1. Поскольку у смеха имеется свой определённый нейрофизиологический механизм, и смех свойствен уже младенцам, можно считать смех врождённым рефлексом. Однако, взрослый человек, как правило, смеётся при хорошей шутке и в курьёзных случаях.
То есть, самый сильный, специфически человеческий смех, и сам его рефлекс, подчинены особого рода раздражителям и интеллектуальному поведению.
2. Стоит признать, что смех присущ лишь человеку. Те признаки похожего на смех, наблюдаемые у животных, можно считать родственным проявлением человеческому смеху - эмоция, игровое поведение. Но сентиментальный и интеллектуальный смех человека, это явление уже иного порядка.
3. Попытаемся проникнуть в психологию смеха и как-то представить нейрофизиологический механизм запуска его рефлекса.
а) Первым влияющим фактором, порождающим смех, справедливо назвать неожиданность в осознании шутки. Суть шутки, это обман разума.
Неожиданность всегда является несколько шоковым явлением.
Когда в разум приходит озарение, снимая интеллектуальную проблему, человек переживает радость – когда в тривиальном случае разум сталкивается с чем-то непредвиденным, это шокирует, вызывает некоторый транс в сознании, выработку адреналина. И в то же время, с последующим озарением это трамплин к эмоциям.
б) Такая ситуация в рефлексии и самосознании получает социальную оценку, где возможен момент смущения; в лёгком замешательстве, незаметном сознанию, проходит выбор в нейрофизиологических рефлексах, нарастание эмоций, энергетики.
в) Но как правило, тривиальное остаётся тривиальным – и мгновенно приходит осознание, что «это есть шутка». Эмоционально приходит "озарение".
г) Настоящая хорошая шутка или курьёз, всегда эстетичны, удивительны. Здесь может быть, и парадокс, и гротеск, и сама уникальность случая...
Но здесь снова вмешивается социальный фактор, который препятствует «до созерцать» саму эстетику шутки, курьёза. «На тебя смотрят!» - заявляет он.
И не обязательно, что на самом деле не смотрят – на то он и «социальный» фактор, чтобы это чувствовалось... Снова смущение, эмоции, рефлексы. Но это пока внутри, в подсознании, на энергетическом уровне в нейрофизиологии мозга.
д) Главный рефлекс, который в этом процессе уже вступил в действие, это игровое поведение. Вот здесь сполна открываются медиаторные и гормональные шлюзы древней лимбической системы подкорки головного мозга.
Канадский профессор психологии Род Мартин пишет:
«Может озадачить тот факт, что положительная эмоция радости сопровождается тем же самым общим паттерном физиологического возбуждения, что и связанные со стрессом отрицательные эмоции, такие как страх и гнев. Если радость — это положительная эмоция, которая предположительно полезна для здоровья, почему она вызывает те же самые физиологические последствия, что и связанные со стрессом эмоции, которые, как известно, вредны для здоровья? Одно из возможных объяснений этих результатов имеет отношение к гипотезе о том, что положительные эмоции, связанные со смехом, возникли в веселой борьбе животных. Многие системы организма быстро мобилизуются для борьбы или бегства в случае угрозы, и многие из этих систем также могут активизироваться для бурного, возбуждающего и просоциального преследования, бегства, подпрыгивания и борьбы во время игры млекопитающих.»
Теперь представим себе, какой здесь энергетический ресурс, который через лимбическую структуру активируется и у человека. А человек, оказываясь в игровом поведении, в нашей рассматриваемой ситуации, продолжает «играть» интеллектуально (сосредоточенно) «отгадывая загадки» согласно своей специфики игрового поведения. И такая же энергия, которая у животных предназначалась для навыков борьбы, прыжков, беготни, ждёт своего выхода у человека.
е) Далее, человек обнаруживает комизм – образ (архетип) чудака.
Неслучайно слово «чудак» и «чудо» имеет один корень. Это связано с эмоцией удивления.
Образ «чудака», как и образ «клоуна», удивителен в непосредственном опознавании, а также, вызывает иронию и улыбку потому-что, это архетип в человеческом «бессознательном» и реальный субъект игрового рефлекса.
Вспомним «Джентльмены удачи», как Краморов (Косой) в такси возмущался непониманием таксиста: тем, что памятник в тюрьму посадить невозможно. Сколько же было в этом курьёзе эстетических «смехогенных» нюансов. И эта его шуба, снова – к которой вроде только что привык зритель. Не говоря уже о физиономии.
Кстати, улыбка – это тоже архетип, который запускает свой специфический рефлекс и располагает окружение к игровому поведению.
А в общем, все перечисляющиеся здесь моменты суть рычаги физиологии смеха, синтезирующие смехотворную эмоцию.
ж) Итак, можно себе представить, сколько различных подкорковых очагов возбуждений приходится сдерживать коре головного мозга, самой их породившей, но остающаяся в процессе осознания – созерцания простой шутки, смешного эпизода и комической ситуации в целом.
Сознание скачет – скачет, и как уже говорили, не успевает «до-созерцать, переварить» всё – что есть в образах иронии и комизма. А это, тоже, интрига и дополнительные импульсы.
Процесс осознания комизма физиологически сопровождается сплошь подкреплением эмоции удивления и бурной иррадиацией в нейронных сетях. И всё здесь в одни ворота, пока накопленная эмоция не получит разрядку через смех.
Конечно же, сама реакция осознания комического проходит в мгновения. И всё, что тут автор смог копнуть, индуцируется в эти мгновения. Поэтому и разрядка такая мощная и импулсивная.
Тот факт, что малыши любят бегать и смеяться, и дети больше, чем взрослые, заряжены смехотворной эмоцией, говорит о том, что существует структура в мозгу, также, заряженная необходимыми для смеха гормонами и нейромедиаторами.
Поэтому бывает, когда просто смешно, и когда уже невозможно сдержать смех. Невозможно сдержать из-за накопленной эмоции, которая всегда продолжает расти там, где являет себя комическое, уже независимо от нашей психологической установки. Сознание продолжает регистрировать комическое, заражаясь иронией. Или поддаваясь рефлексу игрового поведения. Где уже сама наша серьёзность в собственном сознании вызывает иронию.
Конечно же, как трактуется в Большой Советской Энциклопедии: Юмор заведомо «своенравен», «субъективен», личностно обусловлен, отмечен отпечатком «странного» умонастроения самого «юмориста».
Специфика юмора заключается в способности рассмешить и обязательно имеет три аспекта:
1.Юмор и комическое для интеллекта удивительны уникальностью смысловой композиции (алогизм, двусмысленность, парадокс и мн. др.) эстетикой смысла и действия, гротеска. Интеллектуальный аспект. Эволюционная значимость: навыки развития интеллекта.
2. Социальный аспект. Эволюционная значимость: совершенствование в целом, общение, единение, видовое развитие.
3. Игровое поведение – инстинкт, включающий в себя социальный аспект и развитие интеллекта.
А.Г. Козинцев в «Человек и смех» приводит интересные рефлексивные наблюдения:
Блаженный Августин, вспоминая, как мальчишкой воровал вместе с товарищами груши из чужого сада, признавался: «...Я хотел насладиться не тем, что стремился уворовать, а самим воровством и грехом... Мы смеялись, словно от щекотки по сердцу, потому что обманывали тех, кто и не подумал бы, что мы можем воровать» (Исповедь, II, 4, 9).
«Через полторы тысячи лет Ч. Дарвин (1953. С. 914) прибег к сходной метафоре: «Иногда говорят, что смешная мысль щекочет воображение; это так называемое щекотание ума любопытным образом похоже на щекотание тела».
И далее, А.Г. Козинцев отдельную главу посвящает смеху от щекотки.
«Щекотка вызывает смех и у людей, и у обезьян, а следовательно, подобно билингве, может дать ключ к «дешифровке» смеха и юмора (Provine, 1996; 2000. Р. 99). Его называли также «пробным камнем для испытания всех теорий» смеха (McDougall, 1931.Р. 395) и «главнейшим тестом для теорий юмора» (Weisfeld, 1993). Подавляющее большинство теорий этого испытания не выдерживает, ибо их авторы не находят смеху от щекотки никакого места всвоих построениях, а потому попросту исключают его из рассмотрения как примитивную физиологическую реакцию».
«Смех — явление на грани биологии и культуры. Без сомнения, он вызывает столь большой интерес именно благодаря включенности в культуру. Однако найти его истоки, а следовательно, и его исходную функцию можно лишь в докультурном (биологическом) прошлом. Смех един, и дать ему удовлетворительное объяснение можно только в рамках монистической биокультурной теории. Такую теорию невозможно создать, сводя биологию смеха к его физиологии» (А.Г. Козинцев).
«Среди различных взглядов на щекотку, хотелось бы обратить внимание на то, что обнаружена сильная положительная корреляция между чувствительностью к щекотке и склонностью к смеху от психологических причин, что позволило говорить об индивидуальной изменчивости силы «смехового рефлекса», как единого целого» (Fridlund, Loftis, 1990).
«Жесткая щекотка как редуцированная игровая агрессия особенно характерна для человекообразных обезьян, а среди них, по-видимому, для наших ближайших родственников – шимпанзе» (Fagen, 1981. P. 109).
А.Г. Козинцев, давая анализ всех существующих теорий «смеха от щекотки», приходит к выводу, что доказанный здесь социальный и игровой контекст, а также, обязательная поведенческая форма «жесткой щекотки», есть не что иное, как игровая псевдоагрессия.
Однако, нельзя игнорировать тот факт, что само ощущение щекотки порождает то особое возбуждение, ответной реакцией на которое является смех.
Можно согласиться, что каким-то образом игровое поведение, эмоциональность, влияют на рецепторику тела и вегетативной нервной системы.
Более вероятное объяснение смеха от щекотки видится в изоморфности нервного возбуждения телесного ощущения щекотки к психофизиологическому возбуждению от чувства юмора – «щекотки ума». Это возможно через специфическое психофизическое перевозбуждение с резонансом в структурах мозга, ответственных за рефлекс смеха. Или эмоциональное возбуждение в игровом поведении, на основе родства «эмоции» и «ощущения» обостряет чувствительность в телесном восприятии.
Несмотря на скрупулёзный подход определения самого понятия «смех» А.Г. Козинцевым, слабым местом его теории является взгляд на смех, как на коммуникативный сигнал (знак). Исследователя совсем не смущает, что человеческий смех - это, прежде всего, эмоциональный выплеск. Все прототипы смеха в животном мире, это далеко не человеческий смех по уровню возбуждения и по смыслу. Можно улыбку считать коммуникативным знаком, смех же – побочно, но ни в коем случае неконтролируемый сентиментальный смех коммуникативным знаком являться не может.
А.Г. Козинцев: «Итак, смех - это врожденный и бессознательный метакоммуникативный сигнал игры, но не всякой (недаром Хейзинга отрицал связь изученных им серьезных игр со смехом, см: Хейзинга, 1992. С. 15; см. главу 3), а особой негативистской игры - «нарушения понарошку». Именно таково было значение «протосмеха», развившегося из ритуализованного укуса; тем же, судя по всему, и осталось главное значение смеха у современного человека, несмотря на все обилие побочных оттенков»
Очень, очень замудрёно – «ретуализованный укус»… у человека?! «Негативистская игра нарушения понарошку»… у животных?!
Можно смело констатировать, что осталось у человека от животных игровое поведение, мобилизирующий физиологический тонус (выявлено, что смех у человека сопровождается тем же самым общим паттерном физиологического возбуждения, что и весёлая борьба животных, активизация систем для возбуждающего и просоциального преследования, бегства, подпрыгивания) …социальная игра с эмоциональным объединяющим мотивом. Однако, развитие навыков и обучение в игровом поведении у человека, как и каждого вида животных, соответственно своё. Нетрудно догадаться, что для человека главным является интеллектуальное развитие.
Также, не стоит забывать, что эмоциональная жизнь человека намного шире и разнообразнее, чем у животных. Сознание, чувства: эстетические и нравственные… - всё положительное и отрицательное в связи с различным отношением ко всему разнообразию в окружающем мире, к социуму, к близким и дальним, к природе, деятельности, творчеству, добру и злу, жизни и смерти, и т.д. Чуткость, чувствительность и глубина эмоционального переживания обуславливает у человека его сентиментальный сильный и выразительный смех.
Итак, можно заключить, что «щекотка ума» или «щекотка сердца», метафоры не случайные. В процессе эволюции и естественного отбора сознание и интеллект (большей частью локализованные в коре головного мозга) и лимбическая система с рефлексом игрового поведения и энергетическим ресурсом его реализации, образуют здесь более прочные и глубокие связи. Соответственно, сами отделы ГМ, представляющие в подкорке ГМ систему запуска и реализации игрового поведения получили новое развитие. Отсюда повышенная чуткость, чувствительность, эмоциональность… и выплеск эмоции, когда кора ГМ и сознание уже не в состоянии её удержать.
Виды смеха:
1. Смех в контексте игры.
Радость и веселье в экзистенциальном переживании жизни и чувстве единения.
Атрибутика: добрые шутки любого происхождения и характера. Веселые анекдоты.
Основа и специфика чувства смешного – это игровое поведение, где основным тактическим средством порождения смешного можно считать шутку.
А основа игрового поведения – это социальное поведение и соответствующее тому достаточно сентиментальное чувство. Или даже точнее здесь будет сказать, у данного чувства и поведения – социальная природа.
Игровая природа смеха нисколько не теряет в своей полноте и развитии в совокупности с интеллектом, способностью абстрагироваться, сознанием и эстетическим чувством у человека. Напротив, довольно очевидна природа игры, и в критическом (человеческом) комическом чувстве, и в юморе – уже столь масштабном явлении культуры. Игривое отношение – это и улыбка от приятной встречи, и также, это скептическая улыбка.
Наблюдая, как с развитием юмора органично в человеке переплетается социальное (то есть, сентиментальное) и интеллектуальное, не остается сомнения, что это развитие не дело случая. В этом видится запланированное и промыслительное действие.
2. Смех над чудачеством, клоунадой.
А) Наследственно закрепленная симпатия к малышам, игровое отношение – по поводу их чудного стремления к совершенству. Данное отношение легко генерализуется и может часто распространяться на людей взрослых. Клоуны в цирковом представлении – один из таких случаев.
Стоит заметить, что сам смех с малышей – это смех любви.
Б) Элемент шутки в образно-гротескном противоречии (в составе эстетического наполнения).
В) Вовлечение в игру на уровне чудачества (древняя форма поведения, живущая в подсознании). А.Козинцев, сравнивает смех с «временным оглуплением» и «подражанием худшим людям». Но это ни в коем случае не «подражание худшим людям» и не «временное оглупление». По сути, здесь речь должна быть о том, что родственно карнавалу и карнавальному танцу – игра и чудачество. Это принципиально отличается от глупости и слабоумия тем, что данная форма поведения адекватна и хранит свою традицию не во многих случаях.
3. Сентиментально-эстетическая насмешка.
Это восприятие курьеза, где всё связанное с человеком, его поведение, действие и облик, представляет повышенный интерес.
Поэтому, например, лицо человека может стать одним из первых, как объект комического внимания. Гримаса. Часто, гримаса – это от природы сочетание какого-либо дефекта, в противоречии рисующее причудливый образ. И это противоречие есть шутка для восприятия, двуликий Янус.
Именно у человека, в отличие от животных, память на лицо другого имеет особую впечатляемость (доминанта, по Ухтомскому – физиологический аспект памяти и восприятия). Следовательно, восприятие лица человеком сопровождается различными сравнениями и ассоциациями, и не редко комического характера.
Так, например, гримаса может отражать запечатленный лик определенного действия, усилия, физического или умственного, либо это «застывшая» эмоция. Или как сказал А.Бергсон: "Есть лица, которые кажутся нам постоянно плачущими, другие — смеющимися или свистящими, третьи — дующими в какую-то воображаемую трубу". И эта эстетическая игра впечатлений воспринимается, как шутка.
Также, действие и поведение человека всегда представляет интерес по социальному фактору, поскольку, человек – существо социальное.
И весьма часто поводом для смеха становится просто курьезный случай. Существует ряд ситуаций, о которых говорится: «и смех, и грех».
То есть, комическое по природе – это не сознательная насмешка, а специфические тому обстоятельства и особенность человеческого восприятия.
Сознание здесь играет немалую роль, но одной лишь волею мысли смеяться себя не заставишь. Здесь порождается цепная реакция между сознанием и эмоциями через восприятие и переживание комичного объекта.
И конечно же, в курьезе и сентиментально-эстетической насмешке огромную роль играет сюжет и эстетический фактор, который делает ситуацию неожиданной, закрученной и удивительной, несмотря на то, что с самого начала здесь уже происходит «вовлечение в интригу».
Художественная, эстетическая сторона комического сюжета, социальный его контекст и полное растормаживание игрового поведения отличает этот самый богатый вид смеха.
Однако, здесь нельзя не сказать о «гримасе» и «поведении», в которых отражается чудачество и портрет чудака. Данный образ узнается уже на уровне безусловного рефлекса, так как является прообразом в коллективном бессознательном человека. Это мимика своеобразной веселости. Например, комната смеха – это тоже чудачество, и самый смешной там образ – образ чудака.
Гримаса – это образ чудака и архаический атрибут игрового поведения, в котором улыбающийся компонент мимики отражает любое уродство, как гротескную шутку, что в действии означает чудачество. Таков аникс гримасы чудака.
Относительно «интеллектуального» юмора, чудачество может быть смешным лишь через инстинкт и эмоцию игрового поведения.
Но… поскольку в человеческом обществе игровое поведение – это признак цивилизации и культуры, это нормальный и необходимый жизненный (психический) тонус человека, то здесь очень важно отметить, что «игра» (эмоция игрового поведения) всегда обуславливает юмористическое восприятие, каким бы интеллектуальным и тонким оно не было. Разве что, чувство (и сам инстинкт игрового поведения) здесь находится под управлением разума, но при любой возможности явить шутку, игровое поведение растормаживается и наполняет чувство настолько, насколько юмористическая ситуация это позволяет. И это одна из главных причин, без которой объяснение юмористического феномена будет по праву оставлять ощущение неполноты.
Более того, можно добавить, что присущее «вольное чудачество» примитивного игрового поведения здесь «интеллектуализируется» в гротескную импровизацию, но также, в адекватном отношении «игры» и «разума». Например, герой одного фильма возвратился с войны и встретился с товарищем. Они, радуясь друг другу, беседуют и шутят.
– Джек! - спрашивает товарищ – ты где потерял ногу?
- Да вот – тот отвечает – утром проснулся, а её уже нет.
В данном диалоге нет умного, тонкого или искрометного юмора. Но он здесь и не обязателен. Здесь атмосфера радости встречи, где главным является духовное переживание и побочно ненавязчивое игровое поведение. А также, нежелание отвечать на данный вопрос культурно парирует его в юморе. И то, что может восприниматься нелепо и абсурдно при серьёзном отношении, будет адекватно (и даже интересно) при игровом (гротеск - это интеллектуальное чудачество).
Самое богатое смехом – это кинокомедия. Кинематограф изначально выигрывает тем, что способен отражать жизнь более натурально.
Сильнейший фактор здесь – это творческий художественный и остроумно воплощенный мир шутки, в котором художник с первых эпизодов вовлекает зрителя в комический пролог. Например, фильм «Ирония судьбы или с легким паром», по ошибке, героя фильма, вместо его товарища, сажают на самолет и далее целая серия курьезных и комических случаев, шуток (а далее, и вторая серия).
4. Смех в контексте игры и соревнования.
Иронический насмешливый смех, состоящий из чувства триумфа в интеллектуальном или ситуационном превосходстве, и вместе с тем – это снисхождение и, возможно, сострадание.
Довольно смешна и является атрибутом данного эмоционального «конструкта» здесь – это пародия, выражающая игровое поведение, социальный аспект, эстетический и художественный образ, и конечно же, шутку.
5. Смех смущенного разума.
Этот вид смеха обеднен «любовью к ближнему», так как исключает социальный контекст игры. Его пусковой механизм (мы с этого начинали рассматривать комическое) – это когнитивный диссонанс: неожиданная острОта, двусмысленность, множественный смысл… Главное здесь сразить гордый критичный ум именно умом, так как для гордыни нет иных авторитетов. Горделивый человек по достоинству не может оценить даже эстетическое явление, не говоря уже о каком-то игровом поведении, социальном братском чувстве, солидарности…
Таким образом, через авторитет разума природа дает возможность и шанс гордому и злому характеру посмеяться и побыть сентиментальным. Но гордые и злые, как правило, избегают сентиментальности. И даже насмешка их может становиться смехом лишь тогда, когда смеётся авторитет.
6. Примитивный смех чудачества.
Примитивный смех чудачества у цивилизованного человека возможен в исключительных случаях и не публично. Но для детей он естествен.
По содержанию это смех эмоции веселья, примитивной радости.
Этот смех больше физиологический (гормональный) чем даже просто смех социально-игровой. Он, также, обеднен эстетическим чувством и эстетическим подкреплением. Но сама радость красит жизнь и это, также, можно считать эстетическим фактором и самоподкреплением эмоции.
Смехом чудачества однажды смеялся А.С.Пушкин. В 1825 г. А.С.Пушкин пишет П. Л. Вяземскому: «Трагедия моя кончена; я перечел ее вслух, один, я бил в ладоши и кричал, ай да Пушкин, ай да сукин сын!». Впрочем, здесь рядом и острота (гротеск) «ай, да сукин сын!».
7. Острота, сатирическая насмешка, глумление.
Острота – это шутка, которая уже может не иметь игрового мотива в отношении комического объекта. Здесь может быть критика, обличение, уподобление и игра «на публику». Поэтому я остроту связал сразу с сатирой, даже минуя иронию и сарказм.
Ирония и сарказм в игре и насмешке могут принимать ту и другую сторону или быть посередине.
Часто сознание оказывается под "приступом" эмоции игрового поведения и иронического отношения, и попытки протеста этому воспринимаются ещё комичнее - разгул иронии, по толкованию Даля.
Дж. К. Джером, из книги “Трое в одной лодке”
“В это утро во время одевания случилась одна довольно забавная история Когда я вернулся в лодку, было довольно холодно, и, торопясь надеть рубашку, я нечаянно уронил её в воду. Это меня ужасно разозлило, особенно потому, что Джордж стал смеяться. Я не находил в этом ничего смешного и сказал это Джорджу, но Джордж только громче захохотал. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так смеялся. Наконец, я совсем рассердился и высказал Джорджу, какой он сумасшедший болван и безмозглый идиот, но Джордж после этого заржал ещё пуще.
Острота дикаря – примитив чудачества и примитив в уподоблении, «сатира» дикаря - глумление. Например, когда солдаты римлян били арестованного Иисуса Христа, становились пред ним на колени, паясничали, смеялись, глумились
И напротив, «игра на публику» и глумление на культурный манер – это сатира.
Там, где порок и зло выходит за пределы нормы «чудак человек», там социальная игра по отношению к субъекту порока уже невозможна.