В тот самый вечер в отеле Гэйлорда в Мадриде собралось большое общество. К воротам подкатила машина с замазанными синей краской фарами, и человек небольшого роста в черных кавалерийских сапогах, серых бриджах и коротком, сером, доверху застегнутом кителе вышел из машины, ответил на салют часовых у дверей, кивнул агенту секретной полиции, сидевшему за конторкой портье, и вошел в кабину лифта. В мраморном вестибюле тоже было двое часовых, они сидели на стульях по обе стороны входной двери и только оглянулись, когда маленький человек прошел мимо них к лифту Когда он вошел к себе в номер, оказалось, что там полно народу. Люди сидели, стояли, беседовали между собой, как в великосветской гостиной; мужчины и женщины пили водку, виски с содовой и пиво, которое наливали в стаканчики из больших графинов. Четверо мужчин были в военной форме. На остальных были замшевые или кожаные куртки с замками-молниями, а из четырех женщин три были в обыкновенных простых платьях, а на четвертой, черной и невероятно худой, было что-то вроде милицейской формы строгого покроя, только с юбкой, и сапоги. Войдя в комнату, Кольцов прежде всего подошел к женщине в форме, поклонился ей и пожал руку.
— Ты меня завтра возьмешь с собой в наступление? — спросила она
— Не возьму. И никакого наступления не будет.
— Все знают про это наступление. Нечего разводить конспирацию. Долорес тоже едет. Я поеду с ней или с Карменом. Масса народу едет.
— Можешь ехать с тем, кто тебя возьмет, — сказал Кольцов. — Я не возьму. Кто тебе сказал об этом? Только точно!
— Рихард.
- У тебя новое колечко, - смотрит на ее пальцы - По виду не из дешеввых.
- Тысяча двести пессет. Это его подарок.
- Тысяча двести... Это жалование интербригадовца за 120 дней. Я не припомню ни одного, кто проведя четыре месяца на фронте не был бы за это время ранен или убит.
- И что теперь?
Кольцов пожал плечами и отошел, оставив ее одну.
— Кольцов, — окликнул его человек среднего роста, у которого было серое, обрюзглое лицо, мешки под глазами и отвисшая нижняя губа- Слыхали приятную новость? Я только что узнал об этом. Минут десять, не больше. Новость замечательная. Сегодня под Сеговией фашисты целый день дрались со своими же. Им пришлось пулеметным и ружейным огнем усмирять восставших. Днем они бомбили свои же части с самолетов.
— Это верно? — спросил Кольцов
— Абсолютно верно, — сказал человек, у которого были мешки под глазами. — Сама Долорес сообщила эту новость. Она только что была здесь, такая ликующая и счастливая, какой я ее никогда не видал. Она словно вся светилась от этой новости. Звук ее голоса убеждал в истине того, о чем она говорила.
Кольцов подошел к другому гостю, мужчине лет сорока восьми, коренастому, плотному, веселому, с бледно-голубыми глазами, редеющими русыми волосами и смеющимся ртом, оттененным светлой щеточкой усов. На нем была генеральская форма. Он был венгр и командовал дивизией.
— Вы были тут, когда приходила Долорес? — спросил его Кольцов.
— Да.
— В чем там дело?
— Будто бы фашисты дерутся со своими же. Прелестно — если только это правда.
— Кругом много разговоров о завтрашнем.
— Безобразие! Всех журналистов надо расстрелять, а заодно большую часть ваших сегодняшних гостей, и в первую очередь это немецкое дерьмо — Рихарда. Того, кто вверил этому ярмарочному фигляру командование бригадой, уж наверно надо расстрелять.
— Я о таких вещах вообще не люблю разговаривать, — сказал Кольцов. — Между прочим, там теперь этот американец, который иногда бывает у меня. Знаете, этот Джордан, тот что работает с партизанскими отрядами. Он как раз там, где будто бы произошло то, о чем рассказывала Долорес.
— Тогда он должен сегодня прислать донесение об этом, — сказал генерал. — Меня туда не пускают, а то я бы сам поехал и разузнал для вас все. Этот американец работает с Гольцем, да? Ну, так Гольца вы ведь завтра увидите?
— Да, завтра утром.
— Только не попадайтесь ему на глаза, пока все не пойдет на лад, — сказал генерал. — Он вашего брата тоже терпеть не может, как и я. Впрочем, у него нрав более кроткий.
— Но как вы все-таки думаете…
— Наверно, это у фашистов были маневры, — засмеялся генерал. — Вот посмотрите, какие маневры им завтра устроит Гольц. Он им неплохие маневры устроил под Гвадалахарой.
— Я слыхал, вы тоже отбываете в дальний путь, — сказал Кольцов и улыбнулся.
Генерал вдруг рассердился.
— Да, я тоже. Теперь уже начали болтать и обо мне. Никто шагу ступить не может без этого. Вот собралась компания чертовых кумушек! Хоть бы один человек нашелся, умеющий держать язык за зубами. Он мог бы спасти страну, если б только сам верил в это.
— Ваш друг Прието умеет держать язык за зубами.
— Но он не верит в то, что можно победить. А как победить без веры в народ?
— Вы правы.