Киборг и Лилия. роман. 1-я часть. глава 7

Богдан Синягин
                7       

               
    В деканате Сергей был первым и пока единственным посетителем. За большим столом, типичным образчиком строгого конторского стиля времен эпохи соцреализма, восседала миловидная барышня лет двадцати пяти и искала, о Боже! в компьютере! Доподлинном, здоровенном, на полстола ящике бежевого цвета, искала данные Сергея Синицына, год рождения 1969, год поступления 1986. За ее спиной возвышалась, красуясь открытыми ячейками, в которых стопками, рядами, шеренгами стояли, лежали и даже, будто бы, сидели разнообразные документы, как в папках, конвертах, бандеролях, так и сами по себе отдельные листы, исписанные и с отпечатанным текстом, красавица картотека. Отживающий свой долгий век рудимент бюрократической старины, но, думается, собирающийся отживать еще лет триста. Девица сосредоточенно клацала по клавиатуре аккуратными ноготками.
    - Ну да, Синицын Эс Бэ, есть такой. Вернее был... - она всмотрелась в монитор, чуть нахмурилась, потом улыбнулась язвительно, с легким оттенком кровожадности, что сделало ее почему-то еще симпатичнее:
    - Молодой человек, что же вы мне голову морочите? Вот же я читаю: "За систематические пропуски занятий отчислить с Механико-Машиностроительного факультета Синицына С.Б...." 
    - Что же вы хотите? - она строго уставилась снизу вверх на стоящего перед столом Серегу. Тот потоптался неуклюже, развел руками, и севшим голосом промямлил:
    - Так ведь... восстановиться на Механико-Машиностроительном...
    Он уже чувствовал, что пришел сюда зря, что ничего не получится, и что мама с бабушкой будут очень расстроены.
    - Я, наверное, зря отнял ваше время? Мне подсказали, что отслужившим срочную службу предоставляются дополнительные возможности...
    - Правильно, при поступлении. Вот и нужно было еще в девяносто первом в июне подавать документы, но не на восстановление, а на поступление в институт на общих основаниях. Тогда бы и льготы ваши сработали. Где вы были целый год?
    - Я не мог. Я сидел в тюрьме, - голосом Кикабидзе из "Мимино" соврал Сергей.
    - Что? Как в тюрьме?- опешила девушка.
    - Да шутка... Ладно, извините. Пойду я.
    Он собрал со стола свои документы и сунул их во внутренний карман куртки.
    - Ну, подождите, Сергей Борисович, давайте, я вас на прием к декану запишу? Поговорите с ним. Правда, я не знаю... времена сейчас изменились, - она заговорила чуть тише, - все по-другому стало уже. Но попробовать-то стоит?
    Сергей кивнул, глядя в пол. Почему-то вдруг накатила апатия и равнодушие, расхотелось двигаться в этом направлении. Сергею было знакомо это состояние, предшествующее принятию важного решения, совершению ответственного шага или большой драке.
    - Спасибо. Обязательно запишусь, - снова кивнул он головой, зная уже, что ни к кому не пойдет, ни о чем просить не будет. Этот эпизод его жизни завершен. Нужно двигаться дальше. Куда? Будем смотреть по ходу движения. И думать. Что-нибудь прояснится. Всегда так было, есть и, надеюсь, будет. Так он думал, попрощавшись с доброй секретаршей деканата, выходя из канцелярии, проходя пустыми коридорами, спускаясь по широким каменным лестницам, по истертым миллионами ног ступеням. Хотелось быстрее выйти на воздух и окончательно поставить точку в этой главе.
    Перед входом на станцию метро "Политехническая" Сергей не торопясь закурил. До встречи с возможными работодателями оставалось еще два часа. Что-то с ними нужно было делать.
    "Ну, погуляй по Невскому, что ли? Сколько там уже не бывал? Да и контора эта рядом совсем, на Грибоедова".
    "Да, наверное, не здесь же толкаться. Это летом в Политехническом парке хорошо. А сейчас... сейчас хорошо рядом с Наташкой!"
    "Уже соскучился? Быстро ты".
    "Ничего не быстро, нормально. Как за дверь ее вышел - все! Назад хочу к ней - сил нет. Вот ведь, ведьмочка маленькая..."
    "Ну, вот ты мне скажи, чем они так мужиков уделывают? И те же две руки, две ноги. Ну, физиология несколько иная, там... строение. Но в целом же то же самое все. И вот как у них получается, что мужики с катушек слетают?"
    "Балбес ты. Физиология, строение... Все тоньше намного".
    "Да слыхал я про эту биохимию. Любовь есть определенная последовательность химических процессов в организме в целом, и в мозге в частности... бла-бла-бла. Не верю!"
    "И я не верю. Есть ведь, наверное, какое-то чудо, что линейкой и градусником не измеришь? Думаю - есть".
    "Езжай-ка ты, Серега, на Невский."
    Главная улица города, славнейшая и красивейшая Невская перспектива! Особое дыхание, свой неповторимый стиль. Воздух, казалось бы, должный содержать то же количество различных газов в своем составе, что и везде, здесь совсем иной. Со своим неуловимо-магнетическим вкусом, примесью некой тайны, старинной языческой магии, чудесного, легкомысленного веселья, и напротив, тяжелого, мрачного порой, давящего гранитной тяжестью, раздумья. Другой мир. Здесь нельзя жить, если не хочешь убить его в себе, превратить это чудо в обычное и скучное переплетение улиц и переулков, жилых кварталов с темными дворами-колодцами, и совсем обыкновенной, хотя и большой, и красивой улицей посредине всего этого нагромождения. Сюда необходимо приезжать. Являться редким, долгожданным гостем, готовым снова и снова замирать, затаивать дыхание, прислушиваться к музыке звуков Невского, и вдыхать в себя чудесную и живительную влагу болотно-морского воздуха, такого пряного и влажного, что хоть пей его в захлеб, хоть плыви в нем в загреб.
    Понемногу вместе с Сергеем разгулялось и его настроение. Молодой человек бодро шагал по той стороне Невского, что была наиболее опасна при артобстреле. Пройдя от станции "Площадь Восстания" несколько кварталов, свернул на Владимирский, перейдя по переходу Невский. Не спеша, наслаждаясь каким-то вовсе не январским, а по-настоящему весенним, теплым днем, дошагал, свернув на Загородный, до "пяти углов" и углубился в старые кварталы, называвшиеся некогда Семенцы, берущие свое название от расположенных в этих местах некогда казарм лейб-гвардии Семеновского полка, сейчас мало что говорящее неискушенному прохожему. Но давным-давно, с конца XIX и по 30-е гг.. XX вв. гремевшее на весь Питер. В те времена забредший сюда тот самый неискушенный и неосторожный прохожий весьма рисковал выйти отсюда, мягко говоря, не совсем так одетым, не с той суммой денег и не с тем количеством зубов, что при входе в эти милые, на первый взгляд, уютные улочки, дворики, крохотные перекресточки, узенькие тротуарчики, полуподвальные магазинчики-трактирчики. Лихое было место. Семенцы, одним словом. Сейчас и не вспомнят... Свернув в очередной раз, Сергей остановился перед большим домом, сложенным из темно-красного кирпича. Точно посередине фасада неширокая дверь вела в полуподвал, в котором размещалось, судя по лаконичной, черными буквами по желтому фону, надписи "Кафе", как раз именно кафе, что же еще, здраво если рассудить? Сергей огляделся, и поймал себя на мысли, что увиденное снаружи ему, почему-то, уже нравится. Непонятно чем, правда. Немного отыскалось визуальных привязок для более-менее отчетливой ассоциативной характеристики увиденного. Но интуиция, надо сказать, редко когда подводившая его, подсказывала ему зайти сюда еще раз, и взглянуть уже изнутри на то, на что звяканье его внутреннего колокольчика настоятельно порекомендовал обратить внимание.
    Назначенная встреча с работодателем приближалась. Времени осталось лишь дойти быстрым шагом до набережной канала Грибоедова, рядом с Вознесенским мостиком, первый этаж, коричневая железная дверь без звонка, постучать в крайнее окно. Пришел вовремя, точно рассчитал время, молодец. Дверь - одна здесь такая. Ряд из пяти окон от угла дома до этой двери. На окнах изнутри новомодные раздвижные решетки из легкой, прочной стали и тяжелые под старину портьеры. Сочетание не сочетаемого, фьюжн, как мороженое с хреном. Сергей костяшкой согнутого пальца постучал в раму окна, того, что рядом с дверью. Чуть дернулась портьера, на миг мелькнул внимательный глаз. Через полминуты щелкнул замок, дверь открылась. Посторонившись, его пропустил внутрь невысокий, крепкий парень, через плечо Сергея бросивший быстрый взгляд наружу.
    - Проходи прямо, первая дверь направо. Открыто. Зайдешь - двигай на голоса, а то заблудишься. А я выбегу на минуту. Паша, - парень протянул ладонь.
    - Сергей. Синицын, - Сергей пожал сильную руку Павла.
    - Да, я знаю. Шефу тебя описали. Похоже, кстати. Ну, иди, ждет он. Да... - Паша понизил голос. - Там люди у него, ты за словами следи, понял, да?
    - Чего не понять? - и Сергей, поднявшись на несколько ступенек, очутился на обычной лестничной площадке. Нужная дверь не отличалась, на первый взгляд, от трех соседних. Сергей толкнул ее и вошел.
    Наташа встала поздно. Она позволила себе понежиться в приятнейшем утреннем полусне-полуяви. В том прелестном состоянии измененного сознания, когда все реальные и иллюзорные границы между мирами и измерениями, буде таковые имеют место быть в действительности, либо существуют лишь в причудливых и прихотливых снах и мечтаниях, становятся размытыми, нечеткими, но уже достаточно ясно различимыми всеми невооруженными органами чувств. Сон тихонько отступил на свои, заранее приготовленные позиции, и бодрость зимнего понедельника овладела Наташей, учитывая, что ночь выдалась, мягко говоря, беспокойная, в достаточной мере чтобы двигаться без особого раздражения этим процессом, она уговорила себя откинуть теплое одеяло, и разрушить уверенно сформировавшийся под ним за несколько утренних часов микроклимат. Ощутив босыми ступнями прохладу пола, шепотом ругаясь нехорошими словами, нашарила где-то совсем не на своем месте тапки, влезла в них и стала стремительно одеваться, стараясь не потерять ни одной крохотульки драгоценного тепла, накопленного, и бережливо сохраненного ее телом.
    На кухне за столом пили чай, и вполголоса о чем-то беседовали Женя и Вика. На коленях у Жени сидел Славчик с одним из Серегиных корабликов в маленькой пятерне. Увидев тетю Наташу, Славка загугукал, заподпрыгивал на маминых коленках, протягивая кораблик: "На, смотри, тетя, что у меня есть!"
    - Ух, какой пароходик у тебя красивый. Нравится тебе? А остальные ты еще не изгрыз? - Наташа взяла Славчика за ручку и легонько тряхнула ее, - Привет, человек Славка! - заставив того засмеяться.
    - В коробке остальные, буду купать его, все в ванну высыплю. Еду грей сама. Все в холодильнике. Я уже всех кормила-кормила, как сорока, все. Сижу не двигаюсь. - Женя, как бы демонстрируя крайнюю степень усталости, прикрыла глаза и бессильно уронила руки.
    Вика укоризненно посмотрела на нее.
    - И не надо на меня воздействовать взглядом. Да, я тоже только что встала. Игнашик сам себе грел утром, если не проспал. Ты вон Серегу тоже голодного выгнала, хорошо хоть Вика кофе его напоила.
    - Дома, небось, накормили, - пожала плечами Наташа, - а ты-то чего разоспалась?
    - Уснешь с вами... Устроили оргию на полночи. Виктория вон, под подушкой пряталась.
    - Когда это я пряталась? – возмутилась, было Вика, но снова покраснела, и вынуждена была прикусить язычок.
    Наташа смутилась, но совсем чуть-чуть. Их отношения со старшей сестрой были, конечно, далеки от идеальных. Но до откровенной неприязни, накладывающей печать на общее восприятие друг друга, дело не доходило никогда. Было иногда непонимание, реже недовольство и обиды, переходящие в скоротечные скандалы. Тут уж никуда не денешься, совместное проживание на небольшой территории порою даже родных и близких людей делает чужими. Так или иначе, Наташа не собиралась отступать. Вздернув подбородок, она уперла кулачки в бока, и собралась уже высказать сильно любопытным, у кого слух хороший, все, что думает о них, об их мнении вообще, и конкретно по этому вопросу в частности. Зазвонил телефон.
    Наташа, довольная где-то даже тем, что скандал не рванул гранатой, схватила со стены трубку:
    - Да! - рявкнула она сердито. И заулыбалась, - подожди, я в комнате возьму.
    Положив трубку рядом с аппаратом, она показала Жене кулак и сделала страшное лицо.
    - Положить трубку через десять секунд. Все ясно?
    - Иди, иди уже, Джульетта... - Женя махнула рукой, тоже довольная, что не разругались с сестрой. У нее тоже сегодня не было нужного боевого задора. Она посмотрела на Вику, и развела руками:
    - Так вот и живем. Несносный ребенок растет.
    - Ага, ага, все понимаю и сочувствую, - ответила Вика, и они обе засмеялись. Славчик на конях Жени счастливо гугукнул и швырнул кораблик под стол.
    В комнате Наташа прыгнула в кресло, схватила трубку телефона:
    - Эй, на кухне! Трубу там положили, быстро! - крикнула она.
    - Привет, дорогой, - проворковала Наташа уже совсем другим голосом.
    - Что там у вас, ссоритесь? - судя по голосу, Сергей был весел и оживлен.
    - Да... любопытные все стали. Не спали ночью, представляешь? Слушали концерт! Извращенцы...
    - Ага, я в курсе. Вику утром на кухне встретил, кофе варила. Меня увидела, покраснела вся как рак вареный и разулыбалась...
    - И я в курсе, как вы с ней кофеек вместе хлебали, голубки. Смотри у меня, накажу.
    - Наталья, всего одна чашка, мы даже не целовались!
    - Вот гад! Ладно, верю. Каждому зверю... Как дела твои? Все успел?
    - Потом расскажу. Ты сейчас что делаешь? Только быстро, у меня всего две пятнашки, вторая вот упала.
    - Что, что, встала вот только. И уже выслушиваю за ночной разгул. Одна, между прочим, за обоих страдаю!
    - Ага, молодец, пострадай... Значит - слушай. Собирайся, одевайся, сколько тебе времени нужно? Ну, там, лицо нарисовать, нарядиться? Полчаса хватит?
    - С ума сошел? Сорок минут, не меньше. А что случилось-то? Я еще и не завтракала даже.
    - Ладно, час тебе на сборы, до метро десять минут, на метро двадцать пять... В общем, через час сорок встречаю тебя на выходе с эскалатора метро "Пушкинская". Завтракать не нужно, тут...
    Связь оборвалась, пошли короткие гудки. Наташа пожала плечами и положила трубку на рычаг. Телефон затрезвонил снова.
    - Алло? - Наташа прижала трубку к груди и крикнула, - Женька, не бери, это снова меня.
    - Да, Стасик, привет. Нет, только что встала. Да, не спалось, - Наташа села поудобнее и нахмурилась.
    - И что? Слушай, перестань. Все ведь выяснили с тобой уже. Правда? Ну что ты опять начинаешь? Станислав, дорогой друг... Да, друг. Самый лучший, самый верный... - Она отняла трубку от уха, посмотрела на нее и, вздохнув, положила на аппарат.
    Нужно было собираться. Что там Сергей придумал еще? Дома сидеть теперь уж точно не хотелось. Нужно двигаться, нужно куда-нибудь мчаться. Тем более, что там, скорее всего, будут кормить. Раз Сергей не велел завтракать.
    - Хм, не велел... - усмехнулась своей мысли Наталья, - ну-ну...
    Почему-то сейчас, вопреки обыкновению, это слово ее не особенно и покоробило, не вызвало обычного раздражения. Она терпеть не могла, когда ей кто-либо что-либо велел, приказывал, настойчиво просил даже. Любое посягательство на свою свободу, свой добровольный выбор в принятии решения, полагала неприкрытой агрессией, и моментально принимала необходимые с ее точки зрения контрмеры, что порою приводило, и по здравому размышлению, не могло не привести к некоторым волновым колебаниям в потоке ее жизни, как положительным, так, иногда и не вполне.
    Наташа снова возникла на кухне, присела на краешек табурета, помалкивая в ожидании паузы в разговоре сестры и подруги. Евгения опытным глазом тут же выявила изменение в настроении сестры, и с большой долей вероятности предположила, что сейчас у нее будут что-нибудь клянчить.
    - Кто звонил?
    - Сережа.
    - И?
    - И потом Стасик.
    - И?
    - И я еду встречаться с Сережей. И не иду встречаться со Стасиком. Потому что так хочу.
    - Ой, Натаха, оторвут тебе когда-нибудь мужики голову. Что тогда будешь делать?
    - Буду жить безголовая. Не голова, значит, и была. Дашь свою косметику во временное пользование?
    Женя была готова к чему-нибудь эдакому.
    - Завтра сидишь со Славчиком. Идет?
    - Идет, - вздохнула Наташа.