ВАЛЕРИЙ ПРОТАСОВ - http://www.proza.ru/avtor/valeri21 - ПЕРВОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 33» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
Это случилось внезапно. Ничто не предвещало беды. Волк, матерый, крупный зверь с подпалиной на груди, неспешно пробирался в густых ольховых зарослях. Выбравшись на опушку леса, заросшую пучками желтой увядшей травы, на несколько мгновений остановился, оглядывая открывшийся простор. Пахло недавно выпавшим и уже осевшим снегом. Лес жил своей затаенной жизнью. Раздавалось посвистывание синиц. Дробь дятла то нарушала тишину, то вновь смолкала. Из-за оврага, из невидимой дали доносились запахи дыма, человеческого жилья.
Наставив уши и так же зорко вглядываясь, волк потрусил дальше. Но теперь часто останавливался, надолго замирал, ловя запахи и звуки окружающего мира. Однажды ему почудилось недавнее присутствие человека. Остановившись и обнюхав следы, он обежал опасное место, обогнул сухую ложбину и стал взбираться на пригорок. Вдруг что-то щелкнуло. Острая боль пронзила переднюю левую лапу. Невидимые тиски сдавили её. Волк дернулся, забился, стараясь освободиться и еще не понимая, что произошло. Но тиски не разжимались. Лапа не слушалась. Она была точно чужая. Боль была сильна, но еще сильнее были страх и недоумение от внезапно потерянной свободы. Можно было понять злую волю врага в бою, сжимавшего горло своими стальными челюстями, остервенение загнанной добычи, но тут… Враг был словно мертвый и оттого особенно страшный. В его бесчувственной хватке была неумолимость смерти. Он не чувствовал боли, не слышал рычания, ни на что не отзывался.
Небо было еще предрассветно-серым, когда это случилось. Потом сквозь серую пелену пробрезжил недолгий неяркий свет. Далекий круг заоблачного солнца поплакал в туманной дымке и скрылся. Снова наступили сумерки. Небо потемнело. Звезды высыпали. Из-за зубчатых вершин елей выглянула низкая красная луна. Налившись светом, выкатилась на самую середину неба и оттуда смотрела холодным неподвижным оком на землю. Желтый глаз луны вызвал в сердце зверя тоску. Он поднял голову ; и протяжный жалобный вой помимо воли вырвался из его горла. Луна склонилась ниже, словно высматривая, что случилось, кто так жалобно и безысходно плачет. Волк подумал, что воя так, подает слишком явственный знак о себе, доносил до всех свою слабость. Надо было поостеречься, затаиться. Он оборвал вой и замер, стараясь сделаться незаметным. Лапа затекла, опухла. Рана ныла все сильнее. Он полизал её края, касаясь языком режущего холодом металла. От поймавшего его непонятного предмета исходил едкий тревожный запах чего-то чужого, страшного.
Сначала волк хотел перехитрить, перележать врага, выждать удобный миг и рвануть лапу из его железных челюстей. Но скоро понял, что ждать бесполезно. Враг никогда не двинется, не шевельнется, не откроет уязвимого места. Он не знает, что такое усталость, боль, у него нет желания двигаться.
Волк опустил голову, лег на подтаявший под ним снег и прислушался. Всё было тихо. Луна уходила за лес, чтобы скрыться там и погаснуть. Ночь долго не уходила, своим материнским покровом скрывая от глаз беспомощность попавшего в беду зверя. Рассветало медленно и долго. Волк ненадолго забылся. Его разбудил стук дятла и далекое стрекотанье недовольной чем-то сороки. Как ни сер и короток зимний день в лесу, все же небо забелеет и над ним. Сорока обшарит окрестности и наткнется на серого, растрещится, поднимет шум. Издали донесется лай собак, захрустит снег; из-за деревьев покажется человек с огненной трубкой. Плеснёт огонь, раздастся оглушительный удар грома - и случится непоправимое, то, что наполняет ужасом каждое живое существо.
Волк дёрнулся и встал. Обнюхал капкан, снова попробовал зубами сжатые металлические челюсти и опять уверился, что они не разомкнутся. В этот миг внутреннее чувство сказало ему, что есть только один путь к свободе. Если челюсти врага нельзя разомкнуть, нужно перегрызть лапу.
Он примерился - рванул раз, другой. Пьянея от запаха и вкуса собственной крови, подобрался к связке белеющих жил, стараясь поскорее разорвать последние нити, удерживавшие его в неволе. Затуманенный мозг почти не чувствовал боли. Лапе стало свободнее. Он рванул еще раз - и вместе с дымящимся куском плоти вырвал лапу из тисков. Хватая губами пушистый мягкий снег, доковылял до обрыва над замерзшим ручьем, лег под старую сосну на желтую сухую хвою, положил голову на здоровую лапу и закрыл глаза.
Тихо падал снег, укрывая кровавый след, серебрил рыжевато-серую шкуру зверя.
Лес просыпался. Со всех сторон слышались звуки жизни. Горлинки завели свою унылую песню. Со звонким тиньканьем перепархивали с ветки на ветку синицы. Дятел принялся за свою утреннюю работу. Перекликаясь, низко над лесом против тяжёлого сырого ветра тянули галки. Канюк, взгромоздившись на вершину сосны, засматривал вниз своим жёлтым глазом. Перебираясь с ветки на ветку, сварливо бормотала сорока. Услышав её стрёкот, волк замер, вжавшись в землю. Он хотел казаться ворохом неживой листвы, шкурой давно истлевшего зверя. Сорока, увидев его, на несколько мгновений перестала стрекотать. Потом скакнула ближе. Уселась на соседнем дереве и, вертя головой, забормотала что-то, ещё не разобравшись в том, что видит. Волк подобрал под себя кровавый огрызок. Он и в самом деле походил на брошенную ветошь. Но сороку трудно было обмануть. От лежавшей шкуры исходил запах и тепло живого тела. Она вытянула голову, намереваясь ткнуть клювом раненого зверя. Он вскочил, как распрямившаяся туго натянутая пружина, клацнул зубами. Глаза его злобно сверкнули. Сорока едва успела отскочить. Перепуганная она взлетела выше и оттуда принялась ругаться. Но он больше не обращал на неё внимание. Этот рывок отнял у него последние силы. Он свернулся в клубок, стараясь сохранить остатки тепла, спрятал нос в пушистый мех и затих. Тихая снежная пелена стала убаюкивать его. Он видел бескрайнее белое поле, по которому весело бежали вольные волки.