НАТАЛЬЯ САФРОНОВА
ЗА НАС, КРАСИВЫХ!
- За окном пусть будут лес или речка. Окно большое: удобно смотреть, когда готовишь или чай пьешь. А посреди кухни - просторной, метров 12 или 17 - стол, круглый, накрытый скатертью с длинными кистями. И котенок ими играет. Стулья высокие, с мягкими сиденьями. На столе всегда, в любое время года, ваза с цветами. Ну, гарнитур, конечно, под старину, техника там всякая. И разные мелочи для уюта: горшочки обязательно глиняные, ложки серебряные, - Ольга улыбнулась. Это она так мечтала, когда за Санечку замуж выходила. Санечка спросил:
- Ты о чем мечтаешь? Все исполню.
Реальностью стал только котенок, вырос уже, состарился, спит целыми днями под батареей.
Ольга готовила в тесной шестиметровой кухне, в окно почти не смотрела. Чего туда смотреть, если напротив такая же блочная девятиэтажка, окна в окна. Вечером, правда, иногда рассматривала, у кого какие люстры и занавески, какие цветы на подоконнике. Иногда у кого-нибудь что-то новенькое появлялось, но редко. А днем у Ольги телевизор работает. Вон Зайцев, нарядный, как петух, свой модный приговор выносит. Женщины после его приговора преображаются. Оля вздохнула: хотя бы и без Зайцева, с Людкой, например, подругой по работе, пройтись по магазинам, повыбирать, померить с удовольствием, а потом пойти на кассу и оплатить - посвятить себе день. Некогда, да и не на что, честно говоря. Было бы на что, нашла бы время.
Женщина высыпала зелень в борщ. Все готово, можно звать обедать. Но Санечка сам нарисовался в дверном проеме:
- Как вкусно пахнет! Лекочка ты моя!
Еще в юности он придумал Ольге смешное имя - Лека, ей сначала нравилось, потом разонравилось, теперь стало все равно.
Санечка попытался обнять жену, но Оля увернулась:
- Ты карниз когда повесишь? Полгода прошу!
- Я ж вешал, Лек. Чего-то он падает.
- Руки у тебя потому что не тем концом вставлены, - проворчала Ольга и вспомнила: так мать отцу говорила.
- Я три раза вешал, - напомнил муж.
- Заставь дурака богу молиться - весь лоб расшибет, - заключила женщина, исчерпав весь запас материнских упреков, и поставила перед мужем тарелку борща.
- Пресный, как моя жизнь! - скривился Санечка, попробовав. - Опять посолить забыла.
Ольга в последнее время часто забывала посолить обед или, задумавшись, клала вместо соли сахар, или пробовала и почти не чувствовала вкус еды.
- Хроническая усталость или депрессия, - вынесла свой приговор Людка.
Ольга подвинула мужу солонку и позвала дочерей:
- Девочки, идите обедать, - отщипнула кусочек хлеба, посмотрела на мужа. - Обедай, а я пойду отдохну.
- Посиди со мной, мне скучно без тебя есть, - попросил Санечка.
- За компьютером тебе без меня не скучно сидеть? - усмехнулась жена.
- Скучно. Мне без тебя всегда скучно, - искренне вытаращил глаза Санечка.
Ольга прошла в детскую:
- Я кому сказала, быстро обедать!
- Мам, да не хочу я, - пятнадцатилетняя Машка лениво повела плечами и снова застучала по клавиатуре.
- Не хотю я, - радостно прощебетала вслед за сестрой Галочка.
- Как хотите. Опять в «Контакте» торчишь, - мельком бросила мать взгляд на экран. - Больше заняться нечем? Убралась бы лучше в комнате, бардак какой.
- Мне нравится бардак. Не мелочись, мам.
Ольга прилегла на диван, дотянулась до письменного стола, взяла книгу. «Из истории мировой гуманистической мысли». Женщина поморщилась: как можно это читать? Галя тут же залезла на диван, расставила рядом с матерью кукольную посуду, рассадила игрушки. Ольга лениво листала книгу, изредка поглядывая на старшую дочь. Это Машка принесла книжку из библиотеки, на философию потянуло с тех пор, как стала встречаться со студентом философского факультета. Интересно, о чем они разговаривают? Надо полагать, о философии, во всяком случае, читать дочь стала очень прилежно, не то, что раньше. Вылитая чеховская душечка. Когда дружила с хоккеистом, запоем смотрела хоккейные матчи по телевизору, и подругу приобщила. Болели девчонки, правда, очень своеобразно, выбирали в командах любимчиков:
- Вон тот, хорошенький, пусть забьет гол!
А Ольгу в последнее время ничто не интересует и не радует.
- Тебе влюбиться надо, тогда жизнь заиграет сочными красками, - комментирует Людка.
- В кого мне влюбляться? Я Санечку люблю, - удивляется Ольга.
- Ну да, любишь, - не верит Людка, - ты к нему просто привыкла.
Сама Людка живет яркой наполненной жизнью. Часто меняет гардероб. Приходит на работу в новом роскошном костюме, но уже к следующему уроку сажает на юбку пятно в столовой, или пастой от шариковой ручки испачкается. У нее часто течет ручка, и тетради ее учеников тоже обычно перепачканы Людкиной пастой. Людка преподает литературу и русский, работает на двух ставках плюс классное руководство, плюс репетиторство - о Людкиной работоспособности в школе ходят легенды. А деньги она тратит исключительно на себя и внука. Еще чуть-чуть перепадает мужу, алкоголику со стажем, и любовнику, недавно вернувшемуся из мест заключения. А дочери деньги Людка не дает, пусть сама зарабатывает. Но дочь не работает, а ворует у Людки и тратит на водку для себя и своего сожителя. При этом Людка остается оптимисткой. Пашет, как лошадь, занимается с внуком (он у нее, между прочим, круглый отличник), воюет с дочерью, нянчит мужа, да еще успевает совершать нелогичные поступки, свойственные женщинам с творческим воображением. Например, в День святого Валентина она проснулась в половине шестого утра, съездила на другой конец города к своему любовнику, положила в его почтовый ящик валентинку, вернулась домой, разбудила внука, накормила его завтраком и пошла вместе с ним в школу.
- Делать тебе нечего, - усмехнулась Ольга.
- Ну, я думала, ему нужно внимание, все-таки отсидел человек.
- Выпить ему нужно, как и всем твоим нахлебникам. Он, наверное, даже не знает, что у него почтовый ящик имеется. Ты же красавица, Люд, нашла бы себе нормального мужика, - посочувствовала Оля подруге.
- Меня благополучные мужчины не интересуют. А вот тебе стоит заинтересоваться хоть кем-нибудь, совсем закисла.
Но Ольга интересуется только Санечкой. Ей, например, очень интересно, когда Санечка встанет из-за компьютера и совершит какой-нибудь поступок. Желательно, хороший. Оля была уверена, что муж грамотный юрист, и не понимала, чего он сидит на своей обувной фабрике-развалюхе и просматривает не приносящие никакого дохода договора. С работы Саня шел домой, ужинал, потом перемещался из-за обеденного стола за компьютерный. Иногда случалась короткая потасовка с дочерью из-за компьютера, но муж обычно выходил победителем и лазил по интернету весь вечер, засиживался далеко за полночь. Что он там искал, Ольге было непонятно. Но иногда Санечка приносил домой работу, у него, случалось, консультировались знакомые и знакомые знакомых. Он склонялся над бумагами, хмурился, листал толстые справочники, включал компьютер, потирал пальцами глаза и шею. Тогда жена подходила к нему, массировала плечи, целовала тихонько в затылок. Вид работающего мужа действовал на нее умиротворяюще, как будто на дом снисходил дух благополучия и покоя. Маша тоже посматривала на отца с уважением, не лезла, когда он работал, не отвоевывала место за компьютером. Даже Галочка не капризничала, вовремя ложилась спать. А еще говорят, что все в семье от жены зависит, думала Оля. По всему выходит, что от мужа, даже дети это чувствуют.
Галочку, кстати, Ольга родила исключительно для мужа, то есть и Машу, конечно, тоже для него, но младшую - по Саниной просьбе. Саня на колени встал:
- Не делай аборт - рожай! Все для вас сделаю.
Ольге не хотелось прерывать работу, уходить в декрет, только-только стало все получаться. Ученики, встречая ее на улице, здоровались:
- Good afternoon, Ольга Вячеславовна!
Ольга преподавала английский язык в школе, и на ее уроках говорили только на английском. Девочки делились рецептами, а мальчики рассказывали о вчерашнем дворовом футбольном матче, читали Диккенса и «Ромео и Джульетту» в подлиннике. По Ольгиной просьбе школьная библиотека купила книги на английском. Жалко было отдавать детей в чужие руки, и Ольга работала до последнего дня, в роддом ее увезли из школы.
А когда вернулась с Галочкой домой, сама себе удивлялась: как она могла не хотеть этого ребенка? Целыми днями на дочку любовалась: положит рядом с собой и любуется. Не пичкала ее кашами и кефирами, не носилась с пеленками, а когда дочка подросла - не мучила воспитанием, как раньше Машку. Просто наслаждалась ее присутствием, следила за ней с нежностью - и все. Так, наверное, любят бабушки, ну так ведь Ольга и родила ее поздно, в 37 почти. И Галочка, не в пример Машке, издерганной материнскими требованиями, росла спокойной и ласковой.
А вот Саня, хоть и просил ребенка, от воспитания устранился совсем, засел за компьютер, только его и видели. Ни денег, ни помощи от него. Ольга стала подумывать, не заняться ли репетиторством, но в доме лишнего места не было: не в спальне же заниматься и не в детской, да и чужих в дом пускать не хотелось, пусть даже и детей, а ездить к ученикам некогда. Дело даже и не в деньгах, думала Оля, просто она ждала от мужа поступка. Какого именно, она не знала, но поступка. Санечка в последнее время, казалось Ольге, весь ушел в слова. Вернее, в пустословие. Он лазил по интернету. Читал какие-то новости и комментировал их. Искал курорты за рубежом и мечтал, как они поедут туда всей семьей. Играл на бирже, вкладывая туда, например, отпускные, и следил за курсом валют. Играл в покер и приглашал жену поболеть за него. Ольга угорала от его комментариев и, в конце концов, перестала его слышать. Интересно, если ты не слышишь, что муж тебе говорит - ты его любишь или нет?
Иногда Ольга с Людкой уходили в загул: шли в театр или в кафе. За чашкой кофе или коктейлем разговаривали о любви.
- Как у Антонины Петровны дела? - спрашивала Людка, вытирая салфеткой кофе с юбки.
Антонина Петровна, мама Оли, недавно вышла замуж за соседа по дачному поселку. В январе похоронила мужа, Олиного отца, а в сентябре вышла замуж снова. Хотя сначала Ольге казалось, что мать не переживет смерть отца, так она убивалась, вину свою чувствовала. Отец замерз ночью во дворе своего дома, заснул пьяный на скамейке. Антонина Петровна пыталась прервать его недельный запой, утром не выпускала из дома, вечером ждала его во дворе и вела домой. Но однажды не выдержала и ушла ночевать к дочери. В тот день она была непривычно тиха, даже к Санечке не лезла со своими замечаниями, как обычно:
- Саня, сколько можно в компьютер глаза пялить? Квартира ремонта просит!
Ольга защищала мужа:
- Мам, ты все-таки у нас в гостях, а сама прешь, как слон в прериях.
Но в тот вечер Антонине Петровне было не до Санечки:
- Оль, устала, так устала, сил больше нет. Думаю порой, пришибли бы его по пьяни - вздохнула бы, зажила спокойно. Ведь всю жизнь жду его вечером с работы и не знаю, дойдет - не дойдет, ищу по больницам и моргам. А придет - слова доброго не услышу, и такая я, и сякая я. А мне ведь утром на работу, к детям идти, - мать потихоньку вытирала слезы.
Оля постелила ей вместе с Машей на диване, но Антонина Петровна так и не смогла заснуть. Машка капризничала:
- Бабуль, ну, что ты ворочаешься? Спи уже.
Чуть рассвело, Антонина Петровна засобиралась домой, а через час позвонила Ольге:
- Отец умер.
После того, как отца похоронили, Ольга просила маму переехать к ним, боялась за нее, что не справится с горем. Но мать отказалась:
- Дома, дочка, и стены помогают.
До лета работала в школе - она преподавала биологию (Ольга была потомственной учительницей), а потом переехала на дачу. Занималась садом и огородом, рассадила множество цветов. Андрей Васильевич по-соседски ей помогал: грядку вскопает, дрова наколет, и Антонина Петровна от его заботы оттаяла, заулыбалась, горе отступило. А в сентябре они пригласили на свадьбу чуть ли не весь дачный поселок. Ольга давно не слышала, как мама поет, да у них дома и гостей почти не бывало. Мать боялась ставить на стол спиртное, из-за отца. А за свадебным столом Антонина Петровна вдруг запела высоким чистым голосом, смущенно поглядывая на Андрея Васильевича. И потом, приходя к ним в гости, Ольга слышала, как мама напевает, хлопоча по хозяйству. И характер у матери стал мягче. То ли смерть отца ее надломила, то ли сняла она с себя тяжесть ответственности, препоручив даже и себя заботе Андрея Васильевича.
- Хорошо, у мамы все хорошо, - улыбнулась Ольга Людке.
- Вот и я говорю, расцвела Антонина Петровна, можно сказать, встретила свое счастье на старости лет. Видишь, что любовь с человеком делает.
К Людке подошел и церемонно пригласил на медленный танец седовласый мужчина. Людка вышла из-за стола, еще раз потерла кофейное пятно на юбке и осторожно вложила свою маленькую ручку в мужскую ладонь. Ольга с удовольствием смотрела, как подруга танцует, легко переступая по полу ножками в крошечных туфельках Золушки. Вот только фея к ней не пришла, не отмыла угольную пыль с Людкиных рук и не отправила на бал.
- Люд, посмотри, какой респектабельный мужчина тобой интересуется, он мне очень понравился. Брось ты своих алкашей, - попросила она Людку, когда кавалер проводил ее к столику.
- А, зачем я ему нужна - у него и так все хорошо! - махнула Людка рукой. - А мои без меня пропадут. Оль, давай шампанское закажем - выпьем за нас, красивых!
Когда Ольга пришла домой, Саня одевал Галочку:
- У Гали живот разболелся, температура.
- Скорую вызывай, - ахнула Оля.
- Час назад вызвал. Возьми все необходимое, сами в больницу поедем.
Когда Саня внес дочку в кабинет врача, у нее уже распухли губы.
- Чем ребенка накормили? – спросил доктор.
- Ничем, как обычно, - растерялась мать.
- Значит, не как обычно. Аллергическая реакция у девочки, - доктор поднял на Ольгу уставшие глаза.
- Витамины ты ей купила, - напомнил Саня.
- Да, она просила «Пиковит», как у Пуговки в «Папиных дочках», - Галочка смотрела вместе с Машей все сериалы на СТС.
Ольга сидела на заднем сиденье автомобиля со спящей Галочкой на руках и посматривала в зеркало на мужа. Отсвет фар встречных машин пробегал по Саниному лицу, серьезному, сосредоточенному, временами он тоже смотрел в зеркало на жену, и, когда их взгляды встречались, Санины глаза теплели. Опасность миновала, все хорошо.
Женщина передала дочку мужу и вышла из машины. Пошла рядом и чуть впереди, открывая перед ним дверь в подъезд, потом в квартиру. Машкины глаза тревожно взметнулись и потеплели, как у отца. Они были похожи. Все трое: Саня, Маша и Галочка. Родители осторожно раздели Галю и уложили в кроватку. Маша аккуратно сложила вещи сестренки и нырнула под одеяло.
Саня и Ольга прошли на кухню.
- Не включай свет, так хорошо, - муж устало сел за стол. Кот подошел, потерся об ноги и запрыгнул к нему на колени. Заурчал. Санечка улыбнулся, погладил кота. - Лека, давай чайку попьем.
Ольга поставила чайник на огонь и подошла к мужу, обняла его сзади, потерлась о волосы, тихонько поцеловала в затылок. Дом напротив приветливо сиял окнами. Береза под матовым светом фонаря отливала золотом. Заканчивался октябрь. Неожиданно зарядил дождь, вбивая в землю рыжую листву под березой, забарабанил в окно, стекая мелкими струйками, и привычная картинка за окном стала неясной, ускользающей, как на полотнах импрессионистов.