"Мы тоже дети страшных лет России,
Безвременье вливало водку в нас".
Владимир Высоцкий.
...
Жизнь, даже разбитая вдребеги, иногда сама складывает из разноцветных стекляшек такое мозаичное полотно, что впору ахнуть. Вот, например, совершенно ничтожный для того далекого дня случай с годами стал едва ли не самым ярким полотном жизни.
Судите сами.
В начале семидесятых годов прошлого века работал я заведующим хуторским клубом. Стихи писал, но поэзия была для меня не столько творчеством, сколько возможностью общения с живыми поэтами. Как на крыльтях, летал по семинарам, и уже знаком был лично с Игорем Андреевичем Чернухиным. Наверное - скорее за эти знакомства, за пребываение в стихотворной струе, меня часто печатали в районой газете "Вперед". Тогдашний редактор Леонид Григорьевич Сероклин меня привечал, платил гонорары, и , наконец, пригласил на штатную работу.
В серый ноябрьский день, помню,то ли семидесятого, то ли семьдесет первого года пришел я офоромляться . Зашёл в зал, бывший одновременно и кабинетом ответственного секретаря, а там в театральном кресле, дремлет человек. Какой-то потертый, облезлый, и глазки соловые . Словно спит. Ответственный секретарь, фронтовик, Александр Григорьевич Горбатовский кивнул в его сторону:
-Не обращай внимания. Какой-то Прасолов из Воронежской области. На работу просится. Но мы ж тебе обещали!
Облезлый очнулся, обвел нездоровыми глазами зал, нас двоих, и мешковато вышел. Когда за ним закорылась дверь, Горбатовский добавил :
-Его там от редакционной работы отлучили. Пьёт, образования нету. Ну, и стихи пишет. Говорят - хорошие.
-А вы читали? - спрашиваю.
-Да где там! У него, наверное, и книжки ни одной нету.
...Собственно, как оказалось, волчий билет Прасолову выписали тогда не только по Воронежской области. Оттуда позвонили в Белгород. И наш Сектор печати обкома дал редакторам команду гнать Прасолова в шею. Под любым предлогом.
Увы, в Новом Осколе таким предлогом оказался я. Правда , и меня не взяли. Пришло время идти в Армию.
И я сразу забыл о той встрече.
И много лет вообще имени такого не слышал - Прасолов. А однажды в гостинице, в Курске, нашёл забытый прежним постояльцем сборник "Во имя твоё", глянул на портрет поэта - и стеклышки былой мозаики запрыгали в глазах, становясь на свои места.
Он! Потёртый мужичонка и кабинета отвсекретаря районки.
Но стихи...
Стихи стали откровением. Трудно обозначить , какие они. Легкие? Так нет, неповоротливые они, глыбистые. Простые? Вот уж кабы...
"Забудь про Светлова с Багрицким.
Уверовав в силу креста,
Романтику боя и риска
В себе задуши навсегда".
Терзания в его стихах, боль , поиск. Они многослойны, как стихи Библии. Сколько раз читаешь - столько раз открываешоь иные смыслы. Я с этой книжечкой прошел в соседний номер, где жил Игорь Андреевич Чернухин. И он меня оглоушил:
- Убил себя Алешка Прасолов. Ещё в феврале семьдесят второго года. Водка, волчий билет,безкнижье... Брежневская безнадёга.
С тех пор я собрал все публикации и книги Прасолова. Их совсем немного. В 1964 году стихи поэта опубликованы в «Новом мире».Через два года в Воронеже вышла книга «День и ночь», а в Москве, в «Молодой гвардии», — небольшой сборник «Лирика». Затем в Воронеже изданы еще две книги — «Земля и зенит» (1968) и «Во имя твое» (1971).
Книги у меня стоят на самой верхней полке. Между стихами Аркадия Кутилова и Николая Рубцова.
И сегодня, 2 февраля, в день гибели Алексея Прасолова, прочтите в память о светлой душе поэта хотя бы одно его стихотворение.
...
* * *
Я хочу, чтобы ты увидала:
За горой, вдалеке, на краю
Солнце сплющилось, как от удара
О вечернюю землю мою.
И как будто не в силах проститься,
Будто солнцу возврата уж нет,
Надо мной безымянная птица
Ловит крыльями тающий свет.
Отзвенит — и в траву на излете,
Там, где гнезда от давних копыт.
Сердца птичьего в тонкой дремоте
День, пропетый насквозь, не томит.
И роднит нас одна ненасытность —
Та двойная знакомая страсть,
Что отчаянно кинет в зенит нас
И вернет — чтоб к травинкам припасть