Комсомолка Верочка

Сергей Кривошеев
Невелика речка Карасевка — мелкая, холодная, быстрая. Вьется она по колхозным полям и садам. Берега крутые, поросшие лозняком и терновником. Летом в некоторых местах невозможно к воде подобраться — исколешься и изорвешься в клочья. В неглубоких омутах водятся пескари, голавли и марина. Лазают летом мальчишки с удочками по берегам речки — пугают лягушек, раков под камнями руками ловят. 
Невелика речка, а если ты родился на берегу этой речки, если с ней связаны детство и юность, то надолго, порою на всю жизнь, останется в памяти она наикрасивейшей, наилучшей из всех виденных рек и речек. Ни в какое сравнение не пойдут с ней прославленные Дон и Волга, Днепр и Дунай. Куда им до Карасевки!
Так, а возможно и не так думала Верочка, частенько сидя на берегу неподалеку от своей птицефермы. 
Бежит и бежит вода, шумит и пенится на каменных спадах и ни горя, ни радости не ведает.  Счастливая.. А у Верочки  сколько смеха и слез было на этой самой речке. Босоногой, конопатой девчонкой с рыжими мышиными хвостиками — косичками часто бегала она взапуски с подружками и ребятишками по берегу, плескалась с ними в воде, доставала из-под камней раков.
Затем угловатой, длинноногой школьницей с едва заметными выпуклостями грудей стыдливо пряталась по шею в воде, если во время купания по берегу случайно проходили недавние партнеры по играм.
Окончив семь классов, пошла работать в колхоз на общие работы. Надо было помогать матери. Отец погиб в войну. Она его смутно-смутно помнит, так отдельные картинки, а может быть, это лишь желание помнить.
Потом — любовь!
Многое видали и слыхали те тополя и ясени, что огораживали сады от ветров. Кажется, и речка потише шумела, когда они сидели с Петей на берегу. Сидели, молчали или говорили о будущем.
Верочка не знает, куда девалась в то время стыдливость.   Не перед людьми, нет, перед ним, Петей. Для остальных она так и осталась стыдливой, робкой, застенчивой. А он. Петя, вчера еще чужой, вдруг стал родным и близким.
 Почему это так, Верочка не знала, да по правде, и не пыталась узнать. Ей было в то время просто хорошо и вольно вместе с Петей, а затем началось другое...
Как-то  Верочка  работала в поле и не заметила (или не захотела заметить), когда приятельницы по работе ушли домой. Ну и ладно — ушли и ушли. Сама не маленькая, дорогу знает. Верочка даже запела: «Ой, цветет  калина...». Так с песней прорыхлила еще рядок свеклы, вытерла, положила на плечо цапку и, не торопясь, пошла поглядывая по сторонам. 
-Ого, как раскудрявился, вырос виноградник направо от дороги, - удивилась она. - Сколько ему? Да, третий год. Еще в шестом классе училась, когда сажали этот участок. Она тоже вместе  с подругами помогала. Все школьники, учителя и сам директор школы здесь были. 
В этом году, говорил дядя Степа, с этого участка будут в первый раз снимать урожай.
Верочка свернула с дороги и пошла между первыми двумя рядами винограда.
О чем она думала? Так, ни о чем и обо всем понемножку. То вдруг всплыл в сознании бригадир, как он, пофыркивая и вставляя через каждые два слова привычное «н-ндас», распекал их сегодня за долгий отдых. Где он только выкопал это «н-ндас»?
Мама вспомнилась, потом братишка Вовка. Здоровый уже, десять лет, а за руками и ногами не следит — вечно цыпки. Надо сегодня отмыть и отругать его.  Кто его отец? Мама не говорит. Он родился после войны, когда ее, Верочкина, папы давно в живых не было. Да и о чем можно думать девушке в семнадцать лет в Крыму в предвечернюю пору, когда на всем, куда ни глянешь, отдыхают глаза и от всего, что видят глаза радуется сердце. Перейдя по досочке через поливную канавку, Верочка встретила тетку Ольгу. Как и все остальные девушки на селе, Верочка всегда с брезгливым и боязливым любопытством глядела на нее. Знала, что тетка Ольга «выручала» многих женщин и девушек от непредвиденной женской беды.
-Здравствуй, здравствуй, красавица, - степенно ответила тетка Ольга на торопливое приветствие Верочки. - подожди, не спеши.
И она пытливыми, цепкими маленькими щелочками -глазами ощупала девушку с головы до ног.
Верочка, оцепенев, стояла на месте. Казалось, что-то гадкое и липкое ползало по ней, добираясь до сердца, тревожно и учащенно вдруг застучавшего.
 - Пора, пора, девушка меня навестить. Старая тетка Ольга всегда рада помочь человеку. Не забудь. Буду ждать.
 -Что вы говорите, - забормотала Верочка, - я не болею, зачем ?
 - Тебе виднее зачем, а уж меня- то, слава Богу, глаза еще не обманывали. Да и язык умею держать за зубами. Так-то.
Как кипятком ошпаренная сорвалась Верочка с места. «Чего она говорит? -стучало в голове. - Нет. Нет. Я просто поправилась, пополнела... А вдруг правда?»
Верочка остановилась, бессильно привалилась к  чьему-то плетню. «Что скажет мама? Люди? Петя? Сообщить ему? Нет! Ничего еще нет. Потом, если будет нужно, скажу».
Месяц, целый месяц еще Верочка при встречах с Петей исступленно ласкала его, а остатки ночей не спала, мучительно, до боли в голове размышляя и чего-то тревожно ожидая. 
В августовскую ночь на рассвете, когда наливаются соком яблоки в садах, дождалась: в бок толкнуло тепло, нежно и малость щекотно. Сразу стало легче на сердце.
Раньше тревожила неизвестность. Теперь же понятно, что нужно делать: в первую очередь сказать Пете, а уж он-то знает, как быть дальше.
Петя, Петя! Как он изменился! Вырос, говорить начал басом. Ходит вразвалку, словно тяжело ему носить широкие плечи и сознание того, что стал мужчиной.
Петя — мужчина, отец? Смешно.
Подруги говорят:
 - Брось Петьку. Нехороший, грубый он стал, зазнается. С родным отцом в драку кинулся.
Это он, Петя-то грубый? Завидуют и больше ничего. Вот обрадуется, когда узнает, что у нас будет ребенок. Мой и его ребенок, - про себя думала девушка.
Весь день Верочка с нетерпением ждала встречи с Петей. И вот в августовских сумерках встретила. Там же, под тополями над речкой.
 - Ты ничего не знаешь, Петя, а я сегодня такая счастливая, такая счастливая.
 - Почему? Наверное во сне килограмм «Ласточки» слопала?
 - Я серьезно. Ты, Петя...Хочешь ребеночка?
 - Что-о-о!? - вскочил Петр на ноги. - Белены объелась? За каким чертом он мне нужен, ребеночек? Мне скоро в армию, а ты - «ребеночек».
 - Петенька, милый, будет ребенок! Твой, наш ребенок. Сегодня стукнул меня ножкой. Я всю ночь не спала, плакала и радовалась.
 - Хороша радость. Ты это серьезно?
Верочка поглядела на хмурое, злое лицо Пети, сердце сдавило, будто клещами, и слезы сами полились по щекам.
 - Ну чего ты разнюнилась? - смущенно проговорил Петр, присаживаясь рядом. - Рано нам ребенка. Я поговорю с теткой Ольгой и никто ничего не узнает.
Верочка вздрогнула, как от озноба, и удивленно уставилась на него.
 - Как!? Как у тебя язык повернулся сказать такое? Он же живой, он ножкой толкает.
 - Ножкой, ножкой, - поднялся опять Петр, - дрыном бы тебя по твоей глупой башке. Выбирай одно из двух: или тетка Ольга, или делай сама что хочешь.
Повернулся Петя и в туфлях, брюках, как был, побрел через речку на другой берег здесь же напротив птицефермы.

Шумит, пенится на мелких местах, на спадах речка Карасевка. Мало ли на ее берегах было встреч и разговоров. Мало ли было слез и смеха.
Ничего она, холодная, не понимает. Ничего не помнит.
Верочка помнит. Многое, правда, частями, отрывками, как сквозь туман, но помнит.
Стыд. Испепеляющий стыд.
Призналась она во всем подружкам. Подруги советовали пойти в райком комсомола. Ведь Петя и она комсомольцы. Не захотела свое и его имя на чужих языках. Да и что мог сделать райком? Заставить его силой жениться, любить? Из-под палки мил не будешь. Уехала Верочка в город. В пригородном совхозе поступила сборщицей фруктов.
Люди незнакомые, не знают ее горя, не соболезнуют, не бередят раны, и поэтому с ними легче жить и работать.
Встречаясь в городе со своими односельчанами, расспрашивала о колхозе, о матери.
Мать не приезжала, обиделась.
 - Опозорила, - говорит, - перед людьми.
Верочка ответила:
 - Ошиблась я, мама.
 - Не надо ошибаться, - отвечала мать.
 - А братишка Вовка? - спросила Вера.
Мать задохнулась от слез и гнева.
Изредка встречала Митю- председательского шофера из колхоза. Он недавно пришел из армии. Родных у него не было. Воспитывался в детском доме. При демобилизации выписал литер в Крым и вступил в колхоз. Молчаливый парень, некрасивый, но добрый. Любую женщину подвезет на «Победе». Митя передавал приветы от председателя и его угрозы забрать ее в колхоз. 
Далеко от близких, от колхоза, среди новых друзей, но тоска, боль и стыд туманили голову, нашептывали разные нехорошие мысли. На мужчин, особенно на парней, не глядела бы. Противны до тошноты: «Красавчики, подлецы, эгоисты».  Старалась спрятать выступающий живот от их, казалось ей, ехидных взглядов.
Потом роддом. Острые боли, заглохший стыд перед мужчиной-врачом и сладость отдыха, непередаваемое чувство, когда сын первый раз взял ее грудь в свой маленький ищущий ротик.
И наконец нежданная, нежелаемая встреча с матерью Пети. Принесла та подарки, плакала, звала к себе, передала письмо от него из армии.
 - Внучек, мой ведь внучек, - вздыхала Петина мать. - Его, Петин, сынок.
 - Нет, не его, -  сказала Верочка. - Сын мой и больше ничей. Только мой, так и напишите ему.
Родная мать ни разу не приехала. Горько и обидно до слез. Ну чем она, Верочка, провинилась, откуда она знала, что так будет.
Прямо из больницы Верочка отправилась в Симферополь. Деньги у нее были. Решила уехать к подруге на целину — в Алтайский край. Не хотела встречаться ни с матерью, ни со знакомыми, боялась увидеть их, как казалось ей, соболезнующие физиономии.
И уехала бы. Но на вокзале случилось неожиданное. Митя — шофер приехал встречать на вокзал председателя колхоза. Увидев ее, подошел, подержал неумело на руках завернутого в одеяло Верочкиного сынишку, спросил: «Когда едешь?» - попрощался и ушел.
А через час вернулся с председателем колхоза.
 - Ты куда же это, беглянка, направляешься? - шутливо начал Андрей Иванович. - Ай-яй-яй, да еще такого геройского парня с собой увозишь.  Не выйдет, Верочка. Может из него в будущем замечательный агроном для колхоза вырастет.
Он ловко взял сверток в свои большие руки и скомандовал:
 - Митя,тащи ее чемодан. Пошли, Верочка, в машину.
И в развалку, не оборачиваясь. Направился к выходу.
 - Андрей Иваныч. - чуть не плача, дергала его за рукав Вера. -Я не хочу. У меня билет.
 - Не беда. Билет сейчас сдам в кассу, а колхозную комсомолию я так пропесочу, что жарко станет. Да кое-кому и постарше достанется. Ишь, новости. Такую девушку из колхоза выпустить.
 - Так вы же сами, - заикнулась было Верочка.
  - Что сам? Чего замолчала? Отпустил тебя сам? Правильно сделал. Тебе нужна была перемена обстановки, да и твой вертопрах еще в колхозе болтался. Понятно? Но ты была  у меня на глазах. Я и с директором совхоза о тебе договорился. Так-то, Вера.
 - Андрей Иваныч, спасибо вам, но не могу я, не хочу, - умоляла Вера.
 - Это что за разговоры? «Не могу», «не хочу». Я много чего не хочу, да надо. Садись в машину. Держи своего парня. - И к Мите: - Ты головой за нее отвечаешь. Я сейчас вернусь. Давай билет сюда.
Так Верочка опять приехала в родной колхоз. Полгода она не работала. Колхоз помогал ей деньгами, продуктами.
Скука. На улицу старалась выходить как можно реже. Выйдет перед вечером в сумерки, чтобы меньше встречать людей и с Сашенькой на руках идет в сад над Карасевкой. Погуляют и опять домой. Потом не выдержала. Пошла вечером в дом к Андрею Ивановичу.
 - Не могу так больше, -сказала ему, - давайте какую-нибудь работу. С матерью помирилась, за сыном есть кому приглядеть.
 - Вот это правильно, - ответил председатель. -  Работа людей лечит. Нам, кстати, нужна заведующая птицефермой. Принимай ее, Верочка, там все подруги твои работают. Вот и будет у нас комсомольская ферма.
Стала Вера работать на птицеферме. В работе она по-девичьи веселая, а выпадет свободная минута, уйдет к Карасевке и сидит на берегу молча. Вода шумит, бежит мимо, напоминая о чем-то горьком и далеком.
Говорят, последнее время шофер Митя стал вечерами прогуливаться у птицефермы. Что же! У каждого есть свои излюбленные места. А парень он стоящий.