Гл.11
До приезда Трифона и Ромы оставались ещё целые сутки, чем заниматься и куда себя деть, Уля совершенно не представляла. На второй этаж, где располагался бар со спиртными напитками, она старалась не ходить, но тянуло туда сильно, как магнитом. Когда выпивала каждый день, то и время так нудно не тянулось, а теперь вновь слонялась из комнаты в комнату и боролась со страшной изнывающей скукой, уделом благополучных.
"Надо бы хозяйство завести, хоть какое, тогда и у меня будет занятость, но так больше продолжаться не может." - с горечью думала Уля.
Совсем недавно, девушка, в поте лица, работала на ферме и вдруг, такое резкое изменение в жизни, ни каких тебе забот и хлопот, никому твои трудовые подвиги абсолютно не нужны, просто наслаждайся действительностью и развлекайся в своё удовольствие.
Были такие минуты, когда Уля ждала выходных, как избавление от чего-то ужасного, ведь приходилось вкалывать на совесть, до изнеможения и последних сил. Вот тогда и мечталось об отдыхе, хотя бы на недельку, почему же сейчас не устраивает свобода действий и бесконечный покой, сколько бы душа не пожелала?
Это всё деревенские корни: родилась в семье колхозников, где отец с матерью от звонка до звонка, постепенно отдавая драгоценное здоровье, трудились на благо страны. С детства приученная к тому, что ничего даром не достаётся, теперь девушка страдала от безделья, уныния и одиночества.
Чтобы не соблазниться и всё-таки не сходить к манящему бару, она предпочитала гостить у родителей и помогать им по хозяйству, а как только вернулись Трифон с Ромой, Уля обратилась к своему мужчине с просьбой:
- Ты не против, если мы организуем небольшое фермерское хозяйство, ну, чтобы у нас с тобой всё домашнее было. Обещаю, все проблемы по взращиванию и уходу я возьму на себя. - девушка сияла от собственных идей.
Трифон несколько минут изучал её лицо, потом пожал плечами и с недоумением возразил:
- Уль, я не вижу в этом необходимости. Мясо мне привозят наисвежайшее и я нисколько не сомневаюсь в его качестве. Чтобы ты всё поняла, начну с самого начала. Зачем обычно люди заводят хозяйство? Для дополнительного источника дохода, правильно? Уль, нам чего-то не хватает?
- Трифон, ты что, делаешь вид, будто не понимаешь, как я хочу выразить свои мысли? Неужели так сложно догадаться, как я здесь изнываю от невостребованности? Рома полностью следит за нашим комфортом, ты по уши в бумагах и каких-то других делах, что, впрочем, одно и то же, и лишь я себя чувствую бездельником и дармоедом, и мне совсем не нравится быть о себе подобного мнения.
- Уль, если у тебя появилось желание цыплят с утятами понянчить, так пойди к родителям и повозись с симпатичными зверушками, но здесь не будет ни птичников, ни разных сараюшек, хорошо? Ну не дуй губы, иди ко мне, я соскучился. И разбери, вон ту сумку, там я подарки привёз своей неугомонной принцессе.
Иногда Уле казалось, что в этом доме никто с ней не считается, почему-то всё делается так, как сказал Трифон, а она всегда должна подчиняться. Нет, он никогда не грубил, даже не повышал голоса, но почему-то так и навязывалось предположение, вроде она здесь заместо куклы, которой поиграют, а когда на ней порвётся яркое платьице и испортится причёска, то просто выбросят в мусорку и "купят" другую красивую игрушку.
Трифон не давал повода так думать, но всё время бесило, что он никогда не идёт к ней навстречу.
"А в принципе, кто я здесь такая? Кто хозяин в доме, тот и должен командовать, что приобрести, а что не следует. К тому же, ко мне отношение хорошее, вон, подарками уже завалил, так чего зря фантазировать и додумывать лишнее? А то ведь у воображения бесконечное множество форм и размеров, так и не долго свихнуться."
Приближалась святая Пасха, и у Ули, наконец, появились хлопоты, в которых она приняла участие с максимальным интересом. У Натальи Владимировны до сих пор побаливала спина, поэтому уборку родительской хатки Уле пришлось выполнять почти в одиночку. Отец помог передвинуть мебель, Наталья Владимировна, жалея дочь, уселась на маленький стульчик и подбеливала нижние части стен, а уж Уля сама возилась с потолками и добеливала верхние части, куда не достала рука Натальи Владимировны.
Лазили до темна, дел накопилось много, и только в полночь Уля закончила мытьё полов. Хоть и стелились везде газеты, а всё равно известь проникла сквозь них и испачкала, выкрашенные коричневым цветом, доски. Зато спала потом, как сурок. Давненько уже не было такого сладкого сна.
Назавтра Уля вновь побрела к родителям, еле переставляя ноги. Ныло всё тело, нельзя было даже поднять руку вверх или повернуть голову. Вот что значит, давно не упражняться физически!
Предстояло ещё постирать гардины, покрывала и всё то, что обычно люди приводят в порядок перед этим великим праздником, выскребая со всех углов образовавшийся ненужный хлам. Вот тогда-то, Наталья Владимировна и призналась:
- Уль, ещё вчера хотела сказать... Как-то до болезни я Дашу в магазине видела. - женщина помолчала, наблюдая за реакцией дочери. Уля не произнесла ни звука, ожидая продолжения, но от Натальи Владимировны не укрылось, как она вся напряглась.
- Жаловалась на тяжёлую жизнь. Славика её сократили на заводе, теперь дома сидит. Ей тоже получку задерживают. И скажи ж ты, то иногда делала вид, что меня не замечает, другой раз и не здоровалась, а то сама подошла. Мол, так бедствуем, тётя Наташа, что не передать.
- Я не пойду к ней. - глухо произнесла Уля. - Дорогу ко мне она знает и если обратится, то не откажу, но сама набиваться не стану.
- А с какой стати? Ей нужна помощь или тебе? Так пусть она и обращается, ты-то чего должна подноситься? Потом тебя же и обвинят во всём, расценят это - ни как добрый поступок, а как хвастовство или чего похуже.
Уля ликовала. Приобрести в лице матери союзника, дорогого стоит.
- Знаешь, дочь, похоже Даша это всё не для меня говорила, а для тебя. Ведь знает же, что я передам.
- Нет-нет, мама, я не пойду. - повторила Уля.
- Не ожидала я от Даши, ты смотри мастерица, чужими руками жар загребать. А погодя получится, что тебе же и страдать. Возьмёт потом и стеганёт по глазам, мол, она никого ни о чём не просила, а, вроде инициатива исходила полностью от тебя. Ну и хитрюга! Прямо, так в глаза заглядывала да причитала... У Алёнки же скоро именины и та, будто, просит у неё мехового белого медведя, а купить не за что, мол, так жалко ребёнка, так жалко... - продолжала Наталья Владимировна.
- У Алёны есть крёстная мама, вот пусть и покупает ей. - подытожила Уля, имея в виду Верочку. Но на текущий день события ещё не закончились. Управившись, Уля поспешила домой, Трифон ждал её к ужину и Наталья Владимировна вышла с нею за калитку, чтобы проводить. Они обе стали свидетельницами, как к фельдшеру, Пашке Самсоновой, бегом побежала Света.
- Чего это она рысью? - удивилась Наталья Владимировна.
Уля дёрнула плечиком:
- Может что случилось?
- Да кто его знает? Может просто торопится на дойку, а тут срочно какое лекарство понадобилось, ведь всякое бывает.
Распрощавшись, мать и дочь развернулись каждая в свою сторону: Наталья Владимировна зашла к себе во двор, а Уля направилась к тропинке, ведущей к дому Трифона, а на следующее утро пошёл по деревне печальный слух, будто умерла тётя Катя, Светы Линьковой мама.
Заплаканная Уля собралась на похороны, как бы там ни было, но это такое горе, а также многие годы дружбы, которые обязывали умерить свою гордыню. Но Наталья Владимировна категорически запретила:
- Уля, даже не думай, я тебя туда не пущу. Да я и сама, наверное, не пойду. - и только сейчас девушка почувствовала, как матери не легко объяснить причину. - Ты можешь представить, Света тебя обвинила в смерти своей матери.
- Меня??? Что значит, обвинила, я тут каким боком?
- Она видела вчера нас с тобою, а торопилась потому, что Кате сделалось плохо. Пашка ей посоветовала срочно мать переправить в райцентр, ведь она может оказать только поверхностную помощь, что, кстати, и не помогло, сердце остановилось.
- Ну, а мы тут при чём? - девушка кричала от негодования.
- Света решила, что ты должна была к ней подойти и предложить транспорт, чтобы отвезти Катю в больницу.
- А я что, волшебница? Да откуда мы с тобой знали, что произошло на самом деле? Ну видели Свету, так и что, мало ли по какой причине та торопилась, мы даже и мысли не допускали, будто жизнь тёти Кати висит на волоске. Она же никогда на здоровье не жаловалась.
А неделю спустя, после похорон, Уля возвращалась в сумерках от бабы Люси, которой носила гостинцы к Пасхе, а заодно поинтересовалась, не нужна ли уборка перед праздником? И внезапно дорогу преградила Света, неизвестно откуда появившаяся, как будто специально её поджидала.
- Ну что же ты, подруга, такая бессердечная, у меня, значит, горе, а ты и не появилась, чтобы принести свои соболезнования? - дохнула Светка перегаром. - Я вот, уже неделю пью, так сказать, заливаю... Я такое перетерпела, а ты... - Светка икнула. - Да, всякое ожидала, но чтобы ты так поступила со мной...
Уле сделалось противно. От бывшей подруги несло дешёвым спиртным, язык заплетался, она даже стоять нормально не могла, шаталась и клонилась куда-то в сторону. Ну о чём можно говорить с нею в данный момент?
- Пропусти. - только и сказала Уля.
- Что, брезгуешь со мной разговаривать, да, буржуйка? Ха-ха-ха... А давно ли ты с нами в навозе копалась? Но это неважно, я о другом... Как ты посмела не явиться и ни грамма не посочувствовать мне? Мы же росли вместе, мы же...
- Света, давай договоримся: ты протрезвеешь и я готова начать с тобою любой разговор.
- Что? Разговор? - лицо Светки приблизилось к её лицу и снова обдало запахом чеснока, смешанного с самогоном. - А ты у меня спросила, тварь, хочу ли я с тобой вести какие-то беседы, а? - Светка подняла руку и намеревалась её ударить, но Уля перехватила ту за локоть и швырнула под забор бабы Груни.
- Не смей ко мне прикасаться, ясно тебе, ничтожество! И не смей меня обвинять в смерти своей матери! Если бы ты хотела, чтоб она жила, то бегом прибежала бы ко мне и попросила помощи. И ты думаешь, я бы отказала? Вы все ждёте, чтобы я для вас тут подвиги совершала, приползла первая на коленках и спросила, а не нужно ли моё участие в вашей судьбе? Не дождётесь, понятно? Если вам надо, то знаете, где я живу.
Уле хотелось ударить ногой пьяную товарку, которая, цепляясь за штакетник, никак не могла подняться.
- Помоги мне, слышишь, сука? Видишь, я встать не могу? - орала та на всю улицу.
- Да мне плевать на тебя, хоть сдохни тут, я и пальцем не пошевелю. - и Уля продолжила свой путь, с содроганием выслушивая все проклятия, которые неслись ей вслед.
Можно себе представить, в каком состоянии она предстала перед Трифоном. Уткнувшись в его грудь и едва справляясь с обидой и нахлынувшими слезами, девушка поведала ему о недавней ссоре с бывшей подругой.
- Трифон, как всё надоело, если бы ты знал! Нету сил спокойно смотреть на эти паскудные рожи, мне уже ничего не мило. Ну во всём я виноватая, что бы не случилось на селе, я везде крайняя! Ну как так можно, я уже больше не могу. Меня уже ничего не радует: ни твои дорогие подарки, ни этот дом, в котором мы живём. Если постоянно ни за что терроризируют, то хочется уехать отсюда на край света, только бы никого не видеть и не слышать.
- Может наказать эту твою Свету? - мужчина крепче прижал к себе вздрагивающую девушку.
- Нет, что ты! У неё и так беда приключилась, не надо, не трогай эту дуру. Я ведь не за этим тебе пожалилась.
- Тогда потерпи чуток, а потом мы с тобой на море поедем. Как тебе, подобное предложение?
- На море? Боже, да это же моя мечта! А на чём мы туда поедем, на яхте?
Трифон рассмеялся:
- Ну мы с тобой и знатоки русского языка: на яхте, вообще-то плавают, или, как говорят моряки, идут. Да и поехать, как я неправильно выразился, мы не сможем, туда надо лететь самолётом.
Уля, я так и не покатал тебя на яхте, ну да ладно, у нас ещё всё впереди, верно, солнышко? Только, пожалуйста, не плачь.
- А я и думаю, сам обещал меня прокатить, а судно вскоре угнали отсюда. Ну хорошо, я не в обиде, а куда мы полетим?
- В Турцию. Хочешь?
- Ура, конечно хочу! И когда произойдёт это счастливое событие?
- Как только управлюсь с делами да и паспорт тебе надо выправить заграничный, а это всё время.
Там есть отель один, прямо на берегу. Я только и отдыхаю в этом месте, последние лет пять.