Довелось мне короткое время поработать в этом лесничестве. В центральной полосе России почти все земли имеют богатую историю, но леса этого лесничества особые. Говаривали, что ещё где-то есть такая же квартальная сеть, как в одном из местных урочищ. Представьте себе паутину, шестнадцать главных нитей которой собираются в одном месте. а другие нити паутины идут по кругу, удаляясь от центра каждый раз на очередные пятьсот метров. Там, где радиальной сетки не было, существовала обычная разбивка так же пятьсот на пятьсот метров. Кстати, после работы в стандартной квартальной сети километр на километр всё никак не мог привыкнуть к этим коротким расстояниям. Только расшагаешься — вот уже и следующий квартал. Если просека в каком месте плохо очищена, подзаросла, то и проскакиваешь мимо этой просеки, кружишь по лесу, пока ориентиры найдёшь.
Попал в лесничество после обязательных трёх лет работы тоже по-своему уникального лесоохотничьего хозяйства. В поисках работы заехал в Смоленск, в Управление лесным хозяйством. Послушали там меня, узнали, что родители на тот момент жили под Старицей Калининской области и направили к ним поближе, в Новодугинский лесхоз. Вроде как ближе к Москве, но это оказалась глушь редкая, одна из дальних точек от областного центра, Смоленска то есть. Делать нечего, других вариантов в области не нашлось для меня, поехал смотреть.
Контора Новодугинского лесхоза располагалась в райцентре с тремя тысячами населения. Гостиница была деревянной, старой. Переночевал в большой комнате коек на двадцать, где даже свет на ночь не гасили, а только приглушали. Помню, спал полуодетым, как и другие заночевавшие в тот день.
Встретили меня можно сказать с распростёртыми объятиями. Предложили сразу работать лесничим, но я твёрдо отказался. Имея трёхлетний опыт работы техником- лесоводом, я понимал, что могу и не потянуть сразу работу лесничего, планировал присмотреться, пообвыкнуться на новом месте. Спорить не стали, подкупили ещё и тем, что подписали письмо с просьбой уволить переводом с прежнего места работы. Обрадованным таким отношением, других мест искать не стал, а надо было бы. Но об этом потом.
На прежнем месте я в тот момент ещё числился в отпуске, по окончании которого и перебрался на новое место работы. Вскоре приступил к обязанностям мастера леса лесничества Загон, располагавшемся в соседнем от лесхоза Сычёвском районе. Конторы лесничества не было, сгорела недавно, под неё приспособили одну из квартир в деревянном двухквартирном доме. Лесничим уже был назначен выпускник техникума, который, в отличие от меня, с радостью заступил в эту должность, хотя не имел ни одного дня рабочего лесного стажа. Парень был из Украины, выходцы оттуда очень любили подобные начальственные должности. По крайней мере обратного мне в жизни не встречалось.
До нас работал очень энергичный лесничий, много чего затеявший в этих уникальных лесах, но очевидно кому-то сверх меры наобещал, да не смог обеспечить, за что его и сожгли в собственном доме. Только и смог детей малолетних в окно выкинуть, а сам вылезть уже не одолел. Его вдова попросила встретиться с ней и долго плакала, рассказывая, какие тут живут плохие люди. Маленькая, худенькая, оставшаяся с двумя детьми в совхозном общежитии, она на что-то рассчитывала, но поддержать её в таких настроениях мы не могли. Вскоре она отсюда уехала.
Моего нового лесничего звали Владимир, но я его за глаза звал только по его обличию – «Рыжий» или Вовка. Вовка, небольшого росточка, с корявым деревенским лицом, ходил в любую погоду в кожаном плаще, стараясь вышагивать солидно, подмышкой у него всегда торчала кожаная папка, в которой чаще всего никаких бумаг не было. Он имел права водителя, потому ездил на казённом мотоцикле. До столовой, от которой мы жили с ним через дом, он всегда тоже только на мотоцикле подъезжал. Предлагал и мне с ним прибывать к столовой на мотоцикле, но меня разбирал смех от всей этой «солидности», потому я приходил через минуту вслед за ним пешком и его «торжественного» входа в столовую обычно не видел.
Предстояло нам вдвоём вместе с лесниками, которые в бумажных делах не помощники, наладить работу лесничества. Ещё и строительство новой конторы началось. На прежнем месте работы мне приходилось писать наряды по образцу от прошлого года. Расценки десятилетиями не менялись, виды работ так же повторялись из года в год одни и те же. Писал все три года новые наряды по старым, только цифры и фамилии меняя. Тут старые наряды отсутствовали после пожара и для консультации Вовка повёз меня в соседнее лесничество, потому как он даже не знал, что спрашивать.
Лесничим соседнего Днепровского лесничества работала хорошая женщина предпенсионного возраста. В конторе у неё было по-спартански пустовато, ни лишних предметов, ни обилия папок с документами в полупустом шкафу. Обратил я внимание и на малое количество позиций в материальном отчёте, когда она стала нас посвящать в тонкости документации.
– А почему у вас так мало всего числится? – задал уточняющий вопрос.
– Я сразу же всё списываю, зачем в отчётах держать! – ответила хозяйка.
Показала и рассказала, как тут наряды пишут. Собственно, в техникуме когда-то учили, как пользоваться нормативными справочниками и другими документами. Вовка ничего не спрашивал, сопя рядом, поэтому пришлось пройтись по всей документации, в том числе той, которая ко мне не относилась. В основном было всё понятно.
– А ты почему сам не принял лесничество? – задала мне в упор вопрос наша хозяйка, неприязненно поглядывая иногда на моего лесничего. Чувствовалось, что за пару месяцев работы до моего приезда тот уже подпортил репутацию.
– Да ну, это же работать больше и ответственность, – попытался объяснить своё понимание вещей.
– Дурак! – остановила она моё мямлянье, - Запомни, чем выше должность, тем меньше работы! Ты подумай, а то я на пенсию собираюсь, тебе бы я лесничество передала.
Побыв ещё немного, Вовка завёл мотоцикл и мы поехали домой. Позднее мне рассказали, что он ещё раз ездил в это лесничество без меня, но наша новая знакомая его разогнала после нескольких глупых вопросов. У меня же Рыжий ничего не спрашивал, чтобы «держать» свой начальственный уровень. Молча он отказывался и от предложения участвовать в отводах, которые вскоре предстояло сделать в двух годичном объёме для рубок главного пользования и годовом для остальных видов рубок.
Жили мы с Вовкой в старом дворянском доме, вернее, в крыле для прислуги, одном из двух оставшихся после давнишнего пожара. Сюда, в центр бывшей усадьбы, последними владельцами которой были дворяне Мещерские, сходились семь аллей, каждая из которых обсажена одной породой дерева. Были липовая, берёзовая, дубовая аллея и другие. Оставались следы каскадных прудов, из которых когда-то давно спустили воду и теперь там устроили спортивные площадки.
Сначала жили вместе в одной комнате, а потом, когда Владимир Иванович, живший в комнате напротив, достроил свой дом и туда перебрался, Вовка перешёл в их комнату. Остальные помещения первого этажа были нежилые, как и второй этаж целиком. Комнаты хотя и для прислуги, но потолки были под четыре метра, на подоконниках спать можно, а встав во весь рост даже я со своими ста восьмидесятью сантиметрами с трудом дотягивался рукой до верхней части окна. Пол был из толстенных досок, скреплённый по три доски нагелями, с выступающими почти на сантиметр «желваками» бывших сучьев вследствие износа.
Первое время, пока жили вместе, вместе и питались, иногда в столовой, иногда сами готовили. Но вкусы у нас оказались разными.
– Ты чего такие сухие щи сварил? – высказывал претензию Вовка.
Я его не понял и в следующий раз он сварил щи сам. В кастрюле на палец толщиной плавал топлёный жир, который мне поперёк горла становился. Вовка же сразу после горячих щей пил холодную воду, «чтобы жир завязался». Вскоре он отселился и отпала необходимость вместе столоваться.
В начале, по простоте душевной я пытался подсказывать, вносить свои предложения по работе лесничества, но увидев недовольство «шефа», оговорил распределение обязанностей: я с лесниками на отводах в лесу, он — все внешние контакты, строительство конторы и руководство заготовкой. Когда материалов отводов набралось достаточно, вообще оговорил себе право работать на дому, потому как в кабинете сидеть было неудобно и народ ходил, отвлекал, да и «шеф» нервничал в моём присутствии.
По утрам я первое время регулярно появлялся в конторе, несмотря на то, что жили мы с Рыжим в комнатах напротив.
Начальник! Запомнилось, как он людьми командовал.
В ходу у него были две любимые фразы:
– Пи*деть, мешками не ворочать!
А когда считал, что лесникам пора бы и контору покинуть, то изрекал:
– Хватит пи*деть, пошли работать!
Услышав впервые такое «ясное» указание, я повременив, вышел вслед за лесниками и прежде, чем идти обрабатывать материалы отводов, догнал их на краю леса. Лесники стояли на опушке и недоумённо переговаривались.
– Мужики, так что делать думаете? – задал им вопрос.
– Да вот вчера участок молодняков не закончили, пойдём, наверное его доделаем.
– А на завтра? – уточнил я, потому как с Рыжим все плановые объёмы и кто где чего делает наперёд предварительно оговаривал. Ему оставалось только руководить.
– Не знаем, куда лесничий пошлёт! – а куда он пошлёт, я уже догадывался. Потом и в контору я стал приходить в период обработки документов отводов только по понедельникам.
Новую контору строила бригада с западной Украины. Строили без проекта, из лесхоза только снабжали стройматериалами, а на месте руководить должен был Рыжий. Но однажды он попросил меня:
– Слышь, там бригада не знает что и как, ты подскажи им, – и с трудом выдавил, – пожалуйста!
Отчего же не подсказать. Пришёл, расспросил. Строители разговаривали со мной на украинском, я с ними по-русски, но друг друга понимали очень неплохо. Если кто из местных случайно присутствовал при таких разговорах, то удивлялись:
– Как ты их понимаешь? Вообще ничего не понятно из того, что они говорят!
Я пояснял, что в третьем классе целый год учился на Украине, потому и очевидно догадываюсь о значении многих украинских слов, хотя сам мовой не владею. Вовка как-то пытался меня заставить произнести правильно слово «поляныця», и отстал, довольный, что чисто мне его произнести не удалось.
– Здорово, мужики, в чём проблема? – обратился я к строителям, - меня к вам лесничий послал.
– Да вообще ничего непонятно, что у него ни спросишь, ничего ответить не может, – в переводе на русский получил ответ.
Вникнув, за ночь нарисовал проект планировки кабинетов с учётом лестницы на мансарду, которую так же запланировал, распределил сдвоенные окна, чтобы оставались длинные сплошные стены для документации. Проект свой отдал строителям, потом ещё пару раз заходил, подсказывал. А однажды обнаружил, что окна они устраивают не так, как я им нарисовал. По воскресеньям они никогда не работали, несмотря на то, что устанавливалась хорошая погода после дождей, ссылаясь на соблюдение религиозных обычаев. В очередной понедельник с утра Вовка мне ничего особого не сказал, а когда я заглянул на строящийся объект, то обнаружил, что окна они устраивают как в деревенской хате, через метр на каждой стороне.
– Ребята, а чего это вы так окна решили делать? – уточнил я, предчувствуя ответ.
– Так Володя был, сказал делать всё по хохляцки!
– А, ну-ну, – отреагировал я на это и категорически отказался отвечать на тут же посыпавшиеся на меня очередные вопросы, – Володя вам уже сказал как делать, вот к нему и обращайтесь! – и занялся только отводами. О них расскажу отдельно.
Читать далее: «Скоростные отводы»
http://www.proza.ru/2016/01/31/1274