Глава I
Жили-были и дожили…
В ожидании завтрака дед Ладоня сидел за столом и гордо наблюдал за супругой, которая старательно накрывала на стол.
- Ну, будет уже, будет, присядь на минутку.
- Знаю, твои минутки. Часа на два твоя минутка затянется, - сказала, и даже не повернулась баба Нина.
- Вот неугомонная, присядь, говорю, - не унимался дед. – Оставь ты этот пирог! Кому он нужен? Я его есть не стану.
- И не ешь! Без тебя найдутся, кому его кушать, - с обидой ответила она, и вытащила из духовки румяный, сладко пахнущий ванилью пирог.
Любуясь своей работой, она громко всплеснула руками, специально дразня деда, втянула ноздрями воздух; и, взяв с полки вышитую салфетку, накрыла дымящийся шедевр. После этого придвинула стул к столу, всем видом показывая, что только на минуточку, и присела на краешек, гордо выпрямив спину.
- Вот хочу тебя спросить, - издалека начал дед свой вопрос, и замолчал, отхлёбывая из чашки горячий чай.
Баба Нина терпеливо ждала, зная сварливый характер мужа, молчала.
- Вот скажи, кто из нас первым должен умереть? – сделав паузу, он продолжил, - Я думаю, что ты.
- Это почему же я?
- Потому, что ты злая, - ответил он, откусывая приличный кусок пирога.
Жевал он медленно с наслаждением, поглядывая с хитрецой на бабу.
От удивления у неё расширились глаза, пальцы затеребили край столешницы, лицо сморщилось от каких-то воспоминаний, а потом вдруг просияло, щёки порозовели, и она сказала:
- Это почему же я злая? Нет! Хочу сказать тебе, что я не злая. Я добрая, хорошая… Я что, тебя била?
- Нет. Не била, - серьезно ответил дед.
И вспомнил, как в ту пору, когда часто прикладывался к бутылке, попадала она под его горячую руку. После раскаивался, мол, сам не знает, что на него находит во хмелю. Однажды, избил так, что почти мёртвая лежала. Две недели не вставала с постели. Выхаживал сам. Детям говорил, что мамка болеет. Плакал в тайне. Молился о выздоровлении супруги. По своему, как мог. Умолял её о прощении и вымолил. Как пошла она на поправку, так дал себе зарок: капли в рот не брать проклятого зелья. И слово своё сдержал.
- Вот. А ты говоришь, что я злая, - эмоционально жестикулируя руками, победно заявила баба Нина. – Не буду я первой умирать.
- Все равно ты первая должна умереть, а потом я, - убеждённо, откинувшись царственно на спинку высокого стула, высказал своё мнение дед.
- Ты вот скажи мне, почему?
- Потому, что ты всех замучаешь своими придирками. Это не так, сё не так. Удивляюсь, как я с тобой столько лет прожил? Терпел, - с горечью в голосе выдохнул дед Ладоня.
Баба Нина сжала губы, и ничего не говоря, ушла в прихожую и, демонстративно сняв трубку телефона, набрала чей-то номер. Дед украдкой наблюдал за её действиями из кухни через стеклянную дверь, чуть привстав из-за стола.
- Алло, ты обедать придёшь сегодня? – спросила она, потом долго слушала, одобрительно кивала головой, и воодушевлённо в конце сказала, - Жду. Обязательно приходи.
- Ябедничать станешь? – как-то по-детски приосанившись, спросил Ладоня.
- Ты что старый, белены с утра наелся? – хихикнула баба Нина, - Иди, свой «патефон» слушай, а я блины затею. Данил на обед приедет!
Спесь деда куда-то сразу исчезла. А как же, любимый внук придёт на обед. Внучку уже тридцатник стукнул, а для стариков, как был пострелёнком, им и остался для них. Опекали они его, любили, бесконечно баловали. Находясь под такой заботой, на удивление всем вырос не избалованный недоросль, а серьёзный, смышленый человек, и имел уже свою семью. Выбор внука они одобрили. Всем была хороша избранница: обладала яркой, неповторимой внешностью, коса вдоль спины до пояса, хозяйка ладная и прилежная, ласковая, разумная, уважительная как к мужу, так и к родне.
Год назад на радость всем появился правнук. Старики это восприняли как самый дорогой подарок. По началу, дед боялся даже подходить к этому крохотному ангельскому созданию: наблюдал за ним подолгу издалека, опершись плечом о косяк двери, не переступая порога.
Первый раз взял на руки, когда ему три месяца исполнилось. Малыш лопотал уже по-свойски, хватал деда за редкую бородку, теребил нос, уши. Хватал всё, за что можно было вцепиться крохотными ручками. Оттаскал деда за чуб, а он приговаривал: «Так его, так, напомни деду, как его маманя за чуб таскала». Забавляясь с правнуком, он заливался детским смехом, кряхтя и захлёбываясь «гукал-мяукал», а ему вторил этот крохотный комочек, продолжение его крови и рода.
А у бабы Нины теперь и разговоров только было, какой у них хороший правнук растёт.
- Ходила вчера на первый этаж к Марусе, внука ей привезли показать, ну, и я пошла, поглядеть, - подкидывая блин на сковороде, громко сказала она из кухни, чтобы услышал дед.
- А тебя звали туда? Кхе-кхе... Вот говорю же, замучаешь всех, и будешь так ходить ко всем, надоедать. Кто тебя остановит, если я умру? Ты первая должна умереть, - ответил дед и опять закашлялся.
- Таблетки пил?
- Да. Видеть их уже не могу, в горло не лезут. Откажусь я от них совсем.
- Не выдумывай. Врач прописал, надо пить.
- Ну, и как там внук у Маруси?
- Хорошенький, но наш-то лучше. Вон как тебя за чуб таскает, - ловко перевернула блин, подняла высоко лопаточку как флаг, и подытожила, - Герой!
Мечтательно улыбнулся дед Ладоня:
- Эх, прижал бы к себе, этот сладко пахнущий комочек сейчас, и не отпускал бы никогда. Так и сидел бы до скончания лет. Пусть весь чуб вырвет, мне эта боль только в усладу.
В дверь позвонили. Дед заторопился, споткнулся о завёрнутый край коврика, чертыхнулся: «Эх ты!» Руки дрожали в поисках нужного ключа на полочке. Наконец-то открыл, широко распахнул дверь и ахнул! К нему потянулись ручонки правнука, и Данил сходу, вручил драгоценную ношу деду.
На восклицание мужа выбежала со сковородкой из кухни баба Нина. Хотела обнять, но мешала сковорода. Стояла и восхищенно смотрела на деда, торжественно вносящего правнука в гостиную. Опомнилась. Ушла и быстро вернулась в прихожую, помогла раздеться Данилу и Арине. Это была своего рода традиция, и перечить было нельзя, она обижалась. Ухаживания внуки принимали с благодарностью и отвечали тем же.
- Дочка, поможешь мне стол накрыть?
- Конечно бабуля, идём, скажи что делать? - ответила Арина, обняла её за плечо, и так они прошли в кухню.
Из гостиной доносился «тарабарский» разговор, счастливый смех деда, разрешающего правнуку делать всё! Почувствовав свободу, Андрей, быстро ползал от одной дверки шкафа до другой, открывал их каким-то невероятным образом, и вываливал оттуда всё, что там лежало.
- Дедуль, не разрешай ему безобразничать, - сказал Данил, входя в гостиную.
- Ты мне не указ, - оборвал его дед, - Я буду ему разрешать всё! Там ничего такого нет: книги, тряпки, и всякая мелочь, мы с бабой всё уберём потом.
Увидев, как внук надул губы, он смягчился к нему, и, показав на правнука, сказал:
- Я тебе тоже всё разрешал, пока ты был таким же мальцом. Не обижайся…
- Не обижаюсь дедуль, - отозвался Данька и подсев к нему на пол, спросил, - А на дачу завтра поедешь?
- Да.
- А с кем?
- Один с утра поеду. Воды надо в ёмкость набрать. Другой работы пока там нет. Комары «откусались». Приедете в субботу?
- Да, приедем. Что привезти деда: мясо или рыбу?
- Везите, чего вам хочется, а мне всё равно, что вы будете, то я.
Он говорил, а сам не отрываясь, смотрел на правнука, как тот складывал книжки на полку в шкаф, а потом тут же их оттуда выбрасывал.
- Видишь, как трудится? - весело сказал дед, как будто это было его заслугой.
Вошла баба Нина, по привычке погладила внука по голове, и окликнула правнука:
- Где же наше солнышко? Где наш зайка? Где же наш Андрейка? Ку-ку! – сказала она и спряталась за своими ладошками.
Малыш оставил книжки, встал, держась за дверку шкафа, и сделал три шага в сторону бабушки. Все ахнули!
- Пошёл! Пошёл! - восторженно, но еле слышно прошептал дед, чтобы не напугать малыша.
- Па-а-шёл! - с радостью подхватили баба и Данил.
- Обед готов,- сказала Арина и застыла в дверях; она увидела, как малыш, увидев её, направился к ней.
Андрейка шёл, а широко расставленные ножки ещё не слушались, зато глазки сияли от нахлынувших новых эмоций. В полной тишине он взмахивал руками как крылышками, и вдруг, завизжал от восторга! Любимая мамочка схватила его на руки и начала кружить. К ним присоединилась вся семья. А он вырывался, как бы говоря: «Я сам! Я сам могу ходить!»
Шумно и весело прошёл обед. А потом, дети уехали. Старики опять заскучали.
- Нина, завтра на дачу поеду, приготовь мне там что поесть, и носки тёплые положи. Лето, а ноги мёрзнут, как бы вперёд тебя не умереть, - сказал он и улёгся на диван.
Она накрыла его пледом и ушла собирать его на дачу. Дед ещё долго слушал, как супруга шуршала пакетами, гремела посудой, расставляя их по порядку на сушилку, и улыбался. Аккуратная она у него: всё-то у неё по полочкам, да по порядку. Так и уснул, улыбаясь. И снится ему сон:
«Идёт по широкому полю, а трава выше него ростом, и сквозь стебли солнце проглядывает, будто в прятки с ним играет. Вот поле резко заканчивается и стоит он уже на горе. Земля проваливается, уходит из-под ног, и он падает в бездонную пропасть. Жутко. Сердце вот-вот разорвётся от страха и скорости падения. Хватается руками за землю, пытаясь зацепиться, а она рассыпается в песок и стекает между пальцев, и вместе с ним стремительно падает вниз. Он отчаялся и закричал: «Будь что будет!» И появилось видение: перед ним в воздухе стоит девушка, прозрачная как вода, ослепительная как солнце. Она протянула ему руку. Он, не раздумывая, потянулся к ней: схватился за маленькую прозрачную ладошку и повис над бездной. И когда она понесла его наверх, то их стала настигать огромная туча. Из тёмной заволакивающей черноты ударила молния. Прямо в сердце! И оно загорелось. Всепожирающее пламя охватило и тело, а девушка несла его наверх, к спасению, и не замечала, что он горит. Хотел крикнуть, но не смог. Схватился за её поясок, что развевался на ветру перед его лицом и потянул. Поясок развязался, и превратилась девушка в облачко, и полилась оттуда на него вода: холодная, спасительная…».
Дед проснулся и по привычке хотел быстренько вскочить с постели, но от этой попытки его удержала жена. Он ничего не понимал, и вопросительно посмотрел на неё. Она в свою очередь указала пальцем в сторону двери, где он увидел врача скорой помощи.
- Не вставайте, лежите, у вас во сне был инфаркт. И не волнуйтесь, опасность уже миновала, - пояснил врач, - Сейчас мы вас перенесём на каталку и поедем в кардиоцентр, возражения не принимаются.
А он и не возражал. Не о том думал. Когда его перенесли на каталку, чтобы вынести из дома, рукой поманил жену и шепотом сказал: «Проспорил тебе, видно я первым умру. Эх, детей и пчёл жалко. И тебя жалко…».
Скорая помощь уехала, и баба Нина осталась в опустевшей в тот же миг квартире.
А завтра была суббота, и ещё никто не знал, что дед Ладоня на дачу не поедет.