Очень длинный день

Георгий Разумов
 
      По окончании первого курса, летом 65 года довелось мне попасть в составе студенческого стройотряда на юго-восток Карагандинской области, в район северного Прибалхашья. Помню, нас долго возили в грузовиках по бесконечным горно-степным дорогам. Наконец, прибыли в райцентр с романтическим названием  Актогай. Пару дней потолклись там, а потом нашу бригаду направили в аул Сарытерек. Название в переводе звучит как желтый тополь, но мы там не видели не только тополей, но и деревьев вообще.
      Типичный аул тех лет. Вперемешку юрты и саманные дома. Изобилие собак, детворы, овец, коней, верблюдов. Поселение приткнулось к берегу небольшой речки, название которой помню до сих пор - Токрау. Течет она с предгорий мелкосопочника Аркарлы, сначала на юго восток, потом резко сворачивает  на юг, стремится к Балхашу и, не достигая его, теряется в бескрайних степях и сопках - пересыхает. Однако, в Сарытереке Токрау еще достаточна полноводна и шустра в течении, чтобы мы свободно могли купаться, что мы и делали с превеликим удовольствием, ибо стояла страшная, просто знойная жара.
      Целую неделю вальяжное совхозное начальство с умным видом размышляло, куда и как нас распределить по строящимся объектам. Пока суть да дело, главный инженер  совхоза, симпатичный казах лет тридцати с одиозным именем Опий, оперативно использовал нашу рабсилу на разного рода работах.
      Разместили нас  в саманном бараке, в отдельных комнатах, человек по шесть-восемь. Условия - спартанские. Матрацы, набитые сеном на полу, туалет на улице, поодаль - крытая навесом столовка по типу полевой кухни. Заправляла там хозяйством молоденькая казашечка 25 лет, у которой к той поре было восемь детей, а в округлой формы животике уже прописался девятый. Помогала ей пожилая женщина, которую все величали байбише, то бишь, уважаемая бабушка, или - главная жена, хозяйка дома.
      Мы были молоды, настроены оптимистично, никто не жаловался на примитивный быт. Пожалуй, я думаю, его мало, кто замечал, если только девчонки.
      Наконец, распределение закончилось и мне, в составе звена  Генки Ли, нашего сокурсника с санфакультета, выпало ехать в Аксай - белую долину Там мы должны были построить кошару из камня размером стопятьдесят метров на сто.
      Приехали, спешились с грузовика. Нас 11 человек парней и одна девушка по имени Инга. Она должна была работать поварихой. На месте работ стоит симпатичный беленький финского образца домик. Рядом с ним - крошечное озерцо размером три на два метра, очень глубокое (потом промерили).
      Всюду каменистые сопки, от домика куда-то дальше, к горам, уходит долина, это и есть собственно Аксай. По склонам - кустарник. Потом оказалось, что в этом кустарнике в изобилии растет дикая черная смородина. Откуда там эта ягода - так и осталось тайной.
      Разгрузили пожитки, продукты, орудия труда. За домиком стоял грузовик ГАЗ-51 и трактор Беларусь с тележкой.  Опий, которого мы меж собой стали называть прорабом, быстро показал, что, где и как, сел в машину и был таков - торопился домой в Сарытерек, до которого было ровнехонько семьдесят километров. Ни связи, ни электричества, никаких удобств. В довершение всего оказалось, что вода в  озерце горько-соленая и пить ее нельзя. Потом мы обнаружили еле заметную тропинку вверх, в гору, и там нашелся источник питьевой воды с приямком. Источник очень скудный, за сутки набегало ровно три ведра воды. Поэтому мы варили ведро то ли супа, то ли каши, ведро компота из привезенных сухофруктов и местной смородины, еще ведро-полведра оставалось на умывание и мытье посуды.
      Заглянули в домик.  Там - полнейший беспорядок, грязь, мусор, поломанные прутья, и черт знает что еще. Не теряя времени, принялись за уборку. Тут я заметил нечто такое, отчего энтузиазм по поводу приличного жилья у меня сразу резко уменьшился: увидел в щелях несметное количество тощих клопов. Указал пацанам на это факт, но они как-то наплевательски легко отнеслись к этому.   Красавец-грек Лазарь сказал: мы будем спать на полу, в центре комнаты, твои клопы нам ничего не сделают, им до нас не доползти. Я однако, на этот счет имел другое мнение и сказал, что в домике жить не буду. За мной пошел только кореец  Генка Ли. Мы вышли с ним на воздух, подобрали старую железную бочку, накидали в нее кизяка, валявшегося вокруг в неимоверном количестве, разместили ее таким образом, чтобы дым, выходящий из отверстия, стелился над нами - лучшая защита о москитов. Прямо на землю постелили матрасы и наше жилище на первую ночь было готово. Разожгли кизяк в бочке, легли, укрылись плотно одеялами, благо их было достаточно, поболтали и заснули.
      Ночью нас разбудили дикие вопли грека Лазаря, гиганта Мишки Кочегарова, да и остальные пацаны выражались весьма конкретно. Фонарик был только у меня, забегаю к ним и что мы видим? -  полчища клопов падают на наших "культурных интеллигентов" прямо с потолка и сходу впиваются в их молодые и вкусные тела.
      Картинка жуткая: клопов - миллиарды. Ни о какой борьбе с ними, тем более, победе, речи и быть не может. Финита ля комедия. Все начали выскакивать на улицу и "подселяться" к нам, но дыма из бочки было мало, поэтому большинство под его защиту не попало, и теперь они уже страдали от гнуса. Но от него можно было хоть как-то малость спастись, укрывшись одеялом.
      Наутро мы первым делом сколотили навес, подложили под матрацы нечто типа настила из досок, вроде, как примитивный пол, по углам поставили пустые бочки, начинили их опять кизяком. Вот так уже можно было достаточно безопасно спать. Дожди там - явление крайне редкое, особенно летом, а все остальное мы считали пустяками и мелочью, недостойной внимания.
      Потекли рабочие будни. На тыльной стороне соседней  скалы мы долбили шурфы, закладывали взрывчатку, добывая таким образом строительный камень. Грузили его в тракторную тележку и грузовик, подвозили к месту работы, готовили раствор и клали стену по периметру кошары. Никто нас подрывному делу не обучал, зачётов по технике безопасности никаких не сдавали, про права на вождение грузовика и автомобиля и не вспомнили. Работайте, ребята - вот весь сказ. Периметр составлял ни много, ни мало  - аккурат пятьсот метров. Строение, как видите, масштабное. Работали от зари до зари, были мы молоды, силы у каждого было немерено, впахивали так, что любые ударники коммунистического труда могли бы позавидовать. Никаких выходных, о них и не вспоминали. В такой глуши, когда ближайшее жилье в семидесяти километрах и делать-то больше было нечего, как только работать. Иногда работу заканчивали пораньше, мылись соленой водой, потом малость ополаскивались пресной, предварительно дав Инге задание чуточек ее подкопить.  Попутно дурачились, травили анекдоты, представляли всякого рода сценки из прошедших будней, изображая кого-нибудь в комичном свете. Дружно, но беззлобно подтрунивали над Ингой и над Генкой Ли, который считал своим долгом ее особо оберегать, хотя никто из нас даже и в мыслях не держал сделать ей что-нибудь обидное. Короче, все шло просто замечательно до тех пор, пока Инга утром не сказала: - все, ребятки, сухофрукты у нас закончились, тушенку я сегодня заложила последние четыре банки, мука тоже кончилась, остались соль и лавровый лист, ну и  там еще малость сахара и так, кое-чего по мелочи.
      А тут еще и Леха, который заведовал горючим, добавил маслица в огонь:  а у нас и голючки плактически нету, ни солялки, ни бензина - прокартавил он своим  привычным быстрым фальцетом.
      Повисла тишина. Начали вспоминать, когда приехали, начали считать дни, припоминали, что сказал Опий, когда уезжал. Получалось, что про нас аккуратно забыли. Решили устроить день отдыха, совместив его с банным днем. Отрядили троих в долину собирать смородину, хоть компоту сварить. Еще в самом начале мы с Генкой на всякий случай отложили НЗ. Вот этот случай и наступил. Пока мы о нем с ним молчали. Помылись, подурачились, помогли Инге сварить компот. Короче говоря, промаялись дурью целый день. Никто не приехал, и в стороне Сарытерека ничего не пылилось, предвещая машину. Вечером призадумались. Кто-то робко кинул идею: надо идти в совхоз, дескать, сколько мы тут еще просидим:? Камни возить не на чем, а на себе их голодными много не натаскаешь.
      Сначала идею отвергли, но потом все-таки трезвый рассудок подсказал, что это как раз то, что нужно делать в данном случае. Возник вопрос: а кто пойдёт?  В таких случаях я всегда стараюсь первым вызваться. Во-первых, не люблю сидеть и томиться неизвестностью, во-вторых, как правило, люди начинают что-то хитрить, проявлять не лучшие свои качества. Вот чтобы всего этого не видеть, сам объявил, что пойду в Сарытерек. Семьдесят километров - не такой уж большой путь, к тому же у меня есть навыки ходьбы на дальние расстояния - так я сказал бригаде. Мой "энтузиазм" ни у кого возражений не вызвал.
       Ближе к вечеру мы с Генкой извлекли свой НЗ, позвали Ингу, покумекали, получалось, что нашего припаса дня на два при экономии может хватить. Банку тушенки я взял себе в дорогу. Еще прихватил спичечный коробок соли, фляжку литровую воды, и сухарей из НЗ, да с десяток кусочков рафинада. Сунув свой нехитрый провиант в небольшой рюкзачок,  лег спать. Вставать наметил совсем рано - путь далекий. Настроил себя на неторопливый шаг, без рывков, перемены темпа ходьбы, и прочих нюансов: я не собирался ставить мировой рекорд, просто я должен был пройти семьдесят километров по выжженной каменистой и гористой  степи, где не было ни капельки воды и никакой возможности укрыться от беспощадно палящего солнца.
       Проснулся в начале четвертого. Быстренько распалил таганок, поставил согреться кружку воды в чайнике, круто заварил чая № 36 (тогда в Казахстане самый ходовой и желанный товар) в ней, неторопливо выпил его, прибрался на столе, посмотрел на спящий народ, посмотрел на восток, посмотрел на север и двинулся в путь.
       Обдумывая накануне путь, принял решение идти напрямую, держа общее направление, так как если следовать изгибам дороги, ведущей к нам от Сарытерека, мне пришлось бы прошагать гораздо больше семидесяти километров. Поселок от нас находился практически строго на север, а дорога, как мне запомнилось по пути сюда, выписывала кривую, напоминавшую латинскую букву S, да еще и с дополнительными извивами. Общую карту местности я хорошо себе представлял, и риска заблудиться и потеряться в бесчисленных горах, долинах и распадках у меня не было. Где-то почти в четыре утра я был в пути. Солнце еще было за горизонтом, но его присутствие уже не угадывалось, а реально определялось алым полотнищем с восточной стороны.
       Было удивительно тихо, ни ветерка, ни каких-то звуков, ни шороха. Природа как бы замерла в предвкушении появления солнца. Передо мною лежала страна, которую в учебниках географии называли скучным термином Казахский мелкосопочник. Вряд ли кто-то из читающих этот учебник мог представить себе за этим серым термином то калейдоскопическое изобилие красок, которое открывалось взору путника, вступившего на землю этого края.
       Я поднимался на невысокую гору, держа путь на север. До вершины оставалось совсем недалеко, как, наконец, вынырнуло солнце и осветило вокруг все, а не только отдаленные вершины других гор вокруг меня. Было отрадно видеть  удивительное изобилие причудливых форм скал и камней, рожденное прихотью игры ветра и воды, перепады расцветок ярко освещенных вершин и полутонов теней долин и распадков, играющих то темным аквамарином, то почти иссиня-черным цветом спрятавшейся за отвесными скалами и обрывами еще не окончательно ушедшей ночи.         
С вершины горы, на которую я взобрался, мне открылся захватывающий вид горной страны: где-то там, далеко внизу, была видна долина, по ней змейкой вилась дорога, в отдалении царили в гордом и величавом молчании вершины других гор, за которыми виднелись еще более высокие горы. Эти вершины, эти горы, казалось, громоздились друг на друга, поднимались все выше в небо. Общий вид рельефа стремился в высоту и венчался далекой, почти невидимой вершиной горы Аксоран - патриарха  горного массива, по которому я шагал неторопливым шагом путника, идущего не спеша по каким-то своим, ведомым только ему, делам.  Картина напоминала мне в какой-то степени горный аул, сакли которого, цепляясь одна к другой, взбирались на пологий склон горы. В зависимости от того, как падал свет солнышка, более высокие вершины горели цветами то гранита, то свинцово-серым, то темным и мрачным, словно некие двери, ведущие в мрачное подземелье.
        Внизу видно было пестрое лоскутное одеяло  долин, окрашенное в желтые и бледно-зеленые цвета.
        Переведя дух, я постоял пару минуток, любуясь этой сказочной красотой и намечая себе дальнейший путь, выбирая в качестве ориентиров вершины соседних гор и двинулся дальше. Шагал я, как и наметил, в неторопливом темпе. Мелкие камешки шуршали под подошвами моих ботинок, путь шел под уклон, солнышко светило мне в правый висок, далеко-далеко впереди манила меня моя цель, которую я, конечно, не видел, но о существовании которой точно знал. Спускаясь с горы, я зашел в какую-то неглубокую лощинку, нечто вроде складки на склоне горы, склон этой лощинки оказался достаточно крутой, пришлось слегка поднапрячься, я уже почти взобрался, как почувствовал, что стелька в правом ботинке опять предательски сдвинулась. Присев на камень, я решил разуться, просушить малость на воздухе ноги и выбросить эту штуку, которую уже несколько раз поправлял. Через минуту я, уже обувшись, встал, и тут из-за крутого излома края складки, который был чуть выше меня, появился олень. Увидев меня, он застыл, как изваяние в грациозной позе, застыл и я, боясь его спугнуть, и желая немного подольше полюбоваться его красотой. Так и стояли мы в полутора метрах друг от друга, застыв, и глядя друг другу в глаза. Наконец, олень, изящно прыгнул в сторону и исчез за бугорком. Я выскочил наверх, но он уже прыгал по камням совсем далеко, метрах в пятнадцати и скоро совсем скрылся за валунами. Кстати, если не считать орлов, парящих в неимоверной высоте, это было единственное живое существо, встреченное мной на пути.
        Позавидовав в душе легкости его шага, я двинул в путь. Время шло,солнышко упорно взбиралось к зениту, подсвечивая мне уже в затылок справа.  Утренняя прохлада быстро отступила под натиском его жарких лучей и уже давала знать о своем приближении полуденная жара. Я шел, шел, и шел. Ничто мне не мешало, в голове бродили разные мысли, почти подсознательно я корректировал направление своего движения, наблюдая за постепенно меняющейся местностью, выбирая все новые вершины в качестве ориентиров.
        Время от времени я кидал в рот пару-тройку кристалликов соли, если чувствовал, что во рту пересохло. От соли образовывалась слюна, чувство желания попить воды пропадало, и я шагал дальше, не прибегая к помощи фляжки с водой.
        Если же поддаться искушению и выпить воды, то через некоторое время желание пить становится многократно сильнее, и тогда пиши - пропало, ты будешь пить, пить, пить и потеть, потеть, потеть, что быстро вызовет  слабость и усталость. Силы заканчиваются, и тут уже нужно принимать какие-то меры к  их восстановлению и нормализации водно-солевого баланса, как говорят в таких случаях умные люди врачи.
         Часам к четырем стало почти нестерпимо жарко, да я и притомился уже. Решил сделать хороший привал. Выбрав местечко в распадке под скалой, сел в тень, достал сухари, тушенку, воду и сахар. Вскрыл банку, не торопясь, уничтожил ее содержимое, с удовольствием запил это сытное, но не очень вкусное блюдо водой,  подсластив  её сахарком. Привалившись к скале, закрыл глаза и даже минуток тридцать придремал. Очнувшись, огляделся, сориентировался и двинул стопы дальше.               
         Солнце палило мне уже в затылок, переходя на левую сторону. Тень моя шагала теперь не позади меня слева, а впереди и справа. Время шло, тень моя росла, солнышко все больше склонялось к горизонту, двигаясь в направлении далекой Бетпакдалы. Жара постепенно спадала. Откуда-то справа вынырнули столбы с проводами телефонной связи - первые признаки наличия на земле цивилизации за весь длинный день. Через полчаса слева  путь мне пересекла дорога, или то, что мы называли тогда дорогой - обычная поверхность земли, по которой наезжены автомобилями колеи. По всему чувствовалось, что скоро я увижу Сарытерек.
        Однако, прошло еще много времени, прежде, чем эта картинка появилась воочию. Когда я подходил в западной оконечности аула, как и рассчитывал, времени уже было около десяти часов вечера, солнце спряталось за горами, начинало темнеть. Не заходя никуда, я дошел до берега реки и  с наслаждением упал в течение Токрау. Вода ее показалась мне слаще всех наслаждений мира. Долго я просто лежал в воде, омываемый шустрыми струйками воды, чувствуя иногда, как рыбки щекотали мне кожу. Насытившись этим сказочным чувством речной прохлады, я выбрался на берег, оделся и двинул в общежитие. Мое появление там было сродни взрыву маленькой, но яркой бомбы. Пацаны закидали меня вопросами, но я, уже почти полусонный, практически падая с ног, однозначно отвечал им: - завтра, все завтра. Почувствовал под собой матрас, и мгновенно провалился в небытие.
       Назавтра я порешал все хозяйские дела, вдоволь и с наслаждением поругавшись с тамошними начальниками, в том числе и пресловутым Опием, загрузил полную машину продуктов и горючего в бочках. Вечером, но еще засветло, тронулся в путь. Торопился, знал, что там меня ждут голодные пацаны, через два часа я был на месте.
       Вот так завершился мой сарытерекский анабазис, если прибегнуть к помощи лексических перлов великого и почитаемого мной  Ярослава Гашека.
       Назавтра работа закипела, и жизнь вошла в свое повседневное русло. Ко второй половине августа мы закончили порученные нам работы и благополучно вернулись по домам.