"Император Ферденанда, или киборг по имени Максим". Глава 3 «В сорок четвёртом детском доме»
Я рассказал тебе много про империю Ферденанд, дорогой мой читатель, а сейчас мы отправимся в тот самый Российский город Н, куда прилетали из другого измерения Евандер, Деона и Ярон Амадор, и где находится детский дом номер сорок четыре.
В тысяча девятьсот тридцать восьмом году, в городе Н, несколько детских домов были объединены в один – сорок четвёртый. Около пятидесяти разновозрастных детей были помещены в двухэтажный дом, который раньше принадлежал кому-то из раскулаченных. На первом этаже здания были размещены спальни, на втором группы для занятий. Отопление в доме было печным, истопник, он же сторож, которого все называли просто дедом Тимошкой, носил на своих плечах вязанки дров, и по ночам топил печи. Также на территории детского дома располагался хозяйственный двор, где в подсобном хозяйстве держали свиней и коров, за которыми ухаживали скотник и доярка. Поэтому воспитанникам варили кашу всегда на свежем молоке, детей кормили хорошо, питание постоянно было четырёхразовым. Поскольку воды в здании не было, вёдра с водой сначала носили по крутой лестнице в здание, а потом обратно выносили уже использованную воду.
Детский дом смог пережить и Великую Отечественную Войну. Мальчишки из старших групп пошли работать на завод на благо фронта, девчонок отправили на текстильное предприятие «Соревнование», поэтому в здании детдома почти круглосуточно находились только воспитанники младшего возраста. Единственным значимым событием за столько лет было только то, что в шестидесятые годы старое здание пришло в негодность, и все воспитанники переехали в тёплое, кирпичное, трёхэтажное новое здание. С этой страницы начинается новая глава, в которой не будет печного отопления и скотного двора, а только бесконечная чехарда директоров, и смены педагогического состава.
Так, в две тысячи двенадцатом году новым директором был назначен Вячеслав Петрович Даровских, который славился своим сверхмягким характером, что ещё больше побуждало воспитанников совершать различные пакости, и добавляло проблем в разбирательствах их деяний. И вот, в кабинет Даровских снова постучала встревоженная воспитательница
- Вячеслав Петрович! Опять драка!
- Кто?
- Максим!
- Быстро ко мне! Быстро!
Для Вячеслава Петровича это заявление стало полной неожиданностью! Максим. Он – крепкий, и на редкость примерный мальчишка, которому место уж точно не в детдоме, а в приличной школе, в компании таких детей, как у самого Вячеслава: младшего сына Никиты, у которого, правда, были некоторые проблемы с поведением, и старшей дочери Лады – музыканта школьной рок-группы. «Вот бы Никите такого друга, как воспитанник Максим! В хорошей компании он бы изменился сразу! Сколько стихов Максимка знает, скольких писателей он может процитировать! Да и с уроками он бы Никите помог: и в языках, и в математике Макс силён, не то что мой шалопай! А рука у Максима какая жёсткая? Из железа, однозначно! Никита-то секции не посещает, заступился бы друг за него! Кого у нас в детдоме все боятся? Только Максима! Но разве он мог сам учинить драку? Неужели? Наверное, Наталья Юрьевна ошиблась, недосказала чего-то! Может, это Макс пострадал?» - так размышлял Вячеслав Петрович, сидя в своём кожаном кресле, и глядя на морщины на зелёных обоях, которые растянулись в углу его кабинета. Дверь, покрытая толстым слоем эмалевой краски, распахнулась, и в неё вошёл остроносый блондин двенадцати лет отроду. Своими огромными глазами он смотрел на директора детдома, и казалось (даже самому директору), что он видит его мысли
- Вячеслав Петрович – заговорил Максим – Я, наверное, разочаровал Вас…
- Да, сбылись мои опасения! Вышестоящее руководство мне категорически запрещает иметь любимчиков! Но к тебе я всегда по-особому относился! Ну ты посмотри на них, на всю эту шпану! Что вырастит из этих товарищей? По этапу они пойдут сразу после совершеннолетия! Таких как ты, у нас, в сорок четвёртом детском доме можно на пальцах посчитать, ты посмотри на себя в зеркало. Посмотри! – Вячеслав Петрович поднялся с кресла, и подвёл Максима к шифоньеру, строящему справа от них, на дверце которого висело зеркало – Ты высокий, стройный парень, волосы у тебя как золото! Твои родители бросили тебя возле роддома, я не знаю уж, кем они были, но наделили они тебя внешностью настоящего русского молодца! И зачем, скажи мне, зачем ты устроил эту драку? Что вообще случилось? И какие теперь последствия?
Максим заговорил медленно и прерывисто. Ему было мучительно стыдно перед директором, которого он очень уважал, в отличие от остальных своих ровесников.
- Я нанёс телесные повреждения двум воспитанникам детского дома… Эти воспитанники находились со мной в одном классе… А теперь они находятся в медпункте…
- Понятно. А за что ты их избил? Ты мне так и не ответил на поставленный вопрос!
- К нам в детдом пришла не так давно девочка, Саша Михайловская, она сейчас со мной в одном классе учится.
- Ну и что дальше?
- А знаете, Вячеслав Петрович, как это, быть изгоем?
- Ну, допустим, знаю? – Даровских вспомнил в этот момент себя в двенадцатилетнем возрасте, как его за частые болезни называли «заразным», и девчонки, чтобы поиздеваться, каждый раз при виде Славы убегали в другой конец класса.
- Саше, как только она пришла в наш класс, постоянно «перемывали косточки», стали называть её «психом-одиночкой», потому что она боялась вступить с кем-либо в разговор. Затем, Сашу стали обзывать в лицо. А когда все поняли, что от неё не следует защитной реакции, моральное давление стало перерастать в физическое! Вся, как вы выразились, шпана, стала позволять себе мерзкие поступки в отношении Михайловской: в её волосы могли взять и плюнуть, или кинуть в них использованную жвачку, могли забрать учебники, и вышвырнуть в окно…
- Послушай, Максим, зачем ты мне это рассказываешь?
- Вы же хотите узнать причину моего поступка? Я разговаривал с Сашей. Я был единственным, кого боялись обидчики, и кого не боялась Саша. Я, правда, не знаю почему так? Саша рассказала мне, что у неё слабенькое здоровье. Её с детства мучали приступы астмы. Бабуля, которая Сашу опекала, тратила на неё все копейки, которые в народе называют пенсией. Давить на Сашу начали ещё в школе, потому что она всегда сидела одна, и читала книги. Читала, чтобы почувствовать себя «в другом мире», а не «маленьким человеком». Групповое давление рушило её психику всё больше, а когда одноклассник, которого она в тайне любила, распустил о Саше неугодные слухи, порочащие её, она, придя домой, попыталась вскрыть себе вены. После попытки суицида Саша и оказалась в детдоме.
- Максим! Всё, что ты говоришь о Михайловской, я прекрасно знаю! А вот о твоём проступке пока ещё ничего не узнал!
- Саша уже достаточно поломала психику в школе. И вот опять! Наталья Юрьевна покинула класс на пятнадцать минут, и всё внимание одноклассников сразу переключилось с геометрии на Сашу! Парфёнов и Коробков, главные зачинщики пакостей, устроили с ней игру в «Неваляшку»…
- Прости, что?
- Так они называют один из видов издевательств. Так вот эти парни, и ещё некоторые, окружили Сашу со всех сторон, и давай толкать её друг к другу, до тех пор, пока у Саши голова не закружилась, и она не упала, ударившись головой о спинку стула! Никто не помог ей подняться, потому что все бояться стать новой «неваляшкой» для Парфёнова и Коробкова! И когда я посмотрел в глаза этим двоим, на их надменные лица, растянутые в улыбке над беспомощным человечком, в меня будто запустили поток силы, я почувствовал, что мышцы стали крепче… и Коробков с Парфёновым упали наземь. Хотя я нанёс всего два удара: первому в ухо, второму в живот. Тут-то Наталья Юрьевна и вернулась! Пыхтеева шум подняла, сразу меня обвинила, мол, я такой плохой, избил беззащитных оболтусов! О Саше, за которую я заступился, никто и не вспомнил, и Наталья Юрьевна не обратила на неё внимание, потому что она к тому моменту уже сама села за свою парту, и написала в тетради два слова «Максим, спасибо!». Мне всё хочется узнать, где же в это время была учительница, и самое главное, где были Вы?
Наступила пауза. Вячеслав Петрович обдумывал сказанное, и не мог вынести Максиму окончательного вердикта. Вышестоящее начальство называло его «сверхмягким директором», дисциплина в детдоме при Даровских хромала, и ему уже грозили увольнением, поэтому в последнее время Вячеслав старался быть строже. Но Максим – это частный случай. Он совершил действительно благородный, мужской поступок. В итоге, директор принял единственное, как он посчитал, верное решение: он поднялся с кресла, и протянул Максиму правую руку для рукопожатия
- Если бы ты, Максимка, был моим сыном, то… Эх! Ты настоящий мужик!
Максим пожал руку директору так, что у того заболели мышцы, и возникло странное ощущение, будто по телу пробежал электрический ток
- Передай Максим Наталье Юрьевне, пусть приведёт ко мне Парфёнова и Коробкова! Хотя нет, просто позови её ко мне, я не хочу, чтобы на тебя потом злились!
- Спасибо, Вячеслав Петрович!