Юра мотал свой срок. На зоне подхватил туберкулез и был переведен на больничку.
Огляделся на новом месте, и охватила Юру тоска. Сильно домой захотелось. Мама дала Юре одну молитву, которую он помнил назубок.
- Господи, благослови! - сказал Юра, взял свою телогрейку, подхватил с земли какую-то жердину и пошел прямо на забор. А он высокий, и наверху еще колючая проволока намотана. Идет Юра на забор, а сам молитву читает непрерывно. И сам не понял, как наверху оказался. По телогрейке через колючку перелез, а там еще забор, выше прежнего.
Знает Юра, что тут и овчарки сторожат, и патрули, и попки на вышках, а только ему все едино. Перекинул Юра свою амуницию, сам спрыгнул, и таким же манером через второй забор перемахнул.
А там и третий, последний, самый высокий. Юра знай себе молитву твердит и прет напролом. Перемахнул и был таков.
Идет скоро, не оглядывается, сзади тихо все.
Так домой и пришел, к маме с папой.
Дома Юру и взяли, тепленького.
И привезли Юру к самому главному генералу. Тот ласковый такой, чай предложил, да и говорит:
- Юра, мы тебя простим, и срока тебе не добавим, если ты мне честно расскажешь, как ты смог средь бела дня убежать?
Юра скрывать не стал.
А когда на зону воротился, то узнал, что после его побега начальник караула повесился.
Много воды утекло с того времени. Отмотал Юра свой срок.
Добрый Бог дал Юре увидеть и Лавру преподобного Сергия, и Печоры Киевские, и Оптину, и Валаам, и Бари, и Кипр, и Афон...
И пошел Юра в монахи.
Пы Сы: о молитве, которую мама Юре дала, не спрашивайте - ни за что не скажу!
Пы Пы Сы: офицера жалко.