Заводь

1

     В поселке Приманычья жили механик Иваныч и тракто­рист Вовчик. На днях им исполнилось по пятьдесят восемь лет. Но они были совершенно разными людьми, как по внешности, как по характеру, так и по образу жизни.
     Иваныч - коренастый, с выпирающим животом и лысею­щей  головой, аккуратно одетый, знающий, что ему надо от жизни, уравновешенный, примерный семьянин.
     Вовчик - маленького роста, худой, с взлохмаченными седе­ющими волосами, бреющийся раз в неделю, в помятом кос­тюмчике на все случаи жизни. Со взрывным характером, неве­зучий. Бобыль.
     С юных лет судьба вела их по жизни рядом, и с юных лет между ними пробегала драной кошкой гадливая неприязнь. А при встречах они всегда были «на взводе», как пистолеты дуэ­лянтов.
     В молодые годы Вовчик был влюблен в девушку Дашу, статную, кареглазую, с длинной черной косой. Назначили свадь­бу. Но, приехав после курсов трактористов, с ужасом узнал, что красавицу Дашу увел молодой специалист, механик Ива­ныч.
     Вовчик сильно переживал, ходил, как в воду опущенный. Его терзали сомнения: может быть, Даша действительно полю­била механика, и ему не годится стоять у них на пути? И он муже­ственно напевал до боли понятную песню:
         Уйду с дороги - таков закон,
Третий должен уйти...
     Но вдруг, будто от вспышки молнии, он ясно осознал, что его бесцеремонно надули, оставили с носом, на него просто-напросто плюнули. Он почувствовал себя маленьким, жал­ким и лишним. И яростно, с остервенением запел уже дру­гой шлягер:
     Я не третий, я не лишний,
Это только показалось!
     И устроил грандиозный скандал, принародно дав клятву, что утопит Иваныча в Маныче!

     Прошли годы, затянулись душевные раны, но Вовчик так и остался холостяком. Правда, в сорок лет он сходился с одной женщиной, коротко стриженной, высокой и крепкой, похожей на длинную сучковатую палку. Но она оказалась занудливой и сварливой бабенкой. Не разрешала Вовчику смотреть по телевизору балет и устраивала сцены ревности, если замечала, что Вовчик поглядывает на свою старую любовь Дашу.
     От упреков ревнивицы Вовчик «отбивался», оправдыва­ясь: «Кто старое помянет, тому глаз вон...». «Так значит мне глаз вон?!» - возмущалась сожительница, глядя на Вовчика сверху вниз. «Пословица такая...» - объяснял он. «Карантух ты после этого, олух царя небесного! И похож ты на этого... ну, как его?., ну, на того, которого ты, болван, любишь... На Чарли Чаплина!» «Ты меня не зли!» - грозился Вовчик. Протя­нув год волынку, он ушел от своенравной особы, несумевшей разжечь семейный очаг. «Стриженная баба косы не запле-тёть!» - изрек он.

     А Иваныч, прожив с Дашей долгую семейную жизнь, всё же не забывал грозное обещание Вовчика и держал в отно­шениях с ним расстояние: мало ли что, тот мог «выкинуть». Но жизнь по-прежнему их сводила и даже сталкивала. У Вов­чика на тракторе, то колесо отвалится, то двигатель застучит, то солярка в неподходящий момент закончится. Механик за­давал резонный вопрос: «В чём дело?» «Не везет...» - отвечал Вовчик. «Ты знаешь, кому с детства не везет? - поучал Иваныч. - Разгильдяям!»
     Вовчик «взрывался»: «Ты меня не зли!» И Иваныч прити­хал.

     И все-таки, одно их всё же объединяло - это рыбалка! И ездили они на одно и то же рыбное место, в уютную Манычскую заводь. Иваныч - на мурлыкающей «Таврии», Вовчик - на чихающем мопеде.
    
2

     Едва над селом стихла рассветная песнь петухов, и звезды начали таять на раскаляющейся солнечной жаровне, Вовчик нацепил на спину рюкзак, укрепил на мопеде два удилища, выс­труганных из вишнёвых побегов и выехал на улицу. Воскресное раннее утро подняло на ноги и сельских мальчишек. На велосипедах они катили на рыбалку, обгоняя с перебоями работающий мо­пед и крича: «Вовчик, давай, давай!» Пятилетний мальчуган Васька, устроившись на заднем сидении братового «велика», радостно вторил: «Вовцик, Вовцик!»

     Разогревшийся бензиновый аппарат Вовчика вынес его за село и попер  вдоль абрикосовых и акациевых лесополос к желанной реке. Вовчик удовлетворенно отметил: «Ух, так и рвется с поводка!»
     Свежесть летнего утра бодрила и поднимала настроение. От предвкушения азартного лова приятно трепетало сердце и хотелось побыстрей увидеть заманчивую гладь реки, привет­ливые заросли камышей и уютный прогал с деревянным на­стилом, входящим в воду.

     За спиной послышался гул приближающегося легкового автомобиля. Красного цвета «Таврия» обогнала Вовчика, оку­тала его удушливой пылью и согнала в кювет. Мопед «чих­нул», выстрелил и заглох. Наездник чертыхнулся, обозвал Ива­ныча последними словами и попытался завести мопед. Но бе­зуспешно.
     Вовчик стоял, как витязь на распутье, теперь у него было два пути: первый - катить пять километров свой «чермет» к реке и быть с рыбой, может быть; второй - возвращаться до­мой и лишиться всех удовольствий рыбалки.
     -  Ну, ты меня разозлил, Иваныч, - выговорил в сердцах Вовчик. - Утоплю, точно утоплю!

     ...Иваныч блаженно сидел в резиновой лодке среди камы­шей и дирижировал удочками. Рядом спокойно плавал одино­кий лебедь.   
     - Природа... - многозначительно проговорил Ива­ныч, вдыхая утренний чистый воздух. В садке у него уже «кое-что» плескалось.
     Часов в десять на берегу появился трактор «Беларусь». Остановившись на пригорке, заглох. Из кабины трактора вы­летели рюкзак, два удилища и показался седовласый тракто­рист.
     Иваныч оставил рыбную ловлю и выплыл на берег.
     - Ты что ж это на государственной технике раскатываешь? - выговаривал он Вовчику, - поворачивай назад!
     -  Ты меня не зли! Твое дело петушиное: прокукарекал, а там хоть не рассветай.

     Иваныч осознал бесполезность назиданий и пошел вдоль
берега поразмяться. На обратном пути он увидел, как из при­брежных камышей летели пух и перья. Иваныч, раздвинув зеленые заросли, увидел Вовчика, который, как лис в курятни­ке, озираясь, потрошил лебедя.
     - Да что ж ты делаешь?! Вот сообщу куда следует, - возму­тился Иваныч.
     - А шо? Смотрю возле камыша, вроде как пена, ближе -лебедь. Уже не живой. Може, он от тоски помер? У них же как... Ты знаешь шо такое тоска? Ну да, откуда тебе знать... Так вот, а добру шо, пропадать?

     Поджарив на костре птицу, Вовчик принес кусок мяса Иванычу:
     - На, Иваныч, попробуй. Цари ели!
     Иваныч мялся, глядя на постное темное мясо, потом всё же взял и откусил. Прожевав, сказал:
     - Птица красивая, а мясо дрянь!

     ...Вовчик сидел на деревянном настиле, разложив удочки и уставившись на поплавки. На воде тишь. Солнце клонилось к закату, но жара не спадала. И ни малейшего дуновения ве­терка. Лишь в овраге, выходящем к реке, сквознячок шевелил терновник. Будто залег там лежебока - ветер и не хотел выби­раться на жару, хоть бери палку и иди выгоняй его, чтобы дышать легче.

     К Вовчикову прогалу легко скользила лодка-плоскодонка. Она с разбега гулко уткнулась носом в глиняный берег и тревожно вскрикнула заржавевшими уключинами. Из 'лодки выпрыгнул молодой парень лет двадцати трех, Витька Жила, рыбачивший сетями. Вовчик недовольно покосился на него, на его забродские сапоги с прилипшей крупной чешуей и раздра­женно пробурчал: «Кто-то пытается поймать своё счастье на удочку, а кто-то загребает сетями...»
     - Что, дед, рыба прет? - бодро спросил парень.
     -  А как же, и в основном - один карп.
     -  А живем как?
     - Живем, как раки в мешке, которые на шо-то еще надеют­ся, - ответил удочник. - Давай-ка лучше закурим.
     - А давай лучше выпьем.
     Вовчик достал початую бутылку водки. Встряхнул рас­кладной пластмассовый стаканчик и налил Витьке.
     Выпив, Витька спросил:
     -  А закусить?
     -  Може тебе еще и девку?
     Но все же отломил кусок жареной дичи. Вовчик налил себе.
     -  Ну, шоб я жив был, - будто помолясь, прошептал он и сильно запрокинул голову назад, держа у обветренных губ за­ветный походный стаканчик.

     По голубому небу высоко-высоко летел маленький блес­тящий самолет, оставляя белопенный след.
     - А я так ни разу и не летал на самолете, - грустно прогово­рил Вовчик. - Интересно, как там в небе? Вот, когда опрокиды­ваешь стопку, тогда только на небо и глянешь. А так - тычешь­ся рылом в землю...

     - Дед, и что тебе дает эта рыбалка?
     - Как бы тебе понятнее объяснить?.. Ну, это все равно, что женщину держать за бедра.
     - Ух, ты!.. Хорошо сказал. Дед, а вот интересно, ты знаешь, что значит настоящая женщина?
     - Да откуда мне? Такой знаток у нас - один ты. Дай лучше закурить. Вовчик закурил предложенную Витькой сигарету с фильтром.
     -  Не люблю я эти - с фильтром, - проговорил Вовчик, до­вольно попыхивая дымком. И, будто продолжая прерванный рассказ, душевно заговорил. - ... А как же! Была у меня Зиноч­ка-карлица...
     - Да ты что, дед? И ты решился с такой?
     - А что? Ты знаешь, как на бахче арбузы собирают? То-то же! Сначала выбирают огромные и ровные, потом - не такие уж и большие, но ровные. Опосля совсем перестают их соби­рать. «Бросают» бахчу. А арбузы-то ещё остались. Правда, ма­ленькие, корявые, а есть можно. Внутри-то они сочные, сладкие, не хуже тех огромных и ровных: откусишь - ещё хочется! Вот так и с Зиночкой моей, карлицей. А душа у неё - не сыщешь такой другой!

     В соседнем камышовом прогале что-то с шумом сильно и тяжело ухнуло в воду.
     -  Неужели Иваныч сома подцепил? - с затаенной завистью выговорил Вовчик.
     За камышом раздавались бурные всплески и зычные вык­рики Иваныча: «О-о-ох!А-а-а! Э-э-э!»
     -  Купается, чи шо? Отак всегда: кто-то купается, а на кого-то брызги летять!
     - А по-моему, дед, он тонет. Повезло тебе: не надо прикла­дывать свои руки, - усмехнулся Витька, знавший, что Вовчик давно точит зубы на Иваныча, и каким-то образом его хочет «куснуть».

     Вовчик насторожился. Прислушался. И, вскочив, как ужа­ленный, ринулся к соседнему прогалу.
     На воде метрах в пятидесяти колыхалась пустая резино­вая лодка. У камышей расходились большие круги. Вдруг над поверхностью воды показалась голова Иваныча и, выкрикнув: «Фуф! А-а-ап!», исчезла. «Тонет. Ей-богу, тонет!» - с ужасом убедился Вовчик. Сердце его беспокойно задергалось, будто поплавок на волнах, и вдруг ухнуло куда-то вниз, заставив похолодеть все тело. Вовчик судорожно стал срывать с себя рубашку и стаскивать брюки. Второпях, запутавшись в шта­нине и прыгая на одной ноге, он не удержал равновесие и неук­люже рухнул на землю, вымазавшись в прибрежном иле. Вско­чив, с разбега плюхнулся в воду с одной бешено пульсирую­щей мыслью: «Надо успеть. Успеть спасти!»

     А как Иваныч оказался в воде?
     ... Иваныч сидел в лодке, в тени камышей и наблюдал за поплавками. На душе у него, как на воде - тишь да гладь, ещё бы, в садке бурлили два пузатых, икряных метиса, три боль­ших золотистых карпа и один чуть поменьше - зеркальный. Вдруг поплавок улегся набок. «Эге! Подошел-подошел. Счас мы тебя, родименького...», - зашептал Иваныч, напружинившись. Поплавок дернулся, рыбак с силой взметнул удочку. Но крючок зацепился за камыш где-то у дна. «Эх! Ранова-а-то... И с крючком теперь морока...» - расстроился Иваныч. Жалко было рвать снасти, и рыбак, сняв одежду, бултыхнулся в воду.
     Отцепить крючок сразу не удалось, пришлось нырять не­сколько раз.
     Когда в очередной раз он вынырнул, исторгнув: «Фуф!», то увидел Вовчика стремительно плывущего к нему с переко­шенным злобой лицом и безумным взглядом. Иваныч момен­тально вспомнил грозное обещание Вовчика. «И надо же, под­гадал-то как! - заметался он. - Вот гадство! Говорил же себе: смени место, место смени!» И вновь нырнул, но уже не за крюч­ком, а чтобы скрыться от разъяренного злодея. Но руки Вов­чика уже хватали его за голову, за шею, за туловище и изо всех сил куда-то тащили. Иваныч отчаянно отбрыкивался и, показавшись над водой, истошно завопил:
     - Спаси-и-те-е!!!

     «Вот бедолага»... - сочувственно подумал Вовчик, глядя на страдальческое лицо «утопающего».
     -  Щас... щас я тебя... - хрипло проговорил он, отплевыва­ясь. И вновь протянул руки.
     Иваныч, что было мочи, бухнул кулаком спасителя по лбу. Вовчик, отрезвев от удара, начал соображать:
     - Гля! Утопленник, а дерется. Ты шо, разве не тонешь?
     -  Какой...!
     -  Вот те на...
     И два рыболова, тяжело дыша, поплыли к берегу.

     Иваныч сидел на траве и надсадно откашливался. Вовчик стоял рядом. У него было такое выражение лица, будто про­глотил муху. Он пытался сгладить казус и виновато толковал:
     - Ну шо ты поделаешь, Иваныч? Салам алейкум, как гово­рят французы.
     - И-идиот!
     - Иваныч, може давай выпьем? У меня кое-что осталось.
     - Да пошел ты!..
     Витька Жила, наблюдавший  сцену «спасение утопаю­щего», со смешком протянул: «Ну и дела-а...».  И, запрыгнув в лодку, поплыл проверять сети.

3

     Солнце, разбежавшись по небосклону, нырнуло в реку, заб­рызгав оранжевыми лучами небесную синь и прибрежную зелень. Рыба перестала клевать, назойливо зазвенели комары.
     Вовчик, собрав удочки, приподнял садок - один золотис­тый карп размером до локтя тыкался мордой в сетку и плав­но поводил хвостом. «Не густо, очень даже», - буркнул рыбак. Затем налил в стаканчик водку и со словами: «шоб я жив был», - залпом выпил, занюхав приятно пахнущей полынью. Взглянул на огромный раскидистый дуб, росший на бугре. «Ух, какая мощь! Небось тыщу лет живет, - с восторгом подумал Вовчик. - Взобраться бы на него, приютиться в укромном ме­стечке и прожить бы веков эдак несколько, може - тогда и стал бы разбираться в жизни. А так никаких озарений, сплош­ное чирканье спичек...»

     Сидевшая на суку ворона неожиданно каркнула. Вовчик, вздрогнув, смачно выругался:
     -  Кша, проклятая! Тьфу-тьфу-тьфу.
     На реке, на мели, среди редкого чакана настраивали голоса перед «концертом» лягуры. Здоровенный шкрен размером в два кулака, с жемчужным пузом, раздувая щеки, картаво выво­дил трели:
     -  Круа-круа-круа! Цкве-е-е-е! Ца-ца-ца-ца! Цр-р-р-р! Круа-круа
     Вовчик недовольно зыркнул на солиста.
     - Вот гад, соловьем заливается. Балдеет собака. Жизнью наслаждается. Всякая тварь, а человеком себя хочет почув­ствовать. И живут же разные... И небось неплохо живут в своем болотном государстве?
     Шкрен замолчал и, выпучив зенки на Вовчика, разочаро­ванно провибрировал:
     -  Му-ки-ки-ки нет!
     - Чиво-чиво? - обалдел Вовчик.
     - Му-ки-ки-ки, - повторил шкрен.
     -  Бррр! - мотнул головой теперь уже Вовчик. - Небось хватил лишку. Пора собираться домой.

     Он взобрался на пригорок, подошел к трактору и, похло­пав по капоту, сказал: «Шо, коняка, заждался?» Устроившись на сиденье, выжал муфту и «Беларусь», набирая скорость, с грохотом покатился по склону к реке. С перебоями фырча, он не желал заводиться. Вовчик включил «пониженную», надеясь, что трактор все же «оживет» за десять метров до обрывисто­го берега. «А шо? Летчики вон, перед самой землей из крутого пике выходили».

     Тем временем Иваныч вплавь добрался до надувной лодки, выловил удочки и уже загребал веслами к берегу, как вдруг услышал такое ужасающее грохотанье, что даже содрогнулся. Казалось, с небес неслась сама божья колесница, потом эта «небесная» техника бомбой рухнула в воду. И воцарилась зве­нящая тишина.
      - Опять этот, мешком ударенный, вляпался... - выругался Иваныч.

     Среди камышей стоял трактор, по кабину погруженный в воду. Вовчик с шумом и треском пробивался сквозь прибреж­ные заросли к берегу. Иваныч громко прокричал с лодки:
     -  Что скажешь, «опять не повезло»?
     -  Иваныч, вот выйдем мы на пенсию, на кого ты будешь орать? - спокойно рассуждал Вовчик, - а на пенсии, как в бане - все равны.
     - Ты не рассусоливай, шуруй на зерноток за гусеничным и чтобы утром был в строю.
     - Подвез бы - туда аж три кэмэ. А я, кажись, маленько шиба­нулся.
     -  А это не мои проблемы.
     - Иваныч, и тебе меня не жалко?
     -  Жалко. Всех жалко. Но себя жальче.

     ... Вовчик шел вдоль берега, то спускаясь в балку, то под­нимаясь на бугор. На вечерней небесной глади уже всплески­вались серебряные звездочки и любовались своим отражени­ем в реке. Некоторые из них ныряли в воду. Вовчик остановился у края обрывистого берега, посмотрел на речку, на небо.
     - Ух, как расплескались! - удивленно проговорил он и мечта­тельно добавил: 
     - Взлететь бы к ним, да оглядеть всю зем­лю…
     Неожиданно кольнуло сердце. Сразу он и не понял: то ли падал вниз, то ли взлетал вверх. Наверное, все же взлетал, по­тому что с неимоверной быстротой приближались вечно ма­нящие звезды...