Разговор зашёл в коллизию, Марат хотел точно убедится, что человек из его Палаты не совершал глупостей и заверить в этом ребят наверху, я хотел знать, какая фигня произошла у церкви – и точка.
В итоге Марат скинул разговор, сказав, что всё показано в последнем видео на ПУРГЕ.
Я побежал к ноуту.
Самый свежий ролик показывал Вадима, который снимал самого себя, иногда переводя камеру на УВД. Изображение тряслось. Молодой человек сбивчиво рассказывал о несчастных друзьях, ментах-волках и народе, который быдло, потому что не вызволяет несчастных друзей, а всё из-за их акции, показанной в предпоследнем ролике…
Я загрузил предпоследний ролик.
Он назывался: «Акция в память о святом Оригене – оскопление на халяву».
«Ориген ведь не был святым», – пронеслось в моей голове.
Все начиналось с кадров куполов церкви и колокольни.
«Так», – подумал я.
Тут камера спустилась с небес на землю и в кадре оказались паренек, затянутый в ткань или пленку телесного цвета, в районе паха материал был густо измазан красным. Следом шла девушка в синих сапожках, брючках, перчатках и курточке, лицо с волосами были выкрашены в синий цвет.
– Лера! Ну зачем?! – не выдержал я.
Её руки сжимали синюю бензопилу, которую она время от времени поднимала над головой и громко кричала: «Оскопление на халяву»!
За кадром голос Вадима рассказывал, что, по легенде, святой Ориген кастрировал себя, любимого, дабы избежать греха и теперь в память об арт-группе «Война» и в честь «Pussi riot» они замутили эту акцию…
Тут среди шарахающихся прохожих показались полицейские, и съёмка прекратилась.
«Побежал записываться рядом с УВД», – подумал я.
Я отыскал в телефоне контакт матери Леры и нажал на кнопку с зеленой трубкой. Дочь у неё получилась рано и большая часть Леркиной жизни прошла на фоне выстраивания матерью личного счастья.
– Хорошо, что позвонил, – голос был похожий на Лерин только более глубокий что ли.
– Здравствуйте…
– Она будет дома через час, приходи, чаю попьем.
Мать и дочь жили в панельной пятиэтажке с видом на скверик около улицы Ленина. Заходя на кухню, я еще раз удивился, как здесь тесно. Вот даже в деревянном, пристанище моих родителей, и потолки выше, и двери поширше. Зато было уютно. Мебель теплых тонов, пузатенькая посуда, мягкие стулья и картинки с природой… Короче комфорт уровня «чтоб я так жил».
Разговор моментально перешёл к нашей красавице.
Я хотел вернуть Лерку, а она стремилась спасти дочь от дурной компании. Наш союз сложился на первой кружке чая. А после второй стало ясно, о чем говорить с рассиневшейся дочкой.
Только много лет спустя я понял, как она мне помогла.
Мы сели в небольшой внедорожник (такие бывают) Леркиной мамы и поехали за синим чудом. Она уже вымыла лицо и прямо-таки съёжилась, её телефон разрывался от звонков, но Лера его не замечала. Дома она переоделась в кофту с розовыми слонятами и мягкие спортивки. А потом неожиданно и естественно мы остались наедине друг с другом.
– Вадим звонит? – спросил я.
Она кивнула.
– Так ответь.
– Не сейчас, я ведь с тобой разговариваю.
Безжалостно выключенный телефон отправился на подоконник.
Мы помолчали.
«Лера, как они тебя в это втянули?» – подумал я, но спросил о другом.
– Ну рассказывай, что в полиции было.
– Те, что нас везли, придурками обозвали, смеялись ещё… Потом отвели в кабинет к человеку, с глазами будто у вареной нельмы, спрашивал почему и как, записал, потом два часа в «стакане» посидела… Знаешь, что такое стакан?
– Нет.
– Камера такая тесная, – она показала жестом насколько тесная, – и металлом обшита. Тяжело там, ну дальше ты знаешь, что было.
Она замолчала и принялась водить пальчиком по розовым хоботам на левом рукаве.
– Лера…
– Дай, я скажу! Вы тут сидите в своём болотце, типа, молодежной палаты, а страна гибнет и округ гибнет, потому что если в Центре воруют, то и наши шишки этим заниматься будут. А ты в своей Палате подражаешь им, как обезьянка.
Она вздохнула.
– Считаешь себя таким умным, что собрался учить меня жизни?! Давай расскажи мне, как прятать голову в песок и строить хату с краю. Мы хоть как-то боролись, а ты – быдло, на котором выезжают едросы!!
Она прекрасно понимала, о чем я хочу поговорить, и эта превентивная атака искренне меня восхищала, главное, не завестись, должна получится беседа, а не перепалка.
– Лера, какие ещё «мы»?
– Ну…
– Вадим отправил тебя с тем парнем юродствовать и убежал, увидев полицию. Даже если прогулки с бензопилой вокруг церкви как-то помогают борьбе с едросами, тебя подставили, нет никакого «мы».
– А почему он должен сесть с нами? Наоборот хорошо, что сумел уйти, ролик наверняка в сеть выложил, теперь все знают. И ты должен знать, что те, с куполами, и власть – одно и то же. Нельзя молчать.
– Скажи, тебя устраивает роль мяса, которое должно покривляться на камеру и уехать в автозаке?
Она робко улыбнулась.
– У нас была цель и на пути к ней каждый делал своё дело.
Я взял Лерину руку.
– А ты уверена, что белоленточники сильно отличаются от других борющихся за власть козлов?
– Ну… – и тут я перебил её.
– Пойми, каждый в этом мире борется за место под солнцем, и помогать другому следует только за соответствующее вознаграждение. Если говорить о Палате, то Марат знает, что такое благодарность (помнишь те шашлыки?), – она кивнула, – а если соратники слили тебя, чтобы получить мученика за идею, то на кой хрен они нужны?!! Революции делают люди, которым терять нечего, ты ведь не из таких.
Вот так, Лерочка, получи цинизмом за свой цинизм.
– Но если никому не верить, то власть так и будет воровать, разобщенных они легко устаканят.
Я улыбнулся.
– Поколение наших родителей поверило Ельцину, до сих пор последствия расхлебываем, хочешь повторить?
Лера посмотрела на меня, почему-то я подумал о кошачем взгляде.
– Обними меня, – сказала она.
– Мне было страшно, так страшно… – жаловалась она между поцелуями.