Первое, что ощущаешь, когда заходишь в комнату к человеку, бесконечно влюбленному в музыку — это неловкость. Звуки будто дышат человеческими лёгкими, чужим нервным нутром, словно ты дышишь с ними в унисон. Здесь всегда играют мелодии, тут плещется свобода. И подушечки пальцев приятно покалывает от калейдоскопа эмоций. Сама музыка — есть главная деталь всей мозаики. Мягкий, упругий бит, почти осязаемый и местами вязкий, как смола, протяжный и долгий, похожий на подтопленную карамель; такую музыку в журналах про искусство критики называют «неприкрытым сексом». Сегодня мы находимся в гостях у композитора, басиста, и барабанщика. Нет, это один человек, не подумайте.
В студии пахнет жасмином, который успокаивает, но одновременно бодрит, тягуч и липок, подобно мёду. И его дополняют легкие нотки грифеля, который, как нежный щелк, мажет по коже, тонкими струйками льнет между пальцев. И лёгкий, будто взмах крыльев бабочки, запах итальянского кофе, как неотъемлемый атрибут творчества, словно жидкий огонь под кожей. Эта палитра ароматов вызывает восторг, фейерверки перед глазами, жжет белёсую.
Лучи солнца «играют» с пыльными клавишами старенькой компьютерной клавиатуры. Мягкий, тусклый свет из окна с задернутой шторой игриво, будто бы приглашая на танец, обволакивает предметы на широком чёрном столе. Большую половину пространства на нём занимает техника. Бесчисленные жесткие диски, 10-ти ваттный комбик IBANEZ IBZ10, контроллер MASCHINE, наушники BOSE QuietComfort 25, музыкальная система BOSE Companion 20 multimedia, эквалайзер Т1 ToneMatch и многое другое, что требует большого внимания, притягивая массивным, но сдержанным стилем. Наш друг предпочитает почитать дорогую технику, придерживаясь при этом старого доброго 4-х струйного баса Yamaha и многим известного Guitar Pro 6. Представьте, он порой сутками из студии не высовывается, исписывая текстами лист за листом и, в прогах смакуя ритм, отбивает его палочками по краю стола, от чего тот начал колупаться. А те самые старые резные барабанные палочки и мятые нотные тетради придают уют этой картине.
Хозяин студии предпочитает первым делом выводить музыку на бумагу. Аккуратно, по-особому нежно и трепетно. Будто это всё, что он может. Словно это единственный способ выражения чувств и желаний. Он поведает нам таким образом больше, чем можно сказать словами. Его инструменты — есть ритм. Его мелодия тёмная, но тёплая, как поволока ложиться осадком на сердце. Его частая эмоция — страх, беспокойство не успеть записать и упустить возможность. Это стоит прочувствовать, всем существом, душой и телом. Даже если наш музыкант юн, он уже хоть в небольшой степени прочувствовал, что значит умирать изнутри. Горло пересыхает, а композитор тихо тлеет от желания стереть эту горечь с губ. Секундную слабость он тут же заливает напитком, в котором больше сливок, нежели самого кофе.
В остальном, всё предельно выдержанно в духе «…гений господствует над хаосом». На столе разбросаны диски, андеграунд, в основном. Так же пару совсем свежих альбомов поп-музыкантов. На полках они отсортированы по цвету, дате выпуска и направлению. В углу, под многочисленной кипой бумаг, вариаций к песне HOWLIN' FOR YOU, выглядывает пара книг: «Удушье», Чака Паланика и «Гроб из Гонконга», Джеймса Хедли Чейза.
В этой студии хочется дышать жадно, навзрыд и представлять самые яркие образы под льющийся бит, беспечно теряя осторожность в каждую секунду трека. С новым куплетом в сознании вспыхивает и рушится маленькая вселенная и рождается новое солнце. Атмосфера кроет сильнее любой химии, а слова песни обжигают кислотой по свежим впечатлениям, томно раскрываясь и заполняя черные дыры в лёгких. Слышу целый оркестр где-то в отдаленном уголке головы, играющий в ритме трепетного поцелуя.
В его работах неподдельная страсть.