Грели

Стегэреску Виктория
Нельзя сказать, что в этом мире было как-то особенно холодно. Даже зимой догоняющий трамвай в расстёгнутом пальто не рисковал ни жизнью, ни здоровьем. Летом же ничто не мешало любому желающему купаться в реке. Кроме понимания того, что в бассейне вода чище. Да и к работе ближе.

Вот только этот ветер... Точнее, ветерок. Сквознячок, мелочь. Он дул постоянно. Нет, он не растрепал бы локоны выходящей из салона модницы, не вырвал бы купюры из пальцев замешкавшегося у газетного ларька уважаемого господина, он даже вряд ли смог бы смахнуть документы с офисного стола. Одна беда - дул ветерок везде. Ни стены, ни высота, ни глубина не были ему преградой. Каждую секунду каждый житель этого мира отмечал его ненавязчивый шепот где-то на грани слышимости: "Шшиу-шшу... шшиу...".

Правда, звуков-то в любом из миров хватает. Одним больше, одним меньше… Сравнивать беспокойство от полуночного мотоциклиста с этим "Шшиу-шшу" никому бы и в голову не пришло. Только в горькие часы депрессий редкие особо чувствительные индивидуумы могли начать причитать: "Холодно, так холодно... Он выдувает огонь из наших сердец! И никуда, никуда... просто некуда деться." Однако, для тех, кто причитал особенно рьяно, мешая ближним спать, доктора за долгие годы существования мира придумали целое меню из диагнозов и соответствующих им таблеток. Ну а остальным до огня (в сердце ли, в руках ли) дела не было. Да, окажись каким-нибудь чудом в этом мире коробка спичек, каждая из них зажглась бы от силы секунды на две. Дальше – «Шшиу- шшу»… И изящный дымок над обгоревшей головкой. Для кого это вообще имеет значение, если есть электроплиты и лучевые обогреватели? Да, встреться случайно пальцы двоих, волею судьбы потянувшихся к одному и тому же поручню в трамвае, искра в глазах вспыхнула бы не больше, чем на пару мгновений. Дальше - "Шшиу-шшу"... И - свидания по расписанию, свадьба по каталогу, дети по плану. Шшиу-шшу... Шшиу... Да не холодно вовсе, придумают тоже! Особенно если сравнивать не с чем.

Только сколько не крутись - от правды не отвернёшься: в любом из миров есть не поддающиеся логике вещи. Например, в том, который привыкли видеть мы, каждую весну цветут вишни. И если душа твоя не издаёт ещё при постукивании гулкий звук, она вздрагивает. Реальность подёргивается едва заметной рябью, и где-то в подкладке мягкого защитного чехла, который мы год от года наматываем на сердце всё плотнее, чтоб ни за что не разбить его на поворотах судьбы, начинает ворочаться радость. Она щекочется, и хочется смеяться. Но ты, конечно, уже давно взрослый, и хохотать без причины не станешь. Ну, зачем? Да - вишни, да - цветут. Что такого? Я и спорить-то не стану - ничего. Только и ты не ври, что смеяться не хотелось.

Этот мир не стал исключением – тоже был полон нелогичностей. Например, время от времени рождались в нём люди, способные держать купол. Куполом могло стать что угодно - картонная коробка, деревянный ящик. Но чаще они всё же они старались найти себе укрытие из стекла - потребность делиться рождалась вместе с ними. Внутри этого купола они могли поддерживать огонь. Для этого требовалось совсем не много. Просто они выворачивали свою душу швами наружу и выпускали на свободу то, чем она продолжалась. Песни - так песни, стихи - так стихи. Некоторые даже писали картины, и это работало! Каким именно образом подобные глупости могли уплотнить стенки купола настолько, что ветер проникнуть сквозь них не мог – не ясно. Но факт остаётся фактом - огонь, зажженный в этом маленьком защищённом пространстве, горел. Большинство называло этих людей лоботрясами - отгородились себе и только жгут, жгут, жгут, и не работают вовсе. Ну что поделаешь - это любимое занятие большинства, кого-то как-то называть. Когда же большинство в часы досуга распадалось на одиноких людей с озябшей душой, случайно встреченный на пути купол приходился каждому из них очень кстати. Шагая мимо, приложи ладонь - и... Не чувствовавшему сложно объяснить, но в мире, лишенном того удивительного внутреннего тепла, которое в нашей уютной реальности рождают обычные вишни, эти касания были чудодейственными и целебными. Высказать сокровенное, умолчать о мелочном, выполнить давно обещанное - маленькие бытовые подвиги, которые можно совершить только найдя в себе каплю оттаявшей душевной силы. Почти на каждом куполе была прилажена специальная коробочка - в неё можно было бросить монетку. На дрова. Они ведь сгорают, как ни береги. Если монет становилось много - в куполе появлялись свечи. Больше монет - больше огня, жарче купол, теплее греющимся. Всё просто, математика начальной школы. В народе жителей куполов называли грелями. Хотя чаще о них всё же не говорили - эта часть жизни считалась слишком интимной, чтоб обсуждать её в столовой во время обеденного перерыва.

Наркоконтроль долго и настойчиво пытался внести грелей в свой список запретов. Мол, какая от них польза, кроме вреда? Только монетки выклянчивают, да эффект отмены у некоторых просто чудовищный. Потухнет какой особо яркий - у врачей работы на три смены без праздников. Но именно врачи и отстояли законность чудаков. От лекарств, говорили, внутренности тухнут, а от этих и причитатели себя смирно ведут, и спокойным жителям полезно - для профилактики. Только дозировать нужно тщательно. Не перегревать, не обжигать. Температуру контролировать размером купола - проще простого. Как в поговорке о двух зайцах. Или двух стульях. Только с хорошим концом. Чем больше купол контролируемого греля - тем больше жителей могут приложить к нему душу. Тем больше монеток они ему принесут, тем ярче он огонь у себя за стеклом разожжет. Тем вернее хватит этого огня на огромный купол. Массы, однако, нуждаются в тепле. Только следить нужно, следить. Чтоб не особо жгли. А как надоест массам - так и перегорит сам, без монет затухнет. Закон спроса и предложения, спасибо, работает где угодно.

Случай оказался для бюрократической машины беспрецедентным, потому что сказанное было сделано. На главной площади каждого города мира появилось по огромному стеклянному куполу. Под них чиновники собрали всех выдающихся грелей современности. Кто-то пошел добровольно и с радостью, кого-то пришлось заманивать хитростью, некоторых - угрозами, самые же ретивые (и самые горячие, как обычно), отказались наотрез. Однако, эффект всё равно был достигнут - вокруг куполов теперь могли разместиться все желающие. Вечер тяжелого трудового дня каждого жителя мира с тех пор оказался связан с этой тёплой зоной. Были открыты кафе и парки аттракционов. Именно у купола теперь проводили все массовые мероприятия, и жизнь в мире, казалось, стала намного лучше. Ведь что плохого в тепле? Пусть дозированном, строго контролируемом специальными службами с очень точными термометрами, но - тепле.

Время шло, шло, и ушло так далеко, что все забыли, зачем были созданы купола. В мире менялись правители, и каждый понимал, что радость народа, его удовлетворённость жизнью, а вместе с тем и властью, напрямую связана с их температурой и площадью. Больший купол мог обогреть больше душ, и потому их достраивали и достраивали.

В конце концов, купола разрослись до таких размеров, что стали занимать чуть ли не половину всей площади городов. Теперь в отвоёванном ими у ветра клочке пространства люди не только отдыхали, но и жили – построили дома, болтали мило на лавочках с соседями. Только рабочие кварталы оставались вдали от куполов. Более того – присутствие грелей на территории труда было категорически запрещено. Стоило одному появиться в поле зрения – и сроки поставок сдвигались сами собой, в счета и договоры ошибки ползли, как тараканы под холодильник, а оборудование выходило из строя. Чудеса. Но да мы уже вспоминали о нелогичностях.

Зато очень ярко  проявила себя в те времена одна полная логики закономерность. Грелей стало мало. Нет, из-под купола они никуда не делись. В какой-то момент учёные даже престали вести учёт – кто ещё горит, кто уже потух, сколько активных грелей сейчас заботится о куполе, кто из них насколько эффективен. Единственным, чем интересовались  власти, была температура. И если она вдруг начинала снижаться… Если она падала хоть на десятую долю градуса, начинался набор. Снова - и добровольно, и уговорами, и угрозами, под купол зазывали всё новых и новых грелей. Со временем оценку деятельности правительства стали проводить исключительно по тому, насколько успешно оно справлялось с задачей поиска и перемещения к месту назначения (так и писали в агитлистовках) новых грелей. И, конечно, каждый правитель стремился растопить свой купол как можно жарче, чтоб продержаться на вершине власти как можно дольше.

И всё было бы тихо да гладко, если бы не одно «но». Грели рождались реже, чем обычные люди. Намного, намного реже. В какой-то момент они просто… закончились. Точнее, закончились те, кого можно было уговорить работать добровольно. А жажда власти-то осталась. Она вообще, скорее всего, является одной из немногих общих для всех существующих миров нелогичностью – бьёт из какого-то невидимого бездонного источника плотным потоком, и только успевай вычерпывать - потопит ведь. И именно она обычно смывает грань между добром и злом, между человечностью и откровенной жестокостью.
Так случилось и в этот раз. Стоит ли рассказывать подробно, как именно располагающие армиями правители излавливали ни в какую не поддающиеся уговорам горячие головы, чтоб заключить их под купол? В этой истории не будет ничего нового. Да и красивого, впрочем, тоже ничего. Чей-то огонь в процессе угасал, но всё же чаще сила побеждала, и купола грели всё жарче.

Однако, и охота продолжалась не долго. Большинство, всё ещё называющее грелей лоботрясами, было теперь так напугано ежедневными (специально заниженными) сводками об изменении температуры в куполах, что для желающих продолжать жечь свой собственный, отдельный ото всех огонь, просто не осталось ни одного безопасного уголка.

Как за каждым вдохом следует выдох, каждый низкий поступок в любом из миров становится камнем в дороге, по которой к вершине власти гордой поступью восходит самый жестокий из людей. В одну руку взяв бразды правления городом в центре мира, другой он тут же поднял над головой меч. В тусклом свете  настольных ламп ночных кабинетов этот меч переливался всеми оттенками лжи, как оружие древности сверкало сталью.   Разразилась война. В ней почти не было битв и сражений. Подлых похищений, хитрых сделок, громких лозунгов и, соответственно,  бесчестно сломанных обещаний  - сколько угодно, конечно. Но в мире однажды размытых границ такие мелочи никто не успел счесть военными действиями до того момента, как (оп-па!) оказалось, что все уже живут вокруг единственного огромного (на самом деле большого, просто неописуемо гигантского) купола, под которым собраны вообще все когда-либо рождённые грели. Распахнув глаза, жители огляделись, удивились и ... смирились. Разомлевшие в невиданном ранее тепле, они с готовностью повторяли за агитаторами все существующие синонимы слова "Единство". Ну, хорошее ведь слово, чего б не повторять? Жестокого правителя некому было остановить, и купол грел всё жарче и жарче.

Только... Шшиу-шши... Ветер никуда не делся. Он всё так же пронизывал и выдувал жар изо всего, что было за пределами искусственной тёплой зоны. Что обычно происходит на границе жара  и холода? Что случается со стаканом, в который нальют кипяток? Мир треснул. Это стало видно не сразу - работа, развлечения, работа, развлечения... Где там уследить за мелочами? В начале осыпалась отделка с верхних этажей зданий на границе тепла и холода, после - сами здания стали крошиться, как пересохшие песчаные замки. Шшиу-шши... Никому не было дела. Когда же асфальт под ногами жителей мира пошел трещинами, началась паника. Было, в общем-то,  не ясно, куда бежать - рушилось абсолютно всё вокруг. Самые расторопные жители нашли выход - они забрались на купол, который был неподвластен всеобщей коррозии и облепили его так плотно, что не было видно, что твориться внутри.

А внутри был совет. Удивительное дело для находящихся на разных гранях одного бесценного кристалла, а потому никогда не пересекающихся во взглядах жителей купола. Но в этот раз – ни тебе пылких речей, ни  жарких отповедей.  Тихая решимость и максимально трезвая оценка сил. Бесполезные грели-лоботрясы кричали о войне с «без пяти начало»: рявкали их гитары, выли скрипки, бубны лязгали почти зло бессильными своими зубами. Тексты (сопливые от проглоченных слёз) не стоили прочтения, но декламировались авторами навзрыд, до сорванных связок.   Холсты превратились тогда  в транспаранты. Чёрно-белые, мать их, транспаранты, где буквами (крупными!) простых всем знакомых слов  была написана правда. "Авангард" - улыбались с той стороны стекла.

После поражения (общего: эти не докричались, те не проснулись – всё, конец) часы бессовестно продолжали тикать, сердца – стучать, огонь – гореть. В их руках никогда не было особой мощи - зачем? Зато нашелся повод (один единственный) поблагодарить самого жестокого из людей – рук было действительно много. Гитары, блокноты и этюдники были аккуратно сложены в безопасных местах, а державшие их миг назад ладони заняли своё место на периметре купола. «На «три» ,- шепотом (зачем кричать, если до соседа локтем достанешь?), - Раз… Два…»
Первых людей пришлось затаскивать почти за шиворот – напуганные, они не разбирали слов приглашения. После способные ещё ходить ринулись под купол толпой, едва не сбивая с ног грелей, что держали его на вытянутых руках. Ещё чуть позже смельчаки, решившиеся на вылазки, на плечах занесли тех, кто не мог добраться сам.

- Но как же? Горение, давление, дыхание… Кислород же им помпами качали, да? Помочь некому – почему мы ещё дышим?  Да как мы все вообще сюда влезли? – доносилось из толпы прибывших. Люди вертели головами, шарили взглядом по зелёным склонам холмов и проклинали учителей физики и геометрии – бессовестные лгуны с детства морочили им головы законами своих бесполезных наук, половина из которые были сейчас нарушены.  Грели же торопливо раскладывали новые и новые костры, не обращая на удивление новичков никакого внимания. Сохранить тепло, не пустить ветер в души –  цель их жизни.  Всё остальное – несущественные подробности.
Они катастрофически не успевали – за время вынужденного проветривания купол успел порядком остыть, многие огни погасли. К тому же гости принесли за пазухами лёд, и свечи стали коптить, а дрова как будто отсырели. За пределами купола мир продолжал крошиться, превращаясь в пылевую взвесь, такую мелкую, что ... Шшиу-шши... ветерок, казалось, обрёл над ней власть. А, может, это души погибших людей смешались с пылью, и так дали ему силы повелевать её движением.  Серая масса, окружающая теперь купол, перемещалась и дышала, как живая, а свет внутри становился всё тусклее и тусклее.

Погибни мир в этот момент - законы логики были бы соблюдены. "Жизнь продолжается, пока силы есть", "Жизнь заканчивается, когда сил нет". Третьего не дано. Слава создателю всех миров, этот закон не работает в отношении будущего.
Первыми дрова взяли в руки смельчаки, что едва отдышались после вылазок за раненными и слабыми. Грели, опасаясь рисковать, отгоняли их от костров сколько могли, но за всеми-то не уследишь. А огонь, конечно, не обманешь. Выворачивать душу наизнанку, чтоб держать купол, могли только грели. Но поддерживать пламя, оказалось, мог любой из людей - достаточно было наплевать на опасность обжечься.
Оставив костры и свечи в надёжных руках, грели бросились к своим инструментам. Не сговариваясь, все они завели один и тот же мотив. Кто играл, кто пел, кто отчаянно фальшивил, но всё равно вкладывал всего себя в звуки нежной мелодии, какую могло бы напевать солнце на рассвете. С каждым куплетом, каждым тактом, каждым звуком огни набирали силы - купол на глазах становился крепче. Песню подхватили новые жители стеклянного убежища - уже не для дела, а потому что молчать оказалось невозможно. Один за другим присоединялись они к первому исполнению гимна новой эпохи, и как только молчавший до последнего ворчливый обычно старичок пробормотал слова припева, случилось то, что после в историками справедливо было названо  главным чудом  того дня.

Зацвели вишни.

Шшиу-ши... Шшиу... Эти звуки стали теперь только воспоминанием. Страшной сказкой, которую бородатый странник рассказывает детворе приютившей его на этот вечер семьи, сидя у камина. Точнее, сам ветер-то, говорили учёные, наверняка остался, просто шуршать ему было больше негде. Всё те же учёные выдвигали теории. Мол, со временем пыль разрушенного мира снова уплотнится, снова появится пригодная для хождения твердь. И живущие под куполом, наверняка придумают, как использовать её себе на пользу. Жить там, снаружи, конечно, больше никому в голову не придет. Повзрослевшие душой люди новой эпохи ценили тепло своих сердец выше любой призрачной выгоды, которую могла бы принести возрожденная из пыли земля. Хотя... История - самая жестокая из наук. В ней нет ни одной абсолютной истины, есть только приблизительные зарисовки событий с какой-либо очень субъективной точки зрения, да и те всё блекнут и блекнут со временем. Может... нет, скорее всего, через много-много лет бездонный источник жажды власти снова переполнит чашу благоразумия и разольётся по миру следующей бесполезной войной. Вот только горячие-то головы и храбрые сердца рождаются из года в год вовсе не для того, чтоб баламутить тихие воды устроенного быта, как кажется в мирные времена, а для того, чтоб в дни, когда внезапно усилившееся течение времени сбивает жизнь с ног, миру было на кого опереться.