Прозоров и другие

Прозоров и другие

Пьеса в четырех действиях

Действующие лица:

Андрей Сергеевич Прозоров, молодой человек без определенных занятий, потом чиновник земской управы.
Наталья Ивановна, его невеста.
Иван Романович Чебутыкин, военный доктор.
Михаил Иванович Протопопов, председатель уездной земской управы.
Александр Игнатьевич Вершинин, подполковник, батарейный командир.
Анфиса, нянька, старуха 80 лет.
Николай Львович Тузенбах, барон, артиллерийский поручик.
Трифон Антонович Теньков, купец, около 35 лет.
Прокопий Аристархович Сверчков, чиновник на пенсии.
Шмидт, Бобышкин, Петушков, Взяткин, городские чиновники.
Иван, слуга Протопопова.

Действие 1

Комната Андрея Прозорова. Ранний вечер. Андрей сидит перед открытым окном. Ветер перебирает листы лежащей на подоконнике книги, откинутую кружевную штору. Вдали играет духовая музыка. В приоткрытую дверь заглядывает, а затем входит Чебутыкин. Андрей тотчас делает вид, что занят чтением.

Чебутыкин. Ага, ты здесь, князь Андрей! ….Куда все наши подевались?

Андрей. (не отрываясь от книги) В парке с Вершининым и Кулыгиным.

Чебутыкин. Так-с...А ты что дома киснешь? Ведь нынче первое гуляние после зимы — весь город сейчас там.

Андрей. (все не отрываясь от книги) С таким же успехом я сам могу задать вам этот вопрос.

Чебутыкин. Мне ответа придумывать не надо: вздремнул после обеда и не слыхал как девочки собрались.

Андрей. (закрывает книгу и, нарочито потягиваясь, поворачивается к Чебутыкину). Значит крепко спали. Вершинин на новой коляске пожаловал, остальные - на извозчиках, так что шуму было много — только еще цыган не хватало. Кажется, мертвого можно было поднять. Смотрите — опять влетит вам от сестер!

Чебутыкин. (трет рукой затылок) У девочек определенно портится характер. Завели моду следить сколько я выпью за обедом. Считается — для моего блага, а разбудить, когда надо, забыли. Теперь вот тащись на своих двоих. (В нерешительности стоит посреди комнаты).... Так у кого, говоришь, подполковник коляску купил?

Андрей. У Винклера. Тоже, нашел кому заказывать!

Чебутыкин. (заложив руки в карманы форменных брюк и качаясь с пяток на носки) Чем же тебе Винклер не угодил? Ему прекрасные экипажи удаются: покойные, с мягким ходом.

Андрей. (пренебрежительно машет рукой) Корыта на колесах. Вот Смирнов пролетки делает — заглядение: легкие, быстрые, когда едешь — кажется по воздуху летишь.

Чебутыкин. (коротко свистит) Вершинин тебе не брандмейстер какой-нибудь, чтобы в пролетке как угорелый носится. Командир батареи. Его положение обязывает к степенному передвижению. Да и жена его хороша была бы в пролетке... Ха-ха. Вот она, пожалуй, в самом деле вылетела бы на первом повороте. Представляю себе!

Андрей. (напрасно стараясь сдержать улыбку) Другие почему-то не вылетают.

Чебутыкин. Так другие — нормальные, а эта (вертит пальцами возле головы) … с воображением. Да-с!...  Дорого ему каляска обошлась?

Андрей. Двести тридцать ассигнациями.

Чебутыкин. Цена сходная....Ну, так что — может прогуляемся? Тебе после книжной науки моцион будет полезен. Назад в новом экипаже прокатимся.

Андрей. Неохота. Тем более — всем места все равно не хватит.

Чебутыкин. (в раздумьи) Нет, один не пойду. Я у тебя лучше посижу.
(усаживается в кресло. Расстегнув летний китель на три пуговицы, достает из кармана газету, и не читая, кладет на колени). В парке сирень распустилась. Хорошо сейчас сидеть на скамейке, слушать вальсы и на реку любоваться. Право, голубчик, река — лучшее, что есть в нашем городе... А по дорожкам офицеры с дамами, чиновники с семьями прогуливаются. ...Ты всех знаешь, и тебя всякая собака знает. Так-то покойно на душе.

Андрей. (с сарказмом) Вернее будет сказать - не покойно, а смертельно скучно. Вам не кажется, уважаемый доктор, что у нас в России, а в нашем захолустье, тем паче, время будто остановилось?

Чебутыкин. Что же в этом странного — уже конец мая, сейчас девятый час, а солнце, между тем, еще не село. От летнего жару день расширяется, потому и время ползет медленно.

Андрей. (не принимая шутки) Будет вам дурачиться. Ведь вы прекрасно понимаете, что я другое имею ввиду. Настоящая жизнь мчится и бурлит где-то в стороне, а мы словно в  заводи со стоячей водой застряли. Как липкой тиной обросли ленью, пошлостью. Мы, русские, вялы, социально неразвиты, начисто лишены здоровой предприимчивости и энтузиазма. Наши мечты редко простираются дальше того, чтобы отхватить даром куш, получить внеочередной чин или крестик в петличку. И самое страшное — мы довольны собой и даже гордимся своим состоянием, считаем его чуть ли не национальной самобытностью.

Чебутыкин. (с сомнением качает головой) Ну, брат, ты уж того....хватил через край. (Подняв палец) Погоди-ка, как эта поговорка, что Миша любит цитировать: «Чтобы быть счастливым — научись находить удовольствие в малом». Гораций, между прочим, изрек — латынский философ.

Андрей. (со стула пресаживается на подоконник) Чепуха! Убогая философия вечных неудачников. Вы только представьте — всего в двух сутках езды по чугунке существует совсем другой мир, а кажется — будто на другой планете. Вы верите, доктор, что на самом деле существуют эти прекрасные города: Париж, Вена, Берлин, Лондон, Рим или они — только плод фантазии господ сочинителей?

Чебутыкин. Может быть и существуют. Я где-то читал, что в Риме полно блох — такое, пожалуй, выдумывать не станут.

Андрей. Кроме блох, доктор, там еще кое-что имеется. (Мечтательно) Самый прекрасный город на свете — это, конечно, Париж. Туда стекаются финансы со всего мира, собираются самые влиятельные политики, самые обольстительные женщины, блестящие аристократы и неуловимые мошенники и шпионы. Художники всех мастей спешать отдать на суд избалованной публики плоды своего таланта. Там за чашкой кофе несколькими вскользь брошенными фразами решаются судьбы государств и народов. Я готов трудится не жалея себя, чтобы вырваться из нашего отупляющего безвременья в тот манящий, чудесный мир!

Чебутыкин. (хлопает себя ладонями по ляжкам). Вот так раз! Стало быть Москвы нам уже мало — подавай Париж!

Андрей. (смущаясь, что неожиданно для себя открылся, но не в силах сдержать своего порыва) Москва — всего лишь необходимый этап. Но клянусь — наступит день, когда я ступлю на перрон парижского вокзала из первоклассного вагона континентального экспресса!

Чебутыкин. (неожиданно серъезно) А по мне — на кой он нужен, этот Париж? Думаешь в нем нет своих Андреев Прозоровых? Не даром говорится - «где родился — там и сгодился». Эх, юноша, возраст у тебя сейчас такой. Вам, молодым, все бы бежать куда-нибудь без оглядки. Так и жизнь пробегать можно, а будет ли потом что вспомнить? Не дай Бог, окажется, что все настоящее прошло стороной или сам мимо собственного счастья пробежал наперегонки с другими. А финал, знаешь, у всех один: пенсия, болезни, жена-старуха, дети-оболтусы.... Или как я — одинокий, в сущности, никому ненужный старик... Растроил ты меня....Давай, что ли водки выпьем.

Андрей. (качает головой) Не хочу, мне еще заниматься надо. И вы слово дали.

Чебутыкин. (насмешливо хмыкает) Эко сказал: слово дал! Будто это имеет какое-то значение! Грядущим поколениям, дорогой мой, будет глубоко плевать пил или нет некто Чебутыкин. Может меня и вовсе на свете не было?

Андрей. За грядущие поколения я ответить не могу, а вот сестры искренне заботятся о вас, и их глубоко огорчает, что вы опять сворачиваете на старую дорожку.

Чебутыкин. Брось, просто в них вполне вызрела женская натура, которая требует власти над мужчиной. А раз своих мужей пока Бог не дал, так они меня берут в оборот. Вот Маша занята своим Кулыгиным, так она меня и не цепляет. Ты сам-то поостерегись - кажется, у Натальи Ивановны характерец не из легких.

Андрей (обижено) Чем Наташа вам всем не угодила? Она умный и цельный человек, не витает в облаках как мои милые, но при этом ужасно непрактичные сестры. Я готов согласится с тем, что ей пока не хватает вкуса, интеллтгентности, но стоит заняться ее образованием — уверяю вас, она быстро разовьется.

Чебутыкин. (ворочается в кресле) Как говорится, дай Бог вам счастья, но, хоть убей, не могу понять зачем ее непременно нужно развивать. Уж коли ты решил, так венчайтесь, и пускай она рожает тебе детей, штопает носки, варит варенье. Для этого никакого развития не требуется. Если не хочешь испортить себе жизнь — послушайся моего совета.

Андрей. Вы, Иван Романович, закоренелый и неисправимый ретроград. Поймите, наконец, - сейчас не те времена, чтобы запирать женщину в узком мирке обывательского существования. Предоставление ей равных смужчиной прав становится реальностью!

 Чебутыкин. (презрительно фыркает) Слыхали мы эти басни лет сорок тому назад. Более глупой и вредной затеи трудно было себе представить.

Андрей. (со сниходительной наставительностью) Прежние неудачи в женском вороосе были связаны с отсутствием экономической базы. Теперь дело другое — женщина имеет возможность получить образование, обучиться профессии. Женщина-работница становится востребована обществом. Не станете же вы отрицать, что женщина-педагог или служащая в общественных учреждениях стала в наши дни вполне обычным явлением. А их присутствие в среде творческой интеллигенции? Пройдет еще лет двадцать-тридцать, и не исключено, что нам, мужчинам, придется доазывать свое превосходство над так называемым слабым полом!

Чебутыкин. (недовольно бурчит) Пожалуйста, избавь меня от подобных пророчеств. На словах-то у тебя все гладко выходит. За твоей экономичсекой базой, дорогуша, скрывается обыкновенная нужда в куске хлеба. Вот ты радуешься, что женщина теперь может работать. А мне по долгу службы приходится обследовать работниц суконной фабрики купца Сыромятникова. Доложу тебе, скверная картина: через три, много — пять лет у каждой четвертой обнаруживается чахотка. Редкая из них доживает до тридцати пяти лет. Не кажется тебе слишком большой цена, которую приходится платить этим несчастным за обретенное ими право заработать для семьи лишнюю копейку?

Андрей. (упиваясь собственным красноречием) Конечно, подобные факты вызывают справедливое возмущение и требуют пристального внимания со стороны либеральных слоев общества, вмешательства властей, наконец! Но вместе с тем, если бы человечество терзалось нравственными вопросами перед каждым эволюционным скачком, то мы, уважаемый Иван Романович, чего доброго, до сей поры лазали бы по веткам. Вы обращаете внимание на частности, а обществу, как единому социуму, важна перспектива, ради которой оно должно быть готово принести в жертву какую-то свою часть, конечно, желательно наименее ценную. Вот вы, к примеру, стрижете свои волосы, чтобы в жару чувствовать себя комфортнее, и не испытываете из-за этого угрызений совести. Так и тут, как ни цинично это звучит.

Чебутыкин. (расстроен и сердит) Помяни мое слово - все это добром не кончится. Впрочем, меня это не касается. Вот получу отставку — отправлюсь в Кострому век доживать. Туда вы не скоро со своей эмансипацией доберетесь. Там народ простой.. А эти ваши" эмансипе " —  крокодилы в пенсне и юбках , отчаявшиеся выйти замуж

Андрей. Напрасные надежды, Иван Романович, укрыться от неизбежного наступления прогресса. Кстати, почему вы решили отправиться на покой именно в Кострому, а, скажем, не в Арзамас или Рыбинск?

Чебутыкин. (все еще сердит) Родина моя там — вот почему! (Понемногу остывает) Сниму квартиру в тихом переулке, куплю лодку и буду на Волге с удочкой дни проводить.

Андрей. Позвольте, а кто собирался после отставки к нам в Москву перебраться?

Чебутыкин. (передразнивая) К вам в Москву! Вы хоть покупателя-то на дом нашли?

Андрей. (вздыхает, разводя руками) Увы - пока нет. Приходил на днях один купчик, ходил по дому, во все концы заглянул. С нашей ценой согласился, не торгуясь. Мы подумали и …. отказали. Вы, конечно, скажите, что мы сами не знаем,чего хотим. Но в тот момент нам показалось, что мы продаем что-то близкое, ставшее частью нас самих... Этот дом знает все о нас. На дверном косяке в кабинете отца сохранились отметины, как мы росли год за годом, и до сих пор ни у кого не поднялась рука их стереть. Он помнит наши детские игры и ссоры, нашу дружбу. Он принимал и любил наших друзей, в холод грел всех у своих жарких печей. Вместе с нами он хранит память об отце и, вдруг здесь появится и начнет распоряжаться чужой человек!

Чебутыкин. Мое дело, конечно, сторона, но с таким подходом вы не скоро Москву увидите.

Андрей. (хлопает ладонями по подоконнику) Нет, решено: к осени переберемся непременно. Ольга уже написала Снежневским, они теперь в Москве, чтобы они подыскали нам приличную квартиру неподалеку от нашего прежнего московского дома.

Чебутыкин. (удивленно подается вперед) Вот новость — Снежневские в Москве! Когда это капитан успел из своих Сум в первопрестольной оказаться?

Андрей. Он уже полгода как переведен в Москву. Константин Константинович успел закончить академию Генштаба, после был откомандирован ко двору болгарского госпадаря Фердинанда, отлично себя зарекомендова, получил «полковника». Теперь состоит при штабе генерал-квартирмейстера Московского округа.

Чебутыкин. Не долго же он на своей мортирной батарее задержался.

Андрей. (с восхищением) Да, завидная карьера: в 37 лет генерального штаба полковник! И заметьте — сам всего добился.

Чебутыкин. (сложив руки на груди и вскинув голову) Полячок. Уж очень самолюбив, все с какой-то претензией на особость. Чуть не по его — так сразу и вспыхнет. (Взмахивает руками) Фейерверк, бенгальский огонь, а не человек! (После короткой паузы) Гм- гм , честно говоря, не любил я его.

Андрей. (укоризненно) Полноте доктор, это в вас предубеждение говорит. Снежневский и был способнее остальных, отец его очень отличал. Среди офицеров бригады он выделялся своей целеустремленностью, всегда точно знал, что ему нужно, с завидным упорством добиваясь поставленной перед собой цели.

Чебутыкин. (упрямо топнув ногой) И потому женился на перезрелой деве с богатым приданным.

Андрей. (пожимая плечами) Какая же Варвара Степановна была перезрелая дева? В ту пору ей, если не ошибаюсь, исполнилось 22 года. Ну да, ведь она старше Ольги на три года. Прекрасный человек и, между прочим, не дурна собой.

Чебутыкин. Может и так. Но, помнится, в начале господин капитан выказывал самые серьезные намерения относительно вашей сестры. (Бьет кулаком по подлокотнику) Это все знали. Вот только некстати ее подруга неожиданно получила в наследство 160 десятин чернозема в Житомирской губернии.

Андрей. (горячась) Ничего подобного. Между Ольгой и Снежневским всегда были лишь приятельские отношения. Она так радовалась за Варвару Степановну. Надеюсь — теперь их дружба возобновиться.

Чебутыкин. (недоверчиво качает головой) Поживем-увидим.

Андрей. (с укором) Вы — язва сегодня, доктор.

Чебутыкин. Хотелось бы мне ошибиться, но, думаю, на Снежневских вам расчитывать не приходится.

Андрей. (сухо) Оставим этот разговор. Мне он становится неприятен.

Чебутыкин. (примирительно) Ну, коли так — прошу прощения. Миль пардон.

Обя сидят некоторое время молча. Андрей, покачивая ногой, насвистывает. Чебутыкин задремывает. С улицы женский голос окликает Андрея «Ау, милый!» От неожиданности он вздрагивает. Наташа, тихо подкравшись и положив ладони на подоконник со стороны улицы, смеясь, смотрит на Андрея.

Андрей. (с ласковым укором) Милая Наташа! Ты меня чуть не испугала!
Подхватив Наташу под мышки, помогает ей перелезть в комнату и сесть рядом с собой на подоконнике.
Наташа. (с улыбкой, усаживаясь удобнее и расправляя юбки) Какой ты неженка, прямо как девушка.

Андрей. (стараясь скрыть свое смущение) Почему сегодня ты не была у нас?

Наташа. (вглядываясь в глубину комнаты) Ой, кто это у тебя там, в креслах?

Андрей. Это Иван Романович. Не обращай внимание — он спит.

Наташа. (недовольно)  Что, у него своей комнаты нету? (окинув Андрея критическим взглядом, раправляет ему воротничок блузы, взбивает на голове «кок») Вот теперь гораздо лучше. Видишь ли, Андрюшенька, после того, как ты сделал официальное предложение, мне неудобно бывать у вас слишком часто. К тому же, мои будущие золовки твоему выбору, судя по всему, не очень рады. Во время помолвки они как-то странно смотрели на нас, а Ирина даже заплакала.

Андрей. (берет ее ладони в свои и поочередно целует обратные стороны запястьев) Просто они не могут поверить, что их младший брат стал совсем взрослым. Вот увидишь — пройдет совсем немного времени, и они обязательно полюбят тебя. Сестры очень славные, добрые и справедливые. Они не могут не оценить твой ровный и прямой характер. Им как раз не хватает твоей деловитости и трезвого взгляда на жизнь.

Наташа. (со скрытым вызовом) Надеюсь, они не расчитывают вместе с невесткой заполучить в дом экономку? Имей ввиду — мы должны жить отдельным хозяйством. Так будет лучше им и нам, чтобы не было никаких недоразумений.

Андрей. (играя завитком волос у нее на шее) Хорошо, если ты так хочешь. «Мужик с возу — кобылам легче». Я имею в виду, что теперь сестры совсем освободятся от забот обо мне.

Наташа. (отстраняясь, заправляет волосы в прическу) Я думаю — им втроем это было не в тягость...Кстати, о кобылах. Ты знаешь, милый, Михаил Иванович приглашает нас завтра кататься на тройках. У его знакомого священика о. Филимона в Прибрежном храмовый праздник.

Андрей. (уязвленный, не пытаясь скрыть свою досаду) Постой, а с какой стати господин Протопопов приглашает тебя кататься?

Наташа. (кладя руку ему на плечо и игриво заглядывая снизу в глаза) Ах, Боже мой, с чего ты взял, что он приглашает меня одну. Ведь я так и сказала - «нас». Понимаешь, он нынче зашел к папа по своим делам и, уже прощаясь, заговорил об этой прогулке, взял с меня слово и велел просить, чтобы и ты непременно поехал. Ну, право, не вздумай дуться.

Андрей. (сидит, отстранившись от Наташи) Я не дуюсь, но существуют приличия, о которых ваш Протопопов, видно, не имеет понятия. Свое приглашение тебе он обязан был передать через меня. В конце концов ты — моя невеста.

Наташа. (прислонясь щекой к его плечу и беря его за руку) Вы удивительные любители все усложнять, когда в том нет ни малейшей необходимости. Ну рассуди, зачем ему было тащиться сюда через полгорода, если я обещала непременно сегодня  тебя повидать и обо всем договориться. Разве ты не рад меня видеть?

Андрей. (говорит дрогнувшим голосом, по-прежнему не глядя на нее) Я слишком тебя люблю, чтобы делить твое внимание с другими мужчинами.

Наташа. (закрыв глаза, подставляет ему свое лицо) Мне нравится, что ты такой страстный!

Андрей и Наташа целуются.

Наташа. Тише. Ну, тише — доктора разбудишь, а я завтра буду с распухшими губами.

Андрей. Он спит и ничего не слышит... У тебя такие сладкие губы.

Наташа. (лукаво) С чего бы это?

Андрей ( прерывисто после страстного поцелуя) И такие... мягкие.

Наташа. (совершенно спокойным голосом) Ну, будет.... Потом успеем нацеловаться. Давай лучше поговорим о поездке. Я уже все хорошо продумала: одену зеленую амазонку, коричневую вязаную жакетку, шляпу папа с широкими полями. А еще мне нужен парадный кушак твоего отца, Царство ему небесное. Твоих сестер мой наряд возможно шокировал бы, но по-моему я буду в нем потрясающе выглядеть на Гвидоне.

Андрей. (немного удивлен и раздосадован спокойствием Наташи, но по инерции пытается продолжить любовную игру) Ты будешь шикарно выглядеть, и мне придется тебя похитить, увезти далеко-далеко и там тайно от всех обвечаться.

Андрей тянет Наташу к себе.

Наташа. (упираясь руками ему в грудь) И скомпрометировать себя и меня, и тогда никто к нам на свадьбу не придет.
Андрей. (стараясь подавить возникшее раздражение) Зачем нам чужие, если это касается лишь нас двоих? Довольно, если на венчании будут только родственники и самые близкие друзья!

Наташа. Милый, как ты можешь так говорить? Для девушки свадьба — самое важное событие в ее судьбе. Не хочешь же ты лишить меня этого праздника? И потом, мы не на необитаемом острове живем. Будут приглашены все самые уважаемые люди нашего города — Михаил Иванович об этом позаботится.

Андрей (не скрывая своего раздражения) Опять он! Этот Михаил Потапыч для тебя прямо оракул какой-то!

Наташа (с уверенной и чуть насмешливой улыбкой) Пожалуйста, дусик, не воображай того, чего нет. Протопопов уже пожилой человек, друг моего отца. Я его знаю с детских лет. Михаил Иванович всегда был добр ко мне. Что же плохого в том, что сейчас он хочет сделать нам приятное?

Андрей (сухо) Хорошо, если тебе непременно это надо. Только прошу тебя — после свадьбы слышать его имени больше не желаю.

Наташа. Из твоих слов следует, что замужняя женщина должна превратиться в затворницу. (Притворно вздыхает) Как отлично это сочетается с твоими прогрессивными взглядами.

Андрей (несколько растеряно) Ты права! Прости, прости, любимая!

Наташа (с напускной важностью) Хорошо, прощаю. Можешь поцеловать мне руку. Нет-нет, только руку! (Переходит на свой обычный тон) Будь паинькой и постарайся завтра не опаздывать, к 9 часам я тебя буду ждать. Дома не завтракай, я сама напою тебя чаем — покажу какая я умелая хозяйка. До завтра, милый! Смотри, не забудь про кушак!

Наташа шаловливо дотрагивается указательным пальцем до кончика носа Андрея, затем спрыгивает с подоконника на тротуар и уходит.

Андрей (перегнувшись через подоконник, глядит ей во след, машет рукой, затем выпрямляется)  Необходимо вырвать Наташу из ее пошлого окружения. И в первую очередь оградить от влияния этой личности с сомнительной репутацией. Михайло Потапыч! Представляю, как развернулся бы в нашем городе этот провинциальный Бонапартик, если бы не присутствие военных.

В комнату входит Анфиса в повязанном на голову белом платке.

Анфиса. Уже солнце село, а их все нет. От реки, небось, сыростью тянет — мудрено ли простыть?

Андрей. Что ты волнуешься, няня? Мы давно выросли, а ты все нас детьми считаешь.

Анфиса. А кто вы для меня? Я всех на этих руках вынянчила. Сначала Оленьку, потом вас с Машей. Бывало расплачитесь, раскричитесь, так возьму, ангел мой, тебя на одну руку, Машу — на другую и хожу, баюкаю, пока не угомонитесь. Потом Аришина очередь подошла. Озорники вы с Машей росли — глаз нельзя было с вас спускать. Только один раз чуть не упустила я вас. Ариша тогда еще грудничком была.

Андрей. Ну, полно, няня! Как тебе не надоест одно и тоже повторять?! Мы эту историю слышали тысячу раз.

Анфиса. Как мне может надоесть, если меня до сих пор в дрожь кидает, как вспомню, что вы с Машей учинили. На-ко, додумались Арише пятак в рот запихнуть. Я-то, бестолковая, на минуту к маменьке вашей отлучилась — узнать не надо ли чего. Вдруг слышу рев. Прибегаю, а Аринушка — чадушко мое, уже посинела вся, пена из ротика пошла. Вы ревете, ничего от вас не добьешься. За ножки ее схватила, перевернула головкой вниз до по спине ладошкой и шлепнула. Слава Царице Небесной, пятак-от и выпади. Уж я сама чуть не мертва была.

Андрей (грозит ей пальцем) Смотри, нянька, за распространение заведомо нелепых фактов согласно уложениям Римского права полагаются арестантские роты.

Анфиса. И-и, батюшка мой, суда земного я не боюсь — перед матушкой вашей на том свете ответ буду держать. (Крестится) Она, голубушка моя, перед смертью вас мне поручила, и я, раба ее верная, как могла ее наказ выполняла, покуда силы были.

Андрей (примирительно) Ну, будет, няня. Я пошутил, никто не думает тебя обижать. (Придвигает к ней стул) Вот лучше сядь, отдохни, а то все хлопочешь.

Анфиса (садится) Как не хлопотать? (Спохватывается) А ты почто в потемках сидишь? Пойти сказать чтобы огня дали (С трудом поднимается со стула).

Андрей. Ничего не надо, няня. Так посидим, посумерничаем.

Анфиса (с облегчением опускается на стул) Ну и ладно. Спасибо тебе, добрая душа, пожалел старуху. А и то — к вечеру я совсем обезножила... Да, вот я и говорю — коли я хлопотать не стану, кто заместо меня дела переделает? Когда ваш папенька умерли, упокой Господь его душу (снова крестится), в дому порядка не стало — никто хозяйством заниматься не хочет, а у меня на все уже сил не хватает... Господи, это кто тут в креслах спит?

Чебутыкин (ворочается в кресле) Я это, нянька. И не сплю, а думаю — будешь ты, старая карга, нас чаем поить?

Анфиса (обиженно поджав губы) За каргу не отвечать бы тебе.

Чебутыкин (ласково) Я ведь шутя. Ты же знаешь старая, люблю я тебя.

Анфиса (для вида ворчливо) Боишься — без чаю оставлю... Самовар давно поспел, да надо барышень подождать.

Чебутыкин. Может они допоздна загуляются. Что же, мы ждать их должны? В таком случае угости ты нас своей знаменитой ягодной наливочкой.

Анфиса (перевязывая платок) Ничего, батюшка, подождешь. Наливки не проси — не дам. Оленька мне строго насчет этого наказывала. Ты от вина нехороший делаешься. Лучше бы денщика своего послал барышням шали снести. Нечего ему на кухне весь день торчать — Аксютке голову морочить.

Чебутыкин (с разочарованием в голосе) Тебе бы, старая, в покое и молитве время коротать, а ты все по дому шастаешь, шпионишь. Ты лучше поведай нам, что это вчера за ухажер к тебе приплелся, полдня на скамейке ровно голубки ворковали.

Анфиса (сидит, устало сложив ладошки на коленях) Грех тебе, Иван Романыч, на меня напраслину возводить. Скоро, поди, тридцать лет, как ты в нашем дому принят, должен знать, что кроме голубушки моей-покойницы да деток ее никого у меня не было и не будет. Это Федот Рябой — наш прежний буфетчик был, нешто не признали?

Андрей (взволновано) Наш Федот! Что же ты нам не сказала. Я его прекрасно помню.

Андрей от окна переходит к письменному столу и, сдвинув стопку книг, садится на его край напротив Анфисы и Чебутыкина.

Анфиса. Не сказывала, потому что ваше дело — господское, а наше — холопское. Какой вам интерес со слугой говорить?

Андрей. Откуда он явился?

Анфиса. Из Москвы — откуда. Когда ваш батюшка сюда перевод получили, они никого из прежних слуг, окромя меня, с собой брать не пожелали. Тогда Федот этот по их письму в один дом опять буфетчиком поступил. Теперь вот полный расчет взял. «Всю жизнь, говорит, господам служил, теперь время пришло о себе позаботиться». Сказывал, господа новые премного им довольны были — отпускать не хотели, при выходе наградили.

Чебутыкин (лениво) Здесь что ли решил на проживание устроиться?

Анфиса (говорит рассудительно, слегка покачиваясь телом взад-вперед) Зачем здесь? Он теперь в Новый Афон направляется — по обету у тамошних святых отцов  причастие получить. Может в тех краях и останется. Говорит — на Капказе зимы вовсе не бывает, лето круглый год. Сказывал еще — винная ягода, яблоки да груши как в раю родятся и ничего не стоят. Уж не знаю — так ли?

Андрей. Что ж он — едет на Кавказ, а сюда крюк в триста верст дал?

Анфиса (с важностью) Меня хотел повидать, проститься напоследки — уж на этом свете нам не свидеться больше.

Андрей. Тащиться в такую даль, чтобы лишь проститься? Поразительно!

Анфиса. Как же? Ведь мы с ним последние из коростылевских остались.

Андрей. Чего же его не в Коростылево, а Бог весть в какую даль несет? Неужели в родные места не тянет?

Чебутыкин (зевает, потягиваясь) Кто его там ждет? Родные наверное его позабыли, может и панихидку уж отслужили. Когда, нянька, господа в последний раз в Коросстылеве гостили — верно лет двадцать тому будет?

Анфиса. Аринушка тогда уже на ножки встала — значит 19 годков будет, аккурат за год до продажи.

Андрей (с печалью в голосе) А я совсем наше Коростылево не помню.

Анфиса. Где ж упомнить — тебе тогда всего-то четвертый годок пошел. (Чебутыкину) А ты, сударик, не позабыл еще феклушиных пирогов?

Чебутыкин. Кто хоть раз их попробовал — уж не позабудет. Мастерица была единственная в своем роде. (Анфисе) Не слыхала — жива она еще или отдала Богу душу?

Анфиса. В позапрошлом годе, на Страстной, матушка-попадья Спасоникольской церкви Олюшке письмо прислала. В нем всех указала, кто из наших прежних дворовых в эти годы помер. Про Феклу ничего не было, должно быть еще жива. (Чебутыкину) Кучера Свирьку помнишь ли? Он бывало каждый вечер прифасонится, гармонию в руки, и ну девок за гумно выманивать. Уж такой флюст был.

Андрей. Флюс?

Анфиса. Шалапут, говорю, был каких белый свет отродясь не видывал.

Чебутыкин (равнодушно) Так что с ним?

Анфиса. Его пьяненького жеребец в деннике прижал, все ребра ему побил-поломал. От Петровок до Спаса полежал, да и помер. А Степка-водовоз, этот сурьезный был мужик, годом раней, на Масляную, под лед провалился, аккурат против того места, где летом господскую купальню ставили. Сам выбрался и домой прибежал, да лихоманку подхватил, в три дня она его и прибрала. А других ты, поди, никого не помнишь.

Чебутыкин. Нет, водовоза не помню, а речку с купальней хорошо помню, и как с этим Свирькой ... или как бишь его … Степкой мы ночью раков «лучили», тоже помню. Да...(Сидит опершись головой на руку) А над речкой старый парк. (Андрею) Представь себе заглохший полутаровековой парк с развалинами беседок и павильонов. Соловьев там водилось — тьма-тьмущая. По-настоящему сохранились тогда две или три аллеи, и в конце одной из них, по преданию, твой дедушка убил или смертельно ранил на дуэли своего полкового товарища, гостившего у него и , якобы, преступившего правила приличия по отношению к хозяйке дома. (Оживляясь, выпрямляется в кресле) Во время вечерних прогулок Сергей Васильевич любил пощекотать дамам нервы рассказами про призраков и восставших из могил мертвецов. Тут уж малейший шорох или треск ветки в стороне вызывал у них полную панику. В темноте все старались ухватиться друг за дружку и от этого пугались еще больше. (Улыбаясь) А когда на обратном пути Борис Аркадьевич с Никошей, сговорившись, незаметно прятались в кустах и принимались оттуда стонать на разные голоса, вся компания неслась к освещенному дому, не чуя под собой ног. (Пофыркивает, едва сдерживая смех) Однажды эта неразлучная парочка, не разглядев в темноте, влезла в крапиву и вылетела оттуда с нечеловеческими воплями. Эффект вышел буквально сногсшибательный: до дома добежали не все, иных гостей после пришлось разыскивать с фонарями. (Не сдержавшись, хохочет) Слава Богу, все остались живы и в своем уме, но в результате некоторые кавалеры получили полную отставку. Зато сколько веселья было потом за столом! Все были возбуждены словно от шампанского, а чай, варенье и феклины пироги после таких прогулок казались необычайно вкусны! (Достает платок и вытирает выступившие на глазах слезы)

Андрей (с иронией) Вот вам и вся разгадка необыкновенных пирогов.

Чебутыкин (машет на него платком) Думай себе что хочешь, да смотри, чтобы твоя скверная привычка во всем искать материализм не отшибла у тебя с юных лет вкуса к жизни.

Андрей (болтая в воздухе ногой, иронически декламирует) «Исчезли юные забавы, как сон, как утренний туман». Неужели, доктор, вы находите приемлимым для взрослых, образованных людей предаваться подобным варварским развлечениям?

Чебутыкин (сморкается в платок) Смейся, смейся. По крайней мере, я на старости лет с удовольствием вспоминаю счастливое время, когда все были живы, молоды, полны сил и надежд на долгую и счастливую жизнь, а главное — любили друг друга и веселились от души, как умели.

Анфиса (с особой интонацией в голосе) А помнишь ди ты, Иван Романыч, дочку кузьминской барыни?

Чебутыкин (прячет платок в карман тужурки) У той их, кажется, две было. (Андрею) Одна из них, не вспомню сейчас которая, возомнила будто бы у нее настоящий оперный голос. Поверишь, чуть нас всех с ума не свела своими руладами. (Анфисе) Ты о ней, что ли, вспомнила?

Анфиса (качает головой) Нет, то барышни Дурасовы — Полина и Клавдия. Шибко голосистой была старшая — Полина. Наши-то девки про ее пение так говорили: «Воет, мол, как сучка на привязи». Прости меня, Господи, грешную! Я тебе речь веду про единственную дочь Олимпиады Арсентьевны Волковой, ближайшей соседки нашей. Ты у них в Кузьминках не раз бывал. Неужто запамятовал?

Чебутыкин (помолчав) Как же-с, теперь припоминаю. (старается казаться равнодушным) Если не ошибаюсь, Катериной ее звали.

Анфиса. Ну, наконец-то вспомнил. Уж как любила она тебя. Не приведи Господь получить такое испытание!

Андрей (игриво) Неужели и наш Иван Романович не избег деревенского романа? Рассказывай, рассказывай, няня, ссо всеми подробностями. Смотри - ничего не упусти. Хорошенькой та Екатерина была?

Анфиса. Чудо - девка — коса чуть не в руку толщиной.

Чебутыкин (старается скрыть за грубоватостью свое волнение) У тебя, нянька, и впрямь от старости все в голове перепуталось.

Анфиса (с обидой) Ну да, я тогда через окно детской все слыхала, как она на балконе свое сердце тебе открыла. Трепетала вся, как птичка в силках, а ты Василиск бессердечный, слова ласкового в ответ не нашел! Теперь, небось, жалеешь, душа неприкаянная!

 Чебутыкин. Приснилось тебе все, старая. И жалеть мне не о чем. Посуди сама — та барышня молоденькая давно превратилась в сварливую толстую барыню, которая сидит в своих Кузьминках, варит варенье, солит грузди, «пилит» мужа.

Анфиса (машет на него рукой) Сам ты — старый груздь. Не стоял бы тогда перед ней идолом, так завел бы собственную семью, имел бы свой дом, а не мыкался на старости лет по чужим углам!

Андрей. Как тебе не стыдно, няня! Не слушайте ее, Иван Романович! Этот дом был и всегда останется для вас своим.

Анфиса (упрямо) Да в Кузьминках все было бы лучше!

Андрей. Тогда Ивану Романовичу пришлось бы бросить свою медицину и превратиться в заурядного провинциального помещика.

Чебутыкин. Я сам так думал по молодости лет — благородное служение страждущим, готовность к самопожертвованию и прочие высоконравственные понятия. (Дрогнувшим голосом) Но когда на моих руках умирала ваша матушка, а я оказался бессилен ей помочь, для меня ореол медецины потух навсегда. С тех пор служу по необходимости, считая годы до выхода в отставку.... Когда-то мечтал, что остаток своих дней проведу в вашем Коростылеве среди близких и любимых мною людей! Но судьба распорядилась иначе: тех, кого любил, не стало, ваше имение давно продано — остались одни черепки былых надежд...(После недолгой паузы) «Irreparabilium felix oblivio perum – Счастлив кто умеет не жалеть о невозвратном».

Андрей. Для меня до сих пор непонятно, как случилось, что наше Коростылево оказалось проданным.

Чебутыкин. Причина самая банальная — деньги очень нужны были.

Андрей. Да что такое случилось? Родители при нас никогда об этом не говорили.

Анфиса. Ваша матушка так дело поставила, чтобы никто из домашних никогда про Коростылево больше словом не обмолвился. Любила вашего батюшку и через ту любовь с родовым гнездом рассталась.

Чебутыкин (Анфисе) Теперь-то, я думаю, можно бы и сказать?

Анфиса (в сомнении качает головой) Не знаю — ладно ли это будет.

Андрей (встает со стола) О чем это вы толкуете, что за секреты?

Чебутыкин. Чего уж, рассказывай, нянька.

Андрей. В конце-концов по закону я — главный наследник и имею право знать все, что касается нашего имущества.

Анфиса. Все имущество, ангел мой, 18 лет назад уплыло. Коростылево продано законным порядком и деньги были получены сполна, так что назад его не вернуть. Денежки пошли на уплату карточного долга вашего папеньки.

Андрей. Что ты говоришь? (Оглядывается на Чебутыкина) Отец никогда карт в руки не брал!

Анфиса. С тех пор и не брали. А до той поры очень большую охоту до них имели и большим мастером в этом деле себя почитали. Однажды с какими-то мазуриками связались и большую сумму им проиграли. Проигрыш вашего батюшку только раззадорил, набрали они деньги в долг и сейчас отыгрываться, да опять все спустили. Разное потом говорили — будто уговор меж теми был. Папенька ваш хотели в судебную палату заявить, да ваша маменька ему запретила. «Доказательств нет, денег своих не вернете, а честное имя потеряете. Ничего не поделаешь — надо продавать Коростылево». Только разочек при мне заплакала, а больше виду не показыала, что больно ей расставаться с отчим домом. (Кончиком платка вытирает уголки глаз)

Чебутыкин (в волнении мнет ладонью лицо) Эх, да что говорить! Все ей Бог дал — и красоты, и ума, и доброты необыкновенной... Бывало задумается, улетит куда-то в мыслях. Не удержишься, спросишь «Все ли хорошо, Елена Александровна, может что беспокоит?» Она только взглянет своими голубыми глазами да улыбнется так, словно луч солнца тучи разорвет...(Бьет кулаком по подлокотнику кресла) Кабы в моих силах было ради ее спасения сделать невозможное — жизни бы своей не пожалел!

Андрей (не слушает Чебутыкина) Неужели нельзя было найти какой-то другой способ: к примеру, заложить имение в опекунский совет. При разумном хозяйствовании можно было бы с долгами постепенно расплатиться.

Чебутыкин (овладев собой) Нужно было выбирать: либо хозяйство — либо служба. Запереться в деревне и всю жизнь работать на проценты — это было не в характере вашего отца.

Андрей. Признаться, мне крайне неприятно услышать эту историю. Отец, который для нас всегда был примером настоящего джентльмена, оказался игроком и мотом, поставившим семью на грань разорения.

Чебутыкин (прикрикивает на него) Мальчишка, больно ты скор на суд! Сергей Васильевич был истинно порядочным человеком и доказал это всей своей последующей жизнью. Матушка ваша это вполне понимала и после любила его ничуть не меньше. Кое-кто из ее родственников попытался так же вот судить вашего батюшку да сразу вынужден был прикусить язык.

За сценой слышен шум, оживленные голоса.
«Няня! Мы вернулись. Скорее дай нам горячего чаю!»

Анфиса (подхватившись со стула) Господи, воротились, а я заболталась тут с вами. А самовар-то, поди, совсем простыл!
Быстро выходит из комнаты.

«Господа, я ужасно продрог и мне одного чая мало, пожалуйста, велите добавить в мой стакан ровно пятьдесят капель рома!»
«Говорят — в Москве конка без лошадей по проволокам ходит. Не пойму, как это может быть?»
«Какая прелесть — весна! Будем пить чай при открытых окнах, пусть к нашему столу слетятся из ночного сада феи и эльфы!»
«Вы говорите розовую чушь, барон, прежде слетятся насморк и лихорадка»

Андрей. Доктор, уйдемте скорее. У меня сейчас настроение не походящее для веселой компании.

Чебутыкин. Я знаю неподалеку одно вполне приличное местечко. Если ты при деньгах, то трех рублей будет вполне достаточно.

«Видишь ли, Маша, вагон тянет по рельсам динамо-машина, по проволокам в нее подается электрический ток от электростанции. Не так ли, полковник?»
«Совершенно верно»
«Почему вы сегодня весь вечер улыбаетесь?»
«Не знаю что и сказать, Марья Сергеевна. Просто мне сегодня необыкновенно хорошо»
«Тише, господа. Мы расшумелись, а брат, кажется, спит»
«Бедный Андрюша, он так много занимается»

Андрей. Деньги есть, уйдем незаметно.

Чебутыкин. Но как нам выйти?

Андрей. Через окно.

Чебутыкин. Вот еще, в мои-то годы в окна лазать.

Слышны звуки рояля.
«Вздор, как можно спать в такой чудный вечер. Поручик, немедленно доставить сюда отсутствующего брата»
«Слушаюсь, господин полковник! Прикажите и доктора поднять?»
«Приказываю категорически, хватит ему в своем подвале, словно барсуку, бока отлеживать»

Андрей. Слышите? Решайтесь! ...Или оставайтесь хлебать кипяченую воду.
Вылезает через окно на улицу.

Чебутыкин. Паршивец, бьет по слабому месту.... (В окно Андрею) Эй, погоди! Только уж ты держи меня на той стороне, а то, не ровен час, расшибусь. Да смотри, чтобы никто не увидел. Не хватало, чтобы подумали - воры лезут.

Вылезает следом.

Занавес

Действие 2

Кабинет в доме Протопопова. Возле ломберного стола сидят Сверчков и Бобышкин. Протопопов энергично ходит по кабинету.

Бобышкин (явно лебезя перед Протопоповым) Говорят — ваше выступление на съезде произвело необыкновенный фурор!

Протопопов (с высокомерной снисходительностью) Хорошо, что тебя наши «умники» не слышат. Отрицать не стану — мой доклад имел успех. Сам вице-губернатор (указывает пальцем в потолок), почтивший съезд своим присутствием, дал весьма лестную оценку и, прошу, господа, оставить это между нами, обещал поддержку, если я решу баллотироваться в губернское правление.

Сверчков (вертя сложенными на животе пальцами) Так выборы только через два года. Разве намечается какая-то вакансия?

Протопопов (значительно) Товарищ председателя, г-н Тихонравов по состоянию здоровья супруги переводится в Тифлис.

Сверчков (прижмурив один глаз) Вон как! Должность-то статского советника! Высоко метишь, Миша.

Протопопов. Все весьма туманно. Не знаю даже — пробовать ли? Чай, охотников много наберется!

Бобышкин (с подобострастным восторгом) Будеи вам скромничать, будто мы вас не знаем: коли что задумали — считай уже в карман положили.

Протопопов (явно польщенный) Нет, в самом деле, господа, дело слишком хлопотное, потратиться основательно придется, а уверенности в благополучном исходе дела нет.

Сверчков (веско) Тут такой случай представляется, что трудов и средств жалеть не приходится. Потом все с лихвой окупится. Шутка ли — какие возможности  открываются.

Протопопов. Значит советуете рискнуть, Прокопий Аристархович?

Сверчков (усмехаясь) Что мне советовать — ты сам себе голова!

Бобышкин (сокрушенно) Неужели уедете от нас? Развалится тогда наша компания. А плохо ли мы жили? Сколько дел вместе провернули?

Сверчков (пренебрежительно) Не слушай его, Миша. Никогда прошлого не жалей и назад не оглядывайся. Поступай как знаешь, да помни мою науку!

Протопопов. Как же ее позабыть! По вашей доброте в люди вышел. До гробовой доски, как отца родного, почитать буду.

Сверчков. Поверил бы — кабы не сам учил.

Протопопов. Напрасно вы так, ведь я от чистого сердца.

Сверчков. А ты не сердцем, ты головой живи — толку больше будет.

Входят Взяткин и Петушков

Петушков (говорит как всегда громко) Господа, сейчас у аптеки на Сенной повстречали Шмидта с Профессором!

Взяткин (выглядывает из-за Петушкова) Шмидт от возмущения чуть не лопнет. Вас почем зря ругает.

Протопопов (с подозрением) А вы, небось, и рады были послушать!

Петушков (садится, развалясь, на свободный стул, берет со стола колоду карт и начинает выкидывать карты) Больно нужно, только и хотелось разузнать, что он против вас имеет-с.

Взяткин. Чтобы предупредить в случае чего.
Протопопов (хлопнув в ладони, азартно потирает их) Обскакал я его на вороных!

Сверчков (Протопопову) Ты гляди — не больно-то заносись. Со Шмидтом аккуратней надо.

Протопопов. Ничего, пускай утрется. (Взяткину) Что Профессор, подпевал Шмидту?

Взяткин (осторожно садится на краешек дивана) Молчал, но рожа была кислая, будто клюквы поел.

Петушков. Пора бы проучить молодца.

Протопопов (Петушкову) Каждый сверчок — знай свой шесток. Чтобы без моей  команды были тише воды-ниже травы.

Взяткин Обидно такое слушать. Этот молокосос глядит на нас как на пустое место, а ему от вас столько внимания.

Протопопов (потирая руки, ходит взад-вперед по кабинету) Ничего, от вас не убудет, а мне он нужен.

Петушков (говорит тихо, но так, что все слышат) И женка его в придачу.

Протопопов (в мгновение ока оказывается подле Петушкова и хватает его за ухо) Что такое?! Ах ты, каналья! Говори, да не заговаривайся!

Петушков (изогнувшись всем телом почти до пола) Виноват-с-с! Пустите-с-с! Ухо оторвете. Ей-богу, больше ни единого словечка не скажу.

Протопопов (дав тычка, отпускает его) Наперед не будешь болтать лишнего. (Берет со стола колоду, разворачивает веером, опять сложив, бросает на стол) Думаете я не вижу, как этот генеральский сынок меня — безродного поповича только что терпит? Ничего, и я потерплю.

Сверчков (солидно покашляв в кулак) Сейчас Прозорова отдать Шмидту никак нельзя.

 Протопопов (уверенно) И не отдадим. Пора его к рукам прибрать. Не сегодня-завтра он здесь обязательно объявится. В душе он бешено честолюбив, такие пуще всего любят, когда их по шерстке гладят — тогда води его как бычка на веревочке.

Бобышкин (угодливо хихикает) Вы, Михайло Иваныч, уж как всегда скажете!

Сверчков (рассудительно) Ты, Миша,  устроил бы обед под благовидным предлогом. Пригласи Прозорова, а уж робяты постараются — возьмут его в оборот.

Петушков (прикрывая ухо ладошкой) Вы только шепните, а мы его враз обдерем как липку. Глазом моргнуть не успеет!

Протопопов (насмешливо) Смотри пальцы себе не обожги. ( ) Чтобы до времени языки свои укоротили, а коготки спрятали. А насчет обеда, Прокопий Аристархович, - это разумно. Обласкать, угостить его как следует.

Сверчков. Не затягивай.

Протопопов. Пожалуй, завтра же и устрою. (Взяткину) Да ты, Афанасий, когда-нибудь свой галстух переменишь? По этой тряпице весь твой меню узнать можно. Срам смотреть! Чтобы завтра ее не было, а то за стол не пущу.

Взяткин (сколупывая ногтем с шейного платка засохшую кляксу подливы)
Ну-да, стану я из-за какого-то провинциального секретаришки тратиться на наряды. Не велика птица.

Бобышкин (неожиданно для всех, в том числе и для себя) Что, если он возьмет - и манкирует вашим приглашением?

Протопопов (удивленно) То есть, как это?

Сверчков (прижмурив один глаз) Резоны что ли какие имеешь?

Бобышкин (окончательно потерявшись) Решился предположить потому-с, что от таких, как он-с, всегда только и жди каких-нибудь неприятностей.

Протопопов. А коли резону не имеешь, так и не каркай под руку.

Входит слуга Иван.

Иван. Приказано-с доложить: господин Прозоров срочно  просют его принять.

Протопопов (грозя пальцем Бобышкину) Проси

Сверчков. Легок на помине.

Бобышкин, согнувшись, со стулом пересаживается за спины Сверчкова и Петушкова.

Входит Прозоров.

Андрей (официально) Здравствуйте, господин Протопопов. Прошу извинить, если я невовремя, но нам необходимо объясниться.

Протопопов (с распростертыми объятиями идет ему навстречу) Рад. Искренне рад видеть вас в добром здравии, уважаемый Андрей Сергеевич! И, как видите, не я не один.

Андрей (сухо кланяется присутствующим) Прошу прощения, господа.

Все, продолжая сидеть, молча раскланиваются с Андреем, только Взяткин вскакивает с дивана, комично кланяется, расшаркиваясь поочередно каждой ногой. Андрей смотрит на него с недоумением.

Протопопов. Признаться, я ждал вашего визита. Не угодно ли присесть, здесь вам будет удобно. (Бесцеремонно за шиворот сгоняет с дивана Взяткина, который, не решаясь занять свободный стул у ломберного стола, усаживается на низкую скамейку перед голландской печью). Если хотите говорить, то извольте. У меня от товарищей секретов нет. Я даже догадываюсь о чем пойдет речь. Вероятно Шмидт успел вам наболтать про мое выступление и при этом, конечно, не пожалел черной краски, чтобы живописать мое коварство. Не правда ли?

Андрей (стоит перед диваном с независимым видом, сложив руки на груди) Допустим — так. И рассказ его был очень убедителен.

Протопопов (пристально следя за  выражением лица Андрея) Я в этом и не сомневался. А вы не хотите знать мое мнение на сей счет? Я перед вашим приходом говорил своим приятелям, что нынешним успехом нашего общего дела мы обязаны исключительно тем разделам доклада, которые были написаны вами с мастерством удивительным для молодого человека только начинающего служить.

Андрей (с гримасой брезгливости) Прошу вас воздержаться от хвалебных речей — подобная лесть унизительна для меня.

Протопов (неожиданно простым и доброжелательным тоном) С какой стати мне вам льстить? Я говорил прежде и сейчас готов повторить, что считаю вас человеком с огромными возможностями и блестящим будущим, но …. с одним условием. Да вы присядьте, сделайте  одолжение. В ногах, как говорится, правды нет.

Андрей (помедлив, садится на диван) С каким условием? Вероятно, приучиться угодничать и лгать?
Протопопов незаметно подмигивает Сверчкову. В ответ тот слегка кивает головой.

Протопопов (продолжает весело) Бог с вами, Андрей Сергеевич! С вашим происхождением, образованностью и умом угодничать нет необходимости. С ложью, пожалуй, сложнее будет разобраться, ибо никто не может знать наверняка в чем состоит Истина — разве только (воздевает обе руки к потолку) сам Господь?

Андрей. Прошу не ерничать, а говорить серьезно. Шмидт мне рассказал, что вы, выступая на съезде, по собственному почину исключили из доклада важнейшие его части, которые давали объективную картину по нашему уезду.

Протопопов (простецки улыбаясь, разводит руки в стороны) Я вовсе не намерен с вами шутки шутить. Вы, что же, в самом деле полагаете, что, принявшись перечислять подобно всем передо мной выступавшими делегатам упущения и недостатки, хорошо им известные из их же собственного опыта, тем самым я помог бы общему делу, которому каждый из нас служит в меру сил своих? Уверяю вас — это лишний раз поколебало бы уверенность честнейших труженников на ниве народного благоустройства в достижимости намеченных перспектив, загнало бы их глубже в пропасть пессимизма. Напротив, построив свое выступление на самой яркой части материала, в которой вами блестяще, смело и осязаемо обозначены ориентиры к которым должно стремиться земство в его титанических усилиях по переустройству России малопригодной для проживания в Великую Россию будущего, мне удалось, образно говоря, встряхнуть аудиторию, зажечь в их сердцах веру в собственные силы. Финал, оканчивающийся словами Спасителя - «маловерный, будь твоя вера с маковое зерно и ты свернешь горы», вызвал громовую овацию, которая в большей степени предназначалась не мне, скромному повествователю, а вам (простертой рукой патетически указывает на Андрея) — молодому и дерзкому мыслителю.

Андрей (уже без прежней уверенности) С вами бесполезно спорить — кажется у вас на все заранее готов ответ.

Протопопов (говорит задушевно, покровительственно похлопывая Андрея по руке) Просто я старше вас и лучше разбираюсь в жизни. Во имя торжества высшего Идеала иногда приходится жертвовать сиюминутной (показывает на пальцах) малозначительной правдой.

Петушков. В раж вошел — теперь не остановишь.

Бобышкин. Златоуст, кого хочешь заговорит.

Андрей (сдаваясь) Все, что вы говорите — ни в какие ворота не лезет!

Протопопов (отойдя на два шага, резко повернувшись, возвращается к Андрею) Только в одном я готов признать свою ошибку — что не настоял на вашем включении в состав делегатов нашего уезда. Как я ни бился, но члены правления, а Шмидт пуще всех, уперлись: нет средств, перерасход фондов. Об этом он вам, конечно, ничего не сказал? Вы тогда бы его послушали! (Прикладывает руку к груди) Обещаю при свидетелях загладить свою вину — даю слово, что в следующем году введем вас в члены правления. В самом деле, пора открывать дорогу молодым, смелым силам. Дорогой мой, умение разбираться в том, кто ваш истинный друг, способный по достоинству оценить ваши таланты — и есть то главное условие вашего будущего успеха, о котором я давеча говорил.

Андрей (хмурясь и краснея одновременно) Ответьте мне на последний вопрос.

Протопопов. С готовностью, друг мой!

Андрей. Правда ли, что вы будто бы отдали доклад в какой-то столичный журнал за своей подписью?

Протопопов (обернувшись к своим компаньенам, с возмущением всплескивает руками) Змей! Каналья! Вы только, послушайте, господа, каков негодяй этот....(Все с испугом глядят на Андрея) Шмидт! Иван! Иван!

Входит Иван.

Протопопов. Где мой сафьяновый портфель, куда ты его дел?!

Иван (невозмутимо) Где всегда, там и лежит. Вы сперва поглядите, а то сразу — Иван.

Протопопов. Поговори мне! Подай его сюда. (Андрею) Каков мерзавец, вы только подумайте!? Протопопов — вор! Ну, ничего, он еще пожалеет!

Иван приносит и подает Протопопову портфель.

Протопопов (Андрею) Пожалуйста, вот ваш доклад в целости и сохранности. Теперь вы убедились, что ваш честнейший Шмидт не гнушается самой подлой и гнусной клеветой?!

Сверчков (густо) Чего ждать от матерьялиста. Европу заполонили, тепереча к России ключики подбирают, дурачков ищут, которые и рады под их бесовские дудки скакать.

Взяткин (с низенькой скамейки) Он, господа, в Бога не верит — говорит, что Адам произошел от пакостной обезьяны.

Петушков (гремит как железный лист) Чего толковать — немец без расчету шагу не ступит. Разве может он понимать русского человека?!

Протопопов (указывая рукой на Петушкова) Как говорится: глас народа — глас Божий! Пришло время указать на дверь этому интригану и клеветнику. (Обращаясь к Андрею) А вам, молодой человек, хватит оставаться на обочине борьбы за процветание многострадальной русской земли!

Андрей. Навряд ли я смогу быть вам полезен. Будущей весной мы намереваемся переехать в Москву.

Протопопов. Знаю, слышал. Но позвольте спросить вас, милостивый государь, почему все лучшее, все талантливое достается столице. Что нам в этом случае остается делать, откуда черпать новые силы? Где справедливость?! И после этого столичные франтики смотрят на провинцию свысока. А между тем, в   принебрегаемой и позабытой всеми провинции таланты во сто крат нужнее, чтобы сдвинуть с места воз проблем, копившихся столетиями... Иван! Иван!

Входит Иван.

Иван. Чего изволите?

Протопопов. Ступай, мизерабль, к Софье Антоновне, передай, чтобы прислала нам сюда закусить.

Иван. Слушаюсь. Выходит.

Протопопов (Андрею) Позвольте надеятся, уважаемый, что пусть на полгода, но вы наш.

Андрей. В толк не возьму, чего вы хотите — я и так служу под вашим началом, жалованье за это получаю.

Протопопов. Нет-с. Начальник, подчиненный — это условности. Я хочу быть для вас старшим товарищем в бескорыстном служении Великой Идеи — возрождении Матушки-России. Вот вам моя рука! Согласны ли вы на  это предложение, идущее от моего сердца?!

Андрей (растеряно) Конечно, я готов...., если это для общественной пользы и не противоречит моим принципам. Кажется я говорю нескладно. Для меня это все так неожиданно....Впрочем, если вы были искренни, то я рад помочь.
Жмет протянутую Протопоповым руку.

Протопопов. Вот и славно! Господа, пожмите же руку новому товарищу. (Андрею) Рекомендую, это все люди на первый взгляд без особого лоска, но когда сойдетесь с ними ближе, то сможете вполне оценить их простую и искреннюю натуру.

Входит Иван, нагруженный подносом.

Протопопов (Ивану) Ставь на стол, что там у тебя? Да прежде придвинь его ближе к дивану.

Сверчков (грузно поднимаясь со своего места) Ну, господа, ваше дело молодое, а мне пора на покой.

Протопопов. Прокопий Аристархович, я завтра в Драгомиловском хочу для друзей обед дать. Так уж вы не откажите — почтите присутствием.

Сверчков. С моим удовольствием. (Андрею) Ты, сударик, Ивану Гурьевичу Белкину зятем приходишься?

Андрей. Да. Вы, кажется, изволили быть на моей свадьбе?

Сверчков. Как же это могут казаться двадцать аршин прекрасного льняного полотна, которые я имел удовольствие приподнести вашей супруге в качестве свадебного подарка. Да-да! Теперь такое не часто встретишь — износу ему не будет. Надо бы нам знакомство покороче завесть. Загляни как-нибудь. Мы со старухой моей живем по-простому. Степенную беседу с умным человеком предпочитаем шумным компаниям. Разве с приятелями когда в картишки побалуемся.

Андрей. Благодарю, непременно воспользуюсь вашим приглашением.

Сверчков. И супружницу свою прихвати...А то старуха моя скучает, когда мы «углы загибаем»... Учти, я не всякого к себе зову. Ивану Гурьевичу при встрече поклон от меня — весьма достойный человек.

Протопопов (Сверчкову) Значит, завтра, как уговорились, в седьмом часу?

Сверчков. Коли обещал — буду. Желаю, господа, приятно провести вечер.

Подав на прощанье руку одному Протопопову, Сверчков уходит.

Все пересаживаются к накрытому столу.

Проторопов (усаживаясь с Андреем на диван) Воистину ясность ума и неисчерпаемая жажда жизни сего почтенного старика вызывают уважение. Однако, довольно пустопорожних разговоров (Встает с рюмкой в руке) Всем налито? Предлагаю первый тост поднять за здоровье человека, который, я уверен, оставит по себе славную страницу в истории не только нашего города. Пью за нашего нового товарища - Прозорова Андрея Сергеевича!

Все выпивают

Андрей (смущенно) Спасибо на добром слове, но ради Бога, не нужно громких похвал, которых я еще не заслужил.

Петушков. Ничего, еще успеешь! (Быстро наполняет рюмки) Между первой и второй — промежуток небольшой.

Андрей. Зачем же так сразу, господа? Право, для меня много будет.

Взяткин. Пей! Первая колом, а вторая — соколом!

Все выпивают по второму разу, кроме Протопопова, который только пригубливает рюмку.

Протопопов. Закусывайте, Андрей Сергеевич, не теряйтесь. Груздочки в этом году особенно удались. Признаться, я других не признаю. Груздь — царь грибам. Вот буженина. Смотрите, какая сухая да рассыпчатая. Не из пошлой свиньи, настоящая — из медвежатины. Студень очень недурен. Господа, не забывайте гостя. (Налив всем по третьей, стучит по графину ножом) Петушков, оставь осетрину в покое, мы ждем твоего тоста.

Петушков (раскрасневшийся, встает со стула) Вы, милстевый государь, родились и мужали в военной среде. Это оче-ень хорошо-с. Я сам — гусарский поручик в отставке. Потому-с всегда режу правду-матку в глаза. Прямо так и скажу — подлец и мерзавец. К барьеру!..... Ну, а кого полюблю — все отдам, последней исподней рубахи не пожалею.

Протопопов (усмехаясь) К чему подвергать несчастного таким испытаниям.

Петушков (стучит кулаком по столу) Па-а-а-прошу не перебивать. Такая моя натура. Да-с, интеллигентиков — книжных паразитов я презираю. Дайте любому из них под команду пол-взвода кавалерии да велите провести его, к примеру, походным порядком десять верст, готов спорить на что угодно — в первых же трех соснах заблудится. (Смотрит на Андрея тяжелым взглядом налитых кровью  глаз) Но ты, Профессор, черт знает почему, мне сразу понравился. Я всем нашим сказал: «Профессора не трогать — он человек!» Хотя, с другой стороны, надо бы тебе за гонор в шею тумаков натолкать.

Протопопов (строго стучит пальцем по столу) Петрушка, знай свое место. (Андрею) Не бойтесь его, он только хочет казаться этаким бретером, на самом же деле — добрейший человек, мухи не обидит. Ничего, выпейте — он и успокоится.

Андрей, чокнувшись с Петушковым, выпивает.

Бобышкин (с рюмкой в руке тянется через стол к Андрею) Позвольте выразить вам свой восторг от возможности свести с вами близкое знакомство.

Андрей (накрывает ладонью рюмку) Увольте, честное слово, больше не могу.

Петушков. Что ж ты, брат, кобенишься. Он к тебе со всем уважением, а ты с ним выпить брезгуешь. Это нам всем оскорбление.

Андрей, струсив, убирает руку. Петушков доверху наполняет его рюмку.

Бобышкин (с пафосом) Я сам окончил шесть классов гимназии, поэтому очень вхожу в ваше положение. Свирепая действительность вынудила меня прервать ученье, но будучи заражен духом познания, по сию пору сохранил тяготение к высшим материям, коих в нашем захолустье ощущается существенный недостаток. Нынче в нашем безлесьи расцвел молодой дуб учености. (Чокается с Андреем)

Петушков. Эк, заплел, Спиноза, как только концы свел!

Взяткин. Нам лишняя ученость ни к чему-с. Довольно трех простых действий, кои — прибавление, умножение и деление.

Андрей. Позабыли про вычитание.

Взяткин. Стараемся без оного обходиться.

Протопопов (наклонясь к Андрею) Поосторожней с ним. Шут, и при том — злобный шут. Палец ему в рот не клади. (Встает с рюмкой в руке) Хочу предложить выпить «на брудершафт».

Андрей (уже пьян) Почту за честь. Только скажите как это делается. Кажется, потом полагается бокалы бить?

Протопопов. Это не обязательно. Руку с рюмкой держите вот так.  (Показывает) Пьем одновременно....

Пьют на брудершафт

Протопопов. Теперь троекратно расцелуемся. (Вытерая платком усы и бороду) Ну вот, а ведь признайся — вначале сильно был сердит на меня?

Андрей. Прошу вас забыть об этом досадном недоразумении.

Протопопов. Мы теперь на «ты», а впрочем, как хочешь.

Петушков (ударяет кулаком по столу) Теперь, как мы стали закадычными друзьями, неужто, Профессор, снова примешься подпевать этой шельме-колбаснику?

Андрей (гордо выпятив грудь и покачиваясь) Разве я подавал кому-нибудь повод усомниться в моей порядочности? Я при первой же встрече прямо так и скажу Шмидту, что напрасно он своей гнусной клеветой пытался бросить тень недоверия на уважаемого мной Михаила Ивановича.

Взяткин (глумливо веселясь) Вот это правильно, Профессор! Не тушуйся, так его: бей в харю, мажь горчицей!

Входит Иван, шепчет Протопопову на ухо.

Протопопов (хлопает в ладоши) Вот что, голубчики, сегодня нам пора заканчивать. Уже поздно. И мне после отлучки надо дела в порядок привести. Завтра, после службы, всех приглашаю отобедать со мной. Андрей Сергеич, прошу особо. Рад был узнать тебя ближе.

Протопопов покровительственно треплет Андрея по плечу.

Андрей (пошатываясь) Весь к вашим услугам. Благодарю за оказанный прием. Всегда....(Взмахнув рукой, теряет равновесие. Протопопов его поддерживает) ...Да.

Протопопов (ведя его к двери) Уверяю — ты не раскаешься в своем выборе. Кланяйся за меня своей супруге, передай сестрицам мое нижайшее почтение... Эк, тебя разобрало... Господа, вы Андрея Сергеевиса непременно домой завезите.

Петушков. Не бойся, Профессор, мы тебя доставим в лучшем виде.

Бобышкин (кричит) Господа, едемте к Царице Египетской!

Взяткин. Айда к девицам!

С шумом выходят.


Протопопов (Ивану) Прибери здесь и зови Трифона Антоновича. Да, прежде фортку открой — дышать нечем.

Через некоторое время входит Теньков. Протопопов идет к нему навстречу, протягивая обе руки.

Протопопов. Рад гостю дорогому!

Теньков. Здравствуй и ты, любезный! Отпустил свою бубнову команду?  Ты вот что: вели-ка подать водки да щей погорячее — всю дорогу мечтал: чтоб запотевшая рюмка водки и тарелка обжигающих зеленых щей с жирной бараниной. (Подмигивает Протопопову) Потому сразу к тебе и завернул, зная, что кроме тебя никто не выручит.

 Протопопов. Ну и правильно сделал. Иван, подай, что Трифон Антонович просят, и закуски освежи.

Иван. Ши на мороз вынесли — разогревать надо.

Теньков. Ты уж, братец, расстарайся.

Иван (недовольно) Плиту сызнова растапливать придется.

Протопопов. Так растопи. Да поскорей, одна нога здесь — другая там.

Теньков. Постой! Зачем плиту? Так мы второго пришествия дождемся. Ты вот что, малый. Поди, печи в дому в такой мороз топятся? Так, ты в чугунок отлей и с краю в печь засунь. Да гляди, косточку мясную с жирком не забудь положить. Так, что ли?!

Иван (повеселевший) Сделаем-с.

Убегает.

Теньков (прохаживаясь по комнате) Веришь, от выселок за тройкой две пары волков увязались. До самой заставы проводили. А у меня, как на грех, ни ружья, ни револьвера.

Протопопов. Это — не дело! Ладно — волки, а если душегубец какой?

Теньков (грея ладони о голландскую печь, оорачивается через плечо на Протопопова) В эту пору волки от твоего душегуба, пожалуй, и костей не оставят. Развелось их - страсть. И то. Раньше волков помещики травили. Ноне баре из поместий своих съехали, а из мужиков сиволапых какие охотники?

Протопопов. Да вот на днях мужик из Густолесова повез в город поросенка продавать. Так волки эту свинку уже напротив Фоминой церкви из саней достали!

Теньков. Вон как! (Затем хохочет) Признавайся — соврал про поросенка?! Соврал - я тебя знаю, хитрого лиса!

Протопопов (садится на диван, закинув ногу на ногу) Ну, вот еще! Какой мне в этом резон?

Теньков. Да ты без резону. Должно — привычка. Вы все нас, купцов, хаете, мол, обманом живем, норовим при всяком удобном случае облапошить покупателя. Отрицать не буду, бывает и даже нередко, но это - когда дела копеечные. С капиталом  такие коленца выделывать не будешь — себе дороже. А вы то — государевы люди, ведь, чем выше сидит — тем больший разбойник. Так и норовит к тебе в  карман залезть, а послушаешь — для твоего же блага старается. А ты меня душегубом пугаешь, револьвером советуешь пользоваться. (Подсаживается на диван к Протопопову) А вот явлюсь я к тебе с револьвером, что тогда делать будешь? (Со смехом тычет ему пальцем в бок). Что, сказать нечего? Язык проглотил?

Протопопов (вяло отмахивается рукой) Всем охота пить и есть.

Теньков (довольно улыбаясь). То-то. Меня, брат, не проведешь. Ну, как съездил, Миша?

Протопопов. Разве за тобой угонишься? Пока хвалиться нечем.

Теньков (грозит ему пальцем) Ой ли! По твоей хитрой роже вижу, что опять врешь. А, впрочем, коли не хочешь — не говори, я за язык не тяну. А лучше бы послушал меня — бросил свои плутни да шел ко мне в дело. Такой ловкач, как ты, мне бы сгодился. Деньгами не обижу. На-ко — читай какую мы кашу заварили.

Теньков, достав из кармана пиджака газету, подает ее Протопопову, после чего отходит к печи, прислонясь  к ней спиной.

Протопопов (разворачивает газету) Так, «Московские биржевые ведомости». Ну, что пишут? Ожидается, что в будущем году Нижегородская выставка по обилию представленных промышленных товаров превзойдет...

Теньков (нетерпеливо) Не туда глядишь, переверни страницу! (Стремительно подходит к Протопопову, выхватывает у него из рук газету, и несколько раз перевернув и найдя нужное место, сует обратно) Вот здесь, внизу читай.

Протопопов (улыбаясь) Что у нас там? (Теньков, встав коленом на диван, сбоку заглядывает в газету, беззвучно шевеля губами) «Третьего декабря сего года в Москве, в бывших центральных артиллерийских мастерских, купцами первой гильдии Петровым В.В. И Теньковым Т.А. Совместно учреждено товарищество «Богатырь» с целью налаживания производства паровых двигателей по бельгийской технологии компаудной системы мощностью от 60 до 100 л.с. Уставной капитал товаищества составляет 800 тысяч рублей» (Сложив газету, отдает ее Тенькову) Широко шагаешь Трифон Антоныч. Даже завидки берут.

Теньков (спрятав газету в карман, садится рядом с Протопоповым) Кто тебе не дает? Деньжата у тебя, знаю, водятся. Вложи свой пай — через пару лет будешь с прибылью. Все честь-по-чести, без всякого обману.

Протопопов. За предложение — спасибо. Только барышей долгонько ждать придется.

Теньков. Я ведь не из воздуха деньги делаю. Капитал, он, как дерево, старанья, заботы, постоянных трудов требует.

Пртопопов. Каждый по-своему хлеб насущный добывает. Кроме того, душа у меня не лежит к вашим аршинам, пудам, лошадиным силам — я с человеческим материалом привык дело иметь. Ты вот давеча на меня напал. А я тебе отвечу: нас государство к людишкам приставило, чтобы мы с них лишний жирок снимали. На то и щука в реке, чтобы карась не дремал. Только и мы меру знаем. (Хитро улыбаясь) А ты сам как с купцом Охмелкиным поступил?

Теньков (недовольно) Простофилю наказать — не грех. Впредь умней будет.

Протопопов. Оно бы так. Да семья его, детишки чем виноваты?

Теньков. Ничего, выкрутится. Прощенья при народе у меня попросит — сам помогу опять на ноги встать. (С вызовом) Чего зубы скалишь? Ты не поп, чтобы перед тобой исповедоваться... Вижу, как тебя распирает. Ну, рассказывай, какое такое коленце выкинул?

Протопопов. Прозорова помнишь? В Прибрежное к попу Филимону на тройках ездили кататься.

Теньков. Генеральский сынок, тот, что теперь в обидном звании у тебя служит? (Ерошит на голове волосы) Занятная, скажу тебе, семейка. Я ведь у них хотел дом сторговать.... Цену давл себе в убыток.... До сих пор голову ломаю — почему отказались? (Вздыхает) Чудные, право, люди.... Ну, так что?

Протопопов (раздвинув в стороны руки, с хрустом потягивается) Тесно мне здесь стало. Посуди сам. Ну, выслужил я себе личное дворянство, а все для здешнего общества так и остался «парвеню» - беродным выскочкой. Захоти я для общего счастья из собственной шкуры выскочить — обязательно найдутся охотники напомнить из какой грязи мне пришлось подниматься.

Теньков. Да уж, проделок за тобой, чай, много водится.

Протопопов. Оставь, ты слушай. Комбинация одна интересная намечается. Если с умом, то можно такую кашу заварить — не хуже твоих паровиков. В настоящие люди выйти. Вот тогда все языки прикусят.

Теньков. К чему здесь этот Прозоров?

Протопопов. Потерпи, сейчас объясню. Ты - купец, ты поймешь. У вас не все деньги решают. Тоже имя, атестация важна. Нет денег, но есть имя —  кредит под имя дадут... Ты прав, деньги у меня имеются, и я ими, когда время придет, воспользуюсь. Мне теперь публичная известность позарез нужна. Заинтересовалось какое-нибудь влиятельное лицо — что такое господин Протопопов? Ему сейчас, пожалуйт,е справочку: активный общественный деятель, имея либеральные взгляды, вместе с тем лоялен и предан существующему государственному правопорядку и лично государю-императору. Короче говоря, для этого нужно о себе заявить: где с докладом выступить, где спичишко сказать, непременно в газетах и журналах известность приобресть. А это учености требует, которой я похвастаться не могу. Вот тут-то мне Прозоров — первый помощник. Тут ему у нас нет равных.

Теньков. Какая ему в том корысть -для тебя стараться?

Протопопов.Это когда бы он холостой был. А семейный человек — совсем другая статья: при нужде жена его всегда на путь истины наставит.

Теньков. Не боишься, что он про твои шашни с своей женой узнает?

Протопопов. Какие шашни? Тебе любой в нашем городе скажет, что мы с ее отцом «на короткой ноге», я в их семействе давно свой человек. Потом, Наталья — женщина умная, всегда найдет чем отговориться.

Теньков. Грех это.

Протопопов (заливаясь здоровым смехом) Ты сейчас так поешь. Погоди, женишься — сам той же дорожкой пойдешь. Блюсти супружескую верность — это, дорогой мой, все равно, что всю жизнь питаться одной постной пищей- для здоровья полезно, только больно скучно. А я мясо люблю!

Теньков. Нет! Семья не для греха человеку дана. Я иной раз думаю: ради чего все труды мои, зачем себя не жалею, дня покойно без дела не сижу и других заставляю вертеться? И сам же себе отвечаю — для будущих моих детей, для наследников, которые дальше пойдут и своим детям передадут, преумножив плоды моих неустанных трудов. Хочу, чтобы они с самого рождения смело шагали вперед, чужому пирогу не завидовали, чтобы жизнь их пинками да подзатыльниками, как меня, не учила!

Пртопопов. Вижу — совсем созрел для женитьбы. Чего же в таком случае тянешь или невесты нет подходящей?

Теньков. Невесту я себе уже выбрал.

Протопопов. Ну-ну. Что ж ты до сей поры молчал. А еще другом называешься! Сознавайся - в чей двор сани снарядил? Чур, а дружкой буду! Кто она? Здешняя или в Москве кралю высмотрел? Я пока все не узнаю — не отстану.

Теньков. Скрывать не стану, тем более, сам в твоем совете нуждаюсь. Чтобы ты мое положение в точности понимал, в начале вот что скажу. Мне по коммерческой части с кем только не приходится дела иметь. Бывает и с дворянами, которые больше чиновники или по инженерной части. Иные и почестнее тебя, а служат, за хлеб насущный трудятся. И вот, брат, что странно: любой из них, хоть при самом грошовом жаловании, почти голодранец, с таким гонором перед тобой держится, что невольно стушуешься, даром, что можешь его с потрохами купить. Это от того, что он прежнего барина в себе чувствует, а во мне прежний холоп спину гнет. Так вот я хочу так жениться, чтобы дети мои этой робости не знали,  ни перед кем спину не гнули, всюду себя хозяевами чувствовали. Потому решил я взять себе в жены «благородную», чтобы детям моим эту повадку с кровью передала, и все прочее (крутит пальцамиозле уха): французский язык, фортепьяны, культурные манеры — «мерси, бонжур».

Протопопов. Намерение твое я очень понимаю и сочувствую. И зачем дело встало? За такого завидного жениха, любая не просто пойдет, а рысью побежит. С твоим капиталом в невестах, как курица в сору, рыться будешь.

Теньков. Так, ведь, мне  не любая нужна.

Протопопов. Да ты уже имеешь кого-то на примете. Я же всех здесь наперечет знаю. Хочешь отгадаю? Верховская? А нет — так Глебова. Нет? Караева? Может быть — Задорожняя. Ну, и Бог с ней — она в девках засиделах. Ну-у, вот еще...Колотаева. Опять нет?...Кулькова? Нет?.....Ну, тогда — здаюсь. Больше подходящих невест не осталось. А бедные дворяночки манерами не сильно от мещанок отличаются, хотя есть …экземпляры....ничего себе.  Ну, довольно меня интриговать, Триша. Назови имя.

Теньков. Ладно, скажу.... Только, чур, не смеятся.... Младшая сестра твоего Прозорова.

Протопопов. Ирина?! Ну, брат, прямо обухом по голове!

Теньков. Я ее, когда их дом торговал, высмотрел.

Протопопов. Ты знаешь — я тебе всегда только добра желаю, и сейчас скажу прямо — не по себе сук рубишь, Трифон Антоныч. Она же — генеральская дочь, воспитание получила исключительное, языки знает, тонкая штучка.

Теньков. Как раз то, что мне требуется.

Протопопов. Ты на себя посмотри. Кто ты, и кто она? У них всегда полон дом артиллерийских офицеров, а это тебе не серая армейщина. Так, даже те не рискуют к ней свататься, боясь получить отставку.

Теньков. Крутится возле нее один, на жидка похожий.
Протопопов. Это барон. Он часто провожает ее с телеграфа. По товарищески тебе советую: брось эту затею. Найди себе здоровую, добрую купеческую дочку, еще лучше - с богатым приданным, а для языков да манер наймешь гувернантку-дворяночку. И деткам твоим польза, и ты не в накладе. Поверь на слово: бабы, они, что простые, что благородные, в постели — все одинаковые.

Теньков. Тьфу. Опять ты за свое...Вижу -  зря я тебе открылся.  Но только знай — я от задуманного не привык отступать и брезговать собой не позволю. Довольно, наслушался «Куда со свиным рылом лезешь в калашный ряд?» 
И полезу! А там посмотрим — чья возмет...Не вы, а мы теперь хозяева!

Протопопов. Положим, твоя отповедь лично ко мне не имеет отношения. Сам знаешь, я не на пшеничных калачах вырос, изнанку жизни не хуже твоего знаю..... Вот поэтому я и берусь тебе помочь. Как говорится — не в службу, а в дружбу!

Теньков (радостно) Вот это — по-приятельски. Не сомневайся — в накладе не останешься.

Протопопов. Тогда по рукам, что ли? (Обмениваются коротким рукопожатием). Выходит -  Прозоров-то нам обоим сгодится. (Шутливо грозит Тенькову пальцем) Учти — мне за него от тебя дополнительно причитается.

Теньков. Недаром говорят, что ловок ты на всякие...комбинации. На ходу подметки рвешь.

Протопопов. Когда Бог медлит, чорт не дремлет.

Теньков (морщится, но сдерживается) Ты лучше скажи, как от барона этого избавляться будем.

Протопопов. А вот пойдем сейчас к супруге моей, Софье Аркадьевне. Узнаем последние городские сплетни — глядишь что-нибудь интересное услышим. Есть в этом деле для меня свой интерес, Трифон Антоныч. Прямо руки чешутся. Я тебе после скажу.

Входит Иван.

Иван. Барыня просят пожаловать в столовую.

Протопопов. Ну, что щи?

Иван. Все готово-с, как изволили просить-с.

Теньков. Вот, держи, братец, целковый за старание.

Протопопов. Смотри, этак ты мне прислугу разбалуешь.

Теньков. Это я ради почина.

Протопопов (шутливо тянет ладонь к Тенькову) В таком случае, ваше степенство, не забудьте и меня, сироту казанскую.

Теньков достает из кармана «катеньку».

Теньков. Расходы беру на себя.

Протопопов (прячет банкнот в карман).  Коли взялся за гуж, так не говори, что не дюж!

Оба выходят.

Заснеженная улица. В тусклом свете фонаря мелькают хлопья снега. У фонаря, по колена в снегу  виднеется одинокая фигура. Это Прозоров.

Андрей. Ловко я от них улизнул — на повороте из саней опрокинулся прямо в этот сугроб....Или меня этот мерзавец Петушков вывалил? Плевать я на них хотел....(Обращается к фонарю) Друг, дай  я за тебя подержусь. Стою, как ты, весь в снегу и не знаю в какую сторону теперь двигаться. Как назло, все извозчики куда-то подевались. Будем теперь вдвоем стоять и вместе освещать планету....Кажется, гадкую штуку я сегодня выкинул. (Фонарю) Но ты об этом молчок, чтобы никто не узнал. Тс-с-с-с!

Появляется одинокий, занесенный снегом прохожий. Это Шмидт.

Шмидт. Андрей Сергеич, что случилось?! Я уже два раза заходил к вам домой!

Андрей. Ты кто, извозчик?

Шмидт. Я - Шмидт Иван Карлович.

Андрей. Какое смешное имя — Шмидт! Шмит! Будто прищемили что-то круглое, резиновое, с дырочкой в боку. И оно пищит — ш-ш-ш-мит.

Шмидт. Ай-ай-ай. Я вижу — вам нехорошо. Пойдемте, я отведу вас домой.

Андрей (садится в сугроб) Я не хочу домой. Буду сидеть в сугробе рядом с моим другом. (Фонарю) Т-с-с-с-с!

Шмидт. Вы крепко выпили, перевозбудились. Вам необходимо домой, в постель, утром встанете — прежний молодчик!

Андрей. Ты не думай, что я пьян. Хочешь правду скажу? Ты старательный, аккуратный и свое дело знаешь, но есть и поумней тебя.

Шмидт. О-о, я очень глупый человек, что стою тут и выслушиваю ваши слова. Вас дома ждут ваши жена и ребенок, они тревожатся за вас. Вставайте скорее. В такой холод очень можно замерзнуть и получить болезнь.

Андрей. Врешь, никто меня не ждет. Я одинок на этом свете, как этот фонарь. Если оглянуться вокруг никого рядом нет, одни случайные прохожие. И ты — прохожий. Можешь убираться, а я останусь в этом сугробе.

Шмидт (от огорчения начинает говорить с акцентом) Фуй, как это дурно! Вы подусайте, как страдают сейчас ваша матушка и ваша батюшка, глядя на вас с небеса! Если вы останетесь здесь, то вас непременно заберет будочник в часть, вы расхвораетесь! Разговор об этом будет на весь город. Возможно ли допустить такое?

Андрей. Мне уже все равно! Я — негодяй! Хуже: я — Иуда Искариот! Хочешь, ударь меня по щеке, вот, возьми и ударь!....У-у-у. Если бы ты знал, как мне сейчас плохо, милый Иван Карлович!

Шмидт. Ничего. Это все пройдет, Андрей Сергеевич. Сейчас я отведу вас домой, вы согреетесь, ляжете спать, а утром проснетесь здоровым и веселым.

Андрей. Ах, Иван Карлович, я давно уже не встаю по утрам веселым, как бывало в детстве. Помоги мне подняться. (Протягивает Шмидту руку) Мы не заблудимся?

Шмидт (Помогает Прозорову подняться, перчаткой счищает с его шинели налипший снег) Тут совсем недалеко. Мы пойдем неспеша. Успевает тот, кто не торопится.

Андрей. Ты только не уходи сразу, побудь со мной. Хорошо?

Шмидт. Хорошо. Если Наталья Ивановна не будет возражать, я немного побуду у вас.
Шмидт с Прозоровым, держа друг друга под руки, уходят.
Действие 3

Комната Вершинина. Письменный стол, книжный шкаф, стулья в парусиновых чехлах, на шкафу и на полу стопками лежат книжки журналов. На полу под открытым настеж окном  стоит двухпудовая гиря. Вершинин в расстегнутой летней офицерской тужурке пишет за столом. Входит Тузенбах в штатском платье.

Тузенбах. Здравствуйте, полковник! Прошу прощения, что без доклада. Остается надеяться, что не помешал.

Вершинин, застегивая китель, встает из-за стола навстречу Тузенбаху. Они обмениваются крепким рукопожатием.

Вершинин. Здравствуйте, барон! Напротив. Я заметил, что после бесед с вами, у меня голова начинает лучше соображать. (Придвигает один из стульев к Тузенбаху). Прошу садиться.

Тузенбах медлит воспользоваться этим приглашением, ожидая пока не сядет Вершинин, который в это время берет второй стул и ставит его напротив.

Вершинин. Оставьте эти церемонии. Прошу вас.

Тузенбах (садится) Вы хотели меня видеть, я — весь внимание.

Вершинин (сев, медлит, оправляя на себе китель) Николай Львович! Мне, право, неловко это говорить, но я вынужден просить вас впредь воздержаться от посещения офицерского собрания. В частном порядке, у себя дома я и все офицеры батареи будем рады вас принять и по-прежнему считаем вас своим товарищем. Но таковы традиции — штатские лица не допускаются в собрание.

Тузенбах (с готовностью) Д-да, конечно! (Извиняющимся тоном) Я вчера опять зашел по привычке. Никак не могу свыкнуться со своим положением штатского человека. Ничтожного «шпака», как выражается Соленый.

Вершинин. Мне, признаться, так же странно, что вы теперь не мой офицер, и многие из ниточек, что нас прежде так крепко связывали, оказались оборванными.

Тузенбах (улыбаясь) Хочется надеятся, что не все. У нас и сейчас остается много общего, не так ли полковник?

Вершинин. Разумеется, но должен признаться, что до сих пор сердит на вас. Поскольку очень расчитывал и надеялся, что должность адъютанта батареи займете именно вы. (Коротко машет рукой) Ну, да что теперь говорить — дело сделано.

Тузенбах. Не судьба мне покрасоваться в аксельбантах. Назначьте в адьютанты Соленого — он справится лучше меня.

Вершинин. Уже в приказе. Однако, что это вы — все «полковник» до «полковник». Соблаговолите обращаться ко мне как полагается правоверному «шпаку»: по «имени-отчеству».

Тузенбах (хохочет) Привычка, Александр Игнатьевич! Наверное пройдет не один месяц, покуда я обращусь в обыкновенного мирного обывателя.

Вершинин. Готов поспорить, что приметы военного человека останутся с вами на всю жизнь.

Тузенбах (оживленно) Может быть. Но должен сознаться, что с некоторыми из них я хотел бы расстаться как можно скорей.

Вершинин. Что вы имеете в виду?

Тузенбах. Вам они известны не хуже моего: отсутствие привычки к труду, готовность мириться с пошлостью и духовной ограниченностью, самодовольным фанфаронством, ложью, пьянством, если они прикрыты офицерским мундиром.

Вершинин (после короткой паузы) Не получите ли вы, уважаемый Николай Львович, очень скоро другую привычку, свойственную большинству штатских: смотреть на военных со скрытым презрением, не оставляя за нами права также быть людьми культурными, мыслящими, остро переживающими за судьбу нашей Родины. В ваших словах есть правда, но разве мало среди офицеров нашей бригады людей порядочных, которым можно без риска для собственного достоинства подать руку? Вы сами тому пример. И уверяю вас, что таких большинство, просто грязь всегда прежде бросается в глаза.

Тузенбах (отрицательно качает головой) Боюсь — вы меня не поняли. Я низко бы пал, кабы стал, простите за резкость, пачкать корыто, из которого столько лет сам питался. Я говорю о недостатках, присущих нашей касте военных людей, не с прерением, а с болью. В замкнутом мирке, который составляют офицеры полка или бригады, установленный в нем порядок во многом зависит от личности командира. При генерале Прозорове на первое место вышли честные, образованные офицеры, тяготеющие к культуре, самообразованию, а посредственность и подлость забились в самые темные уголки. Но ответьте честно — много ли за свою службу вы встречали таких командиров как Прозоров?

Вершинин. С великим сожалением вынужден ответить, что при всем старании вспомнить всех — хватит пальцев одной руки.

Тузенбах (порывисто встав подходит к окну и, возвратившись назад, остается стоять, опираясь руками на спинку стула, как на кафедру) Вот видите! Учтите при этом, что мы с вами говорим об артиллерии — привилегированных частях, а возьмите пехоту или кавалерию?

Вершинин (вздыхает) Да. После смерти Сергея Васильевича прошло шесть лет, много это или мало — не берусь судить, но бригада наша уже не та, какой я ее застал по приезде.

Тузенбах. Прозоров был настоящим командиром. Будь он в живых и командй по-прежнему нашей бригадой — и я не бросил бы службу... Чему вы улыбаетесь?

Вершинин (весело) Хорошо, что наш с вами разговор не слышит моя сестра. Получил на днях от нее письмо — просит принять участие в судьбе сына - моего племянника. Представьте, она уверена, что только военная служба способна сделать из него настоящего человека.

Тузенбах (вновь усаживается на стул) Кроме нее у вас кто-нибудь из родных еще есть?

Вершинин. Есть еще брат и две сестры — нас пятеро было у родителей. Когда отца с матерью не стало, мне, как самому старшему, пришлось все заботы по устройству брата и сестер принять на себя. (Горько усмехается) Моей первой жене это показалось чрезмерной жертвой. Поэтому во второй раз я женился уже после того, как подросли самые младшие.

Тузенбах. Вы об этом никогда не говорили. Верно, нелегко  вам пришлось?

Вершинин. Поначалу казалось, что будет очень трудно, но все постепенно, как-то само-собой, уладилось. В конечном счете все крепко встали на ноги. Вот, не желаете ли взглянуть?

Встав со стула, Вершинин достает из ящика стола фотокарточки, показывает их Тузенбаху.

Вершинин. Это брат Алексей — он у нас инженер-путеец, работает на Сибирской магистрали, неподалеку от Ново-Николаевска.

Тузенбах (рассматривает фотографию) Сколько ему лет?

Вершинин. На фотографии ему 25, а в этом году будет тридцать.

Тузенбах. Удивительно русское лицо. В его чертах, осанке уже чувствуются уверенность, солидность, чем я до сих пор не могу похвастать.

Вершинин. Представьте, в детстве и юности он был необычайно застенчив. Когда по окончании курса брат получил назначение на постройку чугунки в Сибарь, я первое время очень за него опасался — сами знаете какие там порядки: подрядчики, комиссионеры, спекулянты. Думал, что либо он не выдержит и скоро сбежит, либо вляпается по простоте душевной в каку-нибудь скверную историю.

Тузенбах. Выходит — Бог миловал?

Вершинин. К счастью мои тревоги были напрасны. Сейчас он уже начальник дистанции. Стал настоящим сибиряком. Зовет к себе в гости. Обещает сказочную охоту. Хотелось бы повидаться.

Тузенбах (возвращая карточку) Он, конечно, женат?

Вершинин. Женат, уже имеет двоих детей. Жена — полька из семьи ссыльно-поселенцев. Там на это внимания не обращают. (Подает другую карточку) Здесь старшая из сестер, Анна, с мужем и первенцем. Муж умер больше десяти лет назад от грудной жабы. Сестра осталась жить в Твери, сама содержит швейную мастерскую. Головастик на коленях у отца и есть тот самый предмет материнских забот, о котором я вам говорил. Ей достается: кроме сына ростит еще троих детей.

Тузенбах. Как же она со всеми справляется?

Вершинин. О, решительности ей не занимать!

Тузенбах (разглядывая фотографию) А вы с ней похожи. Те же глаза и рот.

Вершинин. Это в нас от отца. (Передает третью фотокарточку) А вот две младшие сестренки — Ольга и Татьяна. Они у нас двойняшки. Окончили акушерские курсы, сейчас живут и трудятся под Ярославлем.

Тузенбах. Действительно, как две капли воды. Как вы их различаете?
Вершинин. Ольга — более живая, а Татьяна — та спокойнее.

Тузенбах. Как в «Евгении Онегине». Замужем?

Вершинин. Обе незамужние. Одна сестра живет в селе Вязники, другая — в 20 верстах, в рабочем поселке, который так и называется «Поселок». Из писем знаю, что там какая-то фабрика.

Тузенбах. Какое скучное название.

Вершинин. Должно быть и тамошняя жизнь — ему подстать. Из тех же писем знаю, что работы много, устают, что народ там живет добрый, но малокультурный, о гигиене понятия не имеет, что интеллигентных людей, с кем можно было бы отвести душу, почти нет. Очень скучают и стараются при малейшей возможности навещать друг друга. (Кладет фотографии на стол). Вот такая у меня родня. О радостных событиях извещать не торопятся, а в трудные моменты непременно вспоминают.

Тузенбах. Искренне вам завидую. Сам я очень жалею, что не имею братьев и сестер. После меня матушка больше не могла рожать, поэтому я — одинокое и балованное дитя. Если бы не корпус, а затем училище, с их дисциплиной и жесткими, но справедливыми законами товарищества — один Бог ведает, что бы могло из меня получиться. Так что ваша сестра, возможно, права. (Улыбаясь, кивком головы указывает на лежащие на столе фотографии) Так, что же совершил этот симпатичный бутуз, если его мать вынуждена прибегать к помощи дядюшкиного авторитета?

Вершинин. Надо признаться, что ничего плохого он пока не совершил, просто сидит двадцатилетний оболтус на шее матери. Кое-как закончил гимназию, не от того, что глуп или ленив — учиться, видите ли, ему стало скучно, другие интересы появились. Не азартные игры, не компания с выпивкой или амурные увлечения, что скорее всего можно было предположить в его возрасте. Нет! Увлекся спортом!

Тузенбах. Так это же прекрасно!

Вершинин. Вы слушайте! Для начала, под угрозой бросить гимназию, заставил мать купить ему велосипед. Два года устраивал разные гонки и чемпионаты. При этом передавил половину городских собак, другую половину довел до неврастенического истощения. Теперь дни напролет с мальчишками-гимназистами гоняет мяч на пустыре. Здоровенный лоб — домой приходит, как голодранец, в разорванной одежде, а пыли, синяках и ссадинах. Называется это безобразие «футболом» и собирается со всей своей оравой отправиться в турне по волжским городам. Рассчитывает таким образом зарабатать на специальную форму, которая нужна ему, чтобы участвовать в чемпионате России, который, якобы, будет организован в Петербурге.

Тузенбах. По-моему, у вас растет отличный племянник. Что же вы намерены предпринять?

Вершинин. Надеюсь, что в этом году, несмотря на все слухи, бригаду оставят на месте. Так вот. На время летних лагерей вызову племянника сюда. В лагерной жизни ему скучать будет некогда — по моей просьбе Федотик и Родэ возьмут молодого человека под свою персональную опеку.

Тузебах (смеется) Вы сторонник энергичных мер воспитания.

Вершинин. Думаю, вдвоем они справятся. По возвращении из лагерей предложу ему поступить в бригаду юнкеро. За год подтяну по дисциплине и наукам, а в следующем году можно будет держать экзамен в юнкерское училище.

Тузенбах. В таком случае, подготовку по математике беру на себя.

Вершинин. Очень обяжете.

Тузенбах. Не стоит благодарности. Пусть это в какой-то мере искупит мою вину перед вами.

Вершинин. Полноте, Николай Львович! О какой вашей вине может идти речь? Ваше право поступать как находите нужным. Просто я, как батарейный командир, жалею, что батарея лишилась одного из лучших в бригаде офицеров.

Тузенбах. Так пусть ваш племянник будет мне заменой.

Вершинин. Хотелось бы надеятся.

Тузенбах (машинально то открывает, то закрывает откидную крышку чернильного прибора на столе Вершинина) Весь вопрос в том — захочет ли он, сообразуясь с вашими планами, стать военным?

Вершинин. Ничего, стерпится-слюбится.

Тузенбах (с сомнением) Давайте задумаемся — вправе ли мы заставлять молодых следовать нашему примеру, навязывать свои нормы и правила жизни? Оглянемся вокруг — мир, привычный образ жизни, отношения между людьми — все меняется на наших глазах, все пришло в движение. Мы старшее поколение, слабо разбираемся в этом. Молодые знают лучше нас, а не знают — так чувствуют, как чувствует почка или зерно, когда им пришло время прорастать. Новые поколения имет право идти своей дорогой, не оглядываясь на нас стариков, учась на своих собственных ошибках. Чему можем их научить мы, не сумевшие для себя построить радостную и счастливую жизнь.

Вершинин (пожимает плечами) Может быть мы устарели и не успеваем, как вы говорите, за временем, многого не сумели сделать, но мы старались жить честно и даром свой хлеб не ели.

Тузенбах. Я теперь уверен — этого мало. Мы свою жизнь растрачиваем на второстепеные, ничтожные цели. Ведь, в каждом из нас заложено Творцом невероятное богатство возможностей. А мы по привычке все сводим к хлебу насущному. Если бы только знать, кем ты был задуман. К несчастью, это узнаешь слишком поздно.

Вершинин. В таком случае я не понимаю вашего упорного желания поступить на этот кирпичный завод. Хотите, я напишу брату? Я уверен — там нужны грамотные, энергичные, а главное — честные работники... Вы нехуже моего знаете, как у нас нетерпимы к тем, кто пренебрегает рамками привычного. Напрасно набьете себе шишек.

Тузенбах. Не хороните вы меня раньше времени, ведь, я ничем, в сущности, не рискую. Я располагаю средствами на вполне сносную жизнь, но хочу испытать себя. Если дело с заводом не заладится, обещаю воспользоваться вашим предложением.

Вершинин. Ирина Сергеевна разделяет ваши намерения?

Тузенбах. Я не скрываю от нее своих планов, поэтому ее решение, надо полагать, вполне обдумано... Но скажу вам откровенно — я предпочел бы этой рассудительности чувство более....романтическое. (Глядит на часы) Кстати, мне пора — мы с Ириной условились встретиться, чтобы ехать смотреть квартиру.

Вершинин. Вы переезжаете?

Тузенбах (встает со стула) Да, собираюсь снять квартиру ближе к заводу.

Вершинин (тоже встает со стула) Вы так увлекли меня разговором, что я забыл предложить вам чаю.

Тузенбах. В другой раз.

Вместе идут к дверям.

Вершинин. Не забывайте меня. В любое время суток я буду рад вас видеть. И передавайте поклон Ирине Сергеевне.

Вершинин, подав Тузенбаху на прощанье руку, долго не выпускает его руку из своей.

Тузенбах. Передам непременно. Не провожайте меня. Честь имею кланяться.

Тузенбах уходит. Вершинин подходит к окну и смотрит ему вслед.

Вершинин. Барон мне симпатичен. Под его неказистой внешностью спрятана большая и красивая душа... Но почему умные , образованные и тонко чувствующие люди так легко попадают под влияние фальшивых идей...Это разновидность какой-то эпидемии. Но как с ней можно бороться?!

В комнату входит Прозоров. В руке его шляпа и трость.

Андрей.  Здравствуйте, Александр Игнатьевич! К вам можно?

Вершинин (от окна идет к Прозорову, обменивается с ним рукопожатием.) Здравия желаю, уважаемый Андрей Сергеевич! Вам всегда можно!

Андрей (в нерешительности оглядывает комнату, решая куда положить шляпу и трость) В передней у вас никого нет.

Вершинин (забирает у Андрея шляпу и трость и кладет на шкаф) Керим с моей женой на базар отправился...(Указывает на стул, на котором перед этим сидел Тузенбах) Присаживайтесь.

Андрей. Проходя по вашей улице, решил заглянуть. Домой идти не хочется.

Вершинин. Здесь только что был барон, вы с ним в дверях не встретились?

Андрей. Я видел, как он заходил к вам, и специально дожидался его ухода.

Вершинин (удивленно) Что так? Разве вы в ссоре?

Андрей (с гримасой брезгливости) Нет больше сил выслуштвать его бредни о путях совершенствования человечества.
Вершинин (убирает фотокарточки в стол) Вы излишне строги к его невинным мечтам. Пусть они далеки от реальностей нашего общества, но некоторые его рассуждения не лишены здравого смысла.

Андрей (желчно) Для любого образованного человека, знакомого с основами современной экономической теории, очевидна полная несостоятельность, даже наивность рассуждений барона.

Вершинин (разводит руками) Я к своему стыду экономических теорий не изучал, так что с меня взятки гладки... Говорят, что в медицинской практике встречаются заболевания взрослых людей детскими болезнями. Вот и барон, как видно, переживает сейчас нечто подобное. В силу понятных вам причин он не получил раньше прививки против подобных идей, вот и подхватил эту заразу. Не беспокойтесь — барон умен и скоро эта хворь слетит с него, как с гуся вода.

Андрей. Добро, коли все кончится без осложнений.

Вершинин. Что вы имеете ввиду? Чем и кому, кроме него самого, могут быть опасными его невинные фантазии?

Андрей (оглянувшись на открытое окно, говорит понизив голос) Слыхали какие дела творятся в Москве и Петербурге? Такие невинные фантазеры скорее других берутся за бомбы. Вы знаете, что он на днях заявил Кулыгину? Мы, говорит, живем так дурно от того, что нами правят отъявленные прохвосты и мерзавцы, которые сговорились с такими же прохвостами в других странах удерживать свою власть над нами с помощью лжи, разжигания между народами вражды и насилия. Надо, говорит, в ответ всем честным людям также сговорится между собой и сообща противиться этой несправедливой власти. Каково? Напугал Кулыгина до онемения.

Вершинин (принужденно смеется) Вы меня рассмешили. Барон — ниспровергатель общественных устоев! Просто надо его предупредить, чтобы впредь был осторожнее в своих словах.

Андрей. Вы, кажется, не понимаете. За такие слова можно под негласный надзор угодить. Как говорится, со всеми вытекающими.

Вершинин. Для этого донос требуется, не так ли?

Андрей (смущенно) Пока он между своими подобным образом проповедует — это не опасно. Но кто знает, перед кем еще он примется развивать свои теории.

Вершинин. Не будем считать Тузенбаха глупей, чем он есть. Реальная, к тому же, семейная  жизнь, надо полагать, быстро вернет его на грешную землю.

Андрей. Скажу вам откровенно, Александр Игнатьевич, я смотрю на перспективу этого союза с изрядной долей скепсиса. Ирина не любит барона, просто поддалась тривиальному животному инстинкту иметь своего самца. Я все это ясно вижу, но ничего не могу ей сказать, потому, что сам нахожусь в фальшивом положении.... Вы, верно, уже слышали историю с моим проигрышем?

Вершинин (уклончиво) Кое-что слышал. Но у нас, как водится, больше приврут для интереса.

Андрей (вздыхает) Оправдываться не могу и не хочу — очень неприятная вышла история.

Вершинин. С кем не бывает. Казенных денег, надеюсь, не было? (Андрей отрицательно качает головой) Тогда еще — полбеды. Правду ли говорят, что вам пришлось дом заложить?

Андрей. Выхода не было. Но вексель оформлен под небольшие проценты с рассрочкой на год.

Вершинин. Н-да! Не пытайтесь только отыгрываться.

Андрей. Нет-нет. Я себе слово дал.

Вершинин (деликатно) Вероятно, Ирине Сергеевне на свадебные расходы деньги будут нужны. Тысячи три меня не разорят.

Андрей. Спасибо за великодушное предложение, но мы обойдемся своими средствами. Впрочем, я спрошу у Наташи.... Вы, Александр Игнатьевич, совсем забыли к нам дорогу.

Вершинин (перекладывает на столе бумаги) Знаете ли — все дела. Начальство без конца теребит: с переводом бригады еще толком ничего не известно, а уже требуют расчеты, таблицы, графики. Приходится отписываться, наперед зная, что когда приказ придет, все написанное пойдет коту под хвост, и начинай все сызнова и срочно. Опыт имеется.

Андрей. Вот и Маша теперь редко заходит.

Вершинин. Это и не удивительно: у вас маленькие дети, которым нужен покой. Ольга Сергеевна устает на службе. Ей тоже надо отдыхать.

Андрей. Я знаю, что дело не в этом. Дом наш стал сумрачен и неприветлив.

Вершинин. Мы сами изменились, постарели.

Андрей. Да, вы правы. Третьего дня утром, за бритьем, увидал в зеркале отражение обыкновенной чиновничьей физиономи и понял, что нечего более ждать от жизни. Сейчас даже стыдно вспоминать свои наивные мечты об университете, научной карьере, о том значительном, что намечал для себя.

Вершинин. Отчего вам этого стыдится? Наоборот, благородство юношеских порывов необходимо сохранить в себе как можно дольше.

Андрей. Зачем? Чтобы несбывшиеся мечты жгли душу, как незаживающая язва?

Вершинин. Затем, чтобы не потерять себя, помнить свою настоящую цену.

Андрей. Истинную цену нам определят другие. Успех, богатство, известность — вот реальные ценности нашего мира. Можно донкихотствовать и испытывать со стороны окружающих унизительную снисходительность.

Вершинин. Я понимаю, что вы сегодня не в лучшем настроении, и хочу, чтобы вы знали — у вас есть друзья, которые по-прежнему вас любят и верят в вас.

Андрей. Если бы вокруг меня поменьше твердили о моих способностях и не ждали от меня чего-то необыкновенного, тогда, возможно, моя жизнь сложилась бы более счастливо, и я не наделал бы ошибок, за которые сейчас приходится расплачиваться.

Вершинин. Вы вините своих близких и друзей в ваших неудачах и, может быть, в вашем карточном долге? Я правильно вас понял?

Андрей. При чем тут проигрыш! Если бы я в свое время реально представлял предел своих сил, способностей, то не стал бы жениться, не добившись прежде определенных результатов, не заложив прочного фундамента своей карьеры.

Вершинин. Могу вас успокоить — подобные мысли о поспешности брака возникают у 98% мужчин на первом-втором году супружеской жизни. Увы, прошлого не воротишь,  и мы все вынуждены с этим мириться. Но это — не повод перечеркивать свою жизнь. Думаю, можно договорится с Натальей Ивановной, что часть внеслужебного времени принадлежит только вам и вашим научным занятиям.
Андрей (в отчаянии хватается обеими руками за голову) Это невозможно. Для нее чтение книг — пустая трата времени. Убеждать ее в том, что работа ума может быть необходима человеку как пища, как сон — совершенно бессмысленно.

Вершинин. Да, вам тут не позавидуешь.

Андрей. Единственный безоговорочный авторитет для нее — Протопопов. Все, что он изречет — для нее истина в последней инстанции. Представьте, эту глупую идею с кирпичным заводом барону подкинула Наташа с подачи Протопопова.

Вершинин (удивленно) Вот как? Я этого не знал. Ему что за дело до Тузенбаха?

Андрей (сканфужено) У меня только предположения, не более. Мне самому мало, что известно. С вами я могу поделиться известными мне фактами, только убедительно прошу, что бы Наташа об этом не узнала.

Вершинин. Не бойтесь, от иеня никто ничего не узнает.

Андрей (наклонясь к Вершинину) С месяц тому назад, еще до пожара, у меня с Протопоповым состоялся разговор, в котором он, как бы между прочим, спросил — верно ли, что барон оставляет военную службу ради занятия простым трудом. Я ему ответил, что по моим сведениям барон подал рапорт об отставке. Тогда Протопопов говорит — в таком случае ему очень повезло — на кирпичном заводе купца Тенькова как раз имеется работа по его вкусу. И просит меня передать это барону. Я не придал его словам особенного значения и, конечно, Тузенбаху ничего не сказал. Вдруг, через некоторое время, Наташа напоминает мне об этом разговоре и справляется — выполнил ли я поручение Протопопова. Я не удержался, вспылил — зачем она лезет не в свое днло. Жена, естественно, закатила мне истерику и первом удобном случае переговорила с бароном сама. Он и загорелся.

Вершинин (настороженно) Вы думаете за этим что-тот кроется?

Андрей Насколько я знаю Протопопова — он просто так ничего не делает.

Вершинин. Каковы могут быть его намерения? Если вы его хорошо знаете, то наверное есть какие-то предположения.

Андрей. У меня нет определенного ответа. Возможно он просто хочет унизить барона, чтобы продемонстрировать свое превосходство над человеком, стоящим по всем статьям выше его самого? Может быть есть другая причина — этого я не знаю. Скажу одно — я не хотел бы оказаться на месте человека, против которого Протопопов начал плести свои комбинации.

Вершинин. Уже и вы переняли любимое словцо своего начальника. Н-ну, не хмурьтесь, я не хотел вас обидеть. Пожалуй, нам стоит предупредить барона?

Андрей. Как угодно, Только помните уговор — никаких ссылок на меня.

Вершинин. На счет этого можете быть покойны.

Андрей (избегая смотреть прямо в глаза Вершинину) По-моему это делать преждевременно, ничего конкретного вы борону сообщить не можете. Так, одни не подкрепленные фактами подозрения. Стоит ли его беспокоить по такому поводу?

Вершинин (решительно встает) Эта, с позволенья сказать,  «комбинация» касается и вашей сестры. Неужели вы ничего не собираетесь предпринять, чтобы предостеречь ее?

Андрей. Я непременно поговорю с ней и постараюсь доказать всю необдуманность ее решения сделаться учительницей и ехать с Тузенбахом на завод.

Вершинин (закрывая створки окна) Эх, Андрей Сергеевич, боюсь поздно вы мне рассказали — Тузенбах, боюсь, «закусит удила». Надо найти веский предлог, чтобы уговорить его переменить свое решение. Вы не могли бы через Наталью Ивановну узнать подробнее о замыслах Протопопова?

Андрей (категорично) Это исключено — она сразу насторожится. Этим я только    могу навредить.

Вершинин. Пожалуй вы правы. Все же необходимо повидаться с бароном. Прошу прощения, Андрей Сергеевич, я поеду теперь же... Ежели хотите, можете остаться у меня. Есть свежие выпуски Технического обозрения.

Андрей. Благодарю, но я тоже пойду. Пора, и так задержался — теперь предстоит отчет давать: где и с кем.

Вершинин. Так вы соблаговолите сообщить, если узнаете что нового.

Андрей. Непременно дам знать.

Вершинин и Прозорова вместе идут к дверям. Андрей в дверях останавливается.

Андрей. Кажется, я забыл шляпу и трость.

Вершинин. Это я  виноват. (Шагнув к шкафу, достает шляпу и трость, передает их Прозорову) Прошу.

 Андрей. Уже привык ходить с тростью... Кажется, чего-то не хватает. Так вам, вероятно, ваша шашка?

Вершинин. Никогда не думал над этим.

Выходят из комнаты.


АКТ 4

Веранда летнего ресторана в городском парке над берегом реки. За столом, положив руку на перила ограждения сидит Теньков. К нему по лестнице быстро поднимаются Протопопов и Взяткин, подсаживаются за стол к Тенькову.

Протопопов (обмахивается носовым платком) Ух, насилу вырвался. Хорошо Взяткин выручил извлек на волю под предлогом срочного поручения.

Взяткин. Весь день в хлопотах-с, упрел совсем. Ваше степенство, велите подать чего-нибудь прохладительного.

Теньков (подзывает официанта) Человек, принеси пару светлого и еще одну «шипучки». (Протопопову) Тебе, Михайло Иванович, лучше было бы у Прозоровых остаться, а еще вернее — схорониться где-нибудь за кустиком, проследить, как у тех дело повернется.

Протопопов. Ну, батенька, это ты вовсе несуразицу говоришь — в мои ли лета да в моем ли положении по кустам хорониться? Зря беспокоишься — все гладко выйдет.

Теньков. Прежде времени не хвались. Все дело построено на деликатном расчете. А ну, как замирятся. Нет во мне уверенности.

Официант приносит на подносе две бутылки с пивом и одну с минеральной водой. Молча поклонившись, уходит.

Протопопов (дождавшись ухода официанта) Маловероятно. Вторым секундантом к Соленому Петушков напросился, а это такая бестия. Его хлебом не корми — дай кого-нибудь стравить между собой.

Взяткин (отнимая пустой стакан ото рта) Так точно-с. Форменная анафема, а не человек-с!

Теньков. Гм-гм. Ну, а если барон, того — уложит офицерика?

Взяткин (вытирая ладонью губы) Ни в коем случае. По благородству натуры и к тому же накануне вечания не дерзнет поднять руку на ближнего.

Протопопо (выпив стакан минеральной воды) Резонно. Ты, Трифон Антоныч, уж если так переживаешь — свечку бы поставил.

Теньков. Вот еще, зачем мне чужой грех на душу брать?

Взяткин (принимается за вторую бутылку с пивом)  Грех — не беда, главное — после не забыть покаяться.

Теньков. Мне каяться не в чем. Захотели «их благородия» стреляться — на здоровье, это их личное дело. (Поворачивает голову, прислушиваясь) От заутрени звонят. Время за подень, пора бы вашему Петухову появиться.

Протопопов (Взяткину) Ты вот что, Афоня, поди — встань в конце аллеи, чтобы вход в парк и спуск к пристаням были видны. Как увидишь Петушкова — подашь нам знак.

Взяткин (спеша, залпом выпивает полный стакан пива) Хорошо-с. Я платочком вам махну-с.

Теньков. Во-во. Не прозевай, если все благополучно закончиться — золотой пятирублевик получишь.

Взяткин.  Премного благодарны-с. Будьте покойны, просемафорю в лучшем виде-с.

Теньков. Ишь полетел, шут гороховый. Как на новом месте без своих прохвостов управляться будешь?

Протопопов. Нашел о чем печалиться. На подобных субьектов земля русская плодородна. Давай-ка, пока время позволяет, о нашем дельце переговорим. Дорогонько ты мне завод отдаешь. Войди в мое положение: переезд и обустройство на новом месте мне в добрую копейку влетят. Сколько денег ухлопал, чтобы должность получить — вспомнить страшно. Уступи, Трифон Антоных, не чужие, чай, люди!

Теньков (крутит в руке пустой стакан) Нескладно с заводом-то получилось. Теперь, выходит, не с руки мне его продавать.

Протопопов. Как прикажешь это понимать? Мы с тобой уже и по рукам ударили. Изволь, я согласен на прежние условия, но уж и ты своего слова держись!

Теньков (ставит стакан на стол) Ты меня на слове не лови. Когда я об их свадьбе услыхал, то совсем голову потерял. А тут вон как дело повернулось. Ну, скажи на милость — зачем тебе кирпичный завод? Ты же в этом деле ни бельмеса не понимаешь. И как собираешься им управлять, съехав за 80 верст?

Протопопов. Я ничего менять не буду — пусть все работает как при тебе.

Теньков. Без хозяйского глаза нельзя. Ты думаешь, я ради своего удовольствия, что ли, то в Москву, то в Нижний мотаюсь? Дела, брат, лежать на боку не велят.

Протопопов. Ну, так и я стану время от времени наезжать.

Теньков. Ох, чувчтвую финтишь, Михайло Иваныч. Я так полагаю — ты с заводом канителиться не будешь, сразу загонишь, пока он хорошую цену имеет. Должно уж и покупателя подыскал? Верно я рассудил?

Протопопов. Ты меня каким-то мошенником выставляешь. Что удивительного в том, если я решил сам капиталистом заделаться? Надоело завидовать, как ты миллионы загребаешь.

Теньков. Вот-вот, в этом вся разница промеж нас: у тебя всегда денежный интерес на первом месте, а для меня деньги — помощники дело вперед двигать.

Протопопов. Приходиться признать, что ты преуспел. Кажется, недавно с малых капиталов начинал, а как взлетел — в Москве заметной фигурой стал. Что для тебя, при твоих-то деньжищах, какой-то кирпичный заводик. Пустяк.

Теньков. Ты мне зубы не заговаривай. Я тебя насквозь вижу. Этот пустяк верный доход приносит, который на главное дело идет. Большая река тоже сперва из ручейков да речушек собирается. Ладно, после об этом еще поговорим. Ты сделал, о чем я тебя просил, вексель у тебя?
Протопопов. Все сделал, как уговаривались. Только небольшой перерасход вышел. (Прячет глаза) По закону переоформлять векселя до истечения срока закладной возбраняется, так что пришлось нотариусу сунуть тысячу.

Теньков (недовольно) Хватило бы ему и трехсот.

Протопопов. В другое время довольно было бы и сотни, да, ведь, ты погнал, как на пожар. Редкий дурак не воспользуется таким случаем.

Теньков. Наступит ли когда-нибудь такое время, когда вы хапать устанете и скажете «довольно»? Хорошо, деньги получишь. Давай вексель.

Протопопов. Вот, возьми (Достает из кармана бумагу)...Когда можно тысчонку назад получить?

Теньков. Дай сначала посмотрю. (Внимательно рассматривает вексель, проверяет «на свет») Вроде все в порядке. (Прячет вексель в портмоне) После ко мне заедем, тогда и деньги получишь.

Протопопов (кротко) Как скажешь. Что ты намерен теперь с прозоровским домом делать? Вступить в права владения законным порядком ты сможешь не рпньше будущего года.

Теньков. Не решил еще. Там видно будет.

Протопопов. Жить в нем ты не собираешься, выгнать прежних хозяев — было бы не великодушно. Большой пользы в этом приобретении я не вижу, а хлопот — не оберешься.

Теньков. Это уж моя забота. Лишний козырь на руках иметь не помешает. Ты мне вот что скажи: Прозоров тебе еще нужен?

Протопопов. Вынужден признать свою ошибку — ни на что не годным оказался, словно весь воздух из него выпустили. А зачем он тебе?

Теньков. Коли у тебя в нем нужда отпала, так я его подберу.

Протопопов. Взматерел, Трифон Антоныч! В пору самому у тебя уроки брать! Когда в Москве у тебя гостил, в цирке наблюдал схватку француза месье Анри с удавом. Так ты, словно тот самый удав, вокруг нее свои кольца вьешь.

Теньков. Я же тебе говорил, что если чего решил — своего непременно добиваюсь.
Протопопов. За малым дело стало... Смотри, адьютант командира бригады прикатил. (Достает из желетного кармана часы) Начало второго. Петушков, каналья, отчего-то  задерживается.

Вдали раздаются бодрые звуки военной музыки.

Протопопов. Слышишь, уже  батареи выступили маршем.

Теньков. Не заснул там твой махальщик?

Протопопов (привстает на стуле) Сидит на тумбе курит.

Теньков. Чувствую — не к добру все это, зря понажеялся на вас.

Протопопов (вскакивает во весь рост) Рано начал Лазаря петь, Трифон Антоныч! Вон Взяткин нам знаки подает....Вот и Петушков. Сейчас все прояснится... Вот дура стоеросовая, принялся Взяткину рассказывать.

Теньков (тоже встает со стула) Чего это он вприсядку пошел?

Протопопов. Червонец твой отрабатывает. Значит все кончено, Трифон Антоныч — наша взяла!

Теньков (крестится) На все Божья воля!

Теньков (Протопопову торжественно) Ну, быть по-твоему, отдаю завод. Владей!

Протопопов (с радостным облегчением) Вот это благородно! По рукам, Трифон Антоныч! Ты знаешь — за мной не станет! (Кричит) Человек! Бутылку лучшего шампанского!

На веранду поднимаются Петушков и Взяткин.

Теньков (нетерпеливо) Ну, что? Рассказывай.

Петушков (не обращая ни на кого внимания, стоя, наполняет минеральной водой стакан Протопопова, сделав глоток, морщится и выплескивает воду за ограждение) Что за дрянь вы пьете? Велите подать шампанского.

Официант приносит завернутую в салфетку бутылку шампанского, хочет открыть, но Петушков отстраняет его, берет бутылку, крутит и ударом ладони по донышку выбивает пробку, при этом струя пены льется на Взяткина. Петушков жадно выпивает один за другим два стакана. Третий стакан пьет уже с остановками.

Петушков. Застрелил....Отличный выстрел.....Прямо в сердце....Когда подбежали — он уже не дышал.

Взяткин. Разрешите-с, ваше степенство, получить-с обещанный приз.

Теньков. Раз обещал — получи.

Теньков из маленького кошелька достает золотой пятирублевик и подает Взяткину. Тот, поцеловав монету, прячет ее в желетный карман.

Петушков (гремит жестяным голосом) Вижу, здесь некоторым за ничтожные заслуги награды раздают, а те, которые под пулями своей шкурой рисковали, как всегда, оказались позабыты!

Теньков. За  усердие вот  тебе три червонца.

Петушков (получив монеты) Не мешало бы добавить.

Протопопов. «По Сеньке и шапка». Хватит с тебя. Рассказывай, как было дело. Кто первый стрелял?

Петушков (опустив деньги в карман, садится к столу) Первый нумер достался барону, но он выпалил в землю.

Взяткин. А я что говорил?

Протопопов. Дальше.

Петушков. В начале чуть не сорвалось. Барон начал было говорить, что обиды на Соленого не держит и в свою очередь приносит извинения. Н я его сразу срезал, заявив, что не позволю из благородного поединка устраивать балаган, что без ущерба для чести обоих его так просто кончить нельзя, и тут же мы с секундантами их развели. Дальше все пошло как по маслу. Соленый молодцом держался — выстрелил и глазом не моргнул.

Теньков. Ты, брат, тоже не промах!

Петушков. Меня учить не надо! Не первый раз в подобных переделках участвую. Сам у барьера не единожды стоял!

Протопопов. Ты ври, Петрушка, да меру знай. Что били тебя по морде за твои картежные фокусы — это все знают. И из полка тебя выгнали, потому что мараться об тебя — самому честь потерять.

Петушков. Обижаете, Михал Иваныч, я кажется всегда к вам с открытой душой.

Протопопов. Не терплю, когда ты среди своих врать начинаешь.

Теньков (примирительно) Что ты на него взъелся? Не велика беда, когда человек для красного словца немного приврет. Надо помянуть барона, как вы считаете, господа? (Зовет официанта) Любезный, подай-ка нам графинчик.

Петушков (в догонку) И закусок! Пороховой дым всегда вызывает у меня зверский аппетит.

Протопопов. Отчего не помянуть. Человек он был беззлобный, с чудинкой в голове, так это у нас на Руси никому в вину не ставится.

Петушков. Вот превратности судьбы, господа! Останься барон в службе — мог бы сегодня уехать в Царство Польское, а вместо этого — отбыл прямиком в Царство Божие.

Взяткин. Ждут его там, как же! Он, поди, и в Бога толком не верил.

Официант приносит графин с водкой, рюмки и закуски.

Теньков (разливая водку по рюмкам) Это уж не наша забота. Пускай земля ему будет пухом!

Все молча выпивают.

Теньков. Аминь.

Петушков (одобрительно крякает) Хороша с ледничка. (Официанту) Чедовек, хрену к ветчине подай!

Протопопов. Полюбуйтесь на реку, господа! Лес мачт, на пристанях — настоящее вавилонское стопотворение. На берегу с полгорода зевак собралось. Чем не отплытие Колумба в Америку?

Петушков. Эх, не было меня в те времена, уж я показал бы этим американцам!

Протопопов (Тенькову) Вот пошехонец! Он, видно, думает, что уже тогда в Америке были игорные и бильярдные залы!
Теньков. Это что! Вы поглядели бы на Волгу в Нижнем во время ярмарки. Вот где сила! От Кремля глянешь на Стрелку — аж дух захватывает! Сотни барж — воды за ними не видать,  мачт — что тебе лес из реки поднялся, пароходы косяками ходят. Куда вашей Америке!

Протопопов. Нам с Нижним, конечно, не тягаться. Но согласитесь, господа, что есть в этом зрелище определенная экспрессия, тяга к перемене мест. Жаль, что нет в нашем городе художника, способного запечатлеть в красках сей памятный момент.

Взяткин. Зато наверняка есть художники по части чужих карманов. Вот кому сегодня — настоящее раздолье.

Петушков. Опомнился! Свои денежки господа офицеры давно цыганам, шулерам и шлюхам спустили. Эти бестии в последнюю неделю здорово поживились!

Протопопов. Говорят, у Назарки день и ночь игра шла?

Петушков. У Назарки — мелкая шушера играла. Все серъезные игроки у Абрамки сошлись.

Протопопов. Без тебя, как всегда, не обошлось?

Петушков. Куда мне! Сам полицмейстер банк держал. Так разошелся, что другим и не подступись!

Протопопов (восхищенно) Вот прохвост! Погрел руки почтенный Тарас Григорьевич! Может теперь должок вернет?

Взяткин. Раскатали губу, легче из камня воду выжать!

Протопопов. Это верно. Трудно наш полицмейстер расстается с деньгами, особенно с чужими. (Тенькову) Т что, Трифон Антонович, примолк?

Теньков. Не складно получается — про Соленого мы совсем позабыли.

Протопопов. Ты что же — предлагаешь ему заплатить за то, что он барона ухлопал?

Теньков. Не про деньги разговор... И все же —  не хорошо.

Протопопов. Если уж так хочешь ему угодить — нет ничего проще: пошли на баржу с офицерами вина и закусок. Им это будет в самый раз.

Петушков. Поздно спохватились — караван вот-вот отчалит.

Протопопов. Это не беда. Они нынче далеко не пойдут — на ночевку у Троицы на якоря встанут. На лодке все доставить — чего проще.

Петушков. Не поход — а пикник на лоне природы.

Протопопов. Генерал — умница. Все правильно рассчитал: главное — людей из города увести, а там уж порядок наведут. Отсталых успеют собрать, если что впопыхах позабыли — тоже подвезут. Что бы сразу подчистую уйти — об этом нечего и думать!

Петушков. Кучер по дороге сюда рассказывал: полицмейстер утром трех пьяных офицеров арестовал — хотели из борделя девку выкрасть, с собой на барже увезти. Девка тоже была «в дым» пьяная, когда на извозчика грузили, визжала от щекотки как поросенок, только поэтому и хватились.

Все смеются.

Пртопопов (сквозь смех) Сознайся, прохвост, что прямо сейчас это сочинил!

Петушков (истово крестясь) Ей-богу, истинная правда! Что же я по-вашему слова правды сказать не могу?

Взяткин (привстав со стула) Ба! Смотрите, господа, Профессор собственной персоной! Совершают променад с наследником.

Петушков. Чей это наследник может наверняка сказать только его жена.

Протопопов. Петрушка, видно забыл про ухо?

Петушков закрывает ладонью ухо.

Взяткин. Ишь — какая фря! Делает вид, что нас вовсе не замечает. Ждет, чтобы мы его позвали.

Протопопов (переглянувшись с Теньковым) И позовем — мы люди не гордые. Андрей Сергеевич! Милости просим в нашу компанию. Отсюда лучше всего видно.


Прозоров, толкая перед собой детскую каляску, подходит к веранде, оставаясь с наружной стороны.

Протопопов. Новость последнюю слыхали?

Андрей. Вы о поединке? Уже знаю — мне Чебутыкин рассказал. Жаль барона.

Петушков (ухмыляясь) «Шарше ля фам». Уж непременно тут замешана какая-нибудь бабенка.

Андрей. Вздор! Соленый постоянно задирал барона. По совести — виноват во всем Соленый.

Протопопов. Барон вольно или невольно бросил вызов общественному мнению, вот и поплатился. Главное - кому и что он хотел доказать? В глазах рабочих он все равно остался бы барином, решившим стать одним из них ради забавы. Он любовался собой, своим смелым, как ему казалось, поступком. При этом, он, не задумываясь, готов был принести Ирину Сергеевну в жертву своему извращенному честолюбию, бросить этот брильянт в грязь, в среду темного, грубого, почти первобытного народа!

Андрей. Я признаю, что барон заблуждался, но делал это искренне. Его намерения в отношении моей сестры, я уверен, были также чисты.

Протопов. Когда мужчина действительно любит женщину, то готов бросить к ее ногам лучшее, что имеет. Барон, напротив, в угоду своей прихоти, собирался лишить вашу сестру остатков былого комфорта, которым она была окружена с рождения. Убежден, что этот союз не выдержал бы столкновения с обыденной и грубой действительностью низов нашего общества.

Андрей. Может быть вы и правы. Сестра не любила барона — это так....Но жизнь день за днем проходила мимо нее, и она согласна была ухватиться все равно за кого, лишь бы сдвинуться с мертвой точки, к чему-то стремиться. Только бы не угаснуть никому не нужным пустоцветом.

Теньков. Ваша сестра достойна счастливой жизни, и найдется человек, способный ей такую жизнь обеспечить.

Андрей с недоумением смотрит на Тенькова.

Раздаются хлопки выстрелов, в небо взлетают разноцветные ракеты, с берега долетают звуки бравурного марша.

Петушков. Первые баржи отправляются.

Протопопов. Вот и дождались. Помашем им на прощанье.... (Стоя, машет платком) Скоро остальные последуют их примеру. Уже есть первая ласточка — послезавтра уезжает театр.... Через несколько дней этот город будет пуст, как картонка из-под торта.

Андрей (как бы про себя) Какая тоска сжимает сердце. Словно мои товарищи улетают в теплые края, а я остаюсь с перебитым крылом в ожидании осенней непогоды. Бедный барон счастливее меня, он уже ничего не чувствует.

Теньков. Выкиньте прочь свою меланхолию. Я хочу сделать вам предложение. В скором времени я отправляюсь в деловой вояж за границу. Поэтому мне нужен образованный человек, обученный иностранным языкам. Поездка на всем готовом. Никаких других обязанностей. Мне товарищем в дороге будет. Если я вам, господин Прозоров, предложу — согласитесь?

Взяткин. Еще спрашивают — есть ли на свете справедливость?! Одним — всю жизнь бейся, как рыба об лед, а другим — все на тарелочке.

Петушков. Молчи. Не нашего ума дело.

Андрей (после продолжительной паузы) Я согласен.

Теньков через перила веранды протягивает Прозорову руку, которую тот с почтительным поклоном головы пожимает.

Теньков. Будем теперь возможность познакомиться поближе.

Протопопов. Вы — счастливщик, Андрей Сергеевич! Прокатиться по Европе за чужой счет — кто такому счастью не позавидует.

Теньков. Прошу вас послезавтра к восьми часам пожаловать ко мне домой, тогда все и обсудим. Что же, господа, спасибо за компанию. Приятно вместе провели время. Пойдем, Михайло Иванович, нам с тобой еще нужно потолковать.

Протопопов (Прозорову) Прошу выразить Ирине Сергеевне мое искреннее сочувствие. Впрочем, постарайтесь ее успокоить: все, что ни делается — то к лучшему. Мое, почтение, господа.

Протопопов и Теньков уходят.

Петушков. Пойдем и мы с тобой, Афанасий, прогуляемся до пристаней.

Взяткин. Счастливо оставаться, Профессор. Смотри не лопни от радости.

Взяткин с Петушковым уходят.

Андрей. Значит я еду за границу...Когда-то я самоуверенно представлял, как въезжаю в Париж триумфатором, европейской знаменитостью, а еду приживалом при разбогатевшем мужике. (Грозит кулаком в сторону города) Ошибаетесь, господа! Андрей Прозоров — вам не по зубам!

Появляется официант с салфеткой через руку.

Официант. Чего изволили приказать-с?

Андрей (в бешенстве, сквозь зубы) Пошел прочь, болван!

Официант (презрительно) Но-но, не больно вас тут испугались. Напьются, а в пропорции соблюдать себя не умеют-с!

Размашисто обметает салфеткой стол. Демонстративно стряхнув скатерть в сторону Прозорова, уходит.

Андрей (стоит, подняв лицо к небу) Господи, только бы вырваться из этого опостылевшего города, каждодневного мелочного существования, от женщины, которую я презираю!  Я готов оставить прошлому свои погибшие надежды, ошибки и неудачи, как змея сбрасывает старую шкуру. Возможно ли это? Многое безвозвратно потеряно, забыто, растрачено попусту. Прежде имевшее глубокий смысл, теперь представляется ничтожным. В тридцать лет — все начинать с нуля! Смогу ли? (Зябко поднимает воротник своего летнего пальто) Усиливается ветер, срывает с деревьев первые желтые листья и несет их вдогонку за уплывающими баржами... Не за горами осень. Эти деревья облетят и после будут стоять под снегом, но какой бы долгой и суровой ни была зима, будущей весной они обязательно расцветут с новой силой. Вот так и я... дождусь своей новой весны.

Занавес