Часть первая
Дед Иван как никогда сегодня припозднился и домой возвращался затемно. И хотя он был экипирован соответствующим образом – по сезону: на ногах у него были высокие резиновые сапоги, сам он был упакован в прорезиновый непромокаемый плащ, на голове фуражка, а сверху его от непогоды защищал ещё и зонтик. Но, несмотря на это, чувствовал себя он не уютно.
И вот в такую непогодицу ему всегда приходят на память слова Михаила Юрьевича Лермонтова, который когда-то писал, что Тамань – это один из самых скверных городов из южных приморских городов России. И кроме всего прочего, его там ещё чуть не утопили. Вот и в его, деда Ивана, «сухопутном» Светлодольске то пыль до небес и жара плюс сорок, то мороз до минус сорока. А в конце лета и осенью – занудные, долго продолжающиеся дожди. Порою – ливневые, здесь и утонуть не долго. Погода вообще стала непредсказуемой: даже на Новый год попасть под дождь – не редкость. Вот в таком упадническом настроении пробирался обочиной вдоль разбитой большегрузным транспортом дороги дед Иван до родного дома. И вдруг до него, как гром среди ясного неба, донеслась песня, да ещё какая! Это не заунывная ямщицкая, а ободряющая строевая:
Не плачь, девчонка!
Пройдут дожди.
Солдат вернётся,
Ты только жди!
«Уж не померещилось ли мне всё это, - подумал дед Иван? А, может, это какая-то слуховая галлюцинация завелась у меня в голове? Нет, не померещилось!» Песня и в самом деле звучала как на плацу во время строевого смотра, разносилась на всю округу и откликалась эхом в дачном массиве. А слово «дожди» в песне звучало как-то по особенному: вместо буквы «д» в слово втёрлась буква «ж» и получилось слово «дожжи». Но эта замена буквы «д» на «ж» песню не портила. «И кто же это у нас сегодня такой бодрый и весёлый? – пытался угадать певшего песню старик, - и где же прячется этот светлодольский соловушка?» Ведь не воинской части, ни плаца во всей округе не было.
И вскоре деду Ивану всё стало ясно: песню пел крепко подвыпивший рабочий из соседнего предприятия, а прятался «соловушка» посреди дороги – прямо в колее, наезженной транспортом и размытой дождями. Старику стало не по себе: ведь в любой момент мужика, свалившегося в колею, мог раздавить любой движущейся транспорт. Да и утонуть не долго. Одного глотка мутной жижи хватит. Дед хоть был не ахти здоровьем и не богатырского телосложения, но завет Александра Васильевича Суворова - сам погибай, а товарища выручай! - помнил всегда. И вот он уже, наклонившись, стал «выуживать» незатейливого певца из колеи, заполненной жидкой грязью. С третьей или четвёртой попытки ему удалось уговорить Петровича, так величали «принимавшего грязи» рабочего, покинуть «тёплое» местечко и вытащить незадачливого певца из колеи на обочину дороги, а потом оттащить его на залог. Отдышавшись от непосильного труда, дед Иван с трудом поставил мужика на ноги и заставил его облокотиться на себя. И вот таким «макаром» потихоньку и не очень полегоньку где-то часика через полтора уставший старик вручал своего подопечного его супруге, хоть и чумазова до неузнаваемости, зато живого мужа.
Спустя какое-то время дед Иван снова повстречал Петровича и посоветовал ему впредь грязи принимать на курорте в Серноводске. Вот только там грязи что надо. А не где попало, думая, что грязь у нас везде лечебная. Это для свиней она полезная и поваляться в ней одно удовольствие. А для человека нужна грязь серная.
Петрович был хорошим человеком и великим тружеником. И всё-то, как говориться, у него отскакивало от рук. А руки у него были поистине золотые: он мог выполнить любую работу - слесарную, кузнечную, такелажную, работать на бульдозере, экскаваторе, комбайне, помочь селу убрать урожай… К работе относился с душою и никогда не роптал на тяжёлые или вредные условия труда. Но ордена и медали получали другие. Петрович на это не обижался. У него был один существенный недостаток – он раз в полгода, после приёма «фронтовых» ста граммов в рабочее время шёл к начальнику цеха, как он выражался, поговорить по душам. Начальника цеха тоже величали Петровичем, да и ещё он был ровесником своего подчинённого. И Петрович понимал всё, с чем приходил к нему его рабочий. Но вот начальника цеха повысили. Ему на смену пришёл молодой, горячий и не очень-то уважающий критику начальник. И вот после таких «разговоров по душам» с новым молодым начальником, рабочего Петровича наказывали. За него вступался профсоюз, мастер участка, товарищи по цеху. После такой массовой защиты, выговора с него снимались, но неприятный осадок на душе оставался и не только у Петровича. И вот в тот злосчастный раз он принял на грудь после работы не сто граммов «фронтовых», а сто граммов раз по пять. И с ним случилось то, о чём писал Сергей Есенин: «Не дойду до дому с дружеской попойки». И если бы не помощь деда Ивана, то неизвестно чем бы всё это закончилось.
Часть вторая
Как-то раз в конце лета, после ударной трудовой недели, работники родного Петровичу предприятия поехали отдыхать на озеро, а точнее – плотину, расположенную на окраине посёлка. И, само собой, разумеется, прихватили за компанию и его. Отдыхали хорошо. Первым «отдыхать» устал Петрович. Он попрощался с ребятами и направился в сторону дома. И хотя голова у него ещё соображала, куда надо идти ногам и отдавала команду правильно, но вот ноги голову не слушались. Получилось точь-в-точь по Чехову: «Ноги промочишь – горло отказывает. Горло промочишь – ноги отказывают». И на этот раз Петрович «промочил» горло достаточно хорошо.
Понимая, что сейчас он ходок неважный, Петрович решил немножко отлежаться, прийти в нормальное состояние. А для этого он выбрал место в лесополосе и улёгся на землю под развесистую берёзу. Но долго отдыхать ему не пришлось. По соседству пасся крупнорогатый скот. И вот от стада отделился один крепенький бычок, подошёл к мирно спящему Петровичу и стал бесцеремонно ширять его рожками в бок. Мужик проснулся не сразу и впросонье стал угрожать беспокоившему его существу, посшибать рога. Но существо обнаглело вконец и стало досаждать Петровича ещё настойчивее. Когда мужик проснулся, то он обнаружил возле своей головы голову бычка, который целился насадить его на свои рога. И не смотря на то, что Петрович был в неадекватном состоянии, он всё же заметил, что бычок то этот свой. Его, так сказать, доморощенный воспитанник. Испуганный мужик стал пятиться и кричать: «Мальчик, Мальчик (это была кличка бычка), что ты спятил? Это я – хозяин твой!» Но бычок явно спятил. Он не хотел признавать подвыпившего хозяина и напрочь забыл хозяйскую о нём заботу и ласку.А, может быть, вот таким образом решил попрощаться со своим хозяином понимая, что его скоро определят на колбасу. И бедному Петровичу ничего не оставалось делать, как только ретироваться в лесополосу и спрятаться за деревьями.
Как не печально, но товарищи Петровича, с которыми он так "культурно" отдыхал на природе, помочь ему ничем не могли. Они рассказывали так:
- На эту картину с бычком без смеха смотреть было невозможно. Мы, как подкошенные, повалились на поляну и хохотали до одури. Ещё хорошо, что бычок не напал на нас. Мы не только Петровича, но и себя защитить не смогли.
Уж не отговорка ли это?
Если бы здесь был дед Иван, он бы точно помог Петровичу.