Что родилось раньше: ложь или слово? Если верить первоисточникам - слово. А ежели первое слово было ложью? Без веры вопрос неразрешимый. С возникновением разговорной речи возникла у человека и способность лгать. Развитие цивилизации совершенствовало способы вранья и помогало расцветать им в своем совершенстве. Не будем классифицировать и рассматривать все способы лжи, нам достаточно одного самого простого. Недаром говорят - простота хуже воровства.
Лучшая метода скрыть правду - дать односложный ответ без всякого словоблудия и исхищрения. Этот путь хорош еще и тем, что по логике ответ не будет ложью. На прямо поставленный вопрос дается прямой ответ. В этом вся его простота.
Хороша клюква поздней северной осенью. Лежит россыпью на зеленом мху, заморозками тронутая, манит к себе ядреной кислинкой и чистотой первозданной, удивляет - и на гиблых местах земля-матушка порадовать человека и зверя может.
Галина и Юра Ахмадзины за клюквой на бескрайние Комсомольские болота подались. По небу облака свинцовые с проседью, северным ветром гонимые, несутся, изредка снежинки легкие пролетают, вот вот клюква под снег уйдет. На болотах в будний день никого не видать, пустынно, лишь торчит брошенная буровая вышка, ушла бригада, работу выполнив. К вышке дорога идет, где машину оставили.
На сфагновых болотах нужно поближе к островкам маленьким с худосочными березками и кустарником жидким держаться: и клюква вокруг них хороша и безопаснее. Ходят Юра с Галиной от колка к колку, а из такого островка болотного щенок выскочил и к ногам ластится, дрожит на ветру, озяб без мамки, мелкий совсем. По всему видно - лаечка. Откуда взялся, как от мамки отбился? Ни души кругом. Достали бутерброды, сами поели и щенка покормили.
День клонится к вечеру, руки на ветру зазябли, клюквы вдоволь набрали, пошли к буровой. Лайчонок рядышком бежит, не отстает. Подошли к машине, решают, что делать. Жалко малыша в безлюдье оставлять, пропадет. Взяла Галина щенка на руки и домой поехали.
Дома хозяев овчарка здоровенная дожидается, потому и были сомнения - как встретит? Дик встретил не агрессивно, но настороженно. Малому все по барабану, обследует новую большую и теплую конуру, играется, а Дик по пятам ходит, дружелюбия не проявляет и глазом косит. А как лайчонок в его чашки суется, так и вовсе рычит неодобрительно. Подумали новые хозяева: стерпится - слюбится. Не тут то было. Видит Дик заботу и ласку, к щенку проявляемую, изводится ревностью. Забеспокоились Юра с Галиной, глядя на муки овчаркины, как бы чего дурного не случилось, позвонили Костантинычу и попросили лайчонка в хорошие руки пристроить.
Константиныч рыбак, но охотников знакомых у него хватает. Подумал и в первую очередь Владимиру Ивановичу Фисенко позвонил:
- Иваныч, тебе щенка лаечку не надо?
- Не помешало бы. Откуда он у тебя?
- У меня его нет, его друзья на болоте нашли, но если нужен - подгоню.
- Хорошо, договорились, будет на фактории жить.
- Ты где, на фактории?
- Да нет, я здесь в городе, по делам приехал.
- Так я его сейчас заберу и тебе привезу.
- Добро, жду звонка.
Забрал Константиныч лаечку от добрых хозяев, злого и ревнивого Дика, разыскал в городе Фисенко и уехал щенок на факторию.
Фактория "Карнат" стоит на высоком берегу реки Айваседопур, буквально - река ненецкого рода Айваседо. Местные жители, населяющие ее берега и притоки носят в паспорте одну фамилию - Айваседо, вот только прописка разная: кто прописан в Харампурской тундре, кто в тайге. И до такого додумались советско-российские чиновники, хотя, если хорошо подумать - тайга и тундра и есть родной дом для ненца.
Ежели вы обратитесь к справочникам или к всё знающей Википедии, то узнаете, что факторией на территории России назывались торговые конторы, образованные в отдаленных регионах, для обмена мехов и других местных продуктов на промышленные товары, а также обнаружите, что о факториях говорится в прошедшем времени. Когда-то было и благополучно закончилось. Не верьте Википедии, она не знает, что как на начальном этапе становления советского государства существовала форма торговых отношений с аборигенами через факторию, так и на начальном этапе современной России этот реликт возник вновь и вовсе не от хорошей жизни.
Все хорошо знают памятные события декабря 1991 года в Беловежской Пуще, положившие окончательный развал "союза нерушимого республик свободных". Но чрезвычайно малому количеству наших граждан известно, что в эти же самые дни была создана российско-американская компания "Геойлбент" по добыче нефти на Ямале. Довольно не привычное для российского слуха название расшифровывается просто.
Ге - то славные наши геологи, внесшие в общую копилку разведочные скважины и геологические данные по нефтеносным площадям, месторождениям и лицензионным участкам.
Ойл - это нефтяники, дорогами, оборудованием и первыми эксплуатационными скважинами свою долю обеспечившие.
Бент - сокращение от фамилии американского калифорнийского миллионера мистера Алекса Бентона из Санта-Барбары, к бесконечному телесериалу не имеющего никакого отношения, а корни которого прослеживаются в российской стороне, потому как дед его проживал в Одессе в начале двадцатого века и, имея несколько иную фамилию, держал лавку на Малой Арнаутской и торговал контрабандной мануфактурой. Бентон внес в общую долю самое главное - настоящие американские рубли.
Эмблему компании, силуэт северного оленя над ненецким орнаментом, художник Виктор Чижиков разработал. Все знают Медвежонка Мишу - официальный талисман Московской Олимпиады. Смотревшие на стадионе и по телевизору закрытие Олимпиады люди плакали, когда Медвежонок Миша под музыку и слова "До свиданья, наш ласковый Миша..." улетал в небо. Медвежонок Миша - тоже творение Виктора Чижикова.
С советскими изысканиями, российским оборудованием, американскими рублями и европейскими займами пошли дела у компании в гору, стало не только себе хватать, но и мысли о благотворительности возникли.
Лихие 90-е памятны всем. С развалом великого и нерушимого Союза бывший советский народ начал стремительно нищать. Поманило советское государство граждан в светлое коммунистическое будущее, где от каждого по способностям, каждому по потребностям, и бросило в мутные воды дикого капитализма, где поманившие и перекрасившиеся три шкуры стали сдирать с веривших и обманутых.
Партийные бонзы, активные комсомольцы, бандиты и прочие мошенники народное достояние в свою собственность превратили, а простые люди кто куда подались. Ученые на старых Жигулях по вокзалам и улицам городов "бомбить"; офицеры и менты в невесть откуда расплодившиеся службы безопасности, охранять тех, кто эту самую опасность бандитского произвола и создал; преподавательницы научного коммунизма в гувернантки к детям олигархов и бизнесменов рассказывать им об их светлом будущем безо всякого коммунизма; а кому податься некуда, те в нищие и в бомжи определились.
У малочисленных народов Крайнего Севера выбор невелик - или из тундры в тайгу, или из тайги в тундру, нет других вариантов. В свое время советская власть обобществила непарнокопытную скотину с ветвистыми рогами в колхозную собственность, загнала аборигенов в совхозы, артели и бригады - работай ни о чем не думая. А на заре новой российской истории власти отвернулись от таежных и тундровых народов, те и вернулись к первобытно-общинному строю, кормятся тем, что тундра, тайга, болото и река дают. Детей в школы интернаты отдавать перестали, не грамоте учиться надо, а науке выживания на безлюдных и необъятных просторах Крайнего Севера. Лодки моторные на прикол встали - ни бензина ни запчастей к движкам, Бураны давно из строя вышли, брезент на чумах прохудился. Одна надежда на оленя. Олешка скотинка умная, заметет снегом следы, сгладит ветер санный путь, а он под снегом чует дорогу и за десятки километров доставит в стойбище к теплому чуму храпящего в нартах хозяина. Это зимой. А летом как быть?
Вот и задумались российско-американские нефтяники из компании "Геойлбент", видя бессилие властей, как ненца из нужды беспросветной вытащить. Пришла на ум поговорка: новое - хорошо забытое старое.
У американцев опыт есть - черный четверг 1929 года, который разразился кризисом и последовавшей за ним Великой депрессией, потрясшей всю страну. На одних только общественных работах по строительству каналов, дорог и мостов было занято четыре миллиона безработных.
У российской стороны опыта тоже не занимать. Вспомнили ликвидированные на заре советской власти фактории. А если с этой стороны подступиться? Каждому по миске похлебки и куску хлеба выделить - дело не хитрое. А ежели человеку работу дать, чтобы он сам себя обеспечивал? Решили без денег обойтись, все на натуральный обмен поставить, а деньги только как мерило произведенного труда и стоимости продукта. На каждый вид рыбы, ягоды, на оленину твердые цены установили, на сколько сдал, столько и в лицевой счет запишется. Отоварился на фактории брезентом, макаронами и солью - столько со счета и спишется. Остаток копится на большие дорогие вещи. Другая жизнь у малого народа пошла.
Ненцы не лентяи, но как они зажили после развала колхозов и совхозов? Приедет к ним бизнесмен и хоть ты ему тонну рыбы ценной: щекура, муксуна или нельму сдай, хоть две тонны оленины, все одно - утром с похмелья обнаружит ненец больную голову, пачку чая, килограмм сахара и коробок спичек за деликатесы, которые в Москве несметные деньги стоить будут. Барыги за краденый товар дают больше, чем современный коммерсант за честный труд аборигена.
Вот так и родилась фактория "Карнат", начальником на которой поставлен Владимир Иванович Фисенко, бывший вертолетчик, в поисках хлеба насущного нашедший эту работу. Фактория не коммерческое предприятие, работает по принципу: за что купил - за то продал, а все затраты - мой убыток, потому и благотворительность.
Иваныч всё больше при фактории живёт, до дома и семьи далековато ему добираться. Дел по горло: круглый год рыбу принимает, осенью ягоду, зимой оленину. Всё основано на натуральном обмене, простые товарные отношения. На факторию идёт то, что тайга, тундра и река дает. В обратном направлении блага цивилизации: бытовые мелочи, продукты, сети, брезент на чумы и, конечно, "Бураны", лодки и движки к ним.
На этой фактории и оказался найденыш - щенок лаечка. Имя получил от бывшего вертолетчика Фисенко - Пилот. За зиму вырос, в ладного молодого пса превратился, хоть сейчас на охоту иди. Лайку охотничьему делу учить - только портить, у нее все в генах сидит.
В конце мая пришла весна, поломали мутные воды истончившийся на солнце ледовый панцирь, унесли ноздреватые ледяные глыбы в Тазовскую губу, вырвали с корнем кедры и лиственницы, над обрывами нависающие. Отшумели вешние ветра над реками и озерами, шалые воды на убыль пошли, открылись летние водные пути, с большими уловами ненцы к фактории потянулись. Внизу под горой причал для лодок оборудован, от него вверх железными маршами лестница взбегает, а рядом транспортёр на рельсах тянется - не надо мешки тяжелые на горбу таскать.
Дел у начальника не только на фактории, но и в городе хватает. Вернулся Владимир Иванович из очередной поездки, а Пилота на фактории нет. Дело обычное - молодая лайка в тайгу наверняка подалась белку с бурундуком и разного другого зверя гонять. Но ни на следующий, ни в другие дни Пилот не объявился. Спросил у приемщика, кто из ненцев в его отсутствие приезжал. Оказалось, что был только один Коля Айваседо, с Чебачки рыбу привез.
Дождался Иваныч Колю Айваседо, взял за грудки, пошто, говорит, ты мою собаку спёр. А тот твердо в глаза смотрит, не брал я, отвечает, и всё тут. Не поверил Фисенко Коле, но отступился: не пойман - не вор.
Ушли лето и осень, сковало зимой льдом реки и озера, наладились по ним дороги в дальние стойбища. Отправился Владимир Иванович в объезд по чумам, завернул и на Чебачку к Коле. Свора собак вокруг чума бегает и вдруг одна с радостным лаем к Иванычу понеслась. И думать не надо, кто такой. Подбежал Пилот к Иванычу, в ноги ткнулся, визжит, а сам глазом косит на свору свою. Увидел какие-то непонятки и рванул порядок наводить, иерархию свою отстаивать. А из чума тем временем хозяин к гостю выходит. Начальник сразу же его в оборот и берет:
- Что же ты, Коля, летом мне соврал, спёр ты мою лайку. Вон Пилот бегает.
Посмотрел Коля на него простодушно, никаких эмоций на лице не отражается.
- Владимир Иваныч, ты спросил: брал ли я Пилота? Так?
- Так.
- Я тебе ответил: не брал. Так?
- Так.
- А теперь спроси меня: почему Пилот вокруг чума бегает?
- Ну и почему он у тебя бегает?
- Он сам ко мне в лодку запрыгнул!
Постоял Фисенко, подумал малость, и говорит:
- А давай ка, Коля, поступим мы, как Джек Лондон рассказывал. Посмотрим, в чью лодку Пилот запрыгнет.
- Давай, Владимир Иваныч, - соглашается ненец и ту же спрашивает: - А Джек американец?
- Еще какой американец! Всю Аляску пешком прошел!
Видел Коля американцев на фактории, но который из них Джек - не запомнил.
- Я сейчас пойду, а ты молча стой, на Пилота не смотри и ничего не говори, - продолжил Фисенко, глянув только, как лайка его со сворой возится.
Не торопясь пошел начальник фактории к вездеходу, но голову поворачивает, на ненца смотрит, чтобы не сжульничал. Коля стоит, не шелохнется, только рукавицы, тесемками кожаными к рукавам малицы пришитые, на ветру болтаются.
Уже на подходе к вездеходу догнал Иваныча Пилот, рядом пошел, повизгивает жалобно. Не смотрит на него бывший хозяин, в вездеход забирается, а дверь открытой оставляет. Поскулил Пилот и к чуму понесся, к своре своей - сделал выбор.
Уехал вездеход, пыль снежную вздымая, один Коля у чума остался, думку думает: - "Хороший, видать, человек этот Джек Лондон, раз начальнику подсказал собаку мне оставить. И среди американцев люди добрые бывают. Надо ему шкуру лисью подарить, чтобы жене на пальто воротник новый справил".
Так и остался Пилот жить простой и незатейливой жизнью ненецкой собаки.