Ганнибал при Каннах
Победоносный вождь смотрел в огонь.
Он видел: над костром плясали искры.
В них рушились миры, всходили звезды,
Неслись планеты в танце вековом.
На тысячах планет свершались войны,
Торжествовали и губились царства.
И если здесь, на маленькой Земле,
Он одержал великую победу,
И путь на Рим открыт,
и мир – у ног, –
То где-то там, в другом миру, он ныне
Хрипит в плену у гордого Варрона.
– А проиграй, я был бы Ганнибалом?
А победи, Варрон бы стал героем –
Тупой и грубый? Что же нужно нам –
Герой иль подвиг? Власть или победа?
Мой подвиг нужен людям. Сам я – нет. –
И мысль победоносного владыки
Неслась от поражения к победе,
Как птица, не нашедшая гнезда,
И страшен был ее надмирный клёкот.
Когтя миры и страны, выпускала
Она добычу – ведь она не знала,
Куда, да и зачем ее нести.
Как мало было воину победы!
Он ждал.
Он ждал чего-то.
Перед ним
Незримая стена сейчас стояла,
Прочнее римских копий.
Он молчал,
Глядел в огонь.
Спускался мрак на землю.
Ругались над добычей нумидийцы.
Хрипели пленные. Проконсулы, трибуны,
Сенаторы – весь цвет большого Рима –
Лежали в поле - мёртвые. Победа!
Кровь - пища для льстецов, лжецов, глупцов.
...Но всё-таки – как же мала Земля,
Что спит в своем сиянье голубом,
И как мала История! Извольте, –
Историю всегда рабы творили.
Работу эту чёрную и злую
Свершать пристало Риму. Карфаген
Себе возьмет лишь Славу, ну, а землю
Отдаст иным, – тем, кто земле родней:
Звучащей глине, ставшей человеком,
Надменно-глупым вскормышам волчицы.
Им – властвовать, и драться, и травиться.
Им – волчье. Человечье – человеку!
И, мучаясь, надменный победитель
Сквозь зубы сплюнул в гаснущий костер.
Томимый чем-то, поглядел на небо.
Прищурил веки на лице косматом.
Сжал в кулаке свой посох – и прикрикнул:
– Войска, назад! Мы не идём на Рим.