Самолёт заскользил по взлётной полосе. Толпа провожающих в зале редела. Только один мужчина неподвижно стоял у прозрачной стены и следил за набирающим скорость самолётом.
Зал опустел, а он всё стоял и смотрел на взлётное поле. Почти игрушечный самолётик оторвался от дорожки и взмыл ввысь, уменьшаясь с каждой минутой. И вот уже только дымный сероватый отблеск остался в пространстве от серебристого лайнера. А мужчина всё стоял и смотрел. Что он хотел увидеть там, в воздухе, голубовато-прозрачном, сияющем, известно было только ему одному.
Небо очистилось от призраков взмывшего самолёта, даже точки уже не осталось, а мужчина всё одиноко стоял и смотрел в поле…
Он повернулся совсем неожиданно и резко, огляделся, и, не задержав ни на чём взора, медленно пошёл к выходу.
Пустой зал просматривался насквозь. В самом центре зала, как раз на пути задумавшегося о чём-то мужчины, валялся кусок пушистого сероватого меха (откуда он мог здесь появиться – загадка!) и мужчина, словно ничего не видя, шёл прямо на этот пушистый ком. Ещё шаг – он споткнётся или наступит на этот комок - и покатится по сверкающему мраморному полу.
И когда нога мужчины готовилась наступить на мех, комок вдруг зашевелился и из полукруга пушистика выросли уши, а затем и хвост расстелился по полу каждым длинным волоском. Под ногами мужчины выросла кошка, вытянувшись во всю длину своего небольшого тельца, выгнулась дугой и помахивая пушистым хвостом, посмотрела на нависшее над ней большое тело, мяукнула и величаво пошла впереди мужчины. Тот, видимо, так и не обратив внимания на внезапно появившийся перед ним объект, вышагивал размеренно и неторопливо, погружённый в свои мысли. Серокудлой красавице такое невнимание не понравилось – она остановилась, грациозно повернулась и призывно обратилась к мужчине: «Мяу!!!» - тот от неожиданности вздрогнул: вокруг никого не было. Наконец он увидел рядом с собой кошку, которая уже подошла к нему и лапой хлопнула его по ноге. «Мяу!» - призвала она избранника и опять величаво зашагала впереди, изредка оглядываясь на мужчину. «Ишь ты, какая!- пробурчал тот себе под нос. – И чего ты хочешь?» - чуть громче обратился он к животному. Та словно только и ждала этих его слов, заурчала и направилась к… кафе, находившемуся в зале ожидания. Мужчина ухмыльнулся, но последовал за кошкой. Кошка, ловко обходя столы и стулья, подошла к столику у прохода, остановилась, оглянулась на мужчину и прыгнула на стул рядом. Улеглась и завиляла хвостом, прикрыв глаза.
Мужчина подошёл к столику, опустился рядом на стул и погладил кошку. Та заурчала и открыла глаза. «Да ты голубоглазая! – изумлённо воскликнул мужчина. – Ну, что? Есть хочешь? – спросил он, ласково поглаживая кошку по длинной серебристой шерсти. – Сосиськи будешь?» Кошка заурчала громче.
- Значит, будешь, - констатировал мужчина и поднял взгляд на подошедшего официанта. – Она будет сосиськи. У вас есть сосиськи?
Официант улыбнулся и кивнул:
- Специально для неё готовим. Но она подходит не ко всем гостям. Вы ей чем-то понравились… – И уже деловито:
- Сколько сосисек? А вам что принести?
- Ей – две, три…хватит? – посмотрел на официанта, - а мне чёрный кофе с коньяком…
- Хорошо. – И официант удалился, а мужчина опять обратился к кошке:
- Не со всеми заговариваешь? Чем же я привлёк твоё внимание, голубоглазая? – грустно спросил он и почесал кошку за ухом. – Голубоглазая…
Официант принёс кофе и коньяк, поставил перед пациентом, одноразовую тарелочку с сосиськами хотел поставить около стола, но мужчина опередил его:
-Не надо. Пусть ест здесь, на стуле, - и поставил тарелочку перед мордочкой голубоглазой красавицы. – Ешь.
Сам пригубил коньяк и придвинул поближе чашку с кофе.
- Спасибо, - сказал негромко и погладил кошку.
- Приятного вечера, - официант отошёл.
Было непривычно тихо в этом аэропортном кафе, поэтому голоса где-то у входа не могли не привлечь внимания, и мужчина оторвал взгляд от кошки. Около входа остановилась какая-то группа, туристов что ли. По-спортивному одетые, с рюкзаками, парни и девушки что-то очень активно обсуждали: слов слышно не было, лишь неприятное гудение голосов…
Мужчина поморщился: ему совсем не хотелось погружаться в суетливую воркотню отъезжающих и провожающих. Хотелось спокойно посидеть в тишине, в обществе новой знакомой, и подумать о своём, раз уж так случилось, что он забрёл сюда… Блуждающий взгляд опустился на соседний стул, где только что сидела кошка и наслаждалась сосиськами. Кошки на стуле не было. «Интересно, куда она исчезла? Так быстро и незаметно», - подумал мужчина и оглянулся, надеясь проследить за проказницей. «Проказница» смирно, «копилкой», сидела на полу у стола, а рядом – какие-то ноги в джинсах… «Это ещё что за новости?» - подумал мужчина и поднял глаза: рядом с кошкой стояла женщина. Она смотрела на кошку и выговаривала ей:
- И зачем ты привела меня сюда? Неужели не видишь: здесь уже сидят, столик занят, - и женщина повернула к соседнему столику…
_________________________________________________
- Привет! – неожиданно прозвучало в след Тине. Голос ей показался знакомым, только уже забытым, он звучал откуда-то издалека, из другой жизни. Она приостановилась и оглянулась. За столиком сидел только один мужчина, незнакомый. Тина приготовилась улыбнуться и извиниться: вы, мол, ошиблись. Мужчина улыбнулся и грустно сказал:
- Не узнала... Немудрено, столько лет прошло… Мы когда-то работали вместе… и даже, вроде, дружили…
Тина остановилась и сделала шаг навстречу, вглядываясь в знакомо-незнакомые черты мужчины. Видимо, взгляд её выражал полное недоумение и растерянность, и мужчина, приподняв лицо и взглянув ей в глаза, негромко произнёс:
- Сомов я. Константин Алексеевич. Помнишь? Помните такого? – забормотал он, глядя ей в глаза и усмехаясь. – Да, годы не красят. Столько лет прошло… - Он потушил огонь во взгляде и ещё тише произнёс – Извините, если ошибся. Подумалось…
Но Тина уже пришла в себя. Сомов. Неужели это он, её последняя, умопомрачительная любовь? Как она могла не узнать его? «Очень просто, - заговорил внутренний голос, – разве похож на этого немного запущенного пожилого мужчину красавчик Сомов? Хотя что-то вроде осталось…Взгляд вот… Глаза не изменились… нет, немного поблекли и погрустнели», - споря со своим внутренним «я», Тина подходила к столику Сомова.
- Сомов?! – заулыбалась она.- Константин Алексеевич… - повторила Тина. – Надо же… Вот так встреча! Ну, что вы, конечно, я помню. Хорошо помню Сомова Константина Алексеевича… - помолчала. - Вот где встретились. Надо же, как жизнь устроена, - забормотала уже она, - а я уж думала, что больше никогда вас не увижу больше… Столько лет прошло! – Тень пробежала по её лицу, она стряхнула воспоминания и улыбнулась. - Кто подумает, что через сто лет можно встретиться, живя в одном городе, и не в Москве вовсе, и где встретиться! В аэропорту! Удивительна жизнь, - говорила скороговоркой, обращаясь, видимо, к себе, поражённая Тина, присаживаясь за столик. - Надо же, - повторила она и посмотрела Сомову прямо в глаза, потом обратилась к сидящей и наблюдающей за происходящим кошке:
- Так ты сюда меня вела, Мурка? Зачем? – помолчала. – Надо же, кошка устроила свидание, через столько лет забвения…
Тина повернулась к Сомову.
Сомов нежно смотрел на женщину, и Тина поняла, что сейчас в его голове прокручивается история их отношений. Она и сама вдруг увидела себя ту, молоденькую, влюблённую. Как же тяжело давалось ей решение уйти из института, ведь и диссертация уже была почти готова… Как трудно было первое время без его глаз, рук… Временами, придя с работы и опустив голову на подушку - стоило только прикрыть глаза - она видела его, своего любимого, реально чувствовала его руки на своих плечах, лёгкие поцелуи… Спасала только работа. Было необыкновенно интересно по крупицам собирать историю религии, углубляться в мифические сказания и истории, искать правдоподобные версии, сравнивать, и выстраивать свой взгляд на учение буддизма. Она увлеклась. Особенно остро тогда спорили в учёном мире о принадлежности буддизма к религии; некоторые английские учёные считали, что буддизм скорее философия, нежели религия, даже относили это учение к атеистической религии… Углубление в истоки, поиски письменных доказательств, которых было немного, да и то очень противоречивых, постепенно отодвинули её сердечные боли на второй план… А потом и сны стали другие… Жизнь продолжалась. Уже без Сомова, без любви... И это была жизнь, наполненная необычными событиями, встречами, победами и потерями.
Постепенно менялась и Тина. Боль отступала, её место занимала жажда новых знаний, интерес к этнографии, возможность много путешествовать и открывать новые далёкие цивилизации… И вот сейчас жизненная кинолента закрутилась в обратную сторону. Нет, она не готова к такой перемене. Прошлое пусть останется прошлым, прекрасным воспоминанием о юности, о любви… А сейчас её жизнь бьёт другим ключом и в другом русле, и такое движение жизни её устраивает, не хочет она никуда возвращаться… Тина встряхнула короткими волосами и улыбнулась:
- Как же давно мы не виделись, Сомов Константин Алексеевич. Вы-то как здесь оказались? Кого встречали, или приехали сами, поменяли место жительства?
- Да нет… - ответил Сомов, ёжась под её взглядом. – Сына провожал… - Потупился, и продолжил:
- На юбилей приезжал… А мы всё на прежнем месте живём, - ответил он и опустил глаза.
Молчала и Тина, не отрывая глаз разглядывая мужчину. Мысли колотились, сменяя одна другую, пролетали, надолго не задерживаясь и не позволяя зацепиться, осмыслить этот ураган вопросов и умозаключений, когда-то так и не высказанных ему. Сомов крутил кофейную чашку, казалось, он решал что-то. Наконец руки его успокоились, и он посмотрел на Тину ясным грустным взглядом:
- А ты почти не изменилась. Такая же привлекательная, и лёгкая… И красивая, - добавил он.
- Спасибо. Вообще-то, ты тоже узнаваем, - сказала она, вдруг перейдя на «ты». – Просто я не думала, что могу встретить тебя, особенно здесь… Она тряхнула короткими вихрами мальчишеской стрижки, махнула официанту и повернулась к Сомову:
- Ну, что, за встречу? Я-то уже и не надеялась встретиться в этой жизни. Вдруг следующая встреча произойдёт ещё лет через тридцать!
Подошёл официант.
- Пожалуйста, шампанское… хотя нет, два коньяка и кофе, - она повернулась к спутнику, – ты будешь? – Сомов отрицательно покачал головой, перевела взгляд на официанта, - тогда один кофе.
Сомов дополнил:
- И шоколад ещё, самый настоящий, - посмотрел на Тину, - ты же любишь…, любила…
- Да, любила… и люблю. И шоколад.
Официант ушёл выполнять заказ.
Тина всматривалась в мужчину, сидящего напротив, ища в этом незнакомце прежде дорогие ей черты.
- Значит, Руслан приезжал. Где он сейчас? Всё в Питере или ещё где?
- В Питере.
- В Питере… - И снова повисло молчание.
Зачем он её задел? Сейчас вот сидит и молчит. Говорить-то не о чем. Они чужие. А казалось, что ближе человека у неё нет. Тина всматривалась в забытые черты любимого когда-то лица, и тёплая волна подкатывала к горлу: как давно это было! Много лет назад, когда они впервые встретились, она ни о чём не думала и ни о чём не жалела, просто любила… Она так любила этого мужчину - нет, не этого, того, каким он был тридцать лет назад, - что никакие сложности её не пугали, а препятствия – так где их нет?
- На юбилей приезжал, - тихо, словно про себя повторила Тина. - На чей юбилей? – встрепенулась Тина. - У тебя же на будущий год, кажется, или я ошибаюсь? У Нины Петровны?
- Да нет, - поморщился Сомов, - дети решили отметить семейный юбилей. Свадьбу золотую устроили …
- Золотая свадьба! Здорово! – задумчиво сказала Тина.
Сомов вскинул на неё глаза. Такие же жгучие, с пушистыми ресницами, только немного потерявшие цвет, и грустные.
- Пятьдесят лет промучился со своей старухой, - не то насмешливо, не то грустно (Тина так и не поняла его тона) сказал Сомов.
- Промучился! Скажешь тоже! – с неподдельным восторгом отреагировала Тина. – Пятьдесят лет! Это же целая жизнь… - она посмотрела ему в глаза, - целая жизнь! И рядом с любимым человеком…. – Помолчала. – Это не каждому отпущено… Мой отец вот два месяца не дожил до золотой свадьбы… А ты счастливчик, - уже немного грустно закончила она.
Сомов уже пришёл в себя от неожиданной встречи и, как раньше при виде Тины, в нем заиграл бесёнок молодости, шутливый и задиристый. Он улыбнулся.
- А ты изменилась. Ты это серьёзно, про счастье, про любимого человека? Ты что, неужели ничего не помнишь, Тина? – задумчиво выронил Сомов и положил руку на её ладонь, слегка сжимая тонкие пальчики с бледно-розовым маникюром.
Тина не выдернула руку. Сомов почувствовал, как по её телу прошла дрожь, и ещё сильнее сжал ладонь женщины. Он смотрел на неё, и Тина чувствовала этот взгляд, но поднять на него глаза не решалась. Пару минут напряжения и тишины, потом Тина тихонько высвободила руку и, усмехнувшись, подняла на собеседника глаза - и утонула в глубине этих любимых и ласковых глаз. Всё! Конец! Она тряхнула головой и, глядя ему в глаза, ответила:
- Забыла? Всё забыла? Почему же забыла, помню. Я помню всё.
- Тогда почему так?
- Как, так? – переспросила Тина.
Под этим открытым взглядом Сомову стало неуютно, сложно как-то. Напротив сидела женщина, которую он любил, очень любил… Это была его Тина, милая и трогательная в своей доверчивости и верности. И это была другая, совсем не знакомая Тина. Перед ним сидела уже очень взрослая и независимая женщина. Раньше она была не такая. Он вдруг вспомнил, как напрягалось её юное тонкое тело, когда он неожиданно подходил сзади, клал ей на плечи свои руки и сжимал эти хрупкие податливые плечики, прижимаясь к её волосам и вдыхая их аромат с удовольствием мужчины, наперёд уверенного в своей неподражаемости и всесильности. Она так легко и, как ему казалось, охотно подчинялась его желаниям, никогда ни о чём не просила, не требовала, чтобы он ушёл из семьи (а к моменту их встречи у него уже были дети и десятилетний стаж семейной жизни). Она доверчиво шла навстречу их отношениям и, он знал, отвергала предложения парней-ровесников. Неужели она надеялась, что он оставит семью? Они никогда не говорили о будущем своём, их отношения были в настоящем – и только. Он ничего ей не обещал. Она – ничего не требовала. Так продолжалось десять лет. Потом она внезапно исчезла. Уволилась, не попрощавшись с ним, ничего ему не сказав, – просто исчезла из его жизни. На целые тридцать лет. Где она была, чем занималась, где жила – он не знал. Как-то сразу оборвались все общие связи, постепенно рассеялись общие друзья… Она, вроде, уезжала в какую-то длительную командировку в Азию или Африку, изучала быт и культуру какой-то азиатской страны… А он по-прежнему работал в их институте и ничего о ней не знал. Поначалу сожалел, очень хотел встретиться, даже скучал! Жену называл её именем… Но постепенно стёрлась острота воспоминаний, а потом и её облик стал немного тускнеть. Он привык, что её рядом нет. Даже пробовал, по привычке, ухаживать за новыми молоденькими сотрудницами, но дальше лёгкого флирта отношения не складывались. Не хотелось. Азарт «казанове» исчез. И он успокоился. Его внимание полностью переключилось на детей, потом на внуков. А когда ушёл на пенсию, вообще о себе забыл. Жизнь стала однообразной и неинтересной. С женой, бывало, за весь день перекинется парой фраз и всё. Прожили всю жизнь, а остались одни и поговорить не о чем. Никаких общих тем. Она занялась своим здоровьем, дачей; его мысли, его мнение её совсем не интересовали. Он нужен ей только, чтобы скоротать одиночество, поработать в саду, да иногда выслушать монолог о соседях и жалобы на детей – и всё. Стало скучно. Они никуда не ходили. Даже к детям – ждали, когда те приедут сами. Внуков привозили нечасто и никогда не оставляли на гостевание. Сомов забыл, когда последний раз они были в театре… Иногда он уходил из дома, садился в автобус и ехал куда-нибудь в центр, бродил по городу, заезжал на базар, посиживал в маленьких кафешках за чашечкой кофе, к которому пристрастился в бытность общения с Тиной – это она любила и знала множество укромных и уютных уголков, где можно было посидеть, не привлекая внимания и побаловаться хорошим кофе, - просматривал свежие газеты. Одна радость – внуки…
Жизнь потеряла краски, мир представлялся одноцветным и грустным. Время стремительно катилась к финишу, и к этому финишу Сомов подходил подавленным и разочарованным. Внешне жизнь удалась. Семья. Дети. Внуки. Всё при нём, но внутренний червячок точил его душу изнутри, не давая ей покоя и удовлетворения. Его озадачивал младший сын, у которого никак не складывалась личная жизнь. Всё он искал что-то. А что? Сомов не понимал. И переживал. Вот и сегодня он думал о нём, посадив его в самолёт. Домой идти не хотелось. Хотелось побыть одному и подумать о жизни, о прошедшей «золотой свадьбе», о сыне. И он с лёгкостью пошёл за кошкой, когда та повела его к кафе, взял чашечку кофе и утонул в своих размышлениях, пока не услышал знакомый голос. Он когда-то уже слышал этот мягкий негромкий тембр. Словно в кино, перед глазами всплыло милое лицо девушки, тоненькой, хрупкой, с огромными восторженными глазами и этот голос: «Сомов, я очень люблю тебя», - и его насмешливое, недоверчивое: «Серьёзно?» - и тихий ответ: «Кажется, да. Очень, очень серьёзно». Вот чей это голос! Тина! Но откуда? Он поднимает глаза – и перед ним хозяйка голоса, он сразу понял, что это она, Тина. По-прежнему стройная, немного пополневшая, с короткой стрижкой некрашеных тёмно-русых волос, в джинсах. Это была она, его Тина, - и он сказал: «Привет!»…
И вот она сидит перед ним. Его последняя зрелая и настоящая любовь. Как он мог этого не понимать тогда? Вот она, рядом, далёкая и чужая жена, а такая родная! Каждая клеточка родная, своя…
- Как ты жила эти годы, расскажи, - негромко произнёс он.
Его взгляд был глубоким, пронзительным, добрым и любящим. Он смотрел на неё так тридцать лет назад. Но Тине не хотелось становиться той девочкой, на которую он так смотрел, да она уже и не могла бы стать такой, даже если бы очень захотела. Она уже другая. И сегодняшняя Тина не уверена, что смогла бы влюбиться в Сомова, но та, далёкая и неискушённая в любовных делах Тина влюбилась – поэтому сегодняшняя Тина принимала выбор той, ведь той Тине было очень хорошо с тем мужчиной, она очень его любила… Наверное, и сейчас она его ещё любит, только любовь эта совсем другая. Она не умеет это обозначить словами, но понимать – понимает.
- Как жила? – переспросила Тина. – По-разному жила. Много училась…жить, - добавила и замолчала.
- Чем занимаешься сейчас? И куда ты пропала тогда… Внезапно так исчезла… ничего не сказала… Я скучал по тебе… - Он замолчал.
Молчала и Тина. Она опустила голову и пила кофе, но чувствовала его взгляд на себе. Взгляд, от которого её когда-то бросало в дрожь. Она медленно подняла голову и посмотрела на Сомова. Перед ней сидел пожилой мужчина, немного лысоватый, немного небрежно одетый («неухоженный какой-то», - подумала она), «помятый» жизнью. Глубокие окологубные морщины, сжатые в горькой усмешке губы – всё это черты малознакомого человека и только глаза, чуть-чуть прищуренные, синие, как море перед штормом, излучали любовь и сожаление – и это было самое ужасное. Лучше бы в нём было всё чужое и незнакомое. Тине было бы много проще разговаривать. А здесь в каждой морщинке проступали знакомые черты любимого.
- Как жила… - медленно повторила она, - чем занималась… - вздохнула. – Чем я могла заниматься? Конечно же, этнографией. Много путешествовала, в экспедициях разных… - и она потянулась к чашечке с кофе.
- Почему ты тогда исчезла так внезапно? – повторил свой вопрос Сомов.
- Почему? Надо же было что-то делать, как-то разрубить этот узел… - она помолчала. – Ты молчал… Значит, это должна была сделать я. И я уехала.
- Куда?
- Куда? В экспедицию. В этнографическую…
- И куда вы уехали? – вновь повторил Сомов свой вопрос.
- В Индию. Потом в Китай. – Она улыбнулась каким-то своим мыслям. – Я изучала восточные учения… Буддизм…
Она замолчала. Молчал и Сомов, только пристально смотрел на неё. Тина помнила этот его взгляд. Задумчивый, синий… Он раньше часто на неё так смотрел. Отстранённо как-то, словно думал о чём-то своём, а смотрел на неё.
- Ты изучала буддизм? – вдруг встрепенулся он и улыбнулся, открыто, как раньше. – Да, ты удивительная… Сейчас это модное учение, многие изучают философию буддизма… Интересно?
- Да, интересно было.
Сомов продолжал смотреть на Тину, пронизывая взглядом, ловя каждое её движение, словно хотел услышать от неё что-то очень для него важное, о чём она ещё не сказала. Но она уже всё сказала.
- Ну… а личная жизнь как сложилась, - наконец выдохнул Сомов, не дождавшись ответа на мучивший его вопрос. - Дети? Муж кто? Как семья? Внуки есть? – осторожно сыпал он неудобные вопросы.
Тина опустила глаза и вновь потянулась к чашечке с кофе. Медленно отпила остывший напиток и так же медленно поставила чашку на стол. Сомов ждал. Тина подняла на него глаза:
- Семья? А семьи нет. И мужа – нет.
Сомова словно ледяной водой обдало от промелькнувшей догадки.
- Как – нет? Так ты так и не вышла замуж?!- то ли спросил, то ли констатировал Сомов. – Почему? Тина? – изумлённо выдохнул он.
Тина тряхнула короткой стрижкой, словно сбрасывая наваждение, и, справившись с волнением и откусывая шоколад, попыталась улыбнуться:
- Да вот, не встретился мне человек, с которым бы хотелось прожить всю жизнь и вместе встретить золотую свадьбу… Не получилось… Не повезло… А остальное – не для меня! Понимаешь, Сомов? Такой я человек: любовь до гроба или… ничего… А изображать, ломать себя, надеяться, что свыкнется-слюбится – это без меня.
Сомов ожидал чего угодно, но её одиночества предположить не мог. «Неужели она так любила меня, что не смогла родить от другого мужчины?» - промелькнуло в его голове. Он не мог этого понять и смотрел на Тину с недоумением, открывая в этой женщине неведомые его пониманию и необъяснимые страницы женского характера.
Сомов опять попытался поймать её руку, но она не позволила. Она не любила, когда её жалели, и никому не позволяла проявлять к себе жалость. Жалость – это только её, личное... И жалеть себя она позволяла только себе. Не часто. Но иногда позволяла. Даже плакала от жалости к себе. Но только об этом знала она одна. Ни друзья, ни коллеги никогда не видели Тину недовольной жизнью, всегда она излучала позитив и доброжелательность. Вот и сейчас она жевала шоколад и дерзко смотрела на Сомова, вид у которого вдруг стал смущённым и виноватым.
- А если бы я, - он помолчал и всё-таки поймал её руку, сжал тонкие пальчики, - тогда женился на тебе, ты бы прожила со мной сто лет? – спросил он.
- Сомов, ты сошёл с ума! – Тина насмешливо посмотрела на него. – Когда ты женился, мне не исполнилось ещё и пятнадцати лет. Тебя бы осудили за растление малолетних! – Тина улыбнулась, просто так, открыто. - Да и встретились мы много позднее…- добавила она.
Сомов опустил голову. Тина смотрела на понурого Сомова и улыбалась. Молчал Сомов. Молчала и Тина. Наконец Сомов поднял голову и посмотрел на Тину:
- А если бы я тогда ушёл из семьи?
- И что?
- Ты бы вышла за меня?
Тина грустно улыбнулась:
- Не мучайся, Сомов. Я бы всё равно не вышла бы за тебя.
- Почему? Ты же любила меня, я знаю, - помолчал, - и я тебя любил… - Сомов поднял глаза на Тину.
Тина спокойно встретила это запоздалое признание. Если бы она услышала эти слова тридцать лет назад! И что? Изменилось бы что-нибудь в её жизни? Нет, не изменилось. Просто уехать бы ей было труднее, и, кто знает, состоялась бы её экспедиция тогда…
- Нет, Костик. – Неожиданно для себя она назвала его по имени, так, как звала во времена их любви... – Я и тогда знала, нам вместе не быть. Успокойся, и живи, как живёшь, не терзайся… - Тина опустила глаза и посмотрела на свои руки – пальцы онемели, хорошо, что этого он не видит. – У нас не было будущего, - тихо заговорила она, потирая ладони. – Я уже тогда знала: на чужом несчастье счастье не построишь. Я это знала всегда, - она помолчала, вздохнула и повторила, - я это знала с первой нашей встречи… - Опять вздохнула, словно дух перевела. - Но я благодарна судьбе за нашу встречу.
Лицо Сомова посветлело, глаза заблестели:
- Тина, - начал он и замолчал. Волнение сдавило горло, но он справился и хрипло продолжил, - спасибо тебе. Ты – лучшее, что было в моей жизни. – Он взял её руки в свои. Его ладони, сухие и горячие, сжали ледяные пальчики. Сомов недоумённо взглянул на женщину:
- Какие холодные… - и нежно поцеловал её ладони, потом каждый пальчик. - Спасибо, дорогая. Я так виноват перед тобой….
- Да, ладно. Проехали, - шутливо произнесла Тина. – Причём здесь ты? – и она осторожно высвободила руки и положила ладонь на его пылающую руку. – Свою судьбу я строила сама, - немного помолчала и закончила мысль, - всё сложилось так, как должно было сложиться. - Нежно погладила его рукав. - В общем-то, Сомов, я счастливый человек, занимаюсь любимым делом… А семья? Ну, так сложилось… Не судьба, значит. Так бывает…, - она погладила его руку, – бывает иногда, - прибавила она и тряхнула короткой стрижкой. - Помни: я ни о чём не жалею…
Сомов ошалело смотрел на Тину, и непроизвольная улыбка осветила его лицо, хотя повода для этого вовсе не было: перед ним сидела взрослая женщина, а он видел перед собой юную аспирантку, которая так же встряхивала волосами, когда хотела освободиться от тяготивших её мыслей или неприятностей. У этой женщины остались привычки его любимой Тины… Он судорожно взял её руки в свои и сжал.
Тина не понимала, чему улыбается Сомов, но серьёзно закончила:
- А ты не говори глупостей. Лучшее в твоей жизни – твои дети и внуки.
На некоторое время воцарилась тишина. Мужчина и женщина молча смотрели друг на друга, думая каждый о своём. Наконец Тина освободила свои руки от его объятий и устало сказала:
- Ну, всё. Мне пора. Я рада нашей встрече. - Голос прозвучал глухо и бесцветно. Она опять стала далёкой и холодной. Сомов с сожалением смотрел на женщину.
- Всё? – вопрос прозвучал очень тихо и немного обречённо. Он приподнялся. – Я провожу?
- Нет, не надо. – Тина ласково погладила кошку, по-прежнему сидящую на соседнем стуле. – Ну, прощай, Мурка, теперь долго не увидимся. Ты пойдёшь со мной или проводишь кавалера? – Неестественная шутливость фразы выдавала волнение хозяйки голоса.
- Тина, - тихо прозвучало рядом, - спасибо тебе за всё, и за эту встречу тоже. – И Сомов протянул руку к кошке и всё-таки накрыл её пальчики ладонью, тихонько сжал, ласково так.
Тина замерла на мгновение, затем высвободила руки и кивнула кошке:
- Пойдём?! – повернулась и торопливо пошла к группе студентов. Мурка выгнулась под тяжестью руки Сомова, повернула мордочку, лизнула его руку и, спрыгнув со стула, засеменила к Тине. Догнала, поравнялась с ней и, подняв хвост трубой, зашагала рядом. Только её хвост подёргивался и покачивался из стороны в сторону при каждом шаге…
Сомов смотрел им в след, пытаясь осознать, что это было. Не приснилось ли ему всё это? Он понимал, что сейчас от него уходила не только любимая женщина и какая-то часть его души, уходило и что-то ещё, очень для него важное… Может быть, надежда? Тоска и опустошённость внутри. Тяжело на сердце. Грустно. Прошла молодость. Не заметил. К закату подходит жизнь.
- Папа! Вот ты где! – услышал он голос дочери, но оторваться от своих мыслей не мог. А Леночка уже трогала его за плечо:
- С тобой всё в порядке? Мама волнуется, позвонила, говорит, уехал провожать и пропал! Не случилось ли что? Вот я всё бросила и приехала узнать! – взволнованно тараторила молодая женщина. – Что с тобой? Всё нормально? - Сомов кивнул, с трудом выходя из своих размышлений и отводя взгляд от удаляющейся Тины. - Что ты здесь делаешь? Тебе стало плохо?
- Нет, нет, - поспешно заверил он дочь, - всё нормально. Посидел немного, задумался.
- Ну, пошли?! – взяла за рукав Леночка. – Я на машине.
Сомов тяжело поднялся и шагнул за дочерью….
А в глубине зала, у выхода на лётное поле, стояла невысокая женщина и не спускала глаз с выходящей из кафе пары: молодой женщины и пожилого мужчины, которые неторопливо двигались к дверям. Женщина немного наклонилась к мужчине и что-то оживлённо ему говорила, а мужчина задумчиво слушал, иногда наклоняя голову в знак согласия, только вот ответной оживлённости в его жестах не наблюдалось. И это явно заметила женщина, следившая за ними.
Это была Тина. Посадку ещё не объявили. Она нарочно ушла раньше, боялась, что не сможет вынести дальнейшего разговора и бросится в его объятия, а этого позволить себе она не могла…
И вот он уходит. Навсегда уходит. А она стоит и смотрит ему вслед, не замечая, что по её щекам скатываются слезинки.
Тина понимала, что уходит часть её жизни, лучшая её часть и, может быть, они больше не увидятся никогда. Это «никогда» было так нелюбимо ею. Поэтому она и не смахивала слезинок. Она их просто не замечала.