В три часа пятьдесят минут утра Виктор Федорович, как у него было заведено по выходным, уже сидел на своем любимом месте на пруду, на маленьком раскладном стульчике. Слева от него в воду уходили лески двух донных удочек, а направо он, как обычно, закинул поплавок поближе к камышам. Сумерки постепенно таяли, сизое безоблачное небо яснело и уже предрассветные лучи осторожно пробивались над горизонтом. Наконец, бестолковая рабочая неделя позади и Виктор Федорович мог выбросить из головы всю суету и насладиться утренней прохладой, пением соловья и азартным ожиданием улова. Но как он не пытался расслабиться, у него ничего не получалось, мысли о вездесущей несправедливости накатывали на него волнами, разжигали в нем чувства и вот он, уже забыв о поплавке, сам с собою возмущался на руководство фасовочного цеха, где он работал, а именно по поводу недавней разгрузки машины вручную и отсутствия тележек.
Виктор Федорович жил в поселке городского типа, пятитысячное население которого составляли преимущественно пенсионеры. Они с женой Лидией Степановной жили здесь уже тридцать лет в частном доме недалеко от центра, здесь учились и выросли его сын и дочь.
Работы в их городке почти не было, Виктор Федорович всю жизнь прослужил на местном молочном комбинате, когда-то цветущем, а сейчас пребывающем в разорении. Раньше он был ведущим экономистом, а теперь, после череды смены собственников, он по факту стал разнорабочим, который помимо дежурства в сторожке сутки через трое еще и снег зимой почистит, и гайку затянет, и машину поможет разгрузить и загрузить, а сам комбинат перестал выпускать молоко и кефир и превратился в цех по фасовке «сливочного» масла.
Серое кирпичное здание конторы, где на втором этаже был кабинет Виктора Федоровича, теперь стояло без окон и без дверей посреди огороженной территории, на которой уже почти ничего не напоминало о былой мощи молочного производства. Держался комбинат из последних сил до конца девяностых годов пока был жив старый генеральный директор, крепкий хозяйственник, а когда он умер, на больших машинах приехали какие-то люди «банкротить» производство. Никогда Виктор Федорович не забудет их наглые сытые физиономии, дающие распоряжения «освободить», «очистить», у него сердце обливалось кровью когда на его глазах все, что годами строилось и так было дорого для всего поселка, уничтожалось - меньше чем за месяц все оборудование вывезли, конструкции и даже батареи срезали на металлолом. Не тронули один фасовочный цех, где и попросил остаться бывший ведущий экономист. И он считал, что ему очень повезло, так как он искренне не понимал где работает и как выживает остальное население их поселка.
Теперь до пенсии Виктору Федоровичу оставалось чуть больше года, жена работать не могла - четыре года назад получила группу, он зарабатывал в цеху около двенадцати тысяч, сажали картошку, держали кур и кроликов. Да и в целом спокойнее на душе было когда дети уже взрослые, сын отучился в институте МЧС и работал в областном центре в Управлении, дочь поехала по студенческой программе в Германию и решила там еще пожить, поэтому уже второй год как Виктор Федорович стал пользователем Скайпа и Интернета. Лидия Степановна даже близко не хотела разбираться в компьютере, поэтому за «связь» отвечал глава семьи.
Никогда раньше Виктор Федорович ни на что не жаловался и ничем особо не возмущался, даже когда уничтожали комбинат, он эмоций своих сильно не проявлял. В то время и в других местах было ничуть не лучше, например, когда в соседнем районе закрылись ферма и элеватор, то работы лишилось еще больше людей, так что некогда было горевать, нужно было приспосабливаться, чтобы семью прокормить. Сейчас же Виктора Федоровича как подменили - он комментировал каждую новость по телевизору, горячо спорил с женой, доказывая, что кругом вранье и ворье, хотя Лидия Степановна чаще всего просто выслушивала его монологи, потому что ее саму политика и экономика сильно не интересовали. Особенно ярко Виктор Федорович реагировал на ту рекламу по телевизору, когда в конце нее выразительным мужским голосом добавляли: « - Национальное достояние!», тогда он оживлялся и с горячностью восклицал: «Слышала, мать?! Это «Национальное достояние» тебе платежку на три тысячи прислало!». После этого он принимался разбирать зарплаты и бонусы руководителей госкорпораций, вспоминал Венесуэлу и ее бензин «по три копейки».
А началось все это возмущение у Виктора Федоровича когда он завел себе привычку по утрам читать новости в интернете, по телевизору короткие утренние он не любил, а хотел перед работой быть в курсе того, что в стране происходит, тем более события закрутились не шуточные. Как раз сын подарил ему на пятьдесят семь лет ноутбук, настроил Скайп и показал ленту новостей в поисковике. А дальше читай что угодно, тут тебе и газеты какие хочешь на выбор, под настроение, и финансовые издания, их статьи ему особенно нравились, потому что он считал себя все-таки экономистом, и ему очень льстило, что он понимает термины и аббревиатуры. Захаживал Виктор Федорович иногда и на оппозиционные сайты, но к ним относился с еще большим недоверием, чем к новостям по телевизору и считал многих оппозиционеров откровенными предателями и русофобами.
Начитавшись интернета, глава семьи обычно громко возмущался по поводу всего чего только можно: политики, экономики, бизнеса, инфляции, коррупции, выборов, но главным объектом его критики был, конечно, Президент, как ответственный за все, что происходит вокруг. В семье Виктор Федорович не находил себе ни единомышленников, ни оппонентов, жена проявляла безразличие ко всему этому, дети обычно без особого энтузиазма соглашались с ним и переводили тему, с соседями и на работе он таких разговоров старался не заводить, а если речь все-таки заходила, то он машинально начинал говорить вполголоса, а иногда даже оборачивался по сторонам.
На пруду было хорошо, тихо, из рыбаков он был первым. Неожиданно, посреди раздумий Виктора Федоровича о несправедливом налогообложении, раздался голос из-за спины, от которого он даже вздрогнул:
- Дядь Вить, здарово! Клюет сегодня? - спросил длинный рябой парень с ведром и удочкой.
- Как же ты, Сашок, так подкрадываешься, я ума не приложу? Вот с чего оно будет клевать, как ты думаешь? Один-единственный бесплатный пруд на всю округу и остался! И его же весь сетями процедили, электроудочками рыбу побили! - разгорячился Виктор Федорович, несмотря на то, что последние года браконьеров заметно поубавилось, а по молодости он и сам нет-нет да и грешил «незаконным выловом».
Сашок долго задерживаться возле него не стал и пошел дальше, про себя посмеиваясь над тем какой дядь Витя-сосед стал невозможный брюзга и ворчун.
В десять часов утра Виктор Федорович уже заходил домой с полным ведром карасей с ладошку и двумя довольно приличными карпами. На кухне Лидия Степановна намывала ранние помидоры, собиралась закручивать томатный сок, по телевизору как раз шли новости. На втором репортаже Виктор Федорович не выдержал:
- Ну вот зачем она мне нужна эта Европа со своими беженцами? Турция эта? У нас что, про Россию нечего показать что ли? Ты смотри, мать, все новости про заграницу только!
- Ой, Вить, я и не слушаю его даже, как утром включила, так и работает, - отвечала Лидия Степановна, продолжая заниматься своими делами.
- Я с тебя, Лида, поражаюсь! Новость хочешь? Мы с тобой теперь – малоимущие! За чертой бедности мы с тобой теперь! А глава района машину что ли новую себе купил, видел его сегодня, и где он только воровать умудряется?
- Ну и нужен он тебе? Что, мы с голода помираем что ли? На, вот, ешь, - Лидия Степановна поставила перед ним тарелку с завтраком, - я в огород пошла.
Виктор Федорович ел, о чем-то задумавшись. Вдруг зазвонил телефон. Домашний. Хозяин дома удивился и немного встревожился, сын звонил всегда на мобильный, дочь - по Скайпу, а на домашний звонили либо хулиганы, либо какие-нибудь службы с чем-нибудь неприятным. Ворча и охая Виктор Федорович пошел к телефону, взял трубку, сказал: «Алло!», послушал ответ, потом удивленно проговорил:
- «Левада-центр»? Как же, знаю, знаю...
После какого-то вопроса, он, нахмурившись, переспросил:
- Политику… хм… Президента?
Потом, немного помолчав, ответил с некоторой робостью в голосе:
- Поддерживаю, в общем, это… хм… Поддерживаю, почему нет?
После окончания опроса Виктор Федорович пошел обратно к столу, растерянно причитая:
- Да ну их, от греха… Да и хороший он, вроде, мужик… Дельный… Ладно… Посмотрим…
Усевшись за стол, он продолжил завтрак, переключив телевизор на спортивный канал.
Об этом происшествии Виктор Федорович не сказал ни одной живой душе, для него было совершенно невозможно кому-либо признаться в своем малодушии. Однако, после этого он значительно остепенился, стал задумчив, разговоров старых сам не заводил, на радость домашним, которые удивлялись такой резкой перемене, произошедшей в главе семейства. А когда же, например, на работе начинались обсуждения на политические темы, то он со своей обыкновенной рассудительностью на правах человека с высшим образованием говорил, что, мол, нечего нам жаловаться, видать забыли мы уже как страна разваливалась в девяностые годы, а если бы не Президент, где бы мы сейчас были? Один валовой продукт - в десять раз вырос! Нам-то со стороны легко говорить: «надо было так, а тут надо было эдак», а ты пойди, поуправляй страной! После таких своих слов Виктор Федорович чувствовал как удовлетворение прямо растекалось по его телу — все правильно он сказал тогда по телефону, и нечего ему переживать, никаких своих принципов он не предавал. И тут ему особенно ясно начинало казаться, что не так уж в стране всё и плохо, а, может быть, даже и хорошо.