(предыдущее: http://www.proza.ru/2016/02/03/1090)
Ву сел и потряс головой. Вокруг было светло и очень тихо. Птицы не пели. За всё время пребывания здесь он не услышал ни одну… «Так не бывает, - подумал мальчик, привыкший к щебету и болтовне крылатых, понимавший их язык, - Неужели мне всё приснилось? Но тогда с какого момента? С великана или раньше?..»
Он поднялся, отряхнул одежду и мешок, опустил ворот. Бросил взгляд в одну сторону. Там ещё была ночь. Но по другую солнце только садилось. Ву ущипнул себя. Он не спал. «Что же мне теперь делать? Всеблагой, где Ты? Я стал тебе не нужен?»
И словно в ответ услышал вдалеке начальные звуки того небесного хора, что принял за пение ангелов. Он пошёл на Музыку. Однако, сколько ни шёл, хор не звучал громче. Тогда Ву попробовал свернуть. Хор стал стихать. Значит, он указывал путь!
Мальчик двигался за волшебством долго, пока не вышел в места, похожие на пустыню, о которой слышал от Дедушки Свята. Белый песок под ногами, слева – садившееся солнце, справа – встававшее другое… Воздух обжигал и ни ветерка! Хор отзвучал или идти было уже так трудно, что слух уступил место усилиям по передвижению ног?.. Он еле брёл по тяжёлому песку, словно внутри горячей печи, сердце колотилось в горле, в боку кололо, в висках стучали молоточки. Ву чувствовал: вот-вот упадёт и больше не встанет. Но впереди появилось нечто большое и воздушное… Появилось или так только казалось?
Воздух вокруг плыл, извиваясь, голова гудела. Мальчик снова взглянул: белизна не пропала. Появилась цель. Что, если в ней спасение? Он из последних сил продолжил движение и, приблизившись, понял, что это – облако. Оно само подплыло к нему и остановилось. Ву вошёл в него, напитываясь спасительной влажной прохладой…
Когда он выбрался из тумана, и белизна сгустилась перед ним, то точно мог сказать – хор отзвучал. Вокруг было тихо.
Мальчик застыл, глядя на растущие в облаке прорехи, вскоре сложившиеся в его имя и стрелку – направление. Да, там было начертано: Ву и указание, куда ему двигаться… Его отсылали. Но почему? Всеблагой доверил ему Свою Тайну, обсуждал с ним как спасти, как исправить всё! Неужто он не прошёл проверку? Те, то сны, то явь, колдовской лес с немыми птицами, лишь рассказы о несчастных по обе стороны, невсамделишный великан… это всё было, чтоб испытать его?.. Чем же он не устроил? Где совершил ошибку? Но как же тогда ПровИденье… а если оно есть, то к чему проверять?
Нет, решил Ву, как бы то ни было, он не станет возвращаться сейчас. У него в мешке полно сухарей, он только два дня в пути и возвращаться? На позор… любой скажет: он не справился, не стал ангелом, вот его и вернули. Пусть он сделал что-то не то, но он должен понять, что именно… чтобы стать лучше. Да и как ещё это узнать? Ведь Всеблагой не отвечает…
Последняя мысль была лукавством со стороны Ву: Всеблагой как раз ясно давал понять, что больше в нём не нуждается. Но Всеблагой загадал ему этим загадку, и если раньше мальчик больше задавал вопросы, то теперь пришло время искать ответы.
Ву мысленно попросил прощения у родителей, бабушки Милы и дедушки Свята, у Воцко, у пыхти Ёти, красавицы Бао, Старого Мудрого сома, других своих лесных и водных друзей и… Сияны за то, что остаётся. Облако! Можно попробовать написать им с его помощью… И мальчик пальцем приписал выше своего имени, чтобы оно служило подписью: «Я люблю вас». И толкнул теперь уже своё послание в указанном направлении. Облако поплыло, а он смотрел вслед, видя, как постепенно белое исчезает вдали.
«Спасибо, Всеблагой! – подумал Ву, - Я постараюсь найти ответ».
*
Ву и в голову не могло прийти, что время в его краю и здесь течёт по-разному. Два дня, что он провёл в испытаниях, оказались равны иному сроку в Милошеве, хотя какому -- никто не смог бы сказать. Его земляки обращали внимание лишь на смену дня и ночи, да на праздники, большинство из которых зависели не от дат, а от желания их устроить. Лишь день Сотворения мира исчисляли от видимых лун, а когда из-за погоды луны были не видны, откладывали. В самом деле, о каком «лето-исчислении» могла идти речь, когда в Милошеве стояло вечное лето! Поэтому условный календарь вёл один Свят, повидавший иные края, где так было принято, остальные же милошевцы не понимали даже, для чего он это делает. Впрочем, в его календаре указывались только события (но что есть время, как не последовательность событий?), которые были большой редкостью, так что «календарь» являлся, скорее, хроникой. В нём, например, описывалось прибавление их семьи в лице Ву, явление тому ангела, а затем и самому Святу, новая звезда и проводы внука.
Никто из милошевцев не ведал, что, побывавший милостью Создателя в иных мирах и получивший возможность сравнивать, Свят счёл своей обязанностью время от времени приводить земляков в чувство и к покаянию. Когда вокруг жизнь райская, для чего не прилагаешь усилий, то недолго и распуститься. Вмешивался в трудную минуту и сам Всеблагой, но чаще Он действовал чужими руками.
Главным искусом для праздных милошевцев являлись горячительные напитки. Они сразу решали вопрос: чем занять время. Но под их воздействием совершалось всё достойное осуждения. Распадались семьи, пропадало уважение к старшим, шло выяснение отношений на кулаках.
Протрезвев, милошевцы жалели о содеянном. Но только до следующей встречи с зелёным змием.
Веселящие напитки были известны им не всегда. Это питьё было предложено Всеблагим! Вместо худших вещей, к которым они пристрастились сами. Речь -- о грибах, вызывавших видения и посылавших в полёт, а также о дурман-траве, от которой стекленели глаза и, уходя в себя, потреблявший её мог не вернуться.
Конечно, не все обитатели благословенного края искали истину в вине, которая позже виной оборачивалась. Немалая часть предпочитала вкусно поесть. Были и помешанные на играх, благо, Создатель позаботился, чтоб этих развлечений тоже хватало, начиная с карт и заканчивая фигурками на доске. При этом неправильно думать, что милошевцы делились на гуляк, едоков и игроков. Отнюдь. Большинство их с радостью совмещал эти три удовольствия. Как говорилось у них о подобном триединстве: «пьянство, ням-ням и блудство – совсем не распутство, а лакомство!»
Нет, женщины ещё шили и вышивали, соревновались в готовке и внимании другого пола, сплетничали, возводили напраслину, интриговали, ссорились, гадали, сочиняли сказки, учили детей уму-разуму, а мужчины боролись, метали камни на точность и расстояние, загадывали загадки, иногда что-то мастерили, и все купались в реке и Розовых озёрах, гуляли по лесу, собирая ягоды, пели и танцевали, но… тут ничего не попишешь, первые три занятия были наиболее любимы народом.
Заметим, милошевцы себя никогда не винили в содеянном. Им было ясно, что то -- происки недругов, желающих сбить их с пути истинного. Недругом мог быть, как свой завистник, так и неведомая сила, противостоящая Всеблагому. Сила явно нечистая, раз она решила огорчить их Покровителя, навредив избранному Им народу.
Так милошевцами был открыт Сатана с целым воинством бесов, которые, понятное дело, и мешали спокойно жить, неся одни несчастья. Как боролись обитатели благословенного края с нечистой силой? Не только заговорами и молитвами, но также… наречением детей именами Сатаны и его слуг, коих у того было предостаточно (о чём несложно догадаться по одним только соседям). Милошевцы рассуждали при этом так: своего не тронет. Одновременно богоизбранники обращались за помощью к Всеблагому, жалуясь на Сатану! Как же, ведь они – любимцы Творца, а значит, лучшие из лучших, которых Искуситель желает испортить, огорчив Создателя!
Существуй Лукавый -- он брал бы уроки у подобных существ.
Как же, спросите, Свят собирался направить их на путь истинный?
«Во-первых, - будучи спрошен, - сказал бы он, хитро прищурившись, - я сам милошевец… и знаю, с кем имею дело. Провести меня им сложнее, чем Сатану. Во-вторых, кое-что повидал, о чём они и понятия не имеют, потому уважают. Со мной ангелы беседуют, не забывайте, и внук в ангелы позван. Но главное, у меня могущественный союзник, с Которым интересы совпадают». Трудно не рассчитывать на успех в таком случае, согласитесь? Однако если бы Свят ведал о тех же проблемах своего Союзника, то не отвечал бы столь уверено.
Последствия очередного праздника в Милошеве – дававшие основную пищу для разговоров -- начинали забываться, а это означало: жди нового. Большие отмечания собирали всех жителей, одних -- участниками, других -- зрителями. Последними были те, кто проштрафился в предыдущий раз, попав в позорный список Свята в календаре, и заслужил общее порицание. Они поневоле составляли основную силу Свята на подобных торжествах, вынужденные следить за порядком, а попросту -- разнимать участников праздненства и разносить по домам. Трезвые и оттого злые, эти дежурные ретиво исполняли свои обязанности, мстя за то, что на пиру том у всех аж по усам текло, а им в рот не попало. «Ничего… - думали они, - будет и на нашей улице праздник! Следующий». И действительно, как шутили милошевцы: «Сегодня ты, а завтра я!», на новом сборе за столами уже их тащили за руки-ноги те, кто ими был «обезврежен» в предыдущий раз.
Таким способом, понятным землякам, Свят, конечно, не воспитывал их, что было бесполезно – природу не переделаешь, а устанавливал некое равновесие в обществе, своего рода справедливость, чтобы дела не пошли совсем вразнос. Подобный подход уважали. Большего, чем очерёдность в регулируемом безобразии, Святу и не удалось бы добиться. На кого было опереться? Всеблагой и так столько им дал, что просить Его успокаивать бесящихся с жиру дебоширов Святу не представлялось возможным. У Всевышнего хватало забот посерьёзнее -- в тех краях, где Свят побывал.
Идея ввести порядок: «Сегодня ты, а завтра я» пришла к Святу не от хорошей жизни. Причиной стали жуткие события, тоже отмеченные в его календаре-хронике.
Однажды милошевцы настолько разгулялись, что спалили свой городок! Не вмешайся тогда Всеблагой – неизвестно чем бы закончилось. Неведомой силой избранный народ был перенесён через реку в лес, на сухое место, а на пожар хлынул даже не дождь -- Потоп с неба. Трезвея от ужаса, милошевцы, вытаращив глаза, наблюдали, как потоки воды уносят остатки родного пепелища… Поражены они были ещё и от того, что прежде дожди шли в их краю лишь по ночам.
Долго потом каялись провинившиеся, замаливая грех. Но прошло время, дома сообща отстроили и решили ввести праздник Благодарения Спасителю. Тут и вмешался Свят, потребовав установить новый порядок. Вздохнув, милошевцы согласились. Первыми дежурными не хотел быть никто, поэтому их определили по жребию.
Ву не знал не только того, что теперь знаешь ты, читатель, но и для него более важного – про Сияну. Увы, не она писала записку, осчастливившую мальчика, а Сам Всеблагой, чтоб поднять дух малышу. Не зря позже Всемогущий говорил Ву: «Главное, верь мне. Верь даже если покажется обманом… И обман бывает ради блага».
Правдой в записке была лишь сохранённая орфография не слишком учёной девочки.
Но, если грамотность у Сияны сильно хромала, то в самомнении с ней мало кто мог сравниться. В том её поддерживала собственная семья, считавшая подлинным ангелочком Сияну, а не какого-то шалопая Вуйко, с которым сами Милоши не могли справиться! Даже дедушка, утверждают, на дурацкие вопросы Вуйко был не в состоянии ответить. Понятно, что Свят просунул внука по знакомству в ангелы. Хитрый Свят: и от разбойника избавился и честь заслужил! Да и заступничек свой на небесах. Нет справедливости на земле, нет… Всевышнего и того дурят! Об этом каждый из них не преминул уведомить Всевышнего. В том числе, в тех самых записках в мешке Ву.
Хорошо, что он не вернулся нынче домой.
(продолжение: http://www.proza.ru/2016/02/05/690)