Я не помню, где и как мы познакомились, но меня сразу поразили его глаза. Эти глубокие карие глаза… Звали его Ахилл. Странное имя… Он был мулат со смуглой кожей и длинными чёрными волосами. Ахилл был красив какой-то первобытной дикостью, но в то же время наивной детской нежностью. Сильный, мужественный ребёнок…
Тем незабываемым летом мы отдыхали с подругой в небольшом городке М., снимали скромный, слегка мрачноватый домик, который находился как бы в стороне от городских построек. Вся его прелесть заключалась в том, что от него до океана было не больше десяти минут ходьбы, и мы с Кэт любили сидеть по вечерам на опустевшем пляже, мечтать, разговаривать о жизни, глядя на бесконечное темнеющее покрывало воды.
Почему я не помню знакомства с Ахиллом? Может потому, что мне казалось, мы знакомы всю жизнь? Кэт он не нравился. Она находила его странным, подозрительным, даже ненормальным и никогда не ходила с нами к океану.
Мы сидели у воды до ночи, до тех пор, пока луна не начинала сиять в полную силу. Он рассказывал много и подолгу. Так задумчиво и таинственно, завораживая своим мелодичным голосом, касаясь моих самых глубоких, самых несбыточных желаний. Кэт не верила, что между нами нет никаких более близких отношений, и постоянно смеялась надо мной и говорила: «Зачем тебе этот Тарзан из джунглей? Подари ему хоть рубашку что ли… И что только может вас объединять?!». Ахилл и правда ходил в одних только старых коричневых штанах, без рубашки и обувался только если шёл в город, но он не был грязным, неопрятным, даже напротив – излучал тепло и свежесть.
Он был для меня чем-то фантастическим, неземным. Первые слова, услышанные мною от него, были: «Девушка, вы грустны, хоть ваши глаза и смеются. Посмотрите на облака, сияющие в лучах солнца, - они похожи на вас». С тех пор он каждый вечер рассказывал мне о том, как коротка жизнь, учил слушать голоса окружающей природы, видеть в самых обыденных, привычных вещах красоту и гармонию. Сейчас я понимаю, что именно Ахилл сделал меня такой – постоянно летающей где-то. Я стала лучше с тех пор, как поняла, почему идёт дождь.
***
Как-то на закате я как всегда пошла к океану. Кэт заболела, а Ахилл ни разу не позвонил за весь день, и мне было почему-то грустно.
Я ещё издали увидела его. Он сидел на песке, и силуэт казался совсем чёрным на фоне алеющего неба и садящегося, остывающего солнца. Я какое-то время любовалась этой одинокой фигурой, а затем, очнувшись от оцепенения, начала спускаться к воде, скользя на песчаных холмиках. Подойдя, я села с ним рядом и спросила:
- Почему ты не позвонил?
Он ответил, не поворачивая головы и продолжая задумчиво смотреть вдаль:
- Потому что сегодня будет дождь.
Я невольно взглянула на небо. Ни облачка. Мне стало досадно, что он придумывает такие глупые отговорки.
- Откуда взяться дождю? И при чём тут вообще это…
Тут Ахилл резко поднёс палец к губам и зашептал:
- Тихо. Ты слышишь?
- Что?
- Океан… Он поёт.
Я изо всех сил напрягла свой слух в надежде что-либо услышать, но безуспешно и, уже раздражённо, проворчала:
- Ничего я не слышу. Извини, но океан не может петь. Он не живой. Неодушевлённый.
- Ошибаешься. – Ахилл повернулся ко мне. – Всё имеет свою душу: океан, камни, каждая частица воздуха. Такую, какую имеем я и ты.
- Это неестественно.
- Люди склонны избегать и отнекиваться от того, чего не могут понять. Они либо боятся этого, либо ненавидят, но не пытаются постичь. Предпочитают не верить в жизнь после смерти, боясь призраков, наказания за то, как гнусно потратили своё время. Когда человек умирает, он становится частью всего. Может, станет птицей, цветком, лучом солнца, бликом на воде… Или, если не заслужил этого, станет песчинкой, как эти, - он загорнул в ладонь песок и дунул на неё. Песчинки разлетелись и заискрились в медных лучах. – Поэтому их так много – целые пустыни. Люди живут в неведении, во лжи, в злости. Зачем? Ведь это так просто – полюбить весь мир.
Я смотрела, как ветер трогает пушистый локон у него на виске, как резко очерчен его красивый профиль, и вдруг подумала, что этот человек не может быть не прав. Взяв в руку тёплый песок, я наблюдала, как он быстро течёт между разомкнутыми пальцами. «Как время», - пронеслось в голове.
- А чем стану я? – Неожиданно для самой себя задала я вопрос.
- Ты… Думаю, морской пеной. Ты воздушная, но земная. Быть с океаном – для тебя.
- А ты?
- Я стану дождём.
Тут он почему-то засуетился и быстро встал.
- Пойдём, провожу, - сказал Ахилл, стряхивая с одежды назойливые песчинки.
Я пожала плечами и молча кивнула. Всю дорогу мы не проронили ни слова. Лишь у дверей он улыбнулся уголками губ и поднял руку, прощаясь. Я осталась в полной растерянности, какая-то смятая и пристыженная. Зайдя в дом, я взяла книгу, села в кресло и стала читать. В соседней комнате Кэт смотрела телевизор, сопровождая происходящее на экране своими репликами. На кухне кипел забытый чайник, тикали часы на стене, что-то шуршало, поскрипывало, постукивало… Комната наполнилась звуками, каких раньше не было. Или я их не замечала? Забыв о книге, я закрыла глаза, стала слушать и не заметила, как уснула.
***
Проснувшись от боли в затёкших ногах, я услышала раскаты грома и вой беснующегося ветра. Кэт, видимо, спала. Я встала, нажала на выключатель, но света не было. Только непроглядная тьма, разрываемая вспышками молний. За окном творилось что-то невообразимое. Казалось, ветер сейчас сорвёт крышу с этого несчастного домика и я увижу над собой свинцовые, бешено летящие тучи, готовые обрушиться на меня и раздавить. Парализованная страхом, я сидела, широко распахнув глаза в пульсирующую редким светом темноту.
Внезапно в этом хаосе звуков мне послышался голос; крик, знакомый и далёкий. Я рванулась к двери, накинула плащ и выскочила в ночь. Не знаю, что за неведомая сила заставила меня сделать это, но внутри всё бушевало подобно это стихии. Хотелось куда-то бежать, что-то сделать, кому-то помочь… Ветер срывал с меня плащ, обдавал холодом, кидая в лицо колючие ледяные капли. Дрожа и приглаживая пальцами непослушные волосы, летящие по ветру, я сделала несколько неуверенных шагов и остановилась. Вдруг я услышала голос Кэт:
- Ты с ума сошла? Зайди в дом! Куда ты идёшь в такую погоду? Опять твой Тарзан со своими бреднями!
Я обернулась. Кэт стояла в дверях съёжившись, босиком, в коротеньком шёлковом халате, держа в руках невесть откуда взявшуюся старую керосиновую лампу. Волосы метались у неё по плечам, как золотая паутина, бросались в недовольное лицо. И они и еле державшийся на тонком теле под порывами ветра халат были, казалось, сотканы из одной материи, лёгкой и ничего не стоящей.
- Ты зайди, – крикнула я и побежала к океану.
Мне казалось, что природа бьётся в какой-то страшной агонии, что её швыряет, выворачивает наизнанку, выгибает в немыслимых судорогах. Я двигалась так быстро, как только могла. Ни одной живой души, ни одного светлого окна. Город словно умер.
Я добежала до побережья, разулась и уже шагом, задыхаясь, пошла к воде, чувствуя, как между пальцами ног проскальзывает холодный влажный песок. Океан в порывах ярости бросался далеко на берег; здесь было во много раз холоднее, чем на улицах города.
Снова этот голос! Или показалось? Я вся напряглась. Внутри что-то дрожало и царапалось, будто связанная кошка.
Неподалёку, метрах в пятидесяти от меня, начиналась каменистая возвышенность. Она поднималась над океаном и над городом, лежащим в низине. С обрыва, выступающего далеко над водой, можно было, казалось, увидеть, что творится за горизонтом. Почти в отчаянии я топталась на месте и оглядывалась, но стоило моему взгляду упасть на вершину обрыва, как я остолбенела: в свете молний отчётливо была видна человеческая фигура, стоящая на самом его краю, над бушующей водой. Я снова побежала. Быстрее и быстрее. И чем ближе становился обрыв, тем больше всё холодело внутри.
- Ахилл! – я закричала что было сил, не понимая, что он просто не может меня услышать в этом адском шуме. – Ахилл! Что ты делаешь?! Ахилл!
Но он не слышал. Просто стоял, словно изваяние древнего героя, гордо вскинув голову, глядя далеко за пределы человеческого взгляда. А я… Я стояла, чувствуя себя жалкой, глупой и безнадёжно маленькой. И было непонятно, для чего я здесь и что происходит. Казалось, это не со мной, это не я – мокрая, замёрзшая, примчавшаяся по велению… чего? На пустынный пляж ночью, в такую погоду, когда впору замуровать в доме все окна и двери.
Взглянув снова на Ахилла, я увидела, что он отошёл от обрыва метров на пятьдесят. Мне хотелось скорее поговорить с ним, узнать, почему мы здесь. Я ждала, что он вот-вот спустится вниз, на пляж, и всё будет решено.
Но внезапно случилось что-то… Всё вокруг взревело, меня едва не снесло взвившимся ветром, обдало солёными брызгами. Не в силах больше сопротивляться обезумевшей стихии, я упала на колени в липкий песок.
…Ахилл разбежался и прыгнул. Я не видела, как он упал, но видела, как летел. Я запомнила это так, словно секунда длилась много часов: он опускался подобно птице, раскрыв в полёте руки, и ветер развевал его волосы, окутывал эту дикую, первозданную красоту.
Ахилл упал в океан.
Я то ли закричала, то ли просто беззвучно сжимала и разжимала губы… Потом подскочила, побежала к воде, кидалась в ледяные волны, но они выталкивали меня на берег, словно говоря, что я не имею права вторгаться в их бескрайний храм, что мне нельзя, не нужно быть там.
Помочь, спасти, воскресить, пойти следом… Я не могла сделать ничего, я… Что это – «я»? Я никто. Осознать это в ту ночь было правильно и так вовремя.
Ветер начал стихать, и океан успокаиваться. Опустившись на песок у самой воды, я смотрела, как воздушная пена уносит с берега его крохотные частицы. Всё моё существо заполнила апатичная пустота. Такая, какая приходит в моменты, когда понимаешь, что всё кончено и от тебя ничего не зависит. Я взглянула на небо: начинало светать. Вместе с ночью уходили тяжёлые тучи, но этот рассвет был будто обречён на то, чтобы наступить – так нехотя и тяжко наливалась светом тоненькая полоска у горизонта.
И тут пошёл дождь. Тихий, тёплый. Он падал на мою кожу, на воду, на песок. Впитывался, растворялся, стекал и сочился, пробуждая, успокаивая…
И стало так легко. И мы снова были вместе. Я легла на мокрый песок и слушала, как он рассказывает мне о том, что всё имеет душу; что я тоже окончу свой путь и превращусь в лёгкую пену. Так было всегда. Смерти нет. Есть только вечное единство понимающих друг друга душ.
***
Кэт собрала наши вещи. Назавтра мы уезжали домой.
У Ахилла не было родных, и я в последний раз пришла сегодня бросить цветы в океан, ставший могилой этому неземному существу. Я не страдала. Будет ещё много встреч. Много дождей.
…Да, утром мы уезжали, а сейчас половина девятого вечера, пятница, двадцать второе августа.
Больше я никогда не бывала в тех местах.
(2001 г.)