Заблудился.
Вовка, тринадцатилетний горожанин, третье лето подряд гостил у деда в деревне. «В деревне» -- это так только он говорил своим одноклассникам. На самом деле дед работал лесником и всё лето (а вернее с мая по ноябрь) проводил на лесном кордоне в шести километрах от деревни, в которой у него стоял дом-пятистенок. В доме оставались бабушка с дочерью – младшей сестрой Вовкиной матери и её сыновьями погодками. С двоюродными братьями Вовка так и не подружился, считая их «мелюзгой». Бабушка приходила на кордон каждую пятницу и рано утром в понедельник уезжала вместе с дедом на лошади в деревню, а дед проезжал дальше в соседнее село в лесничество, где отчитывался за проведённую работу и получал задание на неделю.
Вовка оставался за главного на целый день. Первое время он немного побаивался, но потом привык, да и скучать ему было некогда. Под его командой были два телёнка, коза Варька, овечка с тремя ягнятами, кот Мурыч и собака Тяпа. Утром едва дед успевал всех накормить, а уж потом они поступали в распоряжение Вовки на весь день. Поскольку дед уезжал по своим лесным делам почти каждый день, и на неделе Вовке оставалось немногое: натаскать из речки воды в бочки, что бы она согрелась к вечеру для полива нескольких грядок с зеленью и напоить всех животин днём, так чтобы в колоде, выдолбленной из целого обрубка осины, хватило всем. Вовке всё это нравилось. Он зимой зачитывался рассказами Пришвина, Майн Рида, Сетона-Томпсона, Бианки, Скребицкого… И долгими тёмными ночами мечтал оказаться в тайге. Вот и теперь кроме всех забот у него оставалось много времени, что бы успеть порыбачить, набрать ягод, а затем и грибов. Рыбалка была совсем смешная: на остроганную от коры, короткую ивовую ветку привязывалась тонкая леска без грузила и поплавка, на конце которой сидел крючок с незамысловатой приманкой: червяк, кузнечик без длинных задних лапок или мотылёк без крыльев. На конец удилища одевалась тонкая резиновая трубочка-кивок, через которую пропускалась леска. Мелкие чебачки, окуньки и даже приличные пескари клевали беспрестанно, к обеду всегда была свежая рыба, которую Мурыч поглощал в огромном количестве, хотя сам рыбалку игнорировал, предпочитая ловить мышей вокруг кордона или спать на солнышке. Дед признавал рыбу пойманную внуком как первичную стадию ухи. Её отваривали в большом котелке, затем выбрасывали коту, а в этом отваре варилась настоящая, основная уха из линей, которых он ловил искусстно сплетёнными мордами в заводях и омутах известных только ему.
День пролетал незаметно. Всегда неожиданно появлявшийся дед распрягал лошадь, поил и кормил её, убирал на место инструмент, долго мылся и плескался на речке. Вовка в это время растапливал очаг из привезённых неизвестно откуда округлых валунов с чугунной плитой сверху, на которой стоял большой чугун с водой и старый медный чайник. Дед приходил мокрый, долго отфыркивался, потом вешал дырявое полотенце на сучок и шёл доить Варьку. Потом они вместе кормили своё мычащее и блеющее хозяйство и шли готовить ужин в сопровождении Тяпы. Мурыч в это время уже давно дремал на лавке у стола. Варили уху, борщ или суп, ждали пока немного остынет и уже в сумерки садились за стол из трёх добела оскобленных досок, прибитым к двум лиственничным пням. Вместо стульев садились на короткие и лёгкие липовые обрубки. Всё было так вкусно, особенно тёплое козье молоко с травами. Затем проверяли запоры и шли в избушку. Дед зажигал керосиновую лампу и начинались совместные рассказы о том кто и что видел. Вовке казалось, что дед знал всё о лесе и его обитателях. О чём шептались деревья, что прожурчал ручеёк поутру, почему после обеда долго свистел бурундук и стрекотала белка, зачем к вечеру ухал филин и «рюмил» зяблик.
Точно будет дождь и наверняка до полуночи, молодец, что всё заприметил – пробубнил дед – пойду-ка ещё раз всё проверю. Когда он вернулся Вовка уже дремал, но из последних сил терпел: так ему хотелось услышать то ли очередную байку, то ли бывальщину, а может быть и сказку. Он принялся рассказывать о том, что сегодня увидел и услышал нового и непонятного, а дед разъяснял ему что к чему, причём Вовка не всегда верил ему, правильное это толкование или сказка. -- Вот пойдём завтра на покос, я и расспрошу всё досконально – засыпая подумал паренёк.
Раным-рано его разбудили лёгкие толчки в плечо. С трудом открыв глаза увидел испуганное лицо деда.
-- Слыш-ка внучок, дед твой совсем пахорукий стал. Уронил точило прям на наковальню. Брусок-то и развалился прям на три части. Чем теперь литовку точить? Да и такой вёдренный день терять не по нутру. Сбегал бы ты внучок в деревню, бабка тебе новый брусок выдаст. Уж верно к обеду-то и вернёшься, ноги однако молодые. А я ужо как – нибудь обломками да ножевым оселком обойдусь.
Да я деда моментом! Одна нога здесь другая там… натянув ботинки и на ходу одевая куртку Вовка бросился бежать в сторону деревни. Тяпа помчалась за ним, но дед свистом вернул её обратно.
Иди по дороге, не сворачивай! – крикнул в догонку дед, но он его уже не слышал, так хотелось оказать старому услугу.
Первый километр Вовка пробежал за несколько минут и остановился: конная дорога круто поворачивала влево. Он вспомнил как дед рассказывал, что дорога делает крюк, почти полукруг, обходя старый горельник и заброшенный торфяник. Если я пойду напрямую, то сэкономлю целый час , а то и больше – подумал он. Надо идти левее солнца и всё – мальчик свернул в горельник. Поначалу было хорошо: с кромки всё сгорело полностью, лишь заросло жёсткой травой, цепляющейся за ноги. Потом стали попадать несгоревшие стволы деревьев и выворотки. Наконец он уткнулся в такой завал, что его пройти было абсолютно невозможно: обожжённые стволы лежали плотно крест-накрест и между ними поднималась молодая берёзовая и осиновая поросль. Вовка подумал и решил обойти завал справа. С большим трудом удалось его обойти и он вышел на кромку торфяника. Не так давно здесь добывали торфокрошку и возили на поля. Торфяник был разделён глубокими каналами на поля-чеки, но сейчас постепенно зарастал кустарником. Вовка посмотрел на солнце, взял чуть левее и заторопился вперёд, но мнут через пятнадцать вышел к обводному каналу. Перейти невозможно, пошёл вдоль и вышел к такому же перпендикулярному каналу. Пришлось идти вдоль него направо. Солнце светило почти в спину. Становилось жарко и хотелось пить. Он зачерпнул кепкой из канала. Вода оказалась тёплой и противно-затхлой. Неожиданно наткнулся на бобровую плотину. Плотина хотя и была старая и заброшенная, но он без особого труда переправился по ней на другой берег. Дальше Вовка не стал испытывать судьбу и пошёл немного правее солнца, где виднелся высокий ельник.
Знойный торфяник сменился прохладным ельником. Усталость брала своё. Ноги и спина стали как деревянные. Вовка улёгся на мягкий мох, но его тут же облепили комары. Он натянул куртку на голову, руки спрятал в рукава. Стало легче: плотную ткань комары не прокусывали. Сам не заметил как задремал.
Проснулся он от того, что кто-то рядом тихонько пыхтел. Боясь пошевельнуться, Вовка осторожно выглянул из-под куртки. Прямо перед лицом стоял ёжик, в упор смотрел на него и принюхиваясь смешно поводил носом. Вовка прыснул от смеха и ёжик мгновенно свернулся в клубок. Возьму его с собой – решил мальчик и палочкой легко закатил колючий шар в кепку. Он встал и тут же подумал, что нести придётся далеко, да и неудобно: руки постоянно будут заняты. С сожалением вздохнул, выкатил ёжика на мох и вышел из-под ёлки. Солнце стояло высоко, но уже явно начинало снижаться. Испуганно огляделся вокруг. Место было абсолютно незнакомым, но взяв направление левее солнца, он быстро зашагал напрямую. Так он шёл час, два и три. Очень хотелось есть, а ещё больше пить, ноги стали заплетаться и цепляться за всё подряд. Изредка попадающиеся ягоды не уменьшали ни голода, ни жажды. Как-то дед учил его есть сырые грибы, но прожевав несколько ножек от сыроежек понял, что к добру это не приведёт. В желудке заурчало и появились рези. Вовка брёл опустив голову и лишь изредка поглядывал на солнце, которое начало цепляться за верхушки деревьев. Рядом, загрохотав крыльями, взлетел глухарь. Он испуганно запнулся и упал лицом в жёсткий папоротник.
Мальчик лежал и тихо плакал: он понял, что вконец заблудился. Слёзы сами катились из глаз. Стало немного легче, как вдруг что-то коснулось его ноги. Вовка поднял голову: через ботинок спокойно переползала длинная чёрная змея. Вскрикнув, он резко вскочил. Сверху упала шишка и тревожно зацокала белка, но Вовка уже улыбался сквозь слёзы, он узнал ужа. Надо что-то делать – успокоившись подумал – или идти дальше, или готовиться к ночёвке. Немного подумал и решив, что время у него ещё есть, побрёл дальше. По сторонам он уже не смотрел, а только под ноги, ставшими невероятно тяжёлыми. Совсем в сумерках неожиданно вышел на узкую лесную дорожку. По ней явно ездили только на телегах. В какую сторону пойти, ему было всё равно, лишь бы идти.
Если я остановлюсь и сяду отдохнуть, я уже не встану – решил Вовка с трудом передвигая ноги. Сколько так прошёл, наверное немного, он не помнил, как вдруг послышался заливистый лай и к нему из-за кустов бросилась собака. Она повизгивала и подпрыгивая пыталась лизнуть лицо.
Тяпочка, миленькая! – причитал Вовка, обнимая её и опустился на дорогу: сил больше не было. Из-за поворота дороги вышла лошадь, запряженная в телегу, на которой сидел дед. Дед усадил его в телегу на свежескошенную траву и молча подал фляжку. Мальчик жадно припал к ней и долго не мог оторваться. Наконец он напился, уткнулся лицом в широкую дедову грудь и глотая слёзы прошептал – Деда, я заблудися – и сам не зная зачем начал быстро и сбивчиво рассказывать подробно обо всём, что с ним приключилось. Дед всё так же молча повернул лошадь обратно и внимательно его слушал.
Эх ты – выслушав до конца и глядя в мокрое Вовкино лицо, сказал он – Сколько ужо живёшь в лесу, а простых вещей не понял. Правильно, учил я тебя как выходить по солнцу, но только ты забыл, что не только ты идёшь, а ведь и солнце тоже. Вот и сделал-то круг, а места слыш-ко в конце тебе стали попадать знакомые. Да только подходил ты к ним с другой, не обычной стороны и с перепугу-то не узнавал. Ну да ладно: всё хорошо, что хорошо кончается, а то я ужо совсем забеспокоился – дед замолчал и покосился на паренька. Вовка не слышал последние дедовы слова. Он спал. Что ему снилось, знать было не дано, но по его губам то и дело скользила улыбка.