Библиотечный день.
(Скрепы и скрижали или звенья связующие.)
Весь народ видел громы и пламя, и звук трубы, и гору дымящуюся; и увидев то, народ отступил и стал вдали. И сказали Моисею: говори ты с нами, и мы будем слушать,
но чтобы не говорил с нами Бог, чтобы нам не умереть. И сказал Моисей народу:
не бойтесь; Бог пришёл, чтобы испытать вас и чтобы страх Его был перед
вашим лицом, чтобы вы не грешили. И народ стоял вдали,
а Моисей вступил во мрак, где Бог.
(Исх. 20:18-21)
Труба зовет.
Предыдущий день оказался на столько удачным, что на сегодня мой внутренний голос проснулся и продрал глаза раньше всех. Он шепнул мне, сначала шепнул, а потом гаркнул так, что будильник застойных времен показался бы комариным писком:
- Библиотечный день, не теряй времени.
Дальнейшее повествование он сформулировал в виде эстетсвующего афоризма в форме императива:
- Граненый стакан при одиночестве просто атрибут бытового пьянства и предвестник алкоголизма. Но, звон граненых стаканов, обусловленный традицией сдвигать их друзьями, несомненно источник вдохновения и творческих начал.
История библиотечного дня уходят глубоко корнями в советскую действительность и приобрела обширные традиции. Библиотечный день был привилегией сотрудников академических научных институтов и тяжело приживался в прикладных НИИ. На опытных и массовых производствах он даже был переименован в местную командировку за комплектующими. Пробить себе библиотечный день удавалось личностям сугубо творческим, а местные командировки исключительно предприимчивым.
Дежурным основанием для библиотечного дня было оформление заявки на изобретение. Но, первичное рассмотрение заявок происходило в отделах по изобретательству и рационализации предприятий. Поэтому туфта о работе над изобретением не проходила. Хочешь библиотечный день, будь добр хотя бы сочинить формулу изобретения. Получилось, можешь с гордостью заявлять начальнику:
- Завтра я ГПНТБ на весь день.
Не получилось, извини. Правда посещать сам ГПНТБ приходилось регулярно, для получения и продления читательского билета. Иначе можно было проколоться, представитель отдела кадров запросто мог попросить предъявить ему читательский билет библиотеку. Если билет был давно просрочен, после очередного библиотечного дня, последствия были печальными. Но, люди с фантазией не опускали руки, если формула изобретения им оказалась не по зубам, Их фантазии вполне могло хватить на организации технических проблем связанных с основной работой. Тут все было не так однозначно, и библиотечный день в Политехничку мог запросто сорваться из-за плохого настроения начальника. Сейчас модно ругать КПСС, но если бы не КПСС, то не обязали бы предприятия создавать отделы по изобретательству и рационализации. А главное, и не было бы университетов марксизма ленинизма. Сначала люди морщились, когда их направляли на занятия в УМЛ. Но предприимчивые люди сразу оценили открывающиеся возможности. Ни один начальник, в здравом уме, не стал бы препятствовать слушателю УМЛ посетить Ленинку, чтобы он написал реферат или курсовую работу. Правда проблемы с читательскими билетами и Политехничку и в Ленинку не исчезали, как и в случае ГПНТБ. Но все преимущества имеет свои издержки. Как бы не был красив аверс, на реверсе все равно стоит цена монеты.
Из моего рассказа может возникнуть впечатление, что основной заботой творческих людей в советское время было изобретение способов срулить с работы. Уверяю вас, что это не так, вернее совсем не так. Не нравится работа, без затей можешь её поменять, это была не проблема. Но, как говорит поэт, мой друг настанут времена и птицы перестанут петь. И, вот тогда то тебе просто необходим будет продленный читательский билет, чтобы пересечься с настоящими друзьями либо в ресторане, если позволяют финансы, либо в чебуречной, либо в пельменной, ну на крайний случай в пивбаре с водкой под столом. Договариваться о встрече приходилось как правило с рабочего телефона в окружении коллег. Тогда и появились условные названия пивбаров и чебуречных - Ленинка, ГПНТБ, Политехничка, Дом книги, Книжный на Кузнецком мосту, книжный развал у первопечатника и т. д. Потом, смешком-смешком, условные названия распространились сначала среди сослуживцев:
- Ну что, мужики, устроим библиотечный день как Санька, сходим Ленинку..
- А, че не устроить то, че не сходить, конечно сходим, но после работы.
Потом, термин "библиотечный день" прижился в широких народных массах, даже не связанных с массовым производством и НИИ. Вот и сегодня мой внутренний голос стал вещать истины в терминах, застойных времен.
Выбор это проблема.
Жаловаться на ограниченное количество очагов культуры потребления алкоголя, для организации библиотечного дня, в нашем городе , значило бы просто Бога гневить.
В шаговой доступности были и "читальные залы" с очаровательной вывеской "ПИВБАР". Были и "книжные развалы" в смысле магазины с вино-водочными отделами, или как их называли штучными отделами, реализующих разнообразную "книжную" продукцию, рассчитанной на самого широкого читателя, тяготеющего к познанию истины. В этих магазинах, как в анекдоте застойных времен, без ограничения принимали "обложки" от ранее прочитанной литературы в счет оплаты новых "книжек". Серьезность содержания "книг" классифицировались согласно цифрового ряда: 3-8 оборотов, 16-18 оборотов и 40-43 оборота. Тяга сограждан к познанию истины была неистовой и систематической. Поэтому в штучных очередь за "книжками" не иссякала. Но, это ни кого не останавливало, Публика очагов культуры, была разнообразна. На рафинированных эстетов, бравших исключительно коньяки и марочные вина, старожилы смотрели настороженно и слегка презрительно. По этой причине, иногда эстеты, устыдившись общественного мнения, и стараясь приобрести уважение публики, брали просто водку. А чтобы уважение достигло высшей степени брали "каленвал". Большая часть публики предпочитала "книги" под общим названием "бормотуха". Нонешняя молодежь подумала бы, что это аудиокниги, но это было совсем не так.
"Читальные" залы периодической литературы , то есть бары, я не особо жаловал, поскольку случайные читатели отличались ярко выраженным индивидуализмом при выборе тем для разговора, а незатейливый сервис приводил к чрезмерному удорожанию "прочитанного". Толи дело в застойные времена, доза отпускаемого для "чтения" обходилась всего 20 копеек. Да и автоматы раздачи разовых доз для "чтения" и поиски "обложек" не только унижали достоинство тянущегося к культуре в свой библиотечный день, но и объединяли "читателей" поиском совместного решения проблем.
В этот раз я запасся парой серьезных "книжек", на "обложке" которых русской вязью было выведено "Старка" и "Столичная" и несколькими "брошюрами" издательства "Жигулевское", докторской колбасой, банкой соленых огурцов и классикой закуски, бычками в томатном соусе. Ноги понесли меня к тому, кто жил ближе к месту, где я затарился.
Вадика я встретил, когда его на поводках вытягивала из двери его свора дворняжек. Некоторые собаки уставились на меня настороженно, некоторые натягивая поводок, тянули Вадима к ближайшим деревьев, но каждая к своему. Вадик, так уж был устроен, что не мог равнодушно смотреть на страдания бездомных псов и собак. И они становились его подопечными. Пожевав усы Вадим сказал:
- Привет, ты с нами? Видишь у нас дела.
И он весело рассмеялся.
Отказать Вадику в прогулке я не мог и не хотел. Я всегда рад был его видеть. Мы с Вадиком шли и болтали, собаки бестолково суетились, повизгивали и играли. Но, уже через десять шагов я осознал бессмысленность и абсурдность своего положения. Вдумчиво "почитать" принесенную литературу не удастся, все было против этого, необустроенность места для "чтения", суета собак и нелюбовью Вадима к алкоголю. Одно дело вести неспешный разговор дома за столом, когда он мог непринужденно налить себе чая. Сам себе в этой ситуации я напоминал близорукого читателя, собравшись почитать интересную книгу, но где то потерявшего очки. С Вадиком пришлось тепло распрощаться.
Следующим на очереди был Альберт Васильевич. Когда я заглянул в его "берлогу", он был сосредоточен и глядя на меня туманным взором, жевал карандаш. Перед ним лежала общая тетрадь, в которой он вывел крупным почерком: "Лесная пластика". В голове мелькнуло:
- Похоже и здесь облом, случай для организации библиотечного дня не подходящий. Гадом буду, не буду ему помешать.
Вот если бы он резал своих блевотиков на скорость, я бы ни на минуту не задумываясь опорожнил свою сумку на стол. Пара дежурных фраз Альберту Васильевичу далась с трудом. Когда я направился к двери, он явно огорчился. Зная его гостеприимство, я понимал, что это не наигранно, Но возвращаться было нельзя. Однако. К Кольке? Нет для рыбалки я не готов, вернее не готова моя печень. Одно дело библиотечный день, другое дело рыбалка. Петька? Не, он челночник, у него другая жизнь, совсем другая жизнь, но парень хороший. Блин! А, Толик? Я Толика уже тыщу лет не видел. Все, я иду к Толику!
Стучись в забытую дверь.
Толик, открыл дверь и коротко кивнул и произнес:
- Заходи, через порог не здороваются.
В коридоре он хлопнул меня по ладони так, что по ладони пошли иголки, и молча пошел на кухню. В квартире стоял устойчивый запах неустроенности и пофигизма. На кухне полный бардак, в виде горы грязной посуды в раковине и батареи разнокалиберных бутылок рядом с полным помойным ведром. Все это диссонировало с аккуратно расставленными на буфете склянками, баночками, по порядку разложенными инструментами и большой настольной лупой. Обеденный стол стоял по средине длинной кухни, за столом спинкой к окну стояло старинное кресло с потертой спинкой. По углам стола, ближе к двери стояли старинный канделябр и настольная лампа в стиле партийного барокко 30-х годов, а между ними стояла антикварная чернильница из которой торчала перьевая ручка. За ними на двух антикварных книжных пюпитрах лежали две книги, одна с пожелтевшими страницами и потертым корешком и переплетом, другая чуть ли не пахла типографской краской. Толик обошел стол нацепил пенсне аля Антон Палыч и сел в кресло:
- Это хорошо что ты зашел. Я сам хотел к тебе завалиться. Понимаешь старичок, нужна твоя консультация.
Я осматривался, разгружать пакет было некуда. Места не было. На столе, и на буфете мои дары смотрелись бы верхом абсурда. А, Толик похоже не замечал, вставшую передо мной проблему. Поэтому я попытался и его озадачить вопросом:
- Это куда грузить.
Но озадачить Толика у меня не получилось. Толик не спеша встал, снял пенсне, положил его на стол, обогнул стол и пошел в комнату. Я поплелся за ним со словами:
- А, в комнате посидим.
Толик внезапно повернулся и выкатил мне навстречу сервировочный столик. Это был не просто сервировочный столик, это была редкостная антикварная красота. Он посмотрел на меня, явно наблюдая за моей реакцией, на антикварные новшества в его квартире и произнес:
- Нет, на кухне нам будет удобней.
Он покатил столик, а я пытался на ходу выгрузить содержимое моего пакета.
Пока Толик катил столик, я выкладывал бутылки водки лежа на столик, чтобы они не упали.
Колбасу я попытался пристроить на столик, когда Толик уже вкатил столик между столом и буфетом. Буфет явно не гармонировал с присутствующим антиквариатом. Буфет был из разряда фанерного ширпотреба, производства артели глухонемых, Он был с выщербленами и со следами подкраски, не раз, наспех, сделанными, как масляной, так и нитрокраской. Чувство прекрасного заставило меня замереть с куском докторской колбасы в руке. Колбаса была завернута в серую магазинную бумагу и выглядела садистским издевательством над перламутровой инкрустацией поверхности столика. Толик к моей заминке отнесся непринужденно, он привстал, взял колбасу у меня из руки и положил прямо на инкрустацию. Заодно, он заглянул мне за спину и обнаружив отсутствие стула для меня, снова направился в комнату, бросив мне на ходу:
- Старичок не в службу, а в дружбу сполосни хрусталь, найдешь в раковине.
Вернулся Толик с обшарпанной табуреткой. Граненый стакан в раковине был один, зато я обнаружил четыре граненые стопки, но не сразу. Слава богу вода в водопроводе была, я это определил по капели из крана. Когда я обернулся к сервировочному столику с четырьмя чистыми стопками, то слегка опешил. Моя водка уже стояла на нижней полке столика, а рядом с хлебом и колбасой стояла квадратная бутылка балантайса. Ч-У-Д-Е-С-А!!! Мой пластиковый пакет лежал на полу. Я осторожно взял бутылку балантайса обеими руками, такую чудную "книгу" совершенно невозможно было приобрести в наших очагах культуры. В голове мелькнуло:
- Однако давненько я не заходил к моим друзьям в это сложное для страны время.
Мой вопрос, вернее просьба была краткой:
- Ну, рассказывай.
Мой внимательный взгляд в глаза Толика его совершенно не смутил и он сказал:
- Давай накатим старичок, как бывало, чтобы не базланить на сухую.
Когда мы накатили по первой, в порыве благодарности за балантайс, я стал доставать из моего пластикового пакета, дремавшего на полу, классику закуски, банку соленых огурцов и банку бычков в томате. На мой вопрос:
- Где у тебя открывалка?
Толик сказал:
- Не суетись старичок, давай еще накатим, ну ее в жопу эту открывалку.
И жестом фокусника извлек большую плитку шоколада. Такой шоколад я тоже видел впервые. Это был не "Аленка", не "Бабаевский", не "Марс", это был ...ШОКОЛАД!
После того как накатили по третьей, Толик положил передо мною пластиковую пачку филлип морриса и сказал:
- Закуривай старичок. Ну, че, ты как поживаешь?
Я пробормотал, слегка подумав:
- Еще час назад, думал что лучше всех.
Разочарование бывает приятным.
Сказал я это, потому что вспомнил как представлял себе нашу встречу еще час назад. Я представлял, что войду к Толику великодушным благодетелем. Но, тонус этого настроя начал таять при виде дорогущего антиквариата, Антиквариату еще можно было найти приемлемое объяснение. Тонус собственного превосходства, сморщился при появлении балантайса и окончательно был раздавлен в борцовским туше пачкой филлип морриса, которую я сейчас теребил в руках.
Надо сказать, что, по рассказам, наших общих друзей, Толик был жертвой своей собственной обстоятельности и скрупулезности. Первый звоночек прозвенел, когда Толик сжег в институте свою курсовую работу, за которую ему уже поставили "отл". Преподаватель был крайне удивлен, тем что из предложенных тем для курсовых работ, Толик выбрал тему связанную с тензором Грина, которую до этого не брал никто. Толик обожал тензоры вообще и был очарован теорией тензора Грина, и написал курсовую практически, что называется на одном дыхании. Преподаватель, из любопытства, внимательно прочитал работу Толика и пришел в восторг, но отдал курсовую Толику, чтобы он оформил титульный лист в соответствиями требованиями предъявляемыми кафедрой. Оказалось, это был опрометчивый шаг. Толик полдня вырисовывал титульный лист, проклиная все на свете. В добавок он решил дописать в курсовой те выкладки, которые были у него в черновике. И тут...... на словах в черновике "этот интеграл заведомо сходится", Толик понял, что заведомо сходится интеграл в пространстве L2, а не в евклидовом. Он заново сделал выкладки и убедился, что интеграл не только не сходится, но и не существует, в силу того, что для решения, выбранного им примера, использовался интеграл не Римана, а Стильеса, пространство, выбранное для примера было евклидово. Когда он поджег курсовую, больше всего он сожалел о титульном листе, который дался ему с таким трудом.
Второй звоночек к счастью услышал только сам Толик. Это была другая курсовая. Тема была связана с интегральными инвариантами в применении к элементарным частицам. Курсовая по правилам должна была содержать определенное количество графических иллюстраций. Изображать фазовые потоки на плоскости Толику казалось полным бредом. Вспомнив "Житейские воззрения кота Мурра" Гофмана, Толик дописал параллельный литературный текст, взяв за основу греческую мифологию, а именно миф об Ариадне, которую он на прямую связал с текстом по физике. Необходимое количество иллюстраций на мифологическую тему ему сделала знакомая художница. С подачей курсовой Толик опоздал. Преподаватель, проведя пальцем по корешку работы и посмотрев на номер последней страницы сказал:
- Удовлетворительно, давайте зачетку.
Но, тут Толик уперся рогом и заявил:
- Почему удовлетворительно, вы ведь даже не читали работу?
- Молодой человек, вы опоздали с подачей работы и еще чем то не довольны.
- Я хочу чтобы вы поставили оценку на основании содержания работы.
Преподаватель хлопнул рукой по курсовой и сказал:
- Хорошо, но если я найду хотя бы одну ошибку то это будет неуд. Согласны?
- Согласен.
Преподаватель открывает курсовую и таращит глаза, увидев первую иллюстрацию, листает дальше и смотрит на следующие иллюстрации, а затем смеясь говорит:
- Молодой человек, вы не только опоздали, да еще и принесли работу не по физике, а по литературе, вы сами то смотрели что вам написали ваши товарищи, или были уверенны в их непогрешимости?
Толик улыбаясь отвечает:
- Ошибаетесь, работу я писал сам, а вам предлагаю её прочитать.
Преподаватель смотрит на Толика и до него доходит, что Толик говорит правду и начинает читать в серьез. После первой страницы текста по физике преподаватель, сославшись на усталость берет тайм-аут на неделю. Через неделю, когда Толик пришел узнать результат, преподаватель, смущенно кашлянув, сказал, что дал курсовую для рецензии корифею советской физики, и предлагает Толику подойти через пару дней.
Толик точно знал, что ошибка у него находится на предпоследней странице и связана она с разрушением топологической связности в фазовом пространстве трубки путей волнового пакета, моделирующего электрон. Это обстоятельство поставило Толика в тупик, да такой тупик из которого он не видел выхода, и поэтому замаскировал его красивой виньеткой о неприменимости теоремы Лиувилля к квантовым системам, не смотря на теорему Нетер, и в полном соответствии с теоремой Геделя. По косвенным вопросам, заданных Толиком корифею, Толик понял что курсовая была прочитана только на половину, но пять очков в зачетку он получил.
Третий звоночек прозвенел, когда Толик приступил к написанию диплома, В начале все шло хорошо. Толик писал диплом с опережением графика. Технический и технологический разделы, раздел охраны труда и даже вступительная часть с освещением руководящей роли КПСС диплом был написан на высшем уровне и вполне законченном состоянии. Но, тут Толик решил дополнить диплом теоретическим обоснованием с позиции теории систем полу-Туэ и закопался. Заканчивал он диплом в жутком ажиотаже, ни его руководитель, ни консультанты не понимали чем он занят и почему не подает диплом на сдачу, когда все разделы диплома уже давно подписаны. Когда Толику поставили отлично за диплом, он был опустошен и разочарован легкостью защиты. Его доклад на защите был великолепен. При вопросе по технической части он ответил по существу, вполне удовлетворил любопытство задававшего, и тут он попытался развить свой ответ в плане теоретического обоснования. Он был оборван, на основании того что нужно заслушать еще несколько дипломантов. Следующие звоночки пошли, когда Толик сдал кандидатский минимум. Толик считал, что изучение предметов кандидатского минимума значительно продвинуло его в осознании сущности природы. Но, его упертость, еще на этапе собеседования при обсуждении темы диссертации, не оставляла камня на камне от надежды обрести научного руководителя, ни на поприще химии, ни на поприще искусственного интеллекта. Толику не однократно давали совет друзья, успешно преодолевшие жизненные препятствия, оказавшиеся непреодолимыми для Толика:
- Будь проще, не создавай проблемы там где их нет.
Толик соглашался, обещал не создавать себе проблем на ровном месте. Но,..... поделать с собой ничего не мог. На производстве Толик работал с упорством, вызывавшем раздражение коллег. Он продолжал прилежно работать, даже тогда когда перестали платить зарплату.
Сейчас очевидно было, что в жизни Толика произошли невероятные перемены и он все таки вытянул свой выигрышный билет, при этом оставаясь самим собой.
Сокровищами не все умеют воспользоваться.
Толик выдержав паузу сказал:
- Не завидуй старичок. Печально это все. Поехал недавно помочь своей бабуле картошку выкопать, весной помог посадить, осенью выкопать. Деревенька то недалеко слава богу. Как туда ни приеду сердце кровью обливается. И раньше то, до этого пьяницы Борьки, смотреть было больно, палки-трудодни, работа от утра до темна, но как то они жили своим хозяйством. Сейчас там остались одни бабки, мужики либо перемерли, либо спились. Молодежь потянулась в город за новой жизнью. Как мы тогда поверили этому обормоту, да и этот поросенок его с повадками вампира, Егорка. Ну, выкопал я картошку, засыпал в подпол. Приперло, пошел в нужник, иду обратно, а в сарае дверь настежь. Заглянул, а в углу стоит буфет резной, черного дерева. Спросил у бабули, что это она его вынесла, А, она говорит, из моды вышел, а у нее стоит вся мебель из ДСП. Скрипит, зато модная, хотя эта модно было еще в моем детстве. Я хмыкнул. Ну, спросил ее, нет ли еще какого-нибудь старья. Бабуля говорит:
- Да, на чердаке много чего валяется. А зачем тебе?
- Ну, я ей:
- Не знаю, может пригодится что-нибудь. Я посмотрю?
- Бабуля:
- Да, посмотри, да чего там, бери что надо.
- Ну, залез я на чердак и офигел. там весь чердак раритетом завален. Я для начала взял патефон. Там их два было, один громоздкий, старинный, из красного дерева с резьбой и красивыми накладками из латуни. Труба внутрь патефона вмонтирована, в одну стенку входит отвод от звукоснимателя, а из стенки напротив выходит раструб. Рядышком лежит патефон чемоданчиком. Я так понимаю мода в деревню приходила не раз. Патефон чемоданчиком можно было таскать на деревенские посиделки, а раритет хоть и красивый неподъемный. Я прикинул, дотащить раритет смогу до города без посторонней помощи. Ну, втащил раритет в дом бабули. Спросил ее:
- Можно взять?
- Она говорит:
- Бери внучек, конечно, бери.
- А, в глазах у нее тоска, видимо воспоминания нахлынули.
- Повозился я с этой вещицей, но восстановил, и механику, и внешний вид. Но, дело это мне понравилось, творческое оно. Дал объявление в "из рук в руки". Танька на мысль навела и напечатать помогла. Помнишь Таньку?
- Какую Таньку?
- Нас Петька еще с ней познакомил. Ну, когда вся компашка наша собралась погудеть у Славика в офисе.
- А, ну помню. Как она?
- Да, ничего. Вроде не бедствует. Хотя в этой жизни фиг что поймешь.
- Ну, так вот, дал объявление. Два раза звонили, я приходил на встречу, извинялся. Вижу интеллигентные люди, но им не по карману. Называл цену, они сразу унывали. Один из них попросил показать. Показал, его это впечатлило, но торговаться не стал, ушел молча. Ну, я после этого дал второе объявление с припиской "дорого". И тут тишина, нет звонков. Я уже пожалел, что и второе объявление дал, и что цену не скинул для того интеллигента. Но бог милостив, и когда к нам подступает отчаянье, как поет Окуджава, он бросает нам соломину, и мы на ней выплываем и выкарабкиваемся. И тут звонок, голос наглый:
- Ну и чего ты называешь дорого?
- Я назвал цену.
- Он в хохот. Говорит:
- Показывай.
- Ну, я адрес продиктовал. А самому страшно стало. Куда я залез. Думаю:
- Ну и куда тебя завела твоя жадность Толик, стяжательство твое безмерное. Ща тебя Толик обломают.
- Но обошлось, смотрю в окно, подъезжает мерс, шофер выбегает, и к пассажирской дверке, выходит чувак весь из себя меня. Звонят, открываю, шофер меня отодвинул, чтобы хозяин прошел , но без грубости. Заходит этот пассажир барином:
- Ну и где твой раритет?
Показываю. Он спрашивает шофера:
- Как думаешь Вальке моей понравится?
Шофер мнется:
- Вещь, конечно, красивая, ну наверное понравится.
-Тут этот деятель поворачивается ко мне:
- А, он работает, твой раритет?
Хорошо что я у бабули пластинок прихватил, старых, с нэпа еще наверное остались. Но этикетки на них красивые красные. Поставил, заиграло с характерными ретро хрипами. Тут у этого барина глаза на лоб полезли. Орет:
- Беру!
- Я, чуть ли каблуками не щелкаю, говорю:
- Пластиночки это вам бонус.
- А он:
- Ты где тут нищих видишь? Кроме тебя, здесь таких нет.
Ну и кивает шоферу:
- Дай ему и называет двойную сумму. Короче, пронесло. Ну, я сразу повез деньжат бабуле. Она на меня руками машет:
- Куда мне такие деньжищи, что я с ними делать буду?
- Ну я ей говорю:
- Давай с твоими подругами поделимся, им тоже не легко.
- Она:
- Тогда пойдешь со мной, а то как я им объясню где деньги взяла, еще в милицию стуканут.
- Тут у меня глаза на лоб:
- А, вы че стучите друг на дружку?
-Она потупилась, махнула рукой:
- Да, по разному было, жизнь то длинная.
- Пошли по подругам, те тоже руками машут, но деньги берут. Я им в газа смотрю, а сам боюсь, как бы их инфаркт не хватил. Пара бабулек на отрез отказались, говорят:
- Толи там Колька, толи Васька, не помню, все равно отберет и пропьет.
- В мою бабулю пальцем тычат:
- Мы к тебе, Петровна, лучше потом зайдем, когда совсем прижмет. Дашь потом то?
Я говорю:
- Даст, даст, я ей оставлю.
Ну, а потом по знакомству, я у них много антиквариата нашел на чердаках и дело пошло. Они мне все хотели иконы всучить, но теперь уже я на отрез отказывался. Говорю:
- Я вам деньжат дам, только иконы не продавайте ни мне, ни кому. Силу они потеряют
- А, они смотрят на меня печально так и говорят:
- А, кому они после нас то достанутся, ты то видать человек хороший.
- Но я так и не взял. Ну, ладно хватит об этом, я вижу у тебя с лица сползло удивленное непонимание.
- Давай старичок еще накатим.
Мы накатили, я закурил еще одну сигарету, от предыдущей остался только бычок в руке. Толик не курил, вообще не курил. Он ухмыльнулся, показал пальцем на балантайс и филлип моррис и сказал:
- А, это бонусы от постоянных клиентов. Слушай старичок, я чего хотел к тебе прийти то, у меня тут образовались пара проблем по твоей специальности.
Не сдерживай порыва, когда помогаешь ближнему.
Тут я хихикнул и ткнул пальцем в книги на пюпитрах:
- Иллюстрации для книжек нарисовать, выдержанные в стиле текста?
Да нет, хотя идея интересная, но для другого случая. Старичок, я не очень понимаю, как восстанавливать иллюстрации и потрепанные страницы, Дерево, металл это мне понятно, это мое, а с бумагой как быть я не понимаю. Ну, и боюсь испортить. А, полиграфия это ведь по твоей специальности? Офсет там, ротапринт, и все такое.
-Тут у меня вырос градус любопытства. Я встал и, обойдя стол, посмотрел на книги, лежащие на пюпитрах. Градус любопытства перерос в градус удивления. Да, похоже Господь сегодня явно работает моим штурманом и работает так как я сам никогда не смог. На пюпитрах у Толика лежали, Библия 1876 года издания и четвертый том полного собрания сочинений Маркса и Энгельса. 1955 года издания. Библия была на хорошей бумаге, но время не жалеет ничего. Были видны подтеки и желтые пятна, говорившие о не лучших временах хранения. Я перелистнул несколько страниц, размышляя о том, что можно реставрировать и как. Потом осмотрел на переплет и стал размышлять в слух:
- Страницы лучше не трогать. Любое взаимодействие с химией и теплом ухудшат состояние бумаги. Бумага хорошая но самое лучшее, что можно для нее сделать, это беречь от солнечного света и влаги. Потом, реставрация страниц уничтожит всю прелесть книги как антиквариата и раритета, она будет похожа на новодел и цена ее упадет, не смотря на то что бумага и типографская краски оригинальные. Жизнь книги, как таковой, не нарушая ее раритетности, можно продлить специальной пропиткой Извини, состав на вскидку не помню. Кстати, а тебе это надо?
Толик пожал плечами и скорчил недоуменную гримасу.
Я понюхал корешок библии и продолжил:
- Корешок можно аккуратно переклеить, наложив старый на новую основу, клей похоже глютиновый и скорее рыбный, чем мездровый, хотя могу ошибаться. С переплетом все сложнее. Оригинальные материалы тех времен фиг достанешь, а если достанешь, то разоришься на их цене. Края обложки лучше окаймить металлической фольгой аналогичной металлу тиснения, скроет потертости края переплета. Теперь само тиснение. потускнело значит не золото, скорее всего бронза под лаком. Лак скорее всего спиртовой шеллак. Прозрачный, тонкий, но не стойкий к трению. Нужно будет сварганить штамп. Ну, ты же знаешь как делают эти ваши штуки, на которые радиодетали крепят?
- Печатные платы?
- Во-во. сможешь сделать?
- А, то. Сделаю на раз. Ладно, я все понял старичок, большое тебе спасибо. Появятся вопросы навещу.
- Буду рад.
Я перевел взгляд на собрание сочинений Маркса и Энгельса, взял в руки и полистал, листы захрустели:
- А здесь то что реставрировать? Ее похоже не раскрывали даже.
- Эт точно, я даже некоторые листы сам разрезал. Нет, это не для реставрации. Тут шел, смотрю из библиотеки выбрасывают. Ну, я что мог дыбнул. Жалко. Нет, ты пойми правильно, я не фанат основоположников коммунизма. Нам в институте так жестоко вдалбливали историю КПСС, политэкономию и научный коммунизм, что привили стойкий иммунитет к этим предметам. Просто, все сложилось пучком, как детском конструкторе. Я когда у бабули своей бывал, с местным батюшкой пересекся.
Неисповедимы пути Господни.
Батюшка под газом был, зацепились языками. Он меня в церковь потащил. Сходили. Храм божий, блин, убожество и разруха. Понял я тогда почему у батюшки тоска в глазах и почему за воротник закладывает. Но, держится правда хорошо, не плачется в жилетку. Вера, видимо, его все таки на плаву держит Ну, я подумал и дал ему бабок на обустройство храма. Он чуть не расплакался. Всучил мне библию, говорит:
- Читай сын мой, с Богом в сердце легче жить.
- Слушай Толик, ты же говорил что иконы и церковную утварь на отрез не берешь.
- Не беру, так это же не икона, а книга.
- А батюшка, как с прихожанами общаться будет?
- Не знаю, ему видней, я за собой греха не чувствую.. Обещал библию читать, читаю.
- Слушай, а не даст батюшка с твоими деньгами деру?
- Это не мое дело, я ему не судья, Бог ему судья. Все, все. Так вот, вернулся я, а тут и на чистку в библиотеке наткнулся. И знаешь, стал читать библию, дошел в ветхом завете, в Исходе до цифры 2. Что то это стало мне напоминать, но что не ясно. Дочитал до цифры 4.
Толик взял в руки библию, полистал и прочитал:
• "И Господь сказал Аарону: пойди навстречу Моисею в пустыню. И он пошел, и встретился с ним при горе Божией, и поцеловал его.
• И пересказал Моисей Аарону все слова Господа, Который его послал, и все знамения, которые Он заповедал."
- Ничего не напоминает старичок?
Я пожал плечами и скривил недоуменно рот.
- А меня старичок на этих словах пробило: Моисей это Карл Маркс, а Аарон - Фридрих Энгельс.
Я хмыкнул:
- Офигеть, Какая глубокая аналогия.
Толик спокойно посмотрел на меня и продолжил:
- Ну, а дальше, все как по маслу пошло.
Он снова начал читать Библию:
-
• И сказал Господь Моисею: пойди к народу, [объяви] и освяти его сегодня и завтра; пусть вымоют одежды свои,
• чтоб быть готовыми к третьему дню: ибо в третий день сойдет Господь пред глазами всего народа на гору Синай;
• и проведи для народа черту со всех сторон и скажи: берегитесь восходить на гору и прикасаться к подошве ее; всякий, кто прикоснется к горе, предан будет смерти;
• рука да не прикоснется к нему, а пусть побьют его камнями, или застрелят стрелою; скот ли то, или человек, да не останется в живых; во время протяжного трубного звука, [когда облако отойдет от горы,] могут они взойти на гору.
- Опаньки, таинство. Т-А-И-Н-С-Т-В-О. И объяснять ни чего не надо, надо просто требовать В-Е-Р-Ы.
Слушай старичок, а бородатый умный был малый. Он сюжетец на горе Синай из Исхода Ветхого Завета одной фразой нарисовал:
- Призрак бродит по Европе, призрак Коммунизма.
- Четко просек папа Карло веяения времени. Иегова в окружавшем его мире вышел из моды, нужно было новое имя. Ну не Томаса же Мора было в святые возводить, и не Томмазо Кампанелло. Да, и не должно быть имени у Бога. Коммунизм это тоже не имя. И Сверхновый завет, Карл наш Маркс, называл Манифест Коммунистической Партии. Но, это все пустяки. Я просек, более важную вещь. И Ветхий Завет, и Манифест Коммунистической Партии редактировали и редактировали далеко не авторы. Это заметно. это как вставки на парадном мундире, приглядишься, а ткань то на мундире не везде одинакова, чуть цвет не тот, чуть качество ткани изменено. Я думаю ты понимаешь зачем они нужны?
- З-А-Ч-Е-М?
- А, не сходились ни мундир, ни схимна. Не сходились на толстых задницах и узких плечах, тех, которые их себе зацапали. А, эти пронырливые людишки очень хотели их носить. Потому что освобождали сии одежды, и от монашеского служения, и от окопов, и от штыковых атак, а сразу вели синод и в генеральный штаб.
- Ну и че? Толик, ты че, хочешь эту идею в мир толкнуть?
- Не, я себя хорошо знаю. Если даже обкричусь, все равно ни кто не услышит. Если даже я закажу напечатать, написанную мною, книгу шрифтом империал, ее, все равно, ни кто читать не будет.
- Почему?
- Планида такая, давай еще накатим.
- А, давай. У меня сегодня день неожиданных открытий. Отрыв от банальной повседневности. Вот уж во истину библиотечный день.
- А, с какого перепуга у тебя библиотечный день. Не врубаюсь, ты же художник.
- Не бери в голову. Это я так конспирирую бытовую пьянку от самого себя.
- А-а-а. Занятно.
Мало хотеть, надо знать как.
Четвертая стопка прошла хорошо, но вкусовые ощущения от вискаря уже притупились. Выпивка скорее заполнила паузу в разговоре. Толик выговорился. Я до прихода к Толику настроен был просто на несерьезную, пьяную болтовню ни о чем. На болтовню, от которой оставалось хорошее настроение товарищеского единения и не оставалось ни каких воспоминаний. Сейчас все было не так. Теперь, когда повествование Толика закончилось, мне хотелось продолжать его слушать. Но, я даже не знал как его подвигнуть на продолжение рассказа. Вырвалось само собой:
- А все таки, может ты ошибаешься, мне вот сейчас интересно было слушать, думаю и другим тоже будет интересно. Почему не интересно будет, твоим старушкам там, попу этому.
Толик хмыкнул, помолчал и спросил:
- Олег, только честно, ты ко мне сегодня пришел потому что других наших друзей дома не застал?
Я замычал:
- Ну, не совсем так.
- Ладно, только честно, ты ко мне к последнему пришел?
Я замолчал, чувствуя неловкость.
Толик продолжил:
- Вот видишь, А, можешь сказать почему?
- Я вытаращил глаза поджал рот и пожал плечами.
Толик продолжил:
- Верю что не понимаешь, а мне понятно, потому что ты не первый, кто ко мне так относится.
- Как это так относишься? Ты что имеешь ввиду?
- Ну, это у тебя на подкорке где то, вроде и друзья, но что то не так. Помнишь я к тебе приходил картины смотреть?
- Помню, ну и что?
- Я тебе тогда посоветовал на картине полосу провести желтую. А, ты мне сказал, что для того чтобы такие советы давать, надо получить соответствующее образование, понять, что у каждого свое видение. Потом сунул мне кисть в руку и чистый лист и сказал:
- Ты сам попробуй нарисовать.
- Ясен перец, что у меня ничего не получилось, Ты правда по этому поводу не особо ликовал, но сказал:
- Вот видишь.
- И вывод сделал, который сам до конца не осознал.
- Да, ладно тебе, не выдумывай. Знаешь, а я ведь потом, когда ты ушел эту желтую полосу, все таки, нарисовал. Не нравилась она мне, не понимал ее необходимость. Но я закрашивать я ее не стал.
- Ну, и? Глаза она тебе до сих пор мозолит?
- Знаешь, нет, картина на следующий же день ушла и за хорошие деньги, так что ты не прав.
- Хорошо, а помнишь вы с Колькой меня на рыбалку взяли. Я вам тогда свою наживку предлагал, а вы ругались:
- Фигли ты нам эту туфту суешь, если у самого не клюет, не стесняйся бери наших червяков и не бубни под руку, не мешай рыбу ловить.
- Помню, ты тогда здоровенных линей натаскал минут за пять, но перед этим поклевку ждал часа полтора.
Понимаешь старичок, когда я вам предлагал, над моим поплавком тень была от ветлы на берегу, а над вашими поплавками солнце, а когда солнце на мой поплавком засветило, и у меня начало клевать, над вашими уже была тень, поэтому моя наживка вам уже помочь не могла. Но все равно вы тогда считали, что я в рыбалке профан, и у меня это вышло случайно.
- Слушай Толик, но ты же действительно профан и в рисовании, и в рыбалке.
- Толик поднял указательный палец, другой рукой сунул остаток шокаладки себе в рот и пережевывая сказал:
- В-о-о-о.
Помолчал и продолжил:
- Старичок, я понимаю почему ко мне люди так относятся. Я сам в этом виноват. Но, сделать с этим ничего не могу. Хочу быть другим, но не умею. Че-то мы о грустном, ну не о том, давай накатим.
Накатили.
Я ощущал, что Толик прав, именно ощущал, а не понимал.
Я встал, и стал искать глазами куда бы вытряхнуть пепел от сигарет, который стряхивал в ладонь. Пошел к раковине, вытряхнул пепел прямо на грязную посуду, и сполоснул ладонь. Глядя на посуду у меня само собой вырвалось:
- А, Алла где?
- Алла не исключение. Я не смог ее переубедить, что я не неудачник. Вернее я не стал это делать.
- Почему?
- Опять все сначала?
Умей узреть промысел Божий.
Я обернулся и вдруг за дверью кухни, между стеной и дверью увидел небрежно поставленные картон и листы ватмана, на некоторых просматривались незатейливые пейзажи:
- Все таки решил попробовать себя в живописи?
- Не, так одну идею проверял, думал смогу подзаработать. Не склеилось.
- Что за идея?
- У тебя в детстве была книга "Кружок умелые руки"?
- Нет, была у приятеля. Я тогда очень хотел иметь эту книжку.
- А мне отец подарил. Я ее каждый день листал. Детство это время удивительных фантазий. Так вот там было, как изготовить метеостанцию своими руками из листа бумаги. Всю жизнь мечтал сделать, но всё нужных ингредиентов достать не мог. А тут, во время всеобщего развала, бери все что хочешь, никому нет дела. Вспомнил про мечту. Нашел книжку, стал в ней искать как это сделать. Не нашел, всю книжку перерыл.
- У тебя, что эта книжка до сих пор сохранилась?
- Да, в комнате лежит.
- Покажи.
- Потом, давай еще накатим.
Хлопнули еще по одной. Толик продолжил:
- Стал вспоминать, ведь столько раз в детстве это перечитывал. Короче стал соли подбирать. Там соли нужно было нанести на лист бумаги, а они от влажности и солнца цвет меняли. Думал наделаю таких картинок и толкну, бабла подниму. Хотя, если быть искренним, скорее всего просто хотелось исполнить детскую мечту. Помнишь, это точь-в-точь как у Воннегута в "Колыбели для кошки". Не получилось. Разные соли испробовал и по памяти, и по наитию, не получилось. Вот и остались картон и ватман. Чуть не изверился в себе. Кстати, там в этой книжке были советы по реставрации книг, но я, после этого провала с детской мечтой, побоялся и решил с тобой посоветоваться. Ну, ладно, давай еще по одной.
Чокнулись стаканами и закусили остатками шоколада, Толик из буфета достал открывашку и передал мне. Я стал открывать банки и на ходу ляпнул:
- А покажи книжку то.
- А, пошли!
И мы, слегка пошатываясь, пошли в комнату.
В жизни пустяков не бывает.
Книжные полки у Толика остались все те же, что и были раньше. И книги те же. Мы подошли к полкам и Толик уверенно, не глядя, вынул нужную нам книгу. Книга была потрепанная, но такая родная. Детские воспоминания нахлынули мгновенно и растопили душу, как свеча воск. Я взял книгу из рук Толика и начал бережно её перелистывать. И тут из нее выпали листы. Сердце ушло в пятки:
- Ну, растяпа. От куда только руки ростут.
Я бросился неуклюже, пьяно покачиваясь, поднимать листы с пола. Толик постучал меня рукой по плечу:
- Не переживай старичок, это листы не из этой книги. Это, я интересные статейки собирал из разных изданий. Наука и жизнь, Техника молодежи, юный техник, моделист конструктор.
У меня отлегло. Я уже сидя на корточках захлопнул книгу, поднял листы, встал, и начал их просматривать. Листы были сложены в пачку, перегнутую пополам. Моя душа таяла от воспоминаний, таяла как таяло эскимо когда то в моей детской руке, Я растворялся в прошедшем, которое вернулось, чтобы больше никогда уже не вернуться. Прошлые мечты, прошлые фантазии, наши распахнутые детские глаза от удивления и восторга. В коридоре звякнул звонок. Толик не спеша пошел открывать. В коридоре послышалось:
- Привет Толян.
- Проходи на кухню. мы сейчас.
Я весь погрузился в свои детские воспоминания и ощущения, и не хотел из них возвращаться. Этот запах листов из книжки детства, эти иллюстрации на листах. Такие рисунки на листах и запаххи могли быть только от туда. От туда. Я хотел прочитать каждый листок, пусть не полностью, пусть через строчку, но каждый. Опочки, так вот же она, та статья, которую Толик ищет. Я повернулся к двери, Толик стоял у меня за спиной и смотрел мне через плечо. Я протянул ему листок:
- Это оно?
Он мельком посмотрел, поднял брови:
- А, я всю книгу перерыл, а эти листки совсем выпустил из вида. Был уверен, что это статья в самой книге.
- Ну теперь все, сделаешь в точном соответствии.
- Нет, не сделаю. Все. Перегорело. Проехали.
Он сложил листки, положил их под обложку книги и поставил книгу на свое место на полке. Посмотрел на меня и подвел итог моим поискам:
- Пошли на кухню.
Классика, это на троих.
На кухне, на моей табуретке сидел парень. Банки которые я начал открывать, но так и не открыл, были открыты. У парня в одной руке была стопка, а в другой ложка, которой он прямо из банки вычерпывал бычков в томате и ел их. Когда мы вошли, он повернулся к нам, положил ложку на сервировочный столик, вытер руку о рубаху, протянул мне и представился:
- Витек.
Я чуть не ляпнул в тон:
- Олега.
Но мотнул головой и ответил:
- Олег.
Витек затараторил:
- Я тут штрафную выпил, а то вы бы точно стали бы ее в меня запихивать, а я насилия не терплю. Толян, че это вы тут, водяру в одно горло жрете, как динозавры. Мог бы и позвонить, я бы помог.
Витек поставил стопку на сервировочный столик, и хлопнул в ладоши и стал их удовлетворенно потирать друг об друга. При всей фамильярности, поведение Витька не вызывало неприятных ощущений, в нем не чувствовалось, ни навязчивости, ни наглости. Скорее наоборот, его непосредственность как то располагала к нему, и вызывала доверие. Короче, Витек обладал неким непонятным мне обаянием. А, он продолжал тараторить:
- Олега, мы тут с Толяном соседствуем, по доброму. Я помогаю ему не уйти в запои, а он выручает меня иногда на безденежьи, ну и спасает от заморочек бытовухи. Моя бы от меня давно одни опилки оставила, если бы не Толян.. Толян, я чего заскочил то, займи пару тысяч до зарплаты. Ты меня знаешь, я отдам.
Толик полез в карман, жестом фокусника извлек купюры и спросил:
- Гитару сейчас притаранишь?
Витек сунул деньки в карман рубахи и ответил:
- А, то. Ща, только Светке бабло отдам.
Витек повернулся к двери, но обернулся, всплеснул рукой, нагнулся к сервировочному столику, налил только себе в стопку вискаря и выпил залпом. Он выдержал короткую паузу, занюхивая выпитое воздухом, взмахнул рукой и сказал:
- Знаю я вас. Пока я за гитарой хожу, все выжрете. А как петь то на сухую? На сухую не поется.
Через несколько секунд за ним хлопнула входная дверь, но не закрылась на замок.
Я повернулся к Толику и спросил:
- Так ты чего, так и забросишь мечту детства?
- Какую мечту?
- Ну, метеостанцию на листе ватмана.
- А, это. Да, ну ее. Перегорело. Все. Кранты.
Я подошел и взял, стоявшие за дверью, листы ватмана и картонки. Толик мельком глянул на меня и быстро сказал:
- Дарю, бери, может тебе пригодится.
В это время он поставил три стопки рядом и начал их наполнять. Было слышно, что открылась входная дверь и через нее женский голос грозно крикнул:
- Чтоб через час дома был.
На кухню ворвался Витек Он мгновенно оценил ситуацию. Увидел, что я сижу на табуретке, а мои руки заняты картонками и ватманом, сунул гитару в руки Толику и шмыгнул в комнату, вернулся он с креслом-качалкой. Кресло- качалка вероятно тоже была антикварной, во всяком случае раньше я её у Толика не видел. Витек, как то по домашнему, подтолкнул меня в плечо, я передвинул свою табуретку ближе к сервировочному столику. А он посуетился, устанавливая кресло-качалку, взял у Толика гитару и плюхнулся в качалку. Толик подал через стол Витку стопку, мы чокнулись . Витек снова затараторил:
- Со знакомством и со свиданьицем.
Витек вернул Толику стопку, пощелкал пальцами. Толик подал ему соленый огурец. Я печально заметил:
- Закусывать, виски соленым огурцом нонсенс.
И тоже захрустел огурцом.
Толик саркастически поинтересовался:
- А, чем ты обычно закусываешь виски?
Витек застыл с открытым ртом и удивленно поинтересовался:
- Это, че виски было? Ни фига себе! Я то думал, чего это Толян самогон в такую бутылку офигенную затарил. Подумал, ну самогон, конечно классный, не то что у нас в деревне гонят. А, это оказывается виски блин.
Витек задумчиво похрустывал огурцом, раскачиваясь в качалке. Но видимо долгое удивление было не характерно для него. Он пристраивая на коленях гитару бросил:
- Олега, настругай колбаски.
Я прислонил картонки с ватманом к своей табуретке и занеся нож над докторской стал бороться с моральными переживаниями по поводу инкрустации. Толик перегнулся через стол и отнял у меня, и ножик, и колбасу. Я снова занялся своим подарком-находкою. На буфете у Толика среди инструментов нашелся остро отточенный скальпель, которым я и попытался счистить темперу и акварель с ватмана, лежавшего поверху. Витек тренькал на гитаре. Потом он прокашлялся и запел:
- Ох, полным полна моя коробушка.....
Пел Витек довольно не плохо, но ухо резал блатной перебор его гитары.
Витек видимо забыл слова и два раз подряд пропел:
-Вот и пала ночь туманная, Ждет удалый молодец, Чу, идет - пришла желанная, Вот и пала ночь туманная.
Выручил его Толик:
- Продает товар купец. Давай наши по порядку.
Витек посмотрел на меня и констатировал скороговоркой:
- Олега, ты представляешь у Толяна все песни на один мотив. Не, я ни чего не говорю, песни отличные, но все на один мотив.
- Да ладно. Я и Толика и наши с ним песни тыщу лет знаю.
Витек хмыкнул и снова ударил по струнам.
И, я снова услышал блатной перебор гитары. Толик спокойно наполнил стопки и одну подал Витьку. Мы выпили. Витек поморщился:
- А, виски где?
Толик спокойным голосом сообщил:
- Усосали литр, теперь просто водка, зато соленый огурчик будет в тему.
И Толик весело посмотрел на меня. А потом решительно отобрал гитару у Витька. И понеслась:
- Ветер дует над Европой, пара понци понци по....
Я тоже заорал слова песни в голос. Для удобства я поставил пачку картонок и ватмана на колени вертикально и придерживал их обеими руками, так что верхний край листа ватмана оказался у меня напротив рта. Потом была:
- А, я по бережку иду по голубому....
Когда закончили песню, я благодарно спросил Толика:
- Это хорошо, что ты Санька вспомнил, Кстати не знаешь как он?
Впервые нам эту песню спел штангист Саня, на картошке. Спел он ее от радости, когда после стакана полынной водки его отпустил ревматизм.
Толик поджал губы:
- Давно его не видел, наверно опять люмбаго мается.
Госпожа случайность.
И тут то, я случайно посмотрел на угол ватмана, который был напротив моего рта. Я в удивлении стал мотать головой. Угол ватмана расцвел яркими красками радуги. Я удивленно громко зашептал:
- Это что такое?
Не смотря на выпитое, я прекрасно помнил что отскреб скальпелем всю краску по всему верху ватмана. Витек подскочил первым, уставился на ватман, ни чего не понял и затараторил:
- Че, че, картина такая. Че, ты орешь? Допился Олега?
Толик удивляться не стал. Он взял у меня из рук лист ватмана и дыхнул на очищенную часть листа. Вот тут то заорал и заскакал Витек:
- Ни фига себе, дай мне!
Он тоже дыхнул на чистую часть ватмана. И лист стал расцветать изумительными красками. Тут очухался я повернувшись к Толику спросил:
- Ты знал! Поэтому тебе стало неинтересно? Все работает, но не так как ты рассчитывал.
- Нет, сам в первый раз вижу, просто сейчас догадался в чем дело.
Я поник головой, протянул стопу ватмана с картоном, со словами:
- Понятно, закрасил рабочий слой акварелью с темперой, поэтому и не работало. Держи. Бьешься-бьешься и ни фига, а потом раз и все получилось. Случайность может сделать то, что недоступно голове и рукам.
Толик протянул мне пачку обратно и сказал:
- Я же отдал тебе это все.
- Хочешь сказать, что ты хозяин своему слову?
- Хочу сказать то, что и сказал раньше. Перегорело. Не интересно.
Тут раздался дверной звонок. Толик пошел в коридор. Витек сказал:
- Еще кого то несет. Водки то хватит?
Через некоторое время до нас донесся резкий женский голос:
- Витька, тебя сколько можно ждать? Домой!
Витек чуть смутившись сказал, протягивая мне руку:
- Моя. Пока Олега, думаю не в последний раз.
И Витек быстренько ретировался. До меня донесся, все тот же, женский голос:
- Лишь бы напиться, лишь бы напиться.
Вернулся Толик и налил нам еще в стопки, а когда выпили, протянул руку к буфету, достал с него пластиковые баночки, отодвинул раритетную чернильницу и поставил их на стол передо мной:
- Это органические и минеральные соли, действие которых ты наблюдал на ватмане. Интересно?
- А, то.
- Ладно, завтра я дам тебе эти краски, они, мне уже не нужны, а тебе, я думаю, пригодятся.
Завтра утром я тебе их подпишу, и напишу инструкцию по применению. А, сейчас, еще по одной, и спать.
Выпили и я начал прощаться:
- Спасибо, хорошо посидели.
- Ты куда?
- Домой, конечно.
- Не валяй дурака, куда ты такой попрешься, оставайся.
- А, Алла, придет?
- Не придет. У нее мать болеет, она с ней сидит. Ну, я конечно деньгами помогаю. Лекарство там, продукты для диетического питания. Короче у нее сейчас не простое время.
- А ты говорил, что она тебя, вроде как, оставила.
- Старичок, все очень не просто. Давай без этого. Я тебе постелю на диване, сам на раскладушке.
- Толик, как то не удобно.
- Кончай старичок, все нормально.
Я провалился в сон, едва моя голова коснулась подушки.
Утром я стал обладателем волшебных красок, инструкции как ими пользоваться, пачки ватмана, и пустой бутылки из-под балантайса.