Они были в пещере, и мужчины стояли у очага, в котором Мария раздувала огонь. Пилар уже вскипятила кофе в котелке. Она не ложилась с тех самых пор, как разбудила Роберта Джордана, и теперь, сидя на табуретке в дымной пещере, зашивала прорез во втором рюкзаке. Первый был уже зашит. Огонь, горевший в очаге, освещал ее лицо.
— Положи себе еще мяса, — сказала она Фернандо. — Набивай брюхо, не стесняйся. Все равно доктора у нас нет, вскрывать никто не будет, если что случится.
— Зачем ты так говоришь, женщина? — сказал Агустин. — Язык у тебя, как у самой последней шлюхи.
Он стоял, опираясь о ручной пулемет со сложенной и прижатой к стволу треногой, карманы у него были набиты гранатами, через одно плечо висел мешок с дисками, а через другое — сумка, полная патронов. Он курил папиросу и, поднимая кружку с кофе к губам, дул на кофе дымом.
— Ты прямо скобяная лавка на двух ногах, — сказала ему Пилар. — И ста шагов с этим не пройдешь.
— Ничего. Дорога-то будет под гору.
— А верхний пост? Туда надо подниматься, — сказал Фернандо. — А уж потом под гору.
— Взберусь, как козел, — сказал Агустин. — А где твой брат? — спросил он Эладио. — Твой прекрасный братец смылся?
Эладио стоял у стены пещеры.
— Замолчи, — сказал он.
Эладио нервничал и раздражался перед боем. Он подошел к столу и начал набивать карманы гранатами, беря их из обтянутых сыромятной кожей корзин, которые были прислонены к ножке стола.
Роберт Джордан присел рядом с ним на корточки. Он сунул руку в корзину и вытащил оттуда четыре гранаты. Три из них были овальные гранаты Милса.
— Откуда они у вас? — спросил он Эладио.
— Эти? Это республиканские. Их старик принес.
— Ну, как они?
— Сокровище, а не гранаты. - сказал Эладио
— Это я их принес, — сказал Ансельмо. — Сразу шестьдесят штук в одном мешке. Девяносто фунтов.
— Они никогда не отказывают? — Роберт Джордан держал в руке покрашенную серой краской гранату, пробуя ногтем предохранительную чеку.
— Никогда, — сказал Эладио. — Такого еще не бывало, чтоб не взорвалась.
— Ты думаешь, что придется бросать гранаты, Ingles? — спросил Агустин.
— Может быть, — сказал Роберт Джордан.
— Слушай, Ingles, — сказала Пилар, пристально глядя на него. — Ты не тревожься. Все будет хорошо. Помни, ведь они ничего такого не ждут.
— Да, — сказал Роберт Джордан.
— И вот еще что, Ingles, — сказала Пилар так тихо, как только позволял ей ее хриплый голос. — Что я там тебе говорила про твою руку…
— Что такое про мою руку? — сердито перебил он.
— Да ты послушай. Не сердись, мальчик. Я про твою руку. Это все цыганские выдумки, это я просто так, для пущей важности. Ничего такого не было.
— Довольно об этом, — холодно сказал он.
— Нет, — сказала она голосом хриплым и нежным. — Это все мое вранье. Я не хочу, чтобы ты тревожился в день боя.
— Я не нуждаюсь в политическом комиссаре, — ответил ей Роберт Джордан.
Она опять улыбнулась приятной, искренней улыбкой, раздвинувшей ее широкие обветренные губы, и сказала:
— Я тебя очень люблю.
— Мне это ни к чему сейчас,
— Да, — хриплым шепотом сказала Пилар. — Я знаю. Мне просто хотелось сказать тебе об этом. И не тревожься. Мы сделаем все, как надо.
— А почему бы и нет? — сказал Роберт Джордан, и кожа на его лице чуть дрогнула от слабой улыбки. — Конечно, сделаем. Все будет хорошо.
— Когда мы пойдем? — спросила Пилар.
Роберт Джордан посмотрел на часы.
— Хоть сейчас, — сказал он. - А где цыган? — спросил Роберт Джордан у Эладио.
— С лошадьми, — сказал Эладио. — Его видно, если стать у входа.
— Ну как он?
Эладио усмехнулся.
— Очень боится.
— Слушай, Ingles, — начала Пилар.
Роберт Джордан взглянул в ее сторону и вдруг увидел, что она открыла рот и смотрит так, будто не верит собственным глазам, и он круто повернулся ко входу в пещеру, схватившись за револьвер. Там, придерживая попону одной рукой, с выглядывающим из-за плеча автоматом, стоял Пабло — широкоплечий, приземистый, давно не бритый, — и его маленькие, с красными веками глаза смотрели вперед, ни на ком не останавливаясь.
— Ты… — не веря самой себе, сказала Пилар. — Ты…
— Я, — ровным голосом сказал Пабло. Он вошел в пещеру. — Hola, Ingles, — сказал он. — Я привел пятерых из отрядов Элиаса и Алехандро. Они там наверху с лошадьми.
— А взрыватель, а детонаторы? — сказал Роберт Джордан. — А другие материалы?
— Я бросил их со скалы в реку, — сказал Пабло, по-прежнему ни на кого не глядя. — Но вместо детонатора можно взять гранату, я это все обдумал…
— Я тоже, — сказал Роберт Джордан.
— Нет ли у вас чего-нибудь выпить? — устало спросил Пабло.
Роберт Джордан протянул ему свою флягу, и он сделал несколько быстрых глотков, потом вытер рот рукой.
— Что с тобой делается? — спросила Пилар.
— Ничего. — сказал Пабло, снова вытирая рот. — Ничего. Я вернулся.
— Но что же все-таки с тобой?
— Ничего. Была минута слабости. Я ушел, а теперь опять здесь. — Он повернулся к Роберту Джордану. — Если разобраться, так трусости во мне нет Я только пятерых и мог раздобыть у Элиаса и Алехандро, — сказал Пабло. — Ни минуты не передохнул, все ездил. Вас девять человек, и одним вам ни за что не управиться. Я еще вчера это понял, когда слушал, как Ingles все объясняет. Ни за что. На нижнем посту семеро солдат и капрал. А если они поднимут тревогу или начнут отстреливаться? — Теперь он взглянул на Роберта Джордана. — Когда я ушел, я думал, что ты сам все поймешь и откажешься от этого дела. Потом, когда я выбросил твой материал, я стал думать по-другому.
— Я рад тебя видеть, — сказал Роберт Джордан. Он подошел к нему. — Обойдемся одними гранатами. Все будет хорошо. Не важно, что нет остального.
— Нет, — сказал Пабло. — Для тебя бы я ничего не сделал. Ты принес нам несчастье. Это все из-за тебя. И то, что произошло с Глухим, тоже из-за тебя. Но когда я выбросил твой материал, мне стало очень тягостно одному.
— Иди ты… — сказала Пилар.
— И я поехал искать людей, чтобы можно было рассчитывать на успех дела. Я привел самых лучших, каких только мог найти. Они ждут наверху, потому что мне хотелось сначала поговорить с вами. Они думают, что вожак я.
— Ты и есть вожак, — сказала Пилар. — Если сам этого хочешь.
Пабло взглянул на нее и ничего не сказал. Потом заговорил просто и спокойно:
— Я много чего передумал с тех пор, как это случилось с Глухим. И я решил: если кончать, так кончать всем вместе. Но тебя, Ingles, я ненавижу за то, что ты навлек это на нас!
— Ну что ж, добро пожаловать, — сказала ему Пилар. — Я не верила, что ты такой уж конченый человек, как это казалось с первого взгляда.
— После того, что я сделал, мне стало очень тягостно одному, и я не смог этого перенести, — спокойно сказал ей Пабло.
— Не смог перенести, — передразнила его Пилар. — Ты такое и пятнадцати минут не сможешь перенести.
— Не дразни меня, женщина. Я вернулся.
— И добро пожаловать, — повторила она. — Я уже это сказала, ты разве не слышал? Пей кофе, и давайте собираться. Устала я от этих представлений.
— Дай мне глотнуть еще раз из твоей бутылки, — сказал Пабло Роберту Джордану. — И надо собираться в путь.