Из новостей слышал, что скоро начнется запись и подготовка членов экипажа для полета на Марс.
Корабль космический или морской – проблема одна: психологическая совместимость группы людей находящихся длительный период в замкнутом пространстве.
Нам помогали решить эту проблему два способа: увлечение чем либо, не требующим большого пространства, и чувство юмора.
Увлечением каждый спасался сам. Кто чтением, кто письмом, кто поделками, короче тем, что мог придумать. А вот чувство юмора спасало всех. Поэтому на флоте так и ценится хороший (беззлобный, не садистский) розыгрыш.
Как правило, «старики» разыгрывали «молодых».
Радисты заставляли «салаг» отгонять от антенны веником помехи, кок продувать макароны, у механиков были свои розыгрыши.
Особенно "зверствовал" боцман : он заставлял молодых ножовкой по металлу отпиливать одну лапу якоря. (У этой многотонной махины их две, они ими зарываются в дно, чтобы удерживать корабль на месте.) Он опускал их на беседке с полубака (возвышение на носу корабля) и потешался, пока несчастный несколько часов елозил маленькой пилкой по металлической громадине.
Мы стояли в судоремонтном заводе, когда к нам пришло очередное пополнение. Боцман снова взялся за свое. Опустив очередного молодого с пилкой в руках за борт, боцман пришел на ют (возвышение на корме корабля) и начал в красках описывать, как очередной "дебил" набирается "науки" распиливания якоря (пилите Шурочка, пилите, она золотая). Сам он от своего рассказа смеялся даже больше немногочисленных слушателей.
Он ещё не закончил в красках описывать процесс "воспитания молодого" как этот самый молодой пришел к нему на ют и доложил, что задание выполнено.
То что, произошло потом, на всю жизнь запомнилось присутствующим, а остальные члены экипажа долго жалели о том, что не смогли при этом присутствовать.
- " Как!... Ты!... Пилкой!?..." - только и смог спросить боцман.
- "Зачем же пилкой? - возразил "салага". - Вы же сами говорили, товарищ мичман, что матрос от солдата отличается сообразительностью и инициативностью. Мимо заводские плыли на катере, у них автоген был, я попросил, и они мне за пять минут лапу кислородом отрезали."
- "А лапа где, - только и сумел спросить боцман. - Утопил?"
- "Нет, её заводские забрали, зачем она нам, если мы её отрезали. Я отдал за работу..."
Боцмана спасло только то, что в его роду не было сердечников. Мы уже думали, что его там на юте хватит кондрашка. А "салага" стоял и недоуменно смотрел на него своими "наивными" глазами.
Боцман мысленно попрощался со всей своей годовой зарплатой (приказ то он отдал при многочисленных свидетелях) и на негнущихся от ужаса ногах поковылял на бак оценить размер "катастрофы".
Заглянув вниз он вновь испытал шок. Молодой просто "пошутил". Якорь был цел. Но корабль потешался над «бедным» боцманом, целую неделю не переставая.
Боцмана подвел "узкий кругозор".Он не сам придумал этот розыгрыш. В свою бытность "молодым" так же "точил" якорь, поэтому и "отыгрывался" с энтузиазмом на молодых. В морской литературе уже давно детально описана эта процедура, а так же самая лучшая реакция на неё. Салага, в отличии от боцмана, любил читать.
Этот молодой был радиометристом (обслуживал радиолокатор и другое навигационное оборудование). Жил в нашей каюте.
Нас было пятеро акустиков и он шестой. Мы звали его Батя. Через месяц после прибытия на корабль он получил письмо о том, что его девушка беременна, и может родить, не дождавшись его. К письму прилагались соответствующие справки, и командование было вынуждено его срочно «отпустить» домой на побывку.
Вернулся он через неделю законным мужем, а через месяц стал и «счастливым» отцом. За что и получил свое прозвище. (Кстати мое было «Наука»).
Офицеры ставили нам его в пример: «Учитесь как надо! Вернется домой, а там уже двухгодовалый парень. Никаких тебе пеленок и бессонных ночей».
Боцман, когда немного отошел от «стресса» с якорем, попытался было стравить на Батю свой «пар», и начал перечислять все возможные способы имтимных отношений со всеми близкими и далекими родственниками Бати. Когда Боцман затронул его мать, Батя, нисколько не смущаясь парировал: «Зачем же мать? Можно и козу впоймать. И е..ть низко, и целовать близко!»
Чем вызвал гомерический хохот уже многочисленного окружения и остановил душевные излияния боцмана. Офицеры тут же Батю забрали к себе в кают-компанию вестовым, где он, обслуживая их за столом, постоянно веселил своими шутками-прибаутками.
Он стал у нас «королем» розыгрыша и «гением» шутки. За словом в карман не лез, мог любого легко отбрить, а потом и сам начал «злоупотреблять» своими способностями.
Дежурные по кораблю после сигнала побудки проходили по каютам и проверяли, кто как встал. Батя тут же приноровился пристраивать над дверью прогар (флотский рабочий ботинок), и дежурный, открыв дверь в нашу каюту получал в лоб прогаром. Чем резче открывалась дверь, тем сильнее был удар.
Дежурные стали очень осторожно открывать дверь. Тогда Батя соорудил сложную конструкцию из кастрюли с водой, капронового шнура и сложной системы блоков, которая окатывала вошедшего дежурного водой.
В конце концов, Батя приучил дежурных, и те научились обходить все его ловушки. (После Бати они и по минному полю перекрытому многочисленными растяжками прошли бы без единой царапины.)
А Батя начал получать многочисленные «обратки». Разыграть его стало делом чести каждого на корабле.
Спали мы в нашей каюте на двух «этажерках» по три койки. Моя койка была средней на «этажерке» возле иллюминатора, а Батя спал на верхней койке другой «этажерки».
Как то раз, войдя в каюту, я обратил внимание на неестественное «напряжение» моих товарищей. Они усиленно «не обращали» на меня внимание. Дело было вечером, уже после вечерней поверки. Все готовились спать. Особенно меня насторожило то, как Батя старательно прятал улыбку.
Моя кровать была мне видна от входа в каюту, и я увидел сырое пятно на своей постели. Мне стало сразу всё понятно: что произошло и кто инициатор происходящего.
Я «старательно» не видел случившееся и активно занялся своими делами вне моей койки. Все, сдерживая смех, ожидали реакции. А я начал бриться у умывальника.
Намылился, сбрил выросшую за день щетину, выполоскал свою бритву в стакане с водой. Всем было очень смешно, но ранний смех сорвал бы розыгрыш, и они все отворачивались от меня, чтобы скрыть свои улыбки, чем облегчили мне задачу, и я, незаметно для них, вылил стакан воды на койку Бати.
После этого я не спеша умылся, вытерся полотенцем, снял робу, и начал «расстилать» свою постель. Естественно, я «обнаружил» каверзу, демонстративно смачно выругался, и вызвал всеобщий смех.
Особенно веселился Батя.
- Ну, Наука! Ну как же ты так опозорился? Это же надо, обмочиться в кровать!
Естественно, мне пришлось идти к баталеру (корабельному кладовщику) и просить у него сухое бельё, а Батя следовал за мной и всем комментировал мой «позор».
Баталер поворчал (но не на меня, а на Батю, который уже достал всех своими розыгрышами) и выдал мне сухой комплект. Я вернулся в каюту, перестелил постель, забрался в неё, включил лампочку у изголовья и принялся читать журнал «Иностранная литература», который выписывал для себя.
Все потихоньку угомонились и разлеглись по своим постелям, один Батя продолжал «наслаждаться» результатами очередного розыгрыша и комментировать мою «уморительную» реакцию.
Наконец и он угомонился и начал раздеваться.
Удовольствие того момента я не забуду никогда. Я отложил журнал и с наслаждением наблюдал за тем, как он разделся и полез разбирать свою постель. Его дикий вопль, и последовавший за ним мат, до сих пор согревает мою душу.
И "мстя" моя была ужасна...
А вот когда остальные поняли, что произошло, и началось настоящее веселье. К баталеру, который уже крепко спал, за сухим бельем мы шли всей каютой, посмотреть, как тот отреагирует на просьбу Бати…