На старости лет стал я порой заглядывать в церковь поблизости. Крестили меня давным-давно. Да и какой я православный или даже просто – христианин? Племянница моя, простая душа, так же себя может музыкантом называть: в хоре она поет академическом. Вот и я такой христианин, как она – музыкант. Она, как дурной соловей всю жизнь «Веселится и ликует весь народ» распевает, вот и я непонятно, чем занимался полвека. Вообще, мало ли кем мы себя считаем. Вот, кто мы есть – это, как говорится, вопрос на засыпку. Лучше и вовсе им не задаваться.
Но это я в сторону ушел, занесло меня. Хожу, значит, в храм Божий, свечки ставлю. То одного вспомню друга дорогого, то другого. Кому за здравие поставлю, кому – наоборот. Свечки, они недорогие, даже по моей пенсии могу вполне осилить. Так оно чаще всего и получается: то, что мы, раскачавшись, сделать сподобимся, чаще всего, недорого нам обходится.
Праздники опять же отмечаю. Рождество, например. Хороший праздник. Я еще, помню, салагой был, молодым специалистом. Начальник у меня, Царствие ему Небесное, хоть он и коммунистом считался, всегда говорил: «Помнишь, что седьмого января? Правильно, день рождения мой». Самооценка у него повышенная была. Может, оттого мы с ним и разбежались однажды. Мы, конечно, сильно сказано: я разбежался, а он помер вскорости. Но, я так думаю, не от горя, не оттого, что я уволился. Снова, вишь, отвлекаюсь.
К чему я Рождество вспоминаю и начальника бывшего? Каких только у меня командиров не было! Из последних один так вообще: как вспомню, так вздрогну. И, знаешь, что характерно: проявляется у человека на лице его душа, что бы там не говорили. Это ведь обман сплошной песенка известная: «на лицо ужасные, добрые внутри». Это только из уважения к Андрею Миронову можно слушать. Сколько сталкивался с разными людьми, обязательно зависимость наблюдал: что на сердце у него, то и на морде лица.
Знал одну, извини за выражение, профурсетку. Вся из себя, тоже музыкант, как племянница моя, но подловатенькая, в отличие от нее. Все норовила работу свою на других переложить, а сама то занята, то не может, то ремонт у нее, то болезнь какая. В кассу ничего, шагает, а на рабочее место – силов нет. И что ты думаешь: вся в прыщах, просто смотреть тяжело.
Так и начальник тот ужасный: собой громоздкий, голова – две моих будет, и на одном глазу бельмо. Ревел и рыкал, аки лев, страх и ужас наводил. Трепетали перед ним многие. И я трепетал, чего уж там скрывать. Я, может, через таких, как этот начальник, и головой страдать начал.
Ты не намекай, мол, где бузина и где дядька киевский. Помер тот начальник аккурат седьмого января. Хоть и нехорошо, вроде бы, но словно прибавилось у меня маленько к празднику. И я так думаю, не у меня одного.
Так вот ты мне и скажи, для чего было реветь и рыкать, если потом, с одной стороны, все равно в компост уходишь, а, с другой стороны, уход твой многим праздника добавляет? Философский вопрос, говоришь? Никакой не философский, самый ненаучно-практический. Конечно, будь я посмелее и потверже, мне бы с ним, пока он жив, воевать. На могилу плевать, много смелости не нужно.
Все так, но стал я с некоторых пор за праздниками большими следить и статистику вести: кто из царьков земных, тому начальнику подобных, в праздник помирает. Конечно, родичам царским несладко, так ведь, слава Богу, царей-то все ж поменьше будет, чем нас – всех прочих. Пополняю список свой и радуюсь грешным делом: с каждым годом праздники мои усиливаются. Хорошего тут, наверное, немного, лучше добро помнить. Поговорку с детства выучили: кто старое помянет, тому глаз вон. Да вторую часть у нее забыли: а кто забудет, тому два. А зря забыли.
Пойду таблетки приму, пока не забыл. А то ведь тоже, кому-то могу праздник увеличить через забывчивость свою.