Люди из многоэтажных башен, увязших в морозной мгле, смотрели влажно и с теплой грустью в даль, где летом им мнилось веселое море, и слышался плеск бесконечности. Люди большого города, они уже пол жизни не видели взъерошенных комочков с красной грудкой, а уж кто из них слышал тихий свист за толстым стеклом, чистую и печальную песню снегирей, в которой каждому дитя любая нота, любое слово понятно не найти вовсе.
Вот и сейчас на одном затрапезном балконе стоял малыш в могучей шубе и, постукивая цветными карандашиками по сосулькам, как по ксилофону, грустно поджидал неизвестно кого или что. Неприхотливая мелодия выходила у него сама собой. И он изредка замирал, прислушиваясь не подпевает ли кто его звучащему миру. Песенка его была грустной от того, что на днях его кошка принесла потомство, пятерых разноцветных, как радуга котят, и дедушка решил от них избавится перед Новым годом, трое сразу обрели хозяев, но два оставшихся, наиболее тусклых, зажились у них под самый праздник.
За балконной дверью мигали огоньки на искусственной елке и звякала посуда на тесной кухне. И вдруг, в стекло с улицы постучал клювиком снегирь. Упитанный и даже от этого наверное важный. Постучит, постучит и склонит вопросительно головку. Малыш очарованно провел по сосулькам - бим, бим, бом ....бом И неуклюже поковылял отворить створку. Снегирь встрепенулся и, отмахивая страхи, замер, занеся ножку над рамой. Затем, освоившись, он прошел прямо к ксилофону малыша и тихонько тюкнул по первой сосульке, торчащей из китайского тазика с алыми розами. Тюкнул еще раз и посмотрел, как бы приглашая к игре. Но малыш быстро сходил домой и принес ему сахарной ваты на длинной палочке. Но угощение тому не понравилось и он снова, как за окном засвистел что-то невнятное и грустное, как все новогодние песенки.
А к вечеру, когда все сидели за столом и неодобрительно чавкали, поглядывая на пичужку - красавчика. Конечно, столько забот будет, еле от котят освободились. И тогда снегирь, словно уловил их настроение, вспорхнул вдруг малышу на макушку, чем вызвал переполох. Взъерошив локоны малыша, гордо и неожиданно засвистел "Зарю" утру побудку. И так натурально и задорно, что все вокруг прыснули от смеха и неожиданности. Только мама малыша закудахтала:
-Но как же, как у него это получается? И стала чесать высокий мраморный лоб наманикюренным пальчиком.
-Да будет кому о Новом годе протрубить. Да и ты, Арнольд на службу теперь не проспишь, - сказал, крякнув дедушка, и погладил левый ус.
Но вот прошел праздник, все уже привыкли к сыну полка, как его называл дед, но Снегирь не пел больше. То ли ему не по душе были нудные перебранки семьи, то ли кормили его слишком часто ананасами. Не свистел он больше и лишь клевал носом у запотелого стекла или вспоминались ему тенистые аллеи, дурманящего парка. А однажды мама малыша, который тоже устал от забот, оставила открытой форточку, чтобы проветрить сигаретный дым, а Атос выпорхнул восвояси.
-Ну и Бог с ним. Все равно не поет, а я уже всем подружкам нахвасталась, да и чернеть стал, - сказала вечером под абажуром мамаша, стряхивая пепел в изящную пепельницу с лепным изображением соловья из сказки...