Конкурсная работа. Номинация – Проза.
"Галактический сезон литературных конкурсов 2016", II этап.
Из повести «Я люблю тебя папуля».
Ту-тук, ту-тук! Ту-тук…тах-тах!- поскользнувшись, было, на стрелке, вагон тут же выпрямился и покатил дальше, сматывая с рельсов остаток километров до Мегаполиса. Мысли Михаила, резко прервавшиеся, вновь потекли размеренно и четко, подчиняясь этому обособленному ритму колес…
В купе он был один. Ну, в совершенном уединении от забитых до отказа плацкартных вагонов, полузаполненных соседних отсеков и всего остального мира, пейзажно мелькавшего сейчас за окном. Как-то: разбитая колея проселочной дороги, параллельно обгоняющая состав, березовые и сосновые рощи, по отдельности и вперемешку. А также прочая багряно и желтолиственная поросль, выклянчившая себе место под солнцем у своих более старших собратьев… Проказница-осень уже вовсю хулиганила на подступах к городу, раскрашивая потускневшую летнюю зелень своей многоотеночной охряной палитрой. Порой разбавляя её драгоценно-искрящимся, под солнечными лучами, утренним инеем . Этим периодом, скорее всего, объяснялось, на данное время, упорное нежелание народа пользоваться услугами Российских железных дорог Южного направления. Оно и понятно: летний и «бархатный», морские сезоны, закончились. И вся центральная Россия, вкупе с Севером, рванула с югОв по домам. До следующей весны - подкапливать заначки на будущий полноценный пляжный отдых, манящий красивым загаром и приятной непредсказуемостью…
Михаил порылся в одной из сумок, выудил на свет пластиковую посудину-полторашку, полную домашнего виноградного вина. Покрутил ее в руках и, со вздохом сожаления, вновь отправил на место – даже выпить не с кем в этих четырех фанерных стенах! Умащивая бутылку, наткнулся на фотографию в рамке, поставил ее на столик под окном и, подперев кулаками челюсти, замер, любуясь снимком. А поглядеть было на что: девушка лет семнадцати, с лицом необыкновенной красоты, в котором, при внимательном рассмотрении, угадывались черты Михаиловой физиономии, надкусывала ровными зубками огромное яблоко, смешливо скосив глаза в объектив – прямо в душу отца. На обороте фото была надпись – старательным каллиграфическим почерком: «Я люблю тебя, папуля!»
Это была любимая дочурка Михаила, Анюта. И единственная – детей ему жена Светлана больше так и не родила. Не успела – через год после рождения Анюты Свету насмерть сбил на своем новеньком «СААБе» сынок районного прокурора. Все произошло банально-обыденно и житейски-просто. Отметив в центральном ресторане свое двадцатитрехлетие, на которое папашка подарил ему этот самый «СААБ» и впридачу к нему – водительское удостоверение со всеми открытыми категориями, сынок решил, под занавес, прокатиться с девочками в местную сауну. Естественно, почти что ночью, в состояние средней невменяемости, ближе к полной, он пошел на обгон по «встречке». А в лоб, по закону подлости, шел «КамАЗ», груженый металлоломом. Альтернатива, конечно, была: либо попытаться сбить с трассы двадцать тонн металла, либо резко уйти влево, на тротуар. Именно по нему шла в этот роковой поздний вечер жена Михаила, с пластиковым пакетом, в котором лежали детские смеси для их годовалой Анютки.
Сын прокурора выбрал второе…Светлану буквально разорвало на части пятиметровой шведской торпедой, несущейся на запредельной скорости.
Суд все же состоялся…Водителя «КамАЗа», который, согласно протоколу ГИБДД : « с превышением разрешенной скорости движения совершал обгонный маневр через две сплошные линии и этим спровоцировал дорожно-транспортное происшествие, повлекшее за собой смерть пешехода и травмы средней степени тяжести водителя и пассажиров встречной машины», отправили в места не столь отдаленные. С внушительным сроком за плечами. Сына прокурора и двух девиц тоже отправили… в Ниццу – залечивать ушибы и царапины от сработавших подушек безопасности. Само же место происшествия «перенесли» на двести метров дальше – в сторону написания протокола служакой местного отдела ГИБДД.
Михаил попытался было дернуться в оборотную сторону справедливости. Вечером к его дому подъехал бронированный «Кадиллак» прокурора Валерия Дмитриевича Высятьева с двумя автоматчиками в салоне.
- Видишь ли, Миша,- Валерий Дмитриевич, развалившись в кресле хозяина дома, словно в своем собственном, неторопливо закурил ароматную сигариллу. Затем дал знак ОМОНовцам выйти за дверь. – Я тебе сейчас скажу одну вещь, а ты ее попытайся осмыслить и тут же забыть, сделав для себя соответствующие выводы. Во-первых, рыпаться тебе я никуда не советовал бы – у меня все схвачено, вплоть до…- прокурор ткнул пальцем с дорогим перстнем куда-то в потолок.- А тебе ведь только двадцать два, одногодок и одноклассник моего Славки. И потом, Светлану ведь не вернешь, а дочку твою кто-то должен воспитать и вывести в люди. Я думаю, ты не настолько глуп, чтобы предположить, что это сделает наше любимое государство. Кроме того, смертность ведь, не только в детских домах, но и по всей России в целом, бьет все мыслимые рекорды… Короче, я предлагаю…
Михаила допустили на кладбище, когда Свету уже похоронили. Место, с большим запасом, было огорожено шикарной кованой изгородью.
- Это для тебя и дочки, если что…- веско пояснил прокурор, поправляя огромный венок на мраморном памятнике Светлане. – Ритуал я оплатил. Сумма, необходимая для воспитания Анюты, положена в банк, на твое имя. Надеюсь, мы в расчете? Чего ты еще хотел бы?
- В глаза заглянуть однокласснику-козлу!- процедил Мишка с бессильной ненавистью.- В душу прямо, до самого дна достать. Что у него там, под тиной скрывается? В болоте и то родники есть…
Славика моего не тронь, слышишь!- Валерий Дмитриевич даже слюной брызнул – так зашелся.- Аньку лучше свою сбереги, понял?
- Понял,- Михаил плюнул ему под ноги и пошел от могилы, сутуля мощную фигуру.
Через полгода Высятьева, с повышением, перевели в Мегаполис. Туда же он забрал все семейство, продав принадлежащий ему особняк кому-то из местной братвы. А в своем почтовом ящике Михаил нашел визитку прокурора с номером мобильного телефона. На ее обороте было написано: «Если что, звони. Я долги помню». Мишка хотел было ее порвать, но хозяйственная жилка воспротивилась – сунул в ящик кухонного стола. И тут же забыл о ней. До поры, однако, до времени…