***

Этот вечный дождь за окном, сменяемый редким снегопадом, продолжал сводить с ума. Она яростно задернула шторы, потуже укуталась в шаль и мельком взглянула на телефон. Ничего. Тишина квартиры давила на виски, заставляя все быстрее опустошать бутылку какого-то грузинского вина с легким оттенком печали.
Она уже не плакала. За миллиарды часов истерик, попыток разобраться в себе поняла, что бессмысленно. Не поможет ни красивое белье, ни подтянутое тело, ни то, как он прикасается к её запястьям... Если он уходит. Как по часам - одевает джинсы, накидывает на плечи пальто и растворяется в сумраке подъезда. Она знала наизусть каждое из его движений. Как застегивает молнию на кедах, как вытаскивает из кармана шапку и пытается пригладить и без того безупречные волосы. Потом будут нежные объятия, лёгкий поцелуй и "пора"...
Их отношения затягивались все туже. Постепенно начинали душить, выводить из себя и метаться в яростных попытках спасения. Это был Бермудских треугольник - Он, Она и Сотни его новых женщин. Где-то были известны имена, где-то случайно увиденные лица. И как бегущая строка - их переписка в её голове.

...

Последние капли вина всплеском опустились в бокал. Она слегка нахмурила нос, залпом осушила хрустальную вещицу и снова посмотрела в окно. Задернутые шторы не давали видеть ночной пейзаж и сгущающиеся сумерки, зато за ними отлично был слышен дождь, звонким стуком отдающийся в её голове.

Она столько раз хотела уйти, сменить номера и вновь стать самой обычной девушкой во вселенной, что уже и забыла, что можно спокойно дышать. Её всегда останавливали его ладони, горячие поцелуи в запястье и бесконечные обещания, которым никогда не суждено было сбыться. Она поддавалась аромату его одеколона, блеску карих глаз и той силе, с которой он прижимал её к себе. Это была та тяга, которая постепенно убивает изнутри. Сжигает огнём надежды и не предлагает спасения.
... <...>
И она ненавидела его. Ненавидела за то, что больше не могла любить.
...

Она опустила бокал на стол и стала ждать. Минута. Две. Десять... Он позвонил через полчаса, выдохнул короткое "дома" и прошептал какие-то приторные нежности в ответ на её "хорошо".
Отключив телефон, она погрузилась с головой в уже остывшую ванную, все ещё наполненную лепестками и его ароматом, и, считая до двадцати, искала смысл, чтобы всплывать. Её тело все ещё ощущало его прикосновения, а под ногтями остались крупицы его кожи.
Двенадцать. Двадцать семь. Тридцать...

Завтра будет таким же. Шторы. Дождь со снегом. И он, который будет любить её прямо там - на большом подоконнике в гостиной, вдавливая тело в жёсткий белоснежный пластик.

Сорок три.

Она вынырнула из воды, кашляя, задыхаясь, пытаясь найти полотенце и себя. Уже несколько лет в отражении она видела кого-то другого. С более светлыми волосами и загорелой кожей. С его отпечатками на груди и мужским одеколоном на запястьях.
В голове стоял звон, словно бокалы, которые соприкасаются друг с другом и сразу бьются. Не просто дают трещину, а падают мелкими осколками на пол. И ты ступаешь по ним босоногими ногами, стонешь от боли, но вот уже какой день не сметаешь их следы с ковра.

Он был её личным разбитым хрустальным бокалом. И она - испив до дна всю его сладость - так и не могла понять, как же его забыть. И подобно наркоману-алкоголику, она - с дикой зависимость - впивалась в его губы с силой последнего поцелуя. Словно сегодняшний день действительно станет последним. И больше не будет никаких встреч. Она отключит телефон. Поменяет замки и то чертово окно с таким неудобным подоконником...

В мечтах Она сжигала кровать, его подарки и растворялась во тьме. Но ночь сменялась днём, неделя - месяцами, а она по-прежнему - с грацией дикой кошки - извивалась в руках, которые так ненавидела.

Ненавидела за то, что не могла перестать любить.