Галя грызла кончик собственной косы, глядя в густые ветви сирени, которые лезли в её комнату через открытое окно. Рядом стояла тарелочка с мамиными ванильными сухариками и лежал учебник по общей геологии. Экзамен нужно было сдавать через день, а потом ехать на практику в сибирскую тайгу. Книга Гале не нравилась и она её не читала. И вообще геология её не занимала, первые два дня подготовки к экзамену Галя потратила на мысли о том, какая же чудесная жизнь ожидает её в Сибири.
Она представляла себя юной и прекрасной женой декабриста (неважно какого) и Анной Карениной, так как должна была ехать в поезде. Для начала она накинула на плечи старую бабушкину шубу, в которую заворачивали кастрюли с кашей, чтоб она «дошла», взяла с дивана плюшевого жёлтого медведя, прижала его к груди, подошла к зеркалу, сделала трагические глаза и сказала взволнованно: «Серёжа, мальчик мой!» Потом она представила, как выйдет из поезда, придерживая шляпу с перьями изящной рукой, затянутой в узкую лайковую перчатку, как будет шелестеть её пышная шёлковая юбка с кринолином, как чуть приподнимется от ветра подол, и на миг станут видны высокие ботиночки на пуговках, как будут блестеть её глаза, как щёки зальются нежным румянцем от произнесённых баритоном слов: «Люся, черви где?» Отец, собиравшийся на рыбалку, прервал её грёзы.
Для вдохновения Галя съела зефир и котлету, но это не помогло настроиться на прежний мечтательный лад. Готовиться к экзамену не хотелось, а вот чуда – да, она очень ждала. И даже решила дать шанс провидению: загадала, что если за вечер и следующий день найдёт и съест тридцать три цветочка белой сирени с пятью лепестками, общая геология будет сдана. Она села на подоконник и стала перебирать гроздья. Пятилистники всё не находились, она потянулась за дальней веткой, не удержалась и выпала из низенького окошка на мягкую, густо покрытую травой землю сада, слегка задев ногой алюминиевое ведро, которое с грохотом покатилось к ногам глуховатой дремлющей бабушки. Оказалось, что бабушка не так уж и глуха, как все думали. Она проснулась, сквозь две пары очков внимательно осмотрела Галю, внешних повреждений не нашла, но на всякий случай, по старой памяти, дала ей подзатыльник и двойную порцию касторки. Учёба опять не пошла, на этот раз помешала бабушкина касторка.
Стемнело, утром нужно идти на экзамен, а Галя так и не прочитала ни одной страницы учебника и не нашла ни одного цветка с пятью лепестками. Ей стало страшно, она взяла спички, вылезла из окна в сад и стала осматривать кусты сирени. Мама загнала её в дом, измерила температуру, посмотрела горло, и решила, что Галя переутомилась. Сказав, что всё должно быть в меру, затолкала Галю в постель, забрала учебник, поцеловала её в щёку и выключила свет. В ожидании грядущего дня Галя поплакала и крепко заснула. Снились ей развивающиеся гривы, длинные шлейфы, белые розы, рыцарские плащи и Гамлет, племянник соседа.
Утром со «счастливым» пятачком под пяткой Галя вошла в аудиторию и взяла билет. Отсидев десять минут над пустым листом, она уронила слезу и стала рисовать из мокрого пятнышка зайца. Сев перед экзаменатором на стул, она вытаращила честные глаза и развела руками, потом отстучала зубами дробь по предложенному стакану с водой, вытаращила глаза ещё больше и медленно сползла со стула на пол. Галя отвечала последней, и экзаменатор, чтобы больше её, припадочную, не видеть, поставил «хор».
Галя ехала в автобусе домой, прижимая к груди сумочку с зачёткой. В тот день она ощущала себя роковой женщиной и была абсолютно уверена в своей неотразимости, раз ей поставили оценку, хотя она не сказала ни слова. Не зная, какой бы ещё подарок сделать миру, она стала шевелить ушами, но, заметив в зеркале улыбку водителя, засмущалась и перестала. Дома Галю ждали горячий пирог и новое платье. Первый курс остался позади.
Через два дня нужно было ехать на практику – более четырёх суток в поезде, десять часов в автобусе и неизвестно сколько на вездеходе. В конце семестра староста группы раздал памятки с перечнем всего, что нужно взять с собой. В тот день у Гали потекла ручка, и она, вытерев этой памяткой руки, выбросила её в окно. Родители сказали, что брать нужно только необходимое. И Галя взяла сарафанчики, шортики, маечки, сабо, две пары босоножек, ролики и плойку. Задумалась и положила газовую косыночку, флакон духов, бусы из фальшивого жемчуга, театральный бинокль и тушь для ресниц. Решив, что необходимое собрано и остались только мелочи, Галя пошла за конвертами, чтобы писать из тайги письма.
Вернувшись, она застала родителей в своей комнате. Пока её не было, звонили из деканата, узнать, по какой причине Галя не явилась на общий сбор. Оказалось, что поезд в Иркутск ушёл час назад, а Галя перепутала дни, и вот теперь все уехали, а она одна осталась. Нужно срочно покупать билет и ехать следом. Отец тяжело опирался на колени, пожимал плечами и говорил: «Прости, Господи, о родном дите говорю, хорошая девочка, добрая, но в кого дура-то такая?» Мама быстро вышла из комнаты, хлопнув дверью. Отец протянул Гале большой брезентовый рюкзак. Большая слеза повисла на ресницах, Галя как лошадь махнула головой, и слеза переместилась на кончик носа. Стало совсем некрасиво, и Галя в голос расплакалась, по-детски раскрыв рот и утирая глаза кулачком. Она причитала, что хотела взять с собой чемодан с шёлковой подкладкой, а не брезент на подтяжках. Отец посмотрел на Галю, шумно выдохнул и вышел из комнаты, грозя кому-то указательным пальцем и повторяя: «Родное дитё, своё…»
Галя села к зеркалу изучать свои глаза: она слышала, что у одной знакомой, если она плачет, глаза становятся прозрачными. Кареглазой Гале тоже хотелось посмотреть, как её глаза, налившись слезами, на время утратят цвет, да всё как-то случая не представлялось. Зеркало не порадовало: глаза лишь чуть покраснели, а нос распух, кроме того, на лбу обнаружился прыщ, который Галя мигом расковыряла. Дальше стало ещё хуже: отец принёс кучу всякого неинтересного: спички, фонарик, батарейки, кепку, высокие ботинки, резиновые сапоги, аптечку, ещё хлам какой-то. Он складывал вещи в рюкзак, оставляя всё самое хорошее и красивое дома. Галя сидела рядом, смотрела на отца как на палача, и страдала так, что стала казаться ниже ростом.
По дороге на вокзал мотороллер заглох и отец тащил его по грязи волоком, говоря, что на этом участке дороги он особенно часто вспоминает мать. Галя, правда, не расслышала, чью, но ей было всё равно. Одеться красиво ей не дали, с собой тоже надавали каких-то штанов, она прижимала к груди пакет с едой и чувствовала себя то странствующим королём Лиром, то Отверженной.
На подходе к перрону аромат цветущих лип смешался с запахом карболки, и последний победил. Поезд был проходящим, стоял лишь несколько минут. Галя, стараясь проглотить подступивший к горлу ком и смотреть вверх, чтобы не плакать, махала в окно папе, который вместе с перроном покачнулся и остался позади. В вагоне вообще сложно пахло. Натыкаясь на свисающие в проход ноги, Галя вышла в тамбур. Да уж, пригодились бы ей тут и локоны, и кринолин, и перья!
Следующим днём Галя мысленно благодарила папу за резиновые сапоги – без них было бы просто не пробраться в места общего пользования. Проводница, стуча по ручке туалета, сердито кричала на весь вагон: «Пассажиры, санитарная зона! Кончили, кончили! Люди вы или нет?» Сама она, видимо, была волшебной, общечеловеческих нужд не испытывала и отпирать туалет забывала. Вечером Галя писала домой письмо, жалостливое и сумбурное. Его вместе с остальными вещами украли на вокзале в Иркутске, когда к ней подошёл познакомиться какой-то симпатичный мальчик.
И вот она стояла на перроне, глаза её, и правда, блестели, потому что она плакала, а в лицо дул ветер. На этом сходство с ранее выдуманным образом заканчивалось. Малыш, тащивший за собой на верёвочке пластмассовую собачку, протянул ей карамельку и пошёл дальше. Галя посмотрела на свои сапоги, пригладила волосы и пошла к ближайшей тётке, продававшей из укутанного в тряпки ведра пирожки.
Галя купила три пирожка и тётка спросила: «А чего ты такая?» «Какая?», - удивилась Галя. «Как мокрой ряднинкой накрытая» Смысла сказанного Галя не поняла, но опять стала рыдать, размазывая по лицу слёзы. Говорят, что идиотам везёт, вот и Гале тоже повезло – деньги и паспорт у неё остались в пришитом к кофточке потайном карманчике, пирожковая тётка сказала отправить телеграмму домой и предложила снять у неё угол. Отец прилетел через день, расплатился с тёткой и выразительно покачал головой, глядя на Галю. Домой они летели молча. С геологического факультета документы забрали, Галя решила поступать в Щукинское училище. Отец, узнав об этом, выдал её замуж за соседского Гамлета. У них четыре девочки и младший мальчик, Рубик. Галя не любит перемены мест, и говорит, что во время учёбы много путешествовала. И что карьерой актрисы пожертвовала ради детей. А Гамлет ничего не говорит, он ест испечённые ею гаты и улыбается.