от http://www.proza.ru/2016/02/01/248
Это был внушительных размеров фолиант, обтянутый старинной потёртой кожей, с застёжками из желтого металла на ремнях, расстегнув которые и раскрыв тяжёлую обложку, обнаруживаешь кремового цвета страницы плотной бумаги. На поверхности - киноварью в заставках и темно-синей вязью по всему пространству, ограниченному ровными полями - проступали письмена.
Не было нужды – хотя, уж если бы обнаружилась такая прихоть, то и это было доступно – листать хрусткие страницы, наслаждаясь самим процессом чтения.
Но смысл знаков книги становился ясен и без перелистывания страниц, да и самого чтения. Достаточно было лишь обозначить свой, хоть малейший, интерес к ним - тотчас же оказывалась доступны тайны их содержания.
Хотя разноязычной была эта сокровищница. Все языки мира: ныне живущие, старинные, древние и вообще первобытные спешили заявить о себе. Звучали напевы разных племён: приглушенный ли рокот сдержанной мужественности предшественников великого:
- OR NOT TO BE;
алеманы ли говорили о своём;
португез;
античный ли грек, делитель единого мира;
вершитель ли законов права, латинянин, провозглашал:
Hubris et orbits, своё, minima non curate proctor;
златоуст ли инки вещал из того – первого ещё - развитого социализма, коего, однако же, показалось людям недостаточно - второй им подавай, а там и третьего уж кое-кому захотелось;
сокровенный ли Восток пробивался сквозь толщу времён:
- Прасангам аджарам пашам атманах кавайо видух (Привязанность к материальным удовольствиям заковывает Душу в кандалы рабства;
или же изрекали сокровенное своё искуснейшие правители Египта: -ири и сеш нечери! (Я открыл божественную письменность).
Из Шумера ли - из его тысячелетних глубин – слетала с табличек глиняных семейная беседа простолюдина с отроком своим:
… -Куда ты собрался?
-Никуда не собрался.
-Если ни куда не ходишь, как ты дни свои проводишь?
В школу иди. В школе сиди.
-Заданье читай. Задачки решай…
Всё это представало открытым, доступным и ясным.
Что ни создано было человеческой мыслью, что выстрадано в мучительных раздумьх; легковесным ли полётом посетившего автора вдохновения; явившееся ли просто плодом, казалось бы, никоим образом не зафиксированных мечтаний - не растворилось во времени, не истлело во прахе, а, если даже и сгорев во пламени, случайных ли, намеренных, - да и злонамеренных тоже – огней, всё это не утратилось, без следа слившись с мирозданием, а вот сохранилось же в столь концентрированной, сколь и легко доступной, форме.
Для того ли чтобы всплывал из недр неравнодушного сознания вот этот вопрос:
- А что же изменилось за это потрясающее воображение время в мире простых отношений между людьми - вот, опять же, между этим отцом наставляющим
– В школе сиди, задачки решай!– шумерского своего сына, всё так же норовящего пренебречь наказу:
- По улицам не слоняйся! –
и тобой, отцом сегодняшним.
Разве что не скажет теперь в безнадежности отец:
Моё сердце полно, полно сверх меры, оттого, что я на тебя гневаюсь!
А, между тем как оно и действительно сейчас полно, и полно без меры
- Ты пустил моё сердце гулять по степи!
О...!
Восклицание это последнее не приоткрывает ли тайну твоих сомнений - а стоит ли и свои раздумья выносить на суд людей; что нового ты можешь принести на алтарь словесности и без того перегруженный прихотью менее рефлексующих по этому поводу авторов; кому, наконец, будут интересны эти твои упражнения в красноречии; найдётся ли у тебя читатель, да терпеливый , заинтересованный и снисходительный?
Если уж одолели тебя эти сомнения - то вот же тебе пример: твой шумерский собеседник. Он-то разве рассчитывал на тебя, когда наносил на табличку из сырой глины свои переживания о сыне, да потом обжигал её на огне, чтобы сохранить поведанное глине? Оказалось что не только на века, а на тысячелетия даже.
Драгоценным ли назвать дар друга Пернатого, бесценным ли – всё будет не то. Поэтому он отказался от поисков превосходных эпитетов, повторения ли слов благодарности дружищу Перни и принял предъявленную сокровищницу, содрогаясь от нетерпения.
А ведь было бы чему радоваться?
Разве там - в мире людей - там нет такого заведенья, чтобы все эти сокровища человеческой мысли должны где-то сохраняться, чтобы в любые времена всякий мог бы воспользоваться сосредоточенной мудростью для собственной пользы.
Да! Есть такие заведения. И их чрезвычайно много.
Но доступ туда ограничен. Более того – во многом недоступен, поскольку кое-какие крупицы знания обрели как-то исподволь статус секрета. Потому что ты, кажется, злоумышленен, и можешь злокозненно причинить вред кому-либо этим вот произвольно обретённым знанием.
Но, не стоит огорчаться – говорят нам, явно обескураженным таким поворотом дела – ведь всю в о з м о ж н у ю Правду есть кому довести до вашего сведения – существует такая нелёгкая работа.
Но из нас уже выпирает некая аналогия - так же и жрецы египетские скорбели о неспособности смердов к мудрому освоению сокровенного знания.
Тако же и современные наши элиты, как-то уж очень густо пускают исподтишка, в подконтрольное им информационное пространство некие намёки - всё больше указующие конкретно вот на эту древность египетскую, словно бы намекая на продуктивность существования тысячелетних династий тех царств: – а мы-то чем хуже!
А что же ещё скрывается за гранью запретного для нас, недоступного, невозможного – разве что-то из тайн сил нечеловеческих, потусторонних, инопланетных – ни о чём ведь подобном в тех, галактических, пределах, довольно уже изученных им, что-то не было Эндимиону заявлено?
Нет, это неспроста, и что-то здесь не так!
к http://www.proza.ru/2016/02/01/277