не будет иметь – способность давать и продолжать жизнь, полнота родительской любви. Бездетность ныне кажется ему грехом, его страшной ошибкой.
Он входит в дела ее семьи, интересуется даже страной, из которой она приехала. Предлагает оплачивать обучение ее сына Драго в закрытом колледже для поступления в Военную академию, испытывая к нему квазиотцовскую любовь. "Я одержим идеей творить добро", – признается герой.
Потерявший ногу бывший фотограф не задает вопроса: почему это на него свалилось, он не бунтует против Бога, в которого просто не верит. Как настоящего эмансипированного европейца, вопросы метафизики его не волнуют. С определенного момента гораздо больше его волнуют иные вопросы. В больнице его подготовили "ко всем аспектам жизни после жизни, кроме секса".
Теперь он хочет стать со-отцом всех детей Марияны. И со-мужем. Герой признается в любви сиделке – и происходит то же, что и с проституткой из "Бесчестья", когда герой начинает проявлять к ней слишком много внимания: она исчезает.
Зато на ее месте появляется загадочная пожилая писательница Элизабет Костелло (героиня другого романа Кудзее), по мнению Пола Реймента, – вздумавшая вывести его в своей книге. Откуда она берется, как узнает о герое? – читателю не делается ни одного намека. Автор выдает ее за живое существо, но больше это напоминает второе "я" героя. Ибо писательница все про него знает, даже то, что не мог бы знать ни один человек, кроме него самого. Ни один, кроме того, кто его создал. В таком случае Костелло – и есть автор, посетивший своего персонажа.
Возможно – она из породы ангелов. Или бесов, вроде Черта Ивана Карамазова, превратившегося-таки… не в семипудовую купчиху, а в пожилую писательницу. Этим можно объяснить могущество Костелло при манипуляции персонажами. А если учесть любовь писательницы к горячим ваннам! И откуда бы иначе у нее знание про небесные корни сына сиделки из Хорватии Драго или теория о воплощении душ (полубуддистская-полуплатоновская)? И все остальные, явно избыточные, знания тоже. Характерно, что среди книг, написанных Костелло, имеются такие: "Огненная топка" и "Негасимое пламя".
Она несчастна, потому что ничего не происходит. Именно этим оправдывал свое существование Черт из "Карамазовых": ибо, не будь его, "тотчас бы все угасло на свете и не стало бы никаких происшествий… тотчас исчезнет необходимый минус и начнется во всем мире благоразумие, а с ним, разумеется, и конец всему, даже газетам и журналам…" – уверяет иронический Черт.
Костелло искушает героя, провоцирует, безжалостно анализирует и раздражает. Да еще поселяется в его квартире. Герой пытается избавиться от нее, как от больной совести. И это оказывается совсем не легким делом, так же как и для Ивана Карамазова.
Для чего все-таки пришел к герою Кудзее этот "Черт"? Довести до отчаяния, издеваясь над желанием героя творить добро и уверяя, что в его жизни больше не будет никакой "бесплатной любви"? Вряд ли, скорее – принести добро, на свой лад, как положено. Костелло уговаривает героя поддаться страсти, то есть любви к сиделке Марияне, иначе жизнь его так и останется тусклой и пустой. Страсть правит миром, не устает твердить писательница. Страсть делает человека молодым, даже одноногого. Совет хорош с точки зрения биологии, но вряд ли морали. Но, как нам уже известно из "Бесчестья", моральные запреты и предрассудки автор ценит невысоко. "Живите как герой… – говорит Костелло. – …Чтобы вас стоило вывести в книге. …А иначе для чего жить?".
Именно Костелло, откуда-то зная его сексуальные желания, находит способ их удовлетворить и даже доставляет на дом соответствующий запросам объект. Эта проходная героиня – слепая. Имя посетившей его загадочной женщины, которую он не может видеть (словно в истории об Амуре и Психее, но наоборот) – Марианна Попова (как герой для себя ее назвал). Так возникает, условно говоря, русская тема романа.
Взаимоотношения "автора" и персонажа растянуты на много страниц, приносящих больше путаницы, так что иногда кажется, не начинающееся ли безумие героя породило эту Костелло? Впрочем, у героя возникает и более экзотическая теория на ее счет: не исключено, что он находится уже в другом мире, куда увел его ангел смерти – тот парень, что сбил его на машине. Этот второй мир во всем идентичен первому, за исключением того, что у человека может оказаться на шее вот такая Элизабет Костелло. В этом случае "смерть оказывается всего лишь фокусом… смерть не более чем икота, прерывающая время, после чего жизнь продолжается как ни в чем не бывало…" Мысль продуктивная и трудно опровергаемая, хотя и слегка сходная с посмертными мытарствами души в стиле Сведенборга. Во всяком случае, автор не предпринимает никаких усилий разубедить нас, предоставляя нам свободу интерпретации.
Честно сказать, мне осталось неясным, зачем понадобилось Кудзее вводить этот персонаж, во всяком случае, делать его столь нереалистичным? Если Костелло – "играющий тренер (то бишь автор)", то понятно становится выбранное уродство героя: "Ваша утраченная нога всего лишь знак, символ… того, что стареешь, становишься старым и неинтересным", – убеждает его писательница.
Отдельное рассуждение героя посвящено теме иммиграции. По сути, он тоже иммигрант, причем трижды: сперва, в детстве, его вырвали из родной почвы и привезли из Франции в Австралию. Потом он "провозгласил независимость" и вернулся во Францию. Но не нашел там дома и вернулся в Австралию. "Я иностранец по природе и был иностранцем всю свою жизнь", – сетует герой. У него нет дома ни в английском смысле, то есть места, где укрываются от холода, ни во французском – то есть места, где ты среди своих. "Я не составляю мы ни с кем", – признается Реймент своей навязчивой визави. Более того, в деле благотворительности и любви, к которой он теперь стремится, – он тоже "на иностранной почве". И лишь иммигрантка Марияна и ее семья – первые люди, с которыми он хотел бы объединиться в "мы".
"Медленный человек" – это не калека. Это – пожилой человек, одинокий человек, который всю жизнь блюл свои интересы, "шел по жизни налегке" и теперь не может решиться: стать кем-то другим, стать Дон Кихотом, наконец, надевшим на голову медный таз и разъезжающим в поисках приключений.
По аналогии с фразеологизмом "slow face" – "застывшее лицо", название романа "Slow man" можно перевести "Застывший человек". Застывший раньше, чем его сбила машина.
Как и в романе "В сердце страны" В "Медленном человеке" возникает мотив пассивного сопротивления судьбе: "Мы – это мы, Пол, – говорит Костелло. – Такова в настоящее время наша жизнь, и мы должны ею жить". Более того, в этой жизни ему предлагается идти под руку с престарелой писательницей, так как его надежды на вхождение в семью Йокичей, тем более, на роман с Марияной, совершенно нереальны. Ему разрешается быть спонсором, добрым редко появляющимся "крестным", способным за счет своих денег решить те или другие проблемы. С другой стороны, сын Марияны собирает для главного героя "лежачий" велосипед, на котором он мог бы снова обрести способность передвигаться. До некоторой степени это тот же протез, от которого Реймент решительно отказался, но сделанный от чистого сердца, со смекалкой и большой затратой сил. Герой воспринимает это как повод преодолеть стыд, преодолеть возраст, преодолеть уродство и вновь начать бороться за свое достоинство. В том числе, мужское. Он отказывается от союза с Костелло, потому что это меньше, чем любовь. А этого он уже не хочет себе позволить.
Несмотря на реалистические детали при описании уродства, медицинских процедур и прочего – роману не веришь. В частности из-за сомнительной фигуры Элизабет Костелло. Из-за бесконечной риторики и рассуждений. А главное – из-за неубедительного поведения самого главного героя. Отсутствующая нога кажется действительно лишь символом – чего-то другого, может, и правда старости. Вероятно, методу Кудзее подошло бы определение "критический символизм".
В романах Кудзее всегда несколько планов, с первого раза понять которые трудно. А кто, кроме литературного критика, будет читать их дважды? Поэтому для большинства эти планы должны остаться несчитанными. Более того, "символизм" тем и хорош, что расшифровать его полностью, угадать заложенные идеи – практически невозможно. Из-за чего и герои и их поведение, и обстоятельства, и даже фон романов – кажутся нереальными, выдуманными.
Занятая Кудзее позиция – это позиция подпольщика-анархиста. Все его герои – так или иначе преступники: преступники, с точки зрения Империи, государства, общественного мнения. Даже тогда, когда все их преступление заключается в посягательстве на то, что должно принадлежать более молодым, привлекательные женские тела, например.
Бунт Кудзее – это бунт природы и биологии против Истории и Государства, ее создающего. С их законами и жестокостью.
Раз за разом автор требует от героя поступка, пусть даже преступного, обрекающего его на бесчестье. Ибо самое страшное, когда в мире ничего не происходит. То есть не происходит ничего, что стоило бы описывать писателю.
Все персонажи Кудзее, в том числе, четвероногие – жертвы. Поэтому он ни к кому не испытывает ненависти. Они марионетки в не ими придуманном спектакле. По большей части они даже не личности, в лучшем случае – символы неких идей. Занятно, что самые сильные личности у Кудзее – это Достоевский и его противник Нечаев, единственные герои-идеологи. Герои Кудзее – это земля, история, время, семя, Эрос, свобода, наконец. Смерть с ее тайной. За этим всем видится Бог, но писатель достаточно тактичен, чтобы не злоупотреблять этим "понятием". Бог – это и история и все остальное. И только через бесконечные жизни и собственные истории человек может приблизиться к раскрытию этой тайны.
Что я – это я. То есть – абсолютно свободен.
_______________
журнал "Дружба народов", № 7, 2006.