http://www.proza.ru/2016/01/28/2033
Зара часто и шумно задышала, хлебнула воды из ковша и, придя в себя, пошла к окну:
– Кого это черти принесли? В дверях, что ли прохода нету, чтоб эдак-то в окно колотить?
Серёжка бился головой о раму и при этом стучал ладонью по стеклу. В его мычании не различалось ни слов, ни членораздельных звуков, только долгий протяжный вой. Прежде, беззаботного и счастливого в своей бестолковости, его как будто подменили. Измученного от невозможности понять, что происходит, жизнь загнала его в тупик. Ни один человек не смог бы ему помочь, подсказать, что выхода не существует, что тем, кому дан разум, обречены тащить на себе тяжкую ношу вопросов, сомнений, и бессилия, что-либо изменить...
Взбудораженная от испуга, что «проклятый дурак» вдребезги разобьёт окно, Зара метнулась к вешалке: набросила платок, накинула фуфайку, на ходу застёгивая пуговицы; кое-как попала ногами в валенки и выскочила на крыльцо.
Ирина проснулась от непонятного тревожного шума; позвала Зару, но никто не откликнулся. Потянувшись к стоящей рядом с кроватью табуретке, достала кружку, немного погрела в руках и отхлебнула глоток холодного чая. «Где же Зара? Куда она ушла в такую темень?» Тишина настораживала и пугала. Казалось, снаружи что-то происходит, но в окно было видно лишь бездонное, свободное от облаков, стылое небо, которое, несмотря на равнодушие, временно приютило у себя, вездесущую по ночам, луну. Напоминающая лужицу разлитого топлёного молока, она рассеивала холодный свет, проникая в окна домов.
Для лежащей в постели Ирины время сжалось и материализовалось в виде маленького игрушечного медвежонка. Он-то и был для неё живым и душевным собеседником. Она разговаривала с ним так, как это делает несчастный ребёнок. Надеясь на сочувствие и понимание, он наивно доверяет свои тайны и обиды, нашёптывая про них в ухо медведю; касаясь губами бардового шелковистого плюша, верит, что будет услышан и всё переменится к лучшему.
Представлялась встреча на вокзале… тот улыбающийся лейтенант бежал к ней с охапкой полевых цветов, подбрасывал их вверх и, падая, они щекотно касались лица, плеч, груди… Пахнущую ароматами лета, он обнимал её, нежно прижимал к себе, и она чувствовала у виска его неровное дыхание.
…Едва кукушка настенных часов прокуковала дважды, как за окном промелькнула чья-то тень. От предчувствия чего-то плохого Ирина сжалась в комок и натянула одеяло до подбородка, как будто это могло уберечь от дурных новостей.
Зара разделась, стряхнула с ног валенки. Стараясь издавать поменьше шума, сразу прошла на кухню. Дверца буфета жалостливо скрипнула, и Ирина услышала звук выдернутой пробки из бутылки. «Да неужели она решила подзаправиться, да ещё и посреди ночи? Совсем сошла с ума под старость лет…» – удивлялась Ирина. Самогонку гнали по всей деревне; в каждом доме всегда можно было разжиться спиртным; поменять бутылочку на продукты, заплатить за работу: наколотые дрова, заготовленное сено, да мало ли ещё за что; а уж отблагодарить за всякого рода помощь, которую не перечесть – обычное дело... Не возбранялось «принять на грудь» после баньки, а для поднятия настроения или лечения – разумелось само собой..
– Господи… господи, прости меня…господи! – послышалось сдавленное рыдание Зары.
От горечи и надрыва в голосе, доносящемся из кухни, у Ирины перехватило дыхание; она задрожала, напряглась, потом резко скинула одеяло и с огромным трудом села в постели. Голова кружилась, комната плыла перед глазами.
– Зара, Зарушка, что случилось? Где ты была, ночь же на дворе, боже мой... кто-то приходил? – громко спросила Ирина, потом замолкла на секунду-другую, прислушиваясь к тому, что происходило в кухне, – Иди сюда, расскажи мне…за что ты винишься перед богом…
По комнате постепенно распространился страх; в воздухе зависла гулкая тишина. «Ходики остановились, что ли?» - подумала она.
Прошла неделя. Ирина шла на поправку, а причиной этим радостным переменам, было нечто неожиданное. Накануне утром, не открывая глаз и умиротворённо вслушиваясь сквозь сон в завывание печки, она вдруг почувствовала у щеки что-то мокрое и сопящее. Если бы её спросили, словно маленького ребёнка, что бы она хотела получить в подарок от Деда Мороза, то, ни секунды не раздумывая, рассказала бы о своей давней, самой заветной мечте: «Щенка!» Всякие разговоры о том, чтобы в доме поселилась хоть какая-то кошка или псинка, пресекались Зарой, даже не начавшись. В детстве, её сильно покусала собака, у которой подозревали бешенство, но никто в точности этого не определил. От ран девчонка едва выжила, и с тех пор, ненависть к домашним животным оставалась в ней памятным, пережитым ужасом. Но любовь и жалость к Ирине пересилили давний страх.
Существо попыхтело, повертелось и устроилось на тёплом плече Ирины.
– Счастье-то какое! Этого не может быть… малёхонький какой, ладненький…а пузико такое тёплое, – восторгалась, глядя на Зару благодарными глазами, новая хозяйка щенка.
– Попробуй только не встать! Теперь у тебя забот – полон рот… давай-ка пойди, молока ему налей… чай проголодался, – широко улыбаясь остатками потемневших неровных зубов, сказала Зара.
Рыжего, с чёрными подпалинами кобелька, от разродившейся пару месяцев назад соседской дворняжки, назвали Таврик. Как-то вот так получилось – Таврик и всё! На это звучное ласковое имя он начал откликаться сразу; смешно крутил головой, фыркал и втягивал носом воздух, стараясь уловить правильное направление, откуда пахло едой. С появлением Таврика, в доме и впрямь стало светлее и радостней от его щенячьего визга.
Говорят, «пришла беда, открывай ворота», но на сей раз, к счастью,– всё случилось, наоборот: к одному душевному событию – появлению нового члена семьи – притянулось другое. И как бы было здорово, если бы цепочка эта не прерывалась! Но жизнь прожить – не поле перейти: время от времени она испытывает человека на прочность, – то закрутит на резких поворотах, то подбросит на колдобинах, а то и поставит у края пропасти, чтобы стряхнул он с себя самодовольство и гордыню: «вот и выживай, коль сможешь!»
Авдотья, ещё на крыльце взялась за веник, чтобы обмести валенки от снега и громко известила о своём приходе:
– Иринка, Зара! Вы дома чо ли? Принимайте гостью издалёка…
Таврик сразу почувствовал чужих. Он подпрыгнул и, неуклюже припадая на передние лапы, затявкал, готовый к отражению невидимого противника.
Раскрасневшаяся с мороза, оттянув шаль от шеи, Адотья расстегнула шубейку и поставила сумку с остатками не проданных семечек на полку под вешалкой.
– Вот уже…малое, ну и чудушко-юдошко вы себе завели, от горшка два вершка, а туда же – охранять… – добродушно засмеялась она, – А я прямо с вокзала. Иришка, слышь, у меня для тебя весточка есть, пляши-ка давай, а то не получишь…
Зара и Ирина засуетились, пригласили гостью раздеться, отдышаться и пожаловать к столу. Дело шло к обеду. Тут же на столе появился чугунок с картошкой да белыми грибочками, жареными с луком и томлёными в сметане; квашеная капуста, испечённый с утречка хлеб, оладьи горкой и земляничное варенье… Чайник пыхтел на плите, а из маленького заварника, шёл такой духмяный запах от сбора из черносмородинового листа, малины и мяты, что так и хотелось прежде обеда хлебнуть несколько глоточков ароматного чая.
– Ну, давай, Авдотья Степановна, рассказывай скорей, не томи…
продолжение следует.
http://www.proza.ru/2016/02/02/2592