З в е з д а.
Иван пришел на выпас, когда утреннее солнце уже высушило росу. Друга он нашел сидящим у новой выгородки: Куралес смотрел на близкую кромку леса, рядом лежали кнут и непременная холщовая сумка. Иван молча сел рядом на жухлую августовскую траву и прищурился – что такого можно увидеть в знакомом ельнике?
- Слышь, Иван, - Куралес протянул приветственно руку, не отрывая от леса взгляда. – У Янки где-то была большая кастрюля… голубая такая.
- Решил сам напиток гнать? – из внутреннего кармана пиджака пришедший достал чекушку.
- Телескоп-рефлектор буду делать! – пастух достал из сумки граненые стаканчики и стал протирать травою. Бог знает откуда ему досталась пожелтевшая подшивка журналов «Техника – молодежи», и он в перерыве между запоями веселил село разнообразным техническим творчеством.
- А зачем… - они выпили, чокнувшись, и Иван защелкал пальцами, требуя хлеба закусить. - …тебе телескоп? Пятна на солнце рассматривать?
Пасущаяся рядом Зорька перестала жевать и, навострив уши, уставилась на мужиков.
- А погляди: во-он там, над обгорелой сосною – видишь? - день выдался ясным , и в неброской синеве у черных веток можно было разглядеть белесое пятнышко. – Ты когда-нибудь видел звезды днем, Иван? Теперь представь, как она светилась на зорьке!
- И чего это может быть? – не чувствуя вкуса хлеба, Иван механически разлил оставшуюся самогонку по стаканам. – К войне, что ли…
Тут уже насторожилось все стадо, поворотив головы к выгородке.
- Я так думаю, - Куралес хрустнул луковицей, закусывая. – Это инопланетяне.
Зорька разочарованно махнула хвостом и коровы вновь вернулись к привычной жвачке.
С и я н и е в н о ч и
Была обычная августовская ночь – игольчатые звезды на черной тверди, да холод прихватывал, стоило выскочить из сеней в слепую темноту двора в трусах и сапогах. Обнимая себя за плечи, Иван потрусил к ближней яблоне… и вдруг застыл, поворотившись к лесу – там что-то светилось у выпаса, будто кто-то игрался огромным розовым фонарем, скользя лучом то по острым еловым верхушкам, то по редким рваным тучам. Щелкнув челюстью и забыв, зачем выскакивал, дрожащий Иван вернулся в хату под бочок мирно сопящей жены: «Ян! Слышь!? Там в лесу что-то светится! Розовое!» «Чего светится?» - голос супруги спросонок хриплый, как у курящего соседа… «А я знаю?! Инопланетарцы, должно…» «Допился, старый дурень!» - не одобрила уфологическую концепцию Яна и повернулась к стене. Иван еще долго ворочался, таращась в темноту и переваривая увиденное… но к утру сон сморил и его.
На рассвете, закурив цигарку, стоял Иван у калитки, поджидая Куралеса, жившего по соседству, когда жена, гремя подойником, выпустила со двора жизнерадостную с утра Зорьку.
- Что ж похолодало рано так? – Иван поежился при виде жены. – Не сугреться без ста грамм!
- Вам бы воля, самогонку с утра заместо чая пили бы… Куралес!! – вдруг заорала так, что цигарка выпала из рук заматерившегося супруга. – Стадо ушло!! Ты чего там?!
Тут же на пороге и появился жующий пастух, пряча что-то во внутренний карман мятого пиджака.
- Да что им сделается? – имея в виду коров, вступил в привычную перепалку, долго прилаживая полуразвалившуюся калитку, подвязанную алюминиевой проволокой. - Куда денутся? Не горит , небось, выпас-то?
- Да как сказать… там что-то светилось ночью, Куралес, - Иван покосился на жену.
-Светилось-таки? А этих… человечков… не видел?
- Что, уже? До зеленых человечков допились!? А ну, дыхни! – Яна развернула супруга лицом к себе, а Куралес инстинктивно схватился за оттопыривавшийся на груди пиджак.
Заметив это, Яна профессиональным, молниеносным движением далеко выбросила руку, выхватила чекушку из внутреннего кармана пастуха, и, не дожидаясь скандала, с достоинством уплыла с добычей в хату.
- Ох и сестричка у тебя! – сочувственно улыбнулся Иван
- Ну, все! День коту под хвост… - обреченно махнув рукою, Куралес потащился за стадом.
П е р в ы е ч у д е с а
Увиделись друзья в Ивановой хате уже ближе к обеду, когда пастух пригнал стадо на дневную дойку. Тут же, пользуясь тем, что жена ушла к Зорьке, живую активность проявил Иван. Пока он судорожно рыскал по хате в поисках сныканной Яной чекушки, Куралес безучастно сидел, рассеянно оглядываясь.
- Да ты чего тормознутый-то такой? – пачкаясь в пыли, Иван полез под шкаф. – Тормозную жидкость пил?
- Что я мог там пить? Янка у меня самогонку вытащила…
- Вот эту?! – Иван светился, как Наполеон под Аустерлицем, сжимая в руках заветную емкость.
- Нашел-таки… - Куралес, отодвинув занавеску, глянул в окно. – Вон – баба Маня идет. Сейчас концом света пугать будет.
- Посмотрим, Куралес, что ты запоешь в девяносто лет – хозяин появился из кухни, протирая грязным полотенцем стаканы. – Одному-то, небось, неохота помирать, все бы человечество с собою прихватить…
В сенях затопали, и в хату вошла в черной телогрейке и в потертом пуховом платке баба Маня:
- Здравствуйте вам в хату!
- О! Баба Маня! – гипертрофировано обрадовался хозяин. – Садись с нами!
Подмигнув Куралесу, Иван кивнул стаканами на чекушку.
Радушие тут же стекло со старушечьего лица:
- А Янка где? На дойке? То-то вы за бутылку сразу… а ведь сказано в писании – не упий…
- …да не закуси! А мы и не закусываем… верно?
Осуждающе пожевав губами, гостья села на продавленный диван и демонстративно отвернулась, а друзья опрокинули по стаканчику, лизнув на закуску соли, взятой из солонки.
- Так о чем ты… - начал было Иван и вдруг запнулся на полуслове, прислушавшись. Скрипнула дверь в сенях, и молниеносно чекушка перекочевала под стол, а стаканчики в карман пастуху. В ту же минуту распахнулась дверь, и вошла с подойником в руке хозяйка:
- Здоров, баб Мань! – покосившись подозрительно на мужиков, поставила ведро на табурет. – И эти тут расселись… молоко ждете, или приняли уже?
- Так что ж принимать-то? Обидела ты брата сегодня, впустую проходит день взятия Бастилии… А вот лучше гостью молочком бы угостила, чем языком молоть.
- Ой, и вправду… - Яна метнулась на кухню, вернулась оттуда с кружкою. – Выпей парного, баб Мань… только Зорьку выдоила. Глумная она сегодня какая-то, то и дело лизаться лезла…
Баба Маня перекрестилась в угол на холодильник, что-то прошептала и сделала глоток… тут же глаза ее полезли из орбит, она зажала рот сухою ладонью , стукнула, расплескивая молоко, кружку на стол и опрометью, столь не свойственной глубокой старости, выскочила во двор.
Тишина воцарилась в хате. Первой пришла в себя Яна. Она взяла кружку, понюхала - глаза ее стали под стать бабманиным - и осторожно пригубила.
- Ну!? – подались вперед мужики.
- «Ну», говорите?.. Пей! – и Яна протянула мужу кружку. В хату вернулась, утираясь, баба Маня. Покосившись на нее – «да что там может быть? Молоко и молоко» - Иван сделал большой глоток… и закашлялся:
- Водка! Куролес, это как?
Тут же и Яна подалась вперед:
- Ты чем коров поил, вредитель?!
Глаза заблестели у Куралеса от незаслуженной обиды:
- Чем я их там мог поить?! Цистерну водки пригнал! А то вы не знаете, что домой попить их пригоняю!
- Ну, ладно - Яна перешла на примиряющий тон. – Как же так, баб Мань?
- Вот оно! – баба Маня встает… вытягивается… выше даже как-то становится и поднимает вверх скрюченный палец. – Вот, сбывается Святое писание – пришел Конец Света!
В е ч е р н и й а ж и о т а ж
Сарафанное радио в селе – вещь посильнее Гете будет… но и мужики, если задеть за живое, не упустят своего. Во мгновение ока социальный аутсайдер Куралес стал самой популярной личностью. Впервые в исторической перспективе стадо ввечеру встречала мужская часть населения. Каждый заговорщицки подмигивал пастуху «а моя-то чем доиться будет?» Каких только золотых гор ни обещалось в этот вечер Куралесу взамен рекордных удоев: автоматически прощались все долги, вечная дружба ждала, плюс пиломатериалы и даже бетономешалка в длительное пользование… в разумных пределах, разумеется.
Бенефициант, слегка ошалевший от такого напора, лишь слабо отмахивался, а, дойдя до дому, на лавочке увидел сияющего Ивана. Присел рядом, и, когда уже появилась бутылочка молока и стаканы, мимо проковыляла баба Маня с иконой подмышкой. Увидев молоко, сплюнула в сердцах и свернула за угол, направляясь за околицу.
- Куда это она на ночь глядя? С иконой… - Куралес проявил несвойственное любопытство.
- На выпас, - Иван разлил по стаканчикам. – Бесов изгонять. Ну, с почином… Ты чего, Куралес?
- Слушай… - пастух сидел сгорбившись и теребил седую щетину на подбородке. - Помнишь нашу новую выгородку на выпасе?
- Ну? – Иван терял терпение. – Мы под нею выпивали вчера…
-На ней бутоны появились… круглые, цветочные… вот-вот цвет проклюнется. И туман стелется такой…
- Какие цветы, Куралес - мы жерди березовые брали! Ты что – принял уже?
Куралес не ответил – он смотрел вниз. В наступивших сумерках его ноги светились слабым розовым светом.
С м е н а в л а с т и
- И в пастухах все по очереди, Янка: завтра твой черед, - пересказывая последнюю новость, баба Маня непроизвольно понизила голос: из хаты вышел Иван. Яна же конспирологическую подачу не поддержала и громко обратилась к мужу:
- Друга решил встретить? Ну-ну – спит твой алкаш!
- Работу твой брат не проспит никогда, - давешнее молоко действовало умиротворяющее, Иван не склонен был собачиться. – Без него и коровы доиться-то не будут.
- А вот и поглядим: сегодня Алютаева Верка за пастуха!
Новость поколебала Ивановы жизненные устои – он судорожно затолкал в пачку цигарку, что собирался было прикурить:
- Как… Верка?! Кто решил? Ведь нет проблем уже - сладким молоком доились вчера…
- Ага! – баба Маня мстительно поджала губы. – А позавчерашнее вы попрятали, что не выжрали. Алютай-то что учудил, Ян: нашел деньги у Верки, что та на комбикорм откладывала, и выкупил у Зинки весь вечерний удой. Та чуть умом не тронулась от радости…
- Молодец, Алютай, - зависть послышалась у Ивана в голосе. – Олигархом станет!
- … да перелил он его в ведро из-под комбикорма – вот молоко возьми и скисни! А Зинка потом тронулась, поди, когда узнала, как продешевила!
«Красавка, твою мать! Ты куды это!!» - послышался вдалеке Веркин окрик, и тут же из сарая вышла Зорька.
- Нет проблем, говоришь? Оно понятно – вам окромя водки и проблем не бывает… а ты полюбуйся на нашу-то!
Зорька шла к калитке… ну, как шла? – притормаживала на три четверти – Иван протер глаза… да она танцевала на ходу! Подойдя ближе, уставилась на хозяина влажными глазами.
- Доброго утра всем! – это уже с другой стороны. Повернули головы, и ноги подкосились: к ним шел Куралес в отутюженном костюме.
В с е н а в ы п а с !
Низкое солнце янтарем наполняло хату, сидеть бы и молчать просто так , умиротворенно, да от последних новостей распирало, и Яна с бабой Маней поочередно выкладывали их друг другу.
- А из творога Алютай сырников наделал – выпивка и закуска в одном флаконе. Теперь у наших мужиков карманы масляные.
Повисла пауза – Янка пристально посмотрела на мужа, что копался в коробке со старыми гвоздями.
- Да масленка потекла, - отозвался нервно. – Вот, до сих пор она в кармане.
Не поверила, наверное, да разговор уже переметнулся в иную плоскость.
- … и танцевали-то не все коровы. А те, что танцевали, не доятся нынче – стельные, поди.
- От чего ж стельные? К Зинкиному быку не водили, я знаю… - Яна уставилась на бабу Маню удивленно.
- Так… святым духом, выходит!
- А вы все на Куралеса грешили, - вставил замечание со своего угла Иван. – Выпас-то сменить не пробовали, пастушихи?
- Я вообще-то выпас крестила Николаем Чудотворцем…
- Да и как сменить-то, баб Мань, - Янка недовольно зыркнула на супруга. – Ведь только на выпасе трава как в маю – остальная пожухла вся. А что ж Николай-то у тебя – все мироточит?
- Божьим велением, - голос бабы Мани приобрел сознание величия. – Благочинный наш обещал приехать завтра: чудо ведь.
- Надо бы мне зайти поглядеть…
- И зайди – чудо оно для всех Чудо. Куралес вот твой заходил уже… так поверишь – опосля еще сильней замироточила!
- Он ноне каждый день на выпасе, хоть до коров и без касательства. Чего только делает там? Слышь, благоверный! Что там удумал твой собутыльник бывший?
- А я знаю?
Иван не кривил душой: он несколько раз был на выпасе, всякий раз с самогоном, да пить Куролес наотрез отказывался. Все больше молчал и строил у выгородки нечто странное: то ли обсерваторию, то ли часовню – строитель из Куралеса был никакой.
Р о з о в ы й т у м а н
Когда Куралес пропал, с легкой руки Ивана пошла гулять версия, что его выкрали инопланетяне. В другое время подобное было бы на смех поднято курьми, да в сложившихся обстоятельствах сельчане поверили было… однако вскоре пропавшего начали видеть изредка то на выпасе, то в селе. Хуже всего от краха версии было Ивану: он какое-то время ходил с синяками от крутых Яниных кулаков – чтоб семью не позорил!
А потом поверье всплыло вдруг: тому повезет, кто встретит Куралеса. Повод дала Алютаева Верка, что забеременела вдруг после того, как увидела случайно экс-пастуха… а ведь уже не чаяла ребеночка-то! Радость глянула и Яне в окошко – увидев Куралеса, перестал пить Иван… ну, как перестал? - не то, чтобы вовсе, а все ж! Вот только не везло бабе Мане: украли у нее Николая Чудотворца. Прямо накануне приезда благочинного. Она уж и к участковому обращалась… да неужто он искать будет?
А еще в селе поговаривали о Розовом тумане: дескать, если кто в нем побродит на выпасе, у того все желания сбудутся. Правда, никто его не видел доселе, и непонятно, откуда слух пошел. Но, коли он жил упрямо, то и желающие находились. Только зорьки становились все холоднее, туман был, но привычный молочный, и, когда последние энтузиасты отступились от розовых своих мечтаний, решилась с Иваном поговорить Яна. Дела у дочки Ирины в городе складывались из рук вон, и не было никаких возможностей их поправить., кроме как чудом. А после того, как пропал Николай Чудотворец, иной надежды и не оставалось… но не пришлось Яне использовать ни лесть, ни угрозы: попытаться увидеть Розовый туман Иван согласился неожиданно легко. При этом, правда, ничего не сказал жене, что о тумане слышал от самого Куралеса.
К выпасу пошли, едва рассвет сделал темное серым. Впотьмах идти порою приходилось наощупь, по памяти. Свернув к лесу, увидели, как слабым молочным светом светилась отчего-то опушка, хотя солнце еще не всходило. У обоих сердце зашлось в унисон, и Яна больно стиснула мужнин локоть. Когда они вошли в молодой ельник, неясная тень отделилась от сохлой сосны, и Яна дернула бежать было, да Иван удержал., крикнув срывающимся голосом:
- Это… кто тут?
- Не узнаете? – до боли знакомый голос.
- Баб Маня! – у Янки отлегло от сердца. – Ну, выпужала! Ты как здесь?
- А вы?
- Так мы… брата вот ищу - запропастился…
Неизвестно отчего говорили шепотом почти, как во храме.
- Что вы мне тут! А то я не вижу – у тумана об Ирке ведь просить пришли? А я за иконою: коли раз Чудо свершилось, то и второй...
Разговаривая, подошли к выпасу, покрытому слоистым туманом, и небо уже посветлело на востоке. Напротив, у опушки леса, стояла небольшая часовня без креста, а за ней – глаза протереть хотелось! - кипельным яблоневым цветом цвела выгородка. За худосочными редкими стволами проклюнулся солнечный луч, розовой дорожкой пробежал в тумане, и вдруг на этой дорожке показался… Иван сощурился близоруко - неестественно прямая осанка, опрятная седая борода…
- Неужто Николай? – прошелестела баба Маня.
Нет: навстречу им в белых одеждах шел Куралес.